Я молча встал и пошел.
– Ты че, охренел? – прохрипел вдогонку Баклан. – Помрешь ведь с голоду! Он-то нас спокойно зарезал бы и съел! Вернись! Мы спасемся вместе!
Я не ответил ему и молча продолжал идти.
– Ну и хрен с тобой!
Мне казалось, что Баклан зарычал. Осторожно бросил беглый взгляд назад. Баклан с остервенением резал труп ножом.
Я поплелся подальше от этого места.
Не знаю, сколько времени блуждал по лесу. Наконец вышел на поляну. Шатаясь от бессилия, все шел и шел вперед. До сих пор не могу понять, но кажется, какие-то таинственные силы вели меня, не давая упасть.
Я шел, уже абсолютно запутавшись, потеряв всякий ориентир. Везде были деревья и только деревья. Казалось, они молча, с холодным безразличием ждут, когда упаду и под каким-нибудь деревом останусь навеки. В голове шумело, в глазах помутнело, я уже почти терял сознание. Местами приходил в себя, будто выплывая из тумана, затем снова впадал в забытье. Думал, это конец. Помолился Аллаху, приготовился к смерти, но все еще по инерции шел вперед…
Милость судьбы
Неожиданно я увидел человека, идущего впереди!
Он шел в моем направлении, но сворачивал чуть вправо. Откуда появился – загадка. Шел так легко, как будто скользил по густому травяному покрову леса. Его белая одежда, похожая на чапан – казахский халат, развевалась на ходу. Он шел, не оборачиваясь, я хотел окликнуть его, но не мог произнести ни звука. Боялся, что он не заметит меня и вскоре уйдет далеко. Стараясь не отстать от него, приложил все силы, чтобы прибавить шагу, но спотыкаясь от бессилия, упал. Когда поднялся, того и след простыл. Перед тем как упасть, заметил, что человек прошел между двумя большими соснами, я тоже по инерции поплелся в ту сторону.
И тут увидел зайца.
Оторопев сначала, быстро взял себя в руки и начал подкрадываться. Но разве можно запросто поймать зайца? И, о чудо, заяц был в капкане!
Если капкан, то значит, и люди где-то рядом! Но в тот миг не до этого было! Я быстро схватил испуганного зайца, прошептав «бисмилляхи», зарезал его. Быстро развел огонь, разделал зайца, и поджарив, начал есть…
Мне тогда казалось, что я никогда не ел такого вкусного мяса. Пока ел, вспомнил давнюю картину голодной годины: незнакомца, умершего в степи от голода, так и не дотянувшегося до замерзшего суслика! А ведь я тоже мог умереть так. Стоило пройти в нескольких шагах от зайца! Уму непостижимо – в глухой тайге попасть прямо на зайца в капкане! Веря и не веря своему счастью, мысленно поблагодарил Всевышнего и аруахов – духов моих предков. Да, не простая случайность все это! Уже сколько раз смерть была буквально рядом, но в самый последний миг каким-то таинственным образом приходило спасение. Вера воодушевляла, и я воспрял духом.
Поев, я заснул мертвым сном.
Не знаю, сколько времени прошло, но проснулся от какого-то странного ощущения. Когда приоткрыл глаза, передо мной стояла женщина с ружьем!
Вначале подумал, что мне это мерещится.
Нет, это была действительно женщина. Она заговорила по-русски:
– Эй, кто ты?
Я молча глядел на нее, с облегчением понимая, что это спасение.
– Эй, старик! Отвечай живо!
Она вскинула ружье.
– Сдаюсь! – вымолвил я наконец.
Она подошла ближе и стала задавать мне вопросы: кто, откуда, какими судьбами?
После короткого допроса, она повела меня за собой. Мы недолго блуждали по таежным тропам и пришли в маленькое поселение. Поселение состояло из нескольких дворов – старых, заброшенных. Некоторые избы уже разваливались.
Мы вошли, судя по всему, в ее избу. Она молча приготовила чай. Глотнув горячий напиток, я удивился необыкновенному вкусу.
– Пейте на здоровье. Это травяной чай.
– Спасибо! Вы спасли меня!
Ответ был поразительным.
– Спасенный спасает спасителя! Это вам спасибо!
Ее звали Татьяна. Она была красивая, крупная женщина со светлыми волосами. Потом выяснилось, что ей сорок лет. Ее движения отличались силой и гибкостью. Мы разговорились, привыкая друг к другу.
Татьяна рассказала, как попала сюда. Оказывается, они с мужем во время репрессий, в тридцать восьмом попали под колпак и, опасаясь ареста, бежали из Омска в небольшой поселок в сибирской глухомани, к бабушке.
– Через год, когда энкеведешники все-таки пронюхали, что мы живем в глухом районе и начали плести вокруг нас свои сети, бабушка подсказала нам, что надо бежать в тайгу. Она знала, что в этих краях есть несколько поселений и посоветовала пожить там несколько лет до лучших времен. Мы подготовились, оставили сына и дочку у нее и тихо улизнули прямо из-под носа ищеек Берии. Легенда бабушки для них была такова: «Ушли в тайгу за грибами, да так и не вернулись! Заблудились, наверное!». Ну, естественно, кто будет искать в глухой тайге двух врагов народа? Да и время такое, на все рук не хватает. А мы долго блуждали по тайге, прошли не меньше сотни километров. У нас было ружье с патронами, продукты. И наконец, случайно наткнулись на это поселение староверов. Они, оказывается, еще в прошлом веке ушли в тайгу, спасаясь религиозных притеснений. Старушки сказывали нам, что больше века жила здесь их община, оторванная от остального мира. Когда мы пришли сюда, их осталось совсем мало – несколько дворов и всего девять человек. Со временем все померли, кроме одной бабушки.
Татьяна немного помолчала. Потом тихо сказала, что год назад, осенью, внезапно скончался ее муж.
А весной умерла старушка, последняя спутница и опора. Татьяна осталась совсем одна в бескрайней, непроходимой тайге.
– Я русская, и муж у меня был русским, – говорила она. – Оба были христианами по рождению. Но в школе и в институте нам вдалбливали, что бога, творца нет! Есть только вечная материя, которая была всегда, переходит из одного состояния в другое и никогда не исчезает. Дома бабушка твердила – «На все воля божья!» Вот теперь решайте сами, какой вере принадлежу я?! Ведь не исповедую христианство как полагается, хотя верю в создателя. Заколдовали нас советский атеизм со своим материализмом, что поделаешь.
Посмотрев в старенькое маленькое зеркальце, я невольно вздрогнул и понял, почему Татьяна назвала меня стариком. Уже забыл, когда в последний раз смотрелся в зеркало. И то, что увидел, поразило. Изможденный, обросший, покрытый сединой морщинистый облик стареющего человека лишь слегка напоминал родное обаятельное лицо! А ведь мне было всего пятьдесят лет, и я никак себя стариком не считал.
Первые несколько дней я спал как убитый. Наверное, после госпиталя так не спал. Таежная тишина, чистый воздух и покой – что еще нужно измученному человеку. Самое главное, здесь не было ни войны, ни лагеря, ни особистов, ни паханов! Не было никакой власти!
Но, не было и людей! Об этом начал думать потом, спустя некоторое время. А в начале хотелось отдохнуть и забыться, забыться и отдохнуть!
Случившееся со мной было милостью судьбы, подарком. После стольких лет адских испытаний вдруг оказаться в тихом таежном селении, где вокруг девственная природа, тишина и покой!
Приходил в себя долго.
В то время мое положение было незавидным – бежал от одной смертельной опасности к другой. Даже если вышел бы из тайги к какому-нибудь городу, станции, все равно пришлось бы отвечать на вопросы властей – кто, откуда, какими ветрами? А это был почти идеальный вариант спасения – приютиться в затерянном таежном мирке!
Сколько лет искал покоя! Иногда мне так хотелось убежать, улететь куда-то, за океан, в джунгли, в небеса, лишь бы не видеть все это безумие человеческое, насилие и кровопролитие! Эта мысль манила в неизвестность. И вот те на! Хотел спрятаться от властей, от общества, а оказался в глухой тайге. Почти абсолютная тишина успокаивает. Таежный чистый воздух дает силу. Шелестит девственный лес, умиротворяя душу. Кажется, здесь остановилось время. Живи и восстанавливайся. Избушка, срубленная из сосен, стала жилищем. Приветливая, добрая женщина рядом.
Но все равно не было покоя в душе. Я думал, как всегда, о своем родном очаге, о детях, о родном крае. Затем привык к новой жизни, принял ее такой, какая она есть, и успокоился.
Мы с Татьяной беседовали часто и подолгу. Рассказывали друг другу историю своей жизни, обо всем увиденном и пережитом. Со временем очень сблизились и полюбили друг друга.
Постепенно я начал приходить в себя, хотя до полного восстановления было далеко. Но зима была на носу, и надо было подготовиться как следует. Я осмотрел все имеющиеся орудия труда.
У нас имелись старые, но еще вполне пригодные топоры, ломы, лопаты. У Татьяны было одно ружье с несколькими патронами.
– Давно не стреляли, патроны берегли! – сказала она. – Охотились в основном капканами!
Первым делом мы собрали урожай пшеницы и картофеля. Запасы продуктов положили в погреб. Оказывается, кержаки бережно относились к семенам, берегли их как зеницу ока до следующего посева в своих сусеках и погребах.
Питание наше не отличалось многообразием. Но Татьяна умела приготовить одни и те же продукты по-разному. Пекла хлеб, готовила картошку в мундире. Иногда попадали зайцы в капкан, и это был праздник.
Одним из основных питательных и целебных продуктов Татьяны была проращенная пшеница. Кто бы мог подумать, что пшеница, прорастая, пробуждает столько жизненных сил!
– Отсутствие соли, сахара, жира, чая – не беда. Считайте, что это благодать! – настраивала на оптимистический лад Татьяна. – Целители считали, что для здоровья и долголетия надо исключить из питания жирное, сладкое, соленое и жареное. Так вот вам возможность очищать и оздоравливать себя! Моя бабушка была сибирской целительницей, травницей. Она знала столько народных рецептов от всяких болезней, что можно было бы написать несколько книг. В свое время я записала их, сколько смогла. Да и о пользе всех трав для здоровья, для долголетия она рассказывала удивительные вещи! Она научила меня многому, привила любовь к природе. Говорила, что тайга – кладезь здоровья и питательных веществ, что сведущий человек никогда не умрет от голода в ней. Все, что вокруг нас, – все полезно! Только в меру! Надо знать меру во всем, и если превысить дозу, лекарство станет ядом! А в меру – даже яд лечит! Дары природы очищают и оздоравливают человека, но мы часто не придаем этому значения.
Татьяна умела находить лечебные травы и даже из иголок и шишек сосны и карликового кедра умудрялась готовить лечебные настойки. Она могла часами рассказывать о целебных свойствах растительного мира, бережно относилась к каждому пучку травы, каждому зернышку, орешку и ягодке, высушивала их на чердаке, готовила запасы на зиму. Мне, потомку кочевников-животноводов, все это казалось фантастикой.
– Казахи никогда не ели трав! Траву едят наши лошади, верблюды и коровы, бараны и козы, собирая для нас витамины и полезные вещества по всей степи. Мы едим их мясо и впитываем все это через него. Но, вот ты, волшебная целительница, напоила кочевника, как коня, травяной водой! – пошутил я однажды. Она лучезарно улыбалась, и в избе становилось светлее и теплее.
– Мужчины калечат, женщины – лечат! – восклицал я.
– Женщины как огонь, или исцеляют, или испепеляют! – отвечала она.
Моя спасительница, волшебница-целительница не только лечила, но и открыла для меня неизвестный мир, новый образ жизни.
Татьяна нашла у меня кучу болезней, о существовании которых я вообще не подозревал. Такие болезни, наверное, и не снились моим предкам.
– Война, лишения, лагерь, однообразное, скудное питание и постоянное нервное напряжение свалили бы даже слона. Удивительно, как вы выдержали все это и остались живы-здоровы, – восклицала она.
И сама же отвечала:
– Наверное, естественный отбор, суровый, но здоровый образ жизни на природе, натуральное питание и постоянное движение, верховая езда в степи, чистота крови и души, вера и спокойствие кочевников дали вам ту духовную и телесную силу, благодаря которой вы выстояли под такими ударами судьбы!
Татьяна поведала о том, что человек должен думать о своем здоровье и стараться жить правильно, оберегая себя. Это было для меня открытием. Я начал понимать суть здорового образа жизни. Правильное питание, оздоровительное дыхание, постоянное движение и душевное спокойствие. Не есть соленого, сладкого, жирного и жареного.
И запомнил главный, золотой закон, завещанный многими поколениями мудрецов разных народов, начиная с древности, и хорошо забытый цивилизованными людьми – все полезно в меру! Тут приходит на память девиз Солона из Эллады: « Ничего чрез меру!» И звучит в ушах голос отца, который в детстве баловал нас, но когда мы начинали перебарщивать, приструнивал, приговаривая постоянно: «В меру, детки, в меру! Все прекрасно в меру!»
Я бросил курить. Бросил навсегда. Во-первых, махорка закончилась, а во-вторых, Татьяна так живописно описала вред от курения, что захотелось поскорее забыть о никотине.
…Вскоре наступила зима.
Помню первый день зимы в тайге. Шел снег. Он валил большими, пушистыми хлопьями. Мне казалось, что сама чистота опустилась на землю. Тишина стояла удивительная. Я буквально замер и раскрыл ладони. Снежинки нежно садились на мои заскорузлые, мозолистые руки и таяли. Я вспомнил родной Кокшетауский край, вспомнил, как встречали первый снег в детстве. Подумал, вот моя мать, мои дети, жена, родственники, земляки стоят под открытым небом и тоже, наверное, ловят белые пушинки! А ведь снег есть для всех снег, и ловят его на ладошки и наши, и чужие, дети и старики, коммунисты и фашисты, мирные люди и бандиты. Наверное, каждый чувствует свое, что-то особенное, но есть же что-то общее у всех. Да, матушка природа одинаково относится ко всему человечеству, но мы, люди, по-разному относимся к ней.
А снег в тайге особенный. С каждым шагом он хрустит под ногами, словно разговаривает с тобой. И этот его глас подбадривает тебя, придает какую-то силу, дает знать, что ты не совсем одинок в безбрежной, непроходимой тайге. Еще он похож на раскрытую, пока еще не написанную книгу.
– Зима здесь долгая! – сказала Татьяна. – Снегопад – ой-ой-ой! Аж до крыши насыпает! Но бурана нет, тайга ветра не пускает – тишина аж звенит! Зато морозы лютые!
Через несколько недель настоящая таежная, лютая стужа охватила железными объятиями всю природу. Земля покрылась толстым, непробиваемым слоем белого, как сахар, холодного снега, сосны скрипели от мертвой хватки мороза, а сучья ломались с треском. Высокое, холодное небо безразлично взирало на нас свысока, а воздух тихо звенел. Казалось, он стонет вместе с тайгой.
Часто по ночам мы смотрели в звездное небо. Звезды здесь были яркие, крупные, как будто ближе, чем в других местах, к земле. Так казалось от того что кругом была непроглядная тьма. Иногда пролетал метеорит, разрезая и озаряя своим бликом на миг темно-синее небо. Такие мгновения радовали нас – мы чувствовали свою причастность к чему-то высокому, таинственно-великому.
Нам очень хотелось выжить. Но также хотелось просто жить, оставаться человеком.
Чтобы победить скуку, тоску, да и просто не сойти с ума от однообразия, мы планировали каждый день. Рассказывали друг другу что-то новое из своей биографии, об увиденном и пережитом.
Мы не только рассказывали истории, но и давали волю простой болтовне. Бывало, отойдешь из дома, видишь медведя, притаившегося за сосной. Стоишь как вкопанный, сжимая рукоятку топора от страха, всматриваешься, ан нет, это не медведь, а волк. Ну, с волком-то легче справиться. А затем посмотришь повнимательнее, и вот те на – никакого волка нет и в помине, а просто кустик какой то! И смеемся над этим. Или рассказываем, затягивая рассказ как можно дольше, как сходили за водой, как ведерко застряло в колодце, как встряхивали веревкой, как наполнилось водой, и как вытаскивали драгоценную воду. И такая болтовня расслабляла, забавляла нас, и мы смеялись от души.
Зимой делали горку, заливали водой и катались, как в детстве. Вспоминали детство, даже на некоторое время забывали реальность, и становились настоящими детьми. Это не только забавляло, но и оздоравливало телесно и психологически. Мы смеялись громко, как дети, визжали от радости. Стесняться было некого – кругом тайга.
Такая психотерапия нужна была позарез. Долгие годы, проведенные в напряжении, на грани жизни и смерти, оказывается, основательно избороздили нервную систему. Раньше особо не замечал нервных потрясений – просто на это не было времени. Калейдоскоп событий, одно страшнее другого, не оставляло времени на остановку, на осмысление происходящего. Мы как бы все время бежали без оглядки в сумасшедшей, смертельной гонке. А теперь, когда все осталось позади, когда наступил покой, все это стало терзать с новой силой. Все пережитое проходило перед глазами, чередовались воспоминания и снились кошмары тридцатых годов – голод, репрессии и бессмысленная мясорубка войны и безумная жестокость лагеря.
Ночами в голове грохотала война. Нервы были истощены, я стонал во сне, бредил и часто, вскрикнув, просыпался среди ночи. Татьяна терпела и успокаивала добрыми словами. Мне повезло с ней, она с пониманием относилась к моим переживаниям и помогала не только добрым словом, но и лечила травяными настоями.
Но пережитое настолько глубоко врезались в душу, что вытравить их было невозможно. Когда я рассказывал историю своей жизни, о карательных операциях царских отрядов в казахских аулах, о Малом Октябре – голодоморе и геноциде нашего народа, о репрессиях тридцать седьмого и военной мясорубке, о лагерных мучениях, из глаз Татьяны текли слезы. Выговорившись, мне становилось легче.
Со временем я начал приходить в себя.
Увидев, что ружье одно, да и то старое, патронов мало, я всерьез задумался об оружии для охоты и самообороны. Я долго старался и наконец сделал лук. Вернее, два средних лука – для себя и для Татьяны. Стрелы изготовил из тонких веток. Вот тут-то пригодились редкие старые гвозди, которые находили и вытаскивали из почти сгнивших досок и бревен развалившихся домов и сараев. Приложив некоторые усилия и проявив терпение, удалось прикрепить гвозди к веткам, и стрелы были готовы. Мы начали учиться стрельбе из лука, и это было очень интересно. Стрелы летели со свистом и – тюк, втыкались в снежный ком или в дерево. Конечно, из такого лука и с такими стрелами не убить волка, тем более медведя, но завалить зайца или птичку вполне можно. Самое главное, мы с азартом учились стрелять как можно дальше и точнее. Этим заполняли пустоту времени.
А время в тайге шло по-другому. Долго тянулись часы, удивительно медленно, как бы нехотя, сменялись дни и ночи. Мы много времени проводили на природе. Изучали окрестности, искали пути выхода из тайги.
Татьяна говорила, что сам бог прислал меня. Если бы не я, как она одна пережила бы в глухой тайге такую суровую зиму?
Я вспомнил и рассказал ей о Татьяне, которую знала вся степь. Абай перевел письмо Татьяны из поэмы «Евгений Онегин» Пушкина, степняки пели эту песню.
– Ты будешь моей Татьяной! Ты тоже особенная! – говорил я ей.
Она зарделась и вся просияла.
Долгими зимними вечерами мы начали рассказывать друг другу сказки, легенды, притчи, все что знали. Рассказывали про свою жизнь, про людей, о пережитом. Бывало, повторялись, вспоминали, заново переживая те или иные события. Это было здорово, освежали память, помогало оставаться человеком.
– Когда выйдем из тайги, заберу тебя с собой! – говорил я Татьяне совершенно серьезно.
– И что дальше? Как жить-то буду там? – вопрошала целительница.
– Как что? Будешь моей женой, будешь лечить людей!
– Но у тебя есть любимая Халима!
– А ты будешь токал – второй женой!
Это предложение Татьяна не воспринимала всерьез. Она даже не могла понять и смеялась надо мной.
– Нет, это дикость какая-то! Ни за что не соглашусь! Лучше ты оставайся со мной! – говорила Татьяна. – Если любишь – останешься!
– Люблю, поэтому заберу с собой! Но ни за что не останусь!
– Как любишь? А Халима?
– Я вас обеих люблю!
– Не понимаю, как можно любить сразу двух женщин?!
– Была бы мужчиной, поняла бы! – подтрунивал я. – Вот, смотри: львы имеют свой прайд, жеребцы – косяк. Да все в природе правильно, естественно. Только мы, цивилизованные люди, нарушили законы природы и установили свои, искусственные.
Она засмущалась.
– Не уговаривай, не соглашусь ни за что!
Мы обнялись, и слышно было только биение сердец.
Мне очень нравилось разжигать огнь в печи. Это было целое искусство, украсившее нашу однообразную жизнь.
Сначала аккуратно складывал высушенные ночью щепки, затем сверху накладывал несколько дров покрупнее и разжигал огонь. Когда огонь разгорался, сидел у печи и долго-долго смотрел на огонь. Языки пламени весело играли в свою горячую игру, сыроватые, замороженные дрова шипели, а затем с треском начинали гореть. Я видел много огня, можно сказать, горел в огне. Но этот огонь был совсем другим. Он был мирный. Глядя на языки пламени, я вспоминал свой далекий дом, тосковал по родному очагу.
Несколько раз, летом, мы пытались выбраться из тайги, найти людское поселение. Готовились, запасались продуктами. Потом выходили в путь, делая топором зарубки. Ничего не выходило, и мы возвращались назад.
Почти три года прошли в тайге. Три долгих зимы пережили вдали от людей. Только вдвоем. Но я верил, что когда-нибудь выберусь отсюда. Закончить свой век вдали от родного края не хотелось. Мы готовились к последнему путешествию через тайгу.
У меня была одна-единственная цель и мечта – дойти до родной земли, переступить порог своего дома, увидеть мать, детей, жену и родственников, перекусить вместе с ними кусочек баурсака – хлеба, и можно было умирать. Лишь бы дойти до дома, сказать слова прощания родным и улечься в могилу на родной земле! И ничего не пугало! Никакие энкеведешники, особисты, фашисты, шовинисты мне больше были не страшны! Домой, домой, домой! Этот властный зов звучал все сильнее и сильнее, не давая покоя моей, казалось бы, умиротворенной, излеченной душе.
…На третий год, как только наступило лето, мы тронулись в дальний путь. Риск был большой: впереди лежала глухая тайга и опасная неизвестность. Но и нам не хотелось отступать. Больше жить здесь и ждать мы не могли.
Шли непрерывно, день за днем, ориентируясь по солнцу и звездам. Так прошло несколько недель. И чудо… Наконец-то мы вышли из тайги!
А еще через несколько дней добрались до поселка, где жила бабушка Татьяны. Она была еще жива, было ей уже хорошо за восемьдесят. Но она хорошо выглядела, двигалась энергично – целительница! Дети Татьяны уже выросли. Трогательная была встреча родных через четырнадцать лет – они радовались и плакали. На мои глаза тоже невольно навернулись слезы.
Недельку прожил у них. Но пришло время прощаться.
Бабушка и ее дети поблагодарили меня за спасение и поддержку Татьяны, я благодарил их за то же самое.
Татьяна проводила меня до окраины. Долго не могли проститься. Отойдя довольно далеко, оглянулся – она все еще стояла у дороги. Она помахала мне ручкой. Я ответил тем же. Мы оба понимали, что расстаемся навсегда.
Такова жизнь – состоит она из встреч и расставаний, и мы, люди, взаимосвязаны незримыми нитями судьбы.
Почти целый год продолжалось мое мытарство. Бродил по вокзалам, станциям, селениям, по степи. По дороге я узнал о смерти Сталина. Не знаю, но, кажется, на душе стало легче и появилась надежда на спасение.