Половина девятого. Автобус плёлся тем же маршрутом как обычно. Казалось бы, начало недели, а значит… он должен был быть до отказа забитый людьми. Но было всё наоборот. Общественный транспорт этим утром был щедр на свободные места: восемьдесят на тридцать. Такую аномалию встретишь нечасто в большом городе, а особенно в понедельник – в день тяжёлый.
***
Что может быть лучше, чем скоротать время на «любимой» работе, делая отжимания от пола.
Бадри сделал два подхода по пятьдесят раз. В быстром темпе. Сейчас он приступил к третьему подходу. А тем временем Рэй на пару с Лео грузили машину. Бад так увлёкся, что не расслышал звуки погрузочных работ. Позже заведующий за это ему вставит.
На уме вспыхнули свежие идеи: циркулирует кровь – модернизация способов.
Мысленный диалог с наставником.
– Погляди, Мэттью, на этих современных именитых писателей: пишут тоненькие книженции, а в итоге – бестселлеры. – Очередной поход в книжный магазин ещё раз убедил его в том, что не обязательно писать толстенные книги, чтобы прославиться и срубить бабло.
– Вот видишь, как хорошо, что ты начал читать. В литературе теперь как-то ориентируешься. И знаешь, на какое место нажать.
Двадцать… Двадцать один…
Энергичные отжимания продолжаются. Отжимания с узкой постановкой рук. Трицепсы горят, добротно напрягаясь.
Тридцать один…
– Можно вообще написать маленькую книжку, главное, чтобы соответствовала правилам издательства, – предложил Мэтт.
– Да-да. Написать какую-нибудь сатиру, чтобы было смешно, и легко читалось. Крутая идея!
– Но всё же пока не забегай вперёд. Качественно проработай эту рукопись. Фокус, Бад, Фокус.
Бадри пыхтит: на вдохе опускается, на выдохе подымается.
Устал. Остановился в упоре лёжа, выпрямив руки. С чела капает пот. В складском ангаре самая настоящая парилка.
– Знаю, Мэттью, знаю.
– Бад, тебе нужна толстая книга. Не прям аж толстая, но… с добротными – тремястами страницами. Ведь это твой дебют, родной. Не опозорься. Покажи себя с лучшей стороны.
– Хорошо, Мэтт.
– Полируй её так, как Пушистик свои яйца.
– Он только и делает, что целыми днями их полирует.
– Твой любимый кот.
– Мэтт, идеи разрывают мою голову. Когда большой наплыв, даже мой лоб сжимается, и мне становится дурно. Что делать? Я не знаю, как их успокоить. Особенно вечером, когда я еду с работы. Как с ними бороться? Подскажи, родной.
– Записывай, Бад, записывай.
– Точно! Нужна значит тетрадь. Долой телефон. Буду по старинке.
– Совершено верно, родной, совершено верно. Раньше не было такого изобилия информации. Человек спокойно спал. А сейчас переизбыток удовольствия, от чего люди стали разбалованными: ещё больше неблагодарными Создателю. Правильно, Бад, правильно. Держи баланс. Много телефона – много проблем. Баланс. Профицит. Баланс. Переизбыток. Дофамин. Держи баланс дофамина…
Сорок один… Сорок два…
– И ещё, Бадри…
– Что?
– Классика… Это база. Без неё никуда… Читай классику.
Темп отжиманий замедлился. Бадри кряхтит.
– Бадри! – раздался по складу злой возглас заведующего. – Отгрузки! Марш сюда!
«Если не получается провести полноценную тренировку, то – хотя бы пять-десять минут в день» – однажды сказал Альберт своему младшему сыну.
***
В этой униформе Лео был похож на члена вооружённых сил. Не просто же так у Бадри сложилось такое впечатление, когда впервые он его увидел.
Генерал мексиканской армии.
– Тебе они очень идут, – сказал Рэй писателю, не в состоянии сдерживать открытую улыбку: белые и ровные зубы.
Бад что-то буркнул.
Мексиканец громко засмеялся, добавив что-то на своём – испанском.
Вот и подошёл к концу ненавистный для «складского трио» рабочий день. Почти ровно шесть. Парни проходили мимо ангаров, покидая с обильной радостью эту серую базу.
– Какие «такие»? – ровно отреагировал Бадри на очередную шутку заведующего, поправляя большие очки, которые закрывали его увечье, подаренное пьяным чурбаном вчера в автобусе.
– Не обижайся, Бадри. Ну блин… Таким образом я просто разряжаюсь от этого грёбанного склада. У меня уже крыша едет. Мне же нужно как-то веселиться.
– В Доте26 веселиться будешь, – бросил Бад, как бы шутя, и как бы не шутя.
– О, д-а-а. Вечером обязательно надо сходить. – У корейца блеснули глаза.
– Дома девушка одна, а он в Доту пойдёт гонять, – шуточный упрёк от Лео. – Доиграешься. С таким успехом, она уйдёт от тебя. И тогда ты уже не только будешь Доту гонять ***, но и лысого тоже. – Мексиканский генерал рассмеялся так, что аж, и Бадри пробило на смех.
– Не… Ну… – пытался выкрутиться Рэй. – Моя женщина довольна. Ко мне претензий от неё никаких нет. Что здесь такого?
– Смотри. Будь осторожнее. А то потом как взорвётся, и точно пиши пропало ***. Бабы – они такие, – сказал Лео корейцу, а затем подмигнул писателю. – Мне-то уж это известно.
– А, ну твоя жена, Лео, это отдельная история, – выразился с заумным видом заведующий складом. – Самобытная.
– Рэй, и всё же лучше жениться, – встрял коллега в коричневых очках. – Сомнительная штука – эти совместные проживания, без намерения создать полноценную семью.
– Ты смотри какой. Очередная проповедь, Бадри? – шутки ради промолвил Рэй.
– На этот раз – нет. Просто высказал своё мнение, – пояснил защитник автобусников.
– Ему лишь бы Дота была, – брякнул Лео. – На ней, наверное, и женится.
Все трое едино расхохотались. Дитя чикано27 было громче всех. Треск щебёнки под ногами идущих.
– Они реально женские, – неожиданно вставил Бадри, проясняя один момент. – Это очки моей тёти. Я перепутал их во время переезда. – Это была чистая и суровая правда из жизни бывшего барабанщика.
Мексиканец снова рассмеялся. Кореец подхватил. Мелькающие по бокам рабочие базы кинули на них равнодушные взгляды.
– Тебе нужно срочно купить мужские очки, – сквозь слабеющий смех заметил Рэй.
Бадри невозмутимо посмотрел на заведующего.
– А мне нужна твоя одежда, – проговорил он, как киборг…
…и гомерический хохот на всю территорию. Услышали каменщики. Они – мастерящие различную утварь, могильные плиты – обратили своё внимание (между делом, мол, кто там ржёт, как конь?) на проходящее вблизи интернациональное трио. Одежда и лица трудяг (почти как в муке) покрыты каменной пылью. Секционные ворота их помещения задёрнуты вверх. Изнутри доносятся шумы тяжёлого труда. Ревёт безжалостная углошлифовальная машина. Фоном – матерные слова и безобразный смех. Гранитная пыль, словно дым, выходит из ангара, устремляясь в небеса. Некоторые из мужей – суровые и бородатые – подняли свои ручища вверх, и те (Бадри, Лео, Рэй) обменялись с ними воздушным рукопожатием.
На небе движутся – незаметно для человеческого глаза – пышные облака, спорадически заслоняя могучее светило.
– Лео, как дела дома? – поинтересовался Доташник.
– Нормально всё, – неохотно проговорил генерал, и поправил козырёк кепки. – Извинялась потом очень долго, – нарисовалась довольная физиономия.
– До первой зарплаты, да? – ковырнул заведующий.
– С-сука, – хихикая прошипело дитя чикано.
Шутили они друг с другом резко, но реакция у всех была благоприятной. Бадри тепло похлопал по плечу товарища, который что-то буркнул на испанском.
– Смейся. Смейся… Доташник… – усмехнулся Лео. – Зато мы любим друг друга. Понятно? Любим! – Редкие усы и бородка задеты лёгкой сединой.
– Да-да, амигос. Никто и не спорит. Желаю вам только счастья и семейного благополучия! – деликатно отстрелялся Рэй, разведя руками.
Трио завернуло за угол заключительного по счёту ангара. Слева поблизости значился светлый четырёхэтажный офис, на крыльце которого кучкой курили офисные работники. Складские ребята махнули и им на прощание, и получили взаимность в ответ.
– О! Мексиканец! – Рони тут как тут шагал вразвалочку навстречу парням. Мастер на все руки (грузчик, охранник, строитель, карщик) сегодня исполнял обязанности сторожа, коротая драгоценное время на КПП.
Лео расплылся в улыбке, увидев давнего знакомого. На заднем плане разрывался лай немецкой овчарки.
– Чёрный! – пошутил генерал мексиканской армии в ответ, и его ладонь схлестнулась с ладонью появившегося на пути работника базы.
– Клёвые очки, Бад, – подметил Рони, наделив крепким рукопожатием парня в красной футболке, и тут же переключился опять на приятеля. – Слушай, Лео, ты вообще здесь работаешь? Я, например, только и вижу, как ты домой постоянно сваливаешь (жмёт руку Рэю). А кто будет работать, а? Ты что вытворяешь, беспредельщик?
– Парни, зачем вы вообще его отпускаете? – с юмором упрекнул низкорослый афроамериканец. – Пусть *** работает. Ночью пусть тоже пашет. Тем более у меня там есть место возле сторожевой собаки: будка пустует. Я даже не поленился, и из дома принёс матрас (специально для него), чтобы он мог здесь в комфорте ночевать. – Последние слова он кое-как договорил и заржал на месте, брызжа слюной.
– Ах ты, сукин сын, – оскалился Лео, и они с давним приятелем (которого он был выше на полторы головы) вступили в шуточную схватку под палящим солнцем.
Завязалась борьба. Пыль столбом. Кто кого свалит на землю? И будет победитель ли вообще? Или может быть – ничья? Исход поединка Рэй и Бадри так и не узнают.
– Пошли. Это надолго, – вздохнул заведующий и писатель всё понял.
Бад скинул с плеча рюкзак и закинул его за спину, полноценно надев за обе лямки, и последовал за Рэем – неторопливо идущим походкой киборга…
Надо будет сегодня подстричь ногти да помыть голову. Но для начала зайду в магазин: куплю кефир и финики…
***
Вышел из ванной комнаты, сверкая наготой в скудном свете прихожей зоны. Мышцы приятно болели. На шее небрежно висело влажное розовое полотенце в цветочек. Собрался ко сну, но зазвонил сотовый; никакого ринг-тона, лишь однообразная вибрация. Подумал поначалу, что звонит мать. Припарковался у кровати и ответил на входящий вызов.
– Ало, Бад? Вечерок добрый.
– Привет.
– Извини за позднее вторжение. У тебя не будет до завтра десятки?
– Ну…
– Нет. Если нет, то ладно. Не парься. Мне-то не к сильному…
– Не-не-не, Джонни. Без проблем.
– Точно?
– Конечно.
– Спасибо, дорогой. Тогда сейчас заскачу.
– Хорошо. Давай.
Джонни был, пожалуй, единственным человеком, с кем Бадри проводил свободное время за пределами шизофрении. Сосед оказался не таким уж и плохим, как солгало первое впечатление пару месяцев назад. Это всё твоя паранойя, Бади, язвил автор-дебютант в свой адрес.
«Курить приспичило. Так где здесь супермаркет? Если вы, конечно, сами знаете?»
***
Прошла неделя.
– Хорошо, Мэтт. Чего ты хочешь? – устал выслушивать ученик.
– Повышения! Чёрт подери! – с сарказмом брякнул наставник.
Волна недоумения выступила на лице Бадри.
– Соберись, – отчеканил Мэттью. – Слышишь? Соберись! Хватит фонтанировать негативом, Бад. Излучай позитив, саморазвитие. Оглянись вокруг. Ты богат! Столько возможностей: бери – не хочу.
– Настолько много, что у меня ни хрена нет, – пробубнил Бадри.
– Так ты сперва хоть думать начни нормально. Постоянно только и ноешь.
– Я?
– Да! ты! – воскликнул Мэтт и продолжил в саркастичном тоне: – Не. Утром, конечно, наш Бади молодец, – он поднял руку и приготовился считать по пальцам, – рано встаёт, тренируется, правильно завтракает, чистит зубки, читает книжку, – расправился со счётом наставник. – Браво! Супер! Но… – и раздражённо оскалился, – но надо быть таким всегда. И вечером тоже!.. Да… Понимаю, устал, но без нытья пожалуйста. Или у нашего Бади кишка тонка?.. Именно! Она настолько тонка, что даже мерзкая муха промазала бы на неё сесть.
– Мэттью, хватит! Мне и так тошно.
– В этом-то и дело, родной: как наступает вечер, ты превращаешься в плаксивую бабу. Зачем?
Ночь уже как час объяла большой город. Под мостом они шли по обочине в непосредственной близости с шумным транспортным движением.
– Может хватит себя топить, Бад?
– Я не могу ничего с собой поделать. Пойми, это непосильные для меня вещи. Мысли – они…
– Вот именно! – перебил возбуждённо наставник. – Всего лишь твои мысли. Бадри, ты сам себе накручиваешь. Игнорируй эти мысли, и не развивай. Но нет же! Ты сам за них и цепляешься…
– Не могу я! Я же говорю, это сложно…
– Не сложно!..
– Это… всё не просто, как кажется на первый взгляд…
– Ты можешь! Тебе решать: да или нет. И в данный момент ты делаешь выбор в пользу «нет».
– Да и насрать, – согласился с положением Бадри и плюнул в сторону. Ветерок на полметра откинул слюну подальше.
– Бади, это ты сейчас так говоришь. Завтра-то совсем будет по-другому. Ты же это и сам прекрасно знаешь. Выспишься. А утром проснёшься, и снова захочешь покорить весь мир.
– Надеюсь, я не проснусь.
– Отставить, курсант! Нас ждут большие подвиги.
– Интересно, – ухмылка писателя была полна отчаяния, – а какие подвиги могут быть у параноидального шизофреника?
– Ты творение Господа, – с неким упрёком заметил Мэттью.
– Творение, на которое Ему плевать, – насмешливое невежество от Бадри.
– Заткнись.
– Не заткнусь.
– Заткнись!
– Сам заткнись.
– А кто по-твоему беспричинно ноет и жалуется на жизнь, когда на самом деле у него всё хорошо?
– «Беспричинно»? «Хорошо»? – Бадри скептически напряг мышцы лица. – Я психически больной человек. Мэтт, я психически ненормальный. О чём ты?! Посмотри на меня, в каком я сейчас положении…
– Пфф!.. Ты и до этого таким был. Так что не надо…
– Мне двадцать девять. И я до сих пор не женат. Не имею собственной квартиры. Нет нормальной работы. С больными фантазиями…
– Ну всё! Хватит! Не прибедняйся, – осёк наставник.
– Что «хватит», Мэттью?! Что?! – пуще повысил тон бывший барабанщик. – ***.
Спустя не меньше полминуты Мэтт изрёк:
– Ты жалок, – сдержанно подчеркнул он, и когда ученик захотел это как-то прокомментировать, то сразу продолжил. – Ты стремишься достичь того, чего может достичь любой невежа, а вот высокую нравственность – не каждому дано понять. Именно высоконравственный человек достигает истинного успеха.
– Ага… Хм… Значит, всякие там звёзды-наркоманы и продажные политики самые высоконравственные люди на планете?
– Их успех – не истинный успех.
– А, прости, прости, – выскользнул сарказм у Бадри. – Я, кажется, тебя понял. – Сплюнул. – Ну… давай тогда возьмём к примеру… Ганди… Точно! Взять того же Ганди. Смотри… Освободил Индию, и без насилия поставил на колени колонизаторов-англичан. Высоконравственный человек. (Ну, по крайней мере так гласит история.) Хорошо. Идём дальше. Так… Возьмём Иисуса или Мухаммеда. Да. (Они божии пророки, насколько я понимаю.) Тем более были людьми высоконравственными, потому что Бог не доверит своё слово какому-нибудь идиоту. Правильно? И все эти люди в истории не просто даже высоконравственные, они – по-настоящему крутые парни, и эталон высокого нрава. Так? Но, – взял короткую передышку Бад, – жизнь-то у них далеко была не мёд. Куча врагов. Гонения. Заточения. Кровь. Голод. Нескончаемые войны. Так же (Мэттью идёт рядом и кивает)? Да – освобождение Индии! Да – распространение полезного учения! Да – распространение религии! Да, круто. Сказочно! ***! Но, Мэтт, – скептически ухмыльнулся, поблёскивая безысходностью, – это разве успех? Всю жизнь страдать, это по-твоему успех? Исходя из твоих суждений, родной, они капец какие успешные люди. У них ведь истинный успех, так? Чистые побуждения. На благо человечества ***. Они же высоконр-о-о-вственные люди! – Бадри замолк, и приготовился взорваться. – Чувак, да на фиг мне такой успех! Если ты это имел ввиду? – тогда на фиг *** мне это надо! Понятно? ***! Я не собираюсь мучиться. Всё! С меня хватит! Я устал. Слышишь? Устал.
– Он ещё и смеётся, – проворчал под нос Бадри. – Видишь, тебе аж самому стало смешно от своих слов. Что и следовало ожидать.
– Прости, родной, прости, – пытается бороть смех наставник. – Смех продлевает жизнь.
– Значит, мне надо не смеяться вообще, чтобы скорее крякнуть.
– Видишь, Бадри, – заговорил Мэтт чуть позднее, когда смех его отпустил, – ты понимаешь под словом «успех» – деньги и высокий статус в обществе. Я-то совсем о другом толкую, мальчик мой: точно не о деньгах. И заметь, я не говорю, что не нужно много зарабатывать или не стремиться к финансовой независимости. Наоборот. А на что тогда ты будешь жить? Всю жизнь на кого-то горбатиться собрался что ли, так? Дело, Бадри, в предназначении. В призвании. Вот, что я имею ввиду. Нужно лишь не ставить деньги на первый план. Они придут сами. Главное, это призвание. То, что будет приносит тебе удовольствие каждый день, оживлять твой внутренний мир, придавать твоей жизни глубокий смысл, а не просто – «поспал», «поел», «посрал», и оставаться материальным потребителем, жалко продлевая свою серую жизнь…
Наставник проповедовал, а тот параллельно размышлял: «Он прав. Материальное не вечно, а вот духовность – бессмертна. Деньги можно заработать. Жильё можно купить. Любимого человека возможно найти. Научиться благим манерам гораздо сложнее, чем заработать какие-то грязные бумажки. Всё это тленно в конце концов, и когда-нибудь исчезнет. А вот душа бессмертна. Мы и есть – душа».
– Что значит для тебя «успех»?
– Быть счастливым.
– Успех, своего рода, – баланс; всегда быть на плаву. Где бы ты ни был, и чем бы ты не занимался, тебя не потопить. Ты не сокрушим. Ты всегда идёшь вперёд, несмотря ни на что, при этом оставаясь честным человеком. А денежка, Бадри… она в твоём кармане как побочный эффект. (Для целеустремлённых и трудолюбивых – это само собой разумеющееся.) Всё лишь зависит от намерения и твоей миссии – твоего истинного предназначения на этом свете.
Слова Мэттью затронули душу. Особенно последние: «…твоего истинного предназначения на этом свете». Вот он – успех, подумал Бадри, превозмогая с трудом хандру и бессилие.
Они миновали ещё парочку светофоров, прошли мимо нескольких ночных заведений – одно из которых специализировалось на морепродуктах (Бадри всё хотел попасть в данное дорогущее место, но не мог позволить себе этого из-за высоких цен), – затем проскочили стороной городской парк развлечений, где толпился народ на очередях у разноцветных аттракционов, и в конечном итоге забрели в мёртвый закоулок, завсегдатаями которого значились бомжи, да алкаши.
С обеих сторон тянутся ввысь две кирпичные пятиэтажки. Стены домов разрисованы баллончиками (граффити), детородными мужскими органами, исписаны именами, непонятными иероглифами, матами. Единственный мусорный бак поодаль от Бадри. Ни души. Канализационный привкус; и привкус мочи с тухлятиной. Ширина закоулка приблизительно шестнадцать с лишним футов. Дистанция в длину чуть более шестидесяти метров.
Он хотел срезать путь домой, потому сюда и вторгся. Данный маршрут казался выгодным в перспективе. Однако не пройдя и десяти метров, ученик почувствовал дискомфорт в теле. Бадри остановился, и схватился за живот, который внезапно (предательски!) заныл. Наставник в тот же миг интуитивно смекнул, что к чему.
– А я тебе говорил: не надо было есть этот сомнительный сэндвич. Что… нельзя было до дома потерпеть?
Бадри наклонился, упёршись руками о колени, подобно футболисту в перерыве.
– Поздно уже что-то менять, – выдавил Бадри из себя слова, боясь выдавить кое-что потяжелее.
Превозмогая дискомфорт в области брюха, собравшись с силами, он рванул вперёд, и зашлёпал кроссовками по маленьким лужицам, оставленные дневным дождём.
Бежал он порядком двадцати минут, а то и больше. Попутно проклинал тот заманчивый момент, когда проглотил сэндвич за один доллар. Успел даже вспотеть: новый чёрный джемпер мерзко прилипал к телу. Показавшееся, к счастью, кафе – светящийся глоток спасения – уберегло писателя от неминуемого позора. Над входом в вечернее заведение светилась надпись – белыми буквами, тонко написанная в прописном стиле: «One day28». Когда Бад забегал внутрь, машинально подумал: «Однажды я был спасён…»
При входе его гостеприимно встретил худющий молодой человек – высоченная каланча – в тёмном (вроде бы администратор, или кто-то там ещё). Атмосфера походила больше на какой-то ресторан в стиле эпохи ренессанса, нежели на обычное кафе. Просторное помещение с ореховыми прямоугольными столами без скатерти. Некоторые были на двух массивных бочинах; а какие-то – с четырьмя ножками, и на единственной округлённой опоре. Вымощенный кафелем бледно-жёлтый пол блестел под ногами. Высокий плиточный потолок с рельефной поверхностью, с которого частично спадали гроздьями люстры из хрусталя. Короче, красота. Жаль, что Бадри было на это плевать. Его волновало лишь одно – «хоть бы успеть»!
Еле сдерживаясь, и вспоминая первый класс – когда при всех обделался на последнем уроке, – на приветствие каланчи Бад ответил тем, что поинтересовался уборной. Неловко улыбаясь, Бадри пытался изо всех сил не показывать тяжёлое состояние (переминаясь с ноги на ногу), но у него это плохо получалось.
Пожалуйста. Пожалуйста. Господи. Хоть бы. Хоть бы…
Высокий парень в тёмном не стал мусолить, и сразу ответил, чётко объяснив, где находится туалетная (спасительная!) зона. Едва работник заведения успел договорить, как возбуждённый посетитель тут же проскочил мимо него, заставив его невольно улыбнуться. Очень интересный факт: писатель брезговал посещать общественные туалеты, если это касалось проекта «по большому». Но были, конечно, и исключения. Например, как сейчас: исключение в виде просроченного сэндвича.
Вопрос стоял ребром, прессуя деликатный момент. Дорога (дорогая!), но в тот же момент и опасна, каждая минута; если не секунда! Времени нет. Прямо сейчас нужна была решительность. Только три варианта: 1. Либо прямо в джинсы, а потом идти через весь город; 2. Самоубийство; 3. Или без проблем сделать дело, и гулять смело. Ну, Бадри, разумеется, поступил мудро.
И раздался грохот…
«Жизнь во время трудностей, подобна пробежке под проливным дождём: остановишься – замёрзнешь».
Мэттью
***
Труп лежал на кровати пузом вверх. Толстый сорокапятилетний мужчина, квадратная голова, открытые и напуганные глазища, лицо залито кровью. На одеяле рядышком имел место быть окровавленный топорик. Судя по обстановке, это был гостиничный номер: шесть метров на четыре. Непонятные обои, дизайнеры которых не поскупились на разноцветные цвета. Освещение ярких светодиодных ламп в номере.
Он стоял, и в ужасе наблюдал, как она раздевает труп.
– Что стоишь? Помоги мне! – проворчала женщина, стягивая с покойника трико; затем себе под нос с досадой пробубнила: – Блин, сейчас всю постель запачкает.
Но парень даже не шелохнулся. Ведь они убили человека. Как такое могло произойти? Что теперь будет?
Кровожадная мадам: пятьдесят с небольшим, невысокая, не худая, чёрный пеньюар с желтыми и красными цветочками.
Когда женщина-убийца полностью оголила мужское бездыханное тело, она отошла от кровати, и устало уперев руки о бока, какое-то непродолжительное время смотрела на безжизненного соседа; но потом переключилась на напуганного паренька рядом, и деловито продиктовала:
– Ну что… Начнём расчленять!
Старина Бадри застал за окном дневной свет, и с ужасом подскочил, думая, что проспал на работу. Как оказалось, сегодня (же!) выходной (сразу опомнился). Снова упал на кровать. Посмотрел в телефоне время: 7.01. И почти мгновенно вспомнил приснившийся кошмар, в котором он со своей матерью расчленили соседа. Мужчина из сна – на самом деле был когда-то их соседом – сейчас проживал на какой-то ферме, и по слухам деревенских жителей, он развёл большое количество быков, и стал неприлично богат.
***
Хозяйка берлоги предупредила Бада заранее, поэтому, когда она постучала в дверь, он был уже готов.
На пороге в один рост с квартирантом хрипло (с симптомами астмы) дышала упитанная гражданка в корригирующих очках, европейской внешности, с косичкой каштановых волос, и в – подчёркивающем её деловитую натуру – кожаном коричневом пиджаке.
– Бадри, здравствуй.
Арендующий пожелал ей доброго дня, и вручил арендную плату. Она пересчитала деньги на месте, затем поблагодарила его за своевременный финансовый жест, а потом потопала прочь, предоставив ему возможность дальше проживать в стенах этой однокомнатной простушки.
Хозяйка квартиры уже не первый раз наживается на пассивном доходе, а писатель снова лишается одной трети своего жалованья, чтобы не остаться на улице в этом большом и холодном – по натуре – городе.
10
Город делился на правое и левое побережья, которые соединялись пятью различными мостами.
Одно из самых красивых и романтических мест на правом побережье была и остаётся – набережная. Вдоль реки на возвышенности выстроен смолистый железный забор; от него плавно уходит вниз (уложенный светлыми плитками) каменный склон, длинною чуть больше тридцати пяти футов, а затем резкий обрыв, с краями которого ровняется позеленевшая вода. Вид выходит на левое побережье – на противоположной стороне. Соединяет здесь стороны сложно сконструированный мост с белым сетчатым покрытием, напоминающий продолговато-волнистый космический корабль. Можно наблюдать с набережной, как на левом побережье плавно вращается вокруг своей оси – серебристое колесо обозрения. Видны также бронзовый пляж с бедной горсткой людей, причал, и припаркованные катамараны красного оттенка. Вдали, где уже прочерчивается горизонт, серые силуэты редеющих многоэтажек. На их фоне одинокое оранжевое здание с чёрным остеклённым куполом – которое в высоту составляло почти девятьсот метров, и было на территории правого побережья, – казалось некой воспламеняющейся башней средь бела дня в средневековье.
– Отпросился с работы? – спросила с особой внимательностью Эльза. Она стояла у железного забора, положив на него свой хрупкий локоть.
– Можешь себе представить? Отпустили. Правда с большим трудом, – ответил улыбчиво Бадри, любуясь большими чёрными глазами спутницы, и нет-нет, да поглядывал на дневной вид речки и соседнего побережья, романтично раскинувшихся перед их влюблёнными взорами.
– И на сколько же ты меня покидаешь? – игривая реакция от Эльзы.
– Ненадолго. Хочу съездить домой, проведать свою мать и брата. Прошло уже больше полугода, как я не был дома, – говорил Бад, задумчиво устремляя взгляд вдаль.
– Правильно. Нельзя забывать свою мать.
– Тем более, – согласился писатель. – Не скучай без меня только. Я ведь ненадолго. Даже не успеешь оглянуться как приеду. – Передний корпус Бадри был обращён к собеседнице.
– Я буду тебе писать.
– Нет. Но это даже не обсуждается.
Мисс покрылась лёгким румянцем. Мимо редко мелькали люди.
– Спасибо, что согласилась встретиться.
– Да ладно тебе. Мне только в радость быть с тобой.
Эти слова тронули Ромео, и он кое-как удержал широченную, полной радости улыбку, мигом надев маску невозмутимости (типа, так и должно быть), и кротко лишь улыбнулся.
– Ну так… и тебе не помешало бы навестить своих родителей как-нибудь, – сказал чуть позже парень Эльзы.
– Именно… Здесь ключевое слово «как-нибудь», – подчеркнула забавно девушка Бадри. – Да, я хочу съездить к ним. Очень соскучилась. (Обычно вообще они сами приезжают.) Видишь ли… м-моя бабушка…
– Ой, точно.
– Я, конечно, могу попросить двоюродную сестру (которая и так в принципе помогает… а иначе я не смогла бы тогда просто работать), чтоб она посидела некоторое время с ней… – Она задумалась; ненадолго. – Да, – резко ожила, – почему нет?.. На недельку, думаю, ничего страшного. (И как я сразу не дошла до этого?) Да. Надо будет поговорить с сестрой.
– Вот и замечательно. Конечно, попробуй.
– Хорошая идея, Бадри. Спасибо.
– Да не за что.
– Но может быть… только осенью. – Пассия следом пояснила: – В смысле: только осенью смогу съездить к родителям.
– «Может быть»? Здесь – это ключевое слово?
– Наверное, здесь уместно будет с тобой согласиться.
Они замолчали – интуитивно поняли друг друга, – взяв одновременно нужную паузу, покамест лёгкий летний ветерок обдумал их лица. Чёрные волосы Эльзы еле-еле колыхались. Оба обратили взоры (первой была девушка) на речной вид, аккуратно разместив свои локти на округленной поверхности забора. Послышался ясный звук короля плавания – жуткий гул местного теплохода. Тотчас показался и он сам, набитый в меру людьми: держал курс прямо по траектории, под ним пенилась феерично вода.
– Как-нибудь надо и нам прокатиться, да? – заговорил при случае Бадри. Довольная мимика лица.
– Я не против.
Ещё б ты была против.
Смотрел на сногсшибательную Эльзу, и до сих пор не мог поверить, что ему так подфартило. Старался меньше говорить, больше слушать, и любоваться ею: её внешностью, харизмой и грациозностью.
– Чт-о-о? – отреагировала с улыбкой она, когда вдруг почувствовала на себе продолжительный взгляд кавалера.
Ему сильно захотелось поцеловать пассию – здесь и прямо сейчас – в её припухлые и спелые розовые губы, но почему-то удержался, проявив необъяснимое терпение. Но эти ямочки на щеках – во время улыбки – и чёрные длинные волосы так и пленили.
– Ничего, – сыграл он застенчивого парня, и сразу отвёл взгляд на речной пейзаж.
– Дай мне знать, как доберёшься, – говорит Эльза, а взгляд устремлён вдаль.
– Конечно, напишу.
На небе образовывалось скопление массивных облаков, периодически заслоняя солнце на недлительный срок.
– Папа с мамой хотят забрать бабушку к себе; но она не хочет уезжать. Говорит, что в этом доме она родилась; и в нём и умрёт… И самое неприятное в этом то… что мне придётся – рано или поздно – лично это увидеть…
Полупустой микроавтобус выехал из города в начале третьего. Дорога предстояла не близкая: шесть часов с маленькими перерывами. Усевшись в правом углу последнего ряда, Бадри положил рядом сумку, и уставился в окно, лицезря уходящую городскую обитель – подобно «настоящему», которое стремительно опережает «прошлое», – мысленно наслаждаясь образом возлюбленной, и предвкушая долгожданную встречу со своей матерью и своим братом.
***
– Бади, Бади, смотри! – опять затараторил Дин.
– Где? Где? – с пылким азартом отозвался Бадри, следуя глазами за вытянутой рукой своего друга, на конце которой был выпрямлен указательный палец.
В следующее мгновение их глотки задребезжали от приступа смеха. Грохочущая дискотечная музыка немедленно поглотила ржание двух одноклассников. Объектом высмеивания стал энергично танцующий девятиклассник, который в повседневной жизни был тихим малым. Его компания – из парней и девчонок – сообразила небольшой круг, в котором он принимал активное участие; пытался быть частью компании и тоже желал крутости: руки вверх, и помалу согнуты в локтях, двигал головой в такт с музыкой; будто прыгает, но прилип к полу, и не в силах отлипнуть; плавно качался из стороны в сторону, подобно кобре при заклинателе змей.
– Интернет ловит, – заметил Динар.
Эти два чертёнка были не разлей вода. Динар Бурич – одноклассник и друг в одном лице. Временами… Бад не расставался с ним сутками (доходило до ночёвок), на что Роза – мама Бадри – реагировала неоднозначно.