– Ты называешь это выбором? – усмехнулась я.
– Жизнь или смерть – это тоже выбор. Граница между ними – лишь страх. Ты тоже каждый день делаешь этот выбор. Но это не значит, что никто не захочет выбрать смерть.
Я молчу. В его глазах я вижу воспоминание о том дне, который связал нас всех нынешних командиров и сержантов навек. День, когда мы убили шестерых ни в чем неповинных людей, которые сами попросили нас об этом.
Они сделали выбор умереть. Мы сделали выбор жить.
Я думаю, в тот день мы повзрослели по-настоящему.
– Остается надеяться, что СС подобрала верные слова, чтобы уговорить их пойти с нами мирным путем, – сказал Лосяш, мельком поглядывая на Калеба.
Лосяш – сержант Ляжки, и еще один псих в нашем арсенале с толстой заплетенной косой вдоль середины черепа, обритого по бокам.
Калеб промолчал.
И тогда я понимаю, что Тесса начинает терять доверие соратников из-за своего безумия. Все идет точно по плану под названием «Тесса на пути к званию полковника». Она идет наперекор мнению большинства и теряет очки в популярности у своих товарищей. Но она четко следует Протоколу, который мы все давно хотим переиздать в соответствие с меняющимися условиями выживания, что наш устаревший генералитет никак не хочет осознать. Бунт среди нас зреет давно. Мы устали жить в подвалах, как крысы. Остается понять, кто из нас быстрее завоюет верхушку: Тесса – приверженец Протокола с безумными идеями о недооцененной опасности от зараженных, или же самые смелые представители из отрядов спецназначения, которые видят жизнь снаружи и понимают, что угроза от зараженных все больше напоминает мнимую?
За последний год мы совершили порядка сотни вылазок, во время которых встретились с зомби лишь тринадцать раз. И то были мелкие группы до пяти особей. Наше грозное вооружение и экипировка и то больше страху наводят на людей, чем зомби. Нас учат, что они впадают в спячку за неимением еды, но мы ни разу не встречали их в подобном состоянии. Мы верим этому из учебников.
Вот почему Фунчоза бесится. Полковник видит в СС именно то, что им всем там наверху надо: такого же трусливого солдафона, который будет руководить людьми, играя на их страхах. Семьдесят лет назад этому типу управления придумали название – терроризм. Неважно, что это значит, кого надо бояться и как с этим бороться. Главное – бойся. А мы сделаем вид, что знаем, как подавить эту загадочную угрозу, главное – доверься нам и исправно голосуй.
Поэтому Полковник иной раз прощает Тессе ее смелые выражения и бойкие замечания, ему это и нужно: СС придумывает новые виды угроз от зараженных, чтобы продолжать держать контроль над базой. Мы их недооцениваем – говорит она. А я говорю – мы недооцениваем Тессу.
20 декабря 2071 года. 19:00
Калеб
В поздних сумерках деревня смотрится еще страшнее, а ночью наверняка вообще вымирает. Жители не пользуются светом на улицах, и это разумно. С наступлением темноты передвижения в деревне вообще нежелательны, и если вдруг тебе приспичило наведать кого-то, то без фонарика тут хоть глаз выколи.
Жители встретили нас мало радушно, а по лицам наших командиров мы поняли, что дело совсем дрянь. И хотя воспитанность не позволила жителям отказать нам в предоставлении места для ночлега, мы все же чувствовали, что в их предложении было больше презрения, нежели любезности.
Командиры-то вообще молча ходили, мы от наших напарников-сержантов все подробности узнали. В общем, я так понимаю по приезду домой Триггер нас всех по миру пустит. На этот раз не отделаться нам ни шуточками, ни рапортами. Тут уже речь о неподчинении старшему по званию, да еще на виду у всего Генералитета, а это всегда к трибуналу ведет. Я, конечно, сомневаюсь, что Генерал сразу четверых командиров Падальщиков в тюрьмы бросит, но под видом наказания может запереть на неделю-другую в одиночки.
Я не стал терять время даром и по приезду немедленно занялся разметкой территории с Антенной и Легавым, мы сошлись на том, что караул надо поставить вокруг жилой части деревни, а низменность с теплицами прекрасно просматривается с возвышенной стороны, где построены дома. Всего тут три двухэтажных кирпичных здания, довольно крепких на мой взгляд, построенных в форме буквы П, а вокруг и между ними возведены уже небольшие хижины, как детишки вокруг мам.
Солдат у нас немного. Всего тридцать пять рядовых, десять сержантов и пять командиров. Поэтому караул будут блюсти по очереди все. Даже командиры. Но никто не воспротивился. После взбучки, полученной от штаба, командиры как пришибленные ходят. Бриджит рассказала в деталях все, что они обсуждали тут, пока мы добирались до них. Неудивительно, что все ходят по струнке тише воды. О чем они только думали, заваривая эту кашу? Устроить революцию? В таком случае она похожа на жалкий потуг взбесившихся детей, бунтующих против распорядка дня. Нам не нравится подъем в семь утра! Мы не хотим чистить зубы перед сном! Сю-сю-сю!
Но на самом деле сегодня все просто смешалось в одном котле. Ребята устали от жизни в подземелье, Протокол отбирает у них единственную надежду на попытку построить новый мир на поверхности, а в командирском братстве есть предатель с третьей стороны, который идет вообще по отличному от всех пути: ни с Полковником, ни с ребятами – сама по себе. Короче говоря, бред.
Я бы все списал на наступление Нового года. У многих крышу сносит накануне праздника, который должен реализовать надежды, но приносит лишь еще больше разочарования. Понятно, что люди сходят с ума от отчаяния, потому что не в силах повлиять на что-то, изменить ход истории. Мы как запертые в лабораторных клетках мыши, у которых есть только один конец – на столе у безжалостных вивисекторов, которым наплевать на наши мечты и планы. Мы познали страхи и отчаяния тех живых существ, которых мучили, пытали, убивали себе в угоду. Воистину, Божья кара возвращается бумерангом.
– Проверка караульных, начиная с северной стороны, – произнес я в микрофон.
– Отряд Тесла. Фунтик. Позиция один. Все чисто, – начал первый рядовой.
Я помню его. Это – низкого роста пухлощекий рядовой из недавно введенных в основной состав. Еще мелкий совсем, но очень старательный.
– Отряд Тесла. Вольт. Позиция два. Все чисто, – продолжал перекличку следующий рядовой.
Пять представителей отряда Тесла караулят северную сторону периметра вдоль хлюпкого забора, который я даже забором назвать не могу. Это, скорее, похоже не ограду между садами, обозначающую границу территории. Уж не знаю, о каких «хлюпких укреплениях» говорил Фунчоза. Их здесь вообще нет. Благо, сразу за оградой почва вздымается вверх. Холмы вокруг деревни плотно засажены деревьями, и эта лесная стена не позволяет человеческим запахам вырваться наружу из чаши посреди гор.
Восточная сторона уже более проблематичная. Это часть поселка, где тянутся длинные ряды теплиц. Признаюсь, их размах меня впечатлил, я как будто оказался в каком-то параллельном мире, где развивается цивилизация пахарей в то время, пока остальные расы пытаются выжить на искусственном пропитании. Восточная часть не укрыта холмами, но плато резко обрывается вниз в еще более глубокую низменность, которая также испещрена стволами хвойных лесов. На обрыве, уходящем в теплицы, дежурили Васаби.
– Отряд Васаби. Мавр. Позиция шесть. Отсюда открывается отличный вид, ребята! Приходите, не пожалеете! – сообщил рядовой, которому Фунчоза дал говорящую кличку из-за высокого роста и темного цвета кожи. Кажется, он наполовину новозеландец.
– Отряд Васаби. Люпито. Позиция семь. Подтверждаю слова Мавра. Это просто волшебство, товарищи! Лучше, чем по телевизору!
Я забираюсь на Аякс Маяка, который оставлен на дежурство посреди центральной площади деревни, в то время, как его собратья дежурят по четырем сторонам света, раскиданные по всей территории деревни.
Не обманули Васаби, вид и вправду чудесный. Мы практически никогда не переживаем ночи вне базы, это слишком опасно. На моей памяти мы всего пару раз совершали миссии длительностью два дня, когда приходилось уезжать далеко вглубь материка ради месторождений сланца. И то мы находили подвалы зданий, чтобы переждать ночь. В подвалах и спится поприятнее, нежели под звездами – так нам казалось. Здесь же мы поняли, какую красоту избегали.
Яркий желтый диск взошел на северо-востоке. Свет луны был такой яркий, что освещал реку вдалеке, искрящуюся желтыми переливами. А дальше на горизонте вырастали Альпы, чьи белые заснеженные верхушки при свете прекрасной луны казались частичками инопланетных пейзажей. На небе ни облачка, словно Вселенная решила сделать нам подарок в единственную ночь наших жизней, которую мы смогли лицезреть. Миллиарды звезд рассыпались по глубокому синему небу, заставляя думать о чем-то грандиозном, необъятном, бесконечном. Чувствуешь себя жалким тараканом с жалкими проблемами и жалкой жизнью, когда над тобой целые миры, где, возможно, тоже есть жизнь. Хотелось бы мне верить, что она не такая же жалкая, как наша.
В груди снова завыло отчаяние. Мы не у местных жителей отбираем свободу. Мы отбираем ее у самих себя из-за собственной глупости, жадности и, разумеется, страха за свою жалкую жизнь.
Рядовые продолжают перекличку. Юг – под присмотром Бесов, Запад – на Маяке. Территория самой деревни охраняется Бодхи и Аяксами. На балконах, выстроенных вдоль всей длины кирпичных зданий, дежурят сержанты. Командиры разбрелись по углам. Как я уже сказал, последние пару часов их вообще не слышно.
Удостоверившись в том, что территория находится под зоркими глазами солдат, а также Фелин, на которую видеокамеры передавали сигнал, я пошел на поиски моего командира. Хотя поиски – это громкое слово. Я знаю, где найду ее.
Аякс Маяка дежурит в центре возле одного из кирпичных зданий. Я открыл боковой люк и забрался внутрь.
– Праздник снова ко мне пришел, – встречает меня Тесса равнодушным взглядом, когда я протягиваю ей яблочную пастилу.
– Иначе с Вами, мадам, не повеселишься. Приходится медведю опять проявлять чудеса настойчивости.
Тесса сидела в одном из кресел для пехотинцев, выстроенных вдоль стен Аякса. Она взяла пастилу из моих рук без энтузиазма. Я сел напротив.
– Кэмел, иди проветрись, – говорю я водителю Аякса, дежурившему на своей смене.
– Есть, сержант!
Молодой худощавый парень с рыжими кудряшками на голове, отчего мы и прозвали его сначала Верблюдом, а потом подобрали версию покороче, когда в одном из заброшенных придорожных кафе нашли автомат с сигаретами. Просто сокращенно от Верблюда может быть либо Верка, либо Блюжка. И как-то не особо нам это всем понравилось: иметь в отряде парня по имени Верка или Блюжка.
Мы отключили наши приемопередатчики, оставив включенными лишь динамики в ушах.
– Жители уступили нам матрасы в главных зданиях. Там тепло и просторно, – начал я.
– Я буду спать в машине.
– Я и не сомневался.
Мне кажется, даже если Тессе заплатить, она все равно предпочтет жесткое сидение за бронированной сталью, чем мягкий матрас посреди лужайки. А ведь таковой эта деревня и была: лужайка посреди гор – заходи все, кому не лень: хоть зайцы, хоть волки, хоть кровожадные монстры.
– Видел кого-нибудь из командиров? – спросила Тесса, посасывая пастилу.
– Нет. Все по норам забились. Поняли, как облажались.
– Они не облажались, Калеб. Это я облажалась. Снова.
Я даже спорить не стал. У Тессы есть поразительная способность вечно становиться козлом отпущения. Незаметно для себя самой причем. Она не организовывала бунт, а досталось все равно ей. Потому что от решения старейшин зависит чистота ее совести. Для солдата незапятнанная совесть – понятие очень хрупкое и щекотливое. В основном, она зависит от силы твоего рассудка и решительности твоего боевого духа. А под них можно какую угодно катастрофу подстроить так, что ты станешь героем.
Я видел, как Тессу терзали сомнения. Она постоянно крутила в голове миллионы способов разрешить ситуацию. Проблема в том, что, даже переработав миллион способов, все произойдет по сценарию миллион первого, который ты не предвидел. Вот такая сучная теория относительности.
– Триггер ждет от меня доноса про бунт.
– Думаешь, он знает?
– Конечно, знает. Он все видит. Просто не предпринимает ничего, пока не будет на то оснований. Может, он до конца не был уверен, что у Фунчозы духа хватит перечить ему. Но никто ж не знал, что мы найдем эту деревню.
Тесса права. Эта деревня стала катализатором всего дерьма у нас на базе и во взаимоотношениях.
– Ты доложишь ему на ребят? – спросил я, немного погодя.
Тесса медлила с ответом. Как и я с вопросом. Потому что никто не хотел знать ответа, как и слышать вопроса.
– Конечно, я не буду доносить до них, – Тесса устало закатила глаза. Ее покинули всякие силы размышлять над этим.
Я же облегченно выдохнул. Я верю Тессе. Я – ее сержант. Я всегда должен оставаться ей верен, но иногда меня тоже посещают сомнения насчет нее, и это меня просто злит. Я будто не контролирую собственные мысли, а ведь не имею право ставить под сомнение слово командира, как и командир обязан беспрекословно выполнять приказы Полковников – система, которая сегодня, как показывают события, испытала коллапс. Удивительно, как из-за слабости одного звена стала рушиться целая иерархия. Я это и по себе заметил, когда уколы самомнения стали болезненнее, а попытки найти в Тессе недочет – явственнее. Я быстро одергиваю себя и мотаю головой, чтобы дух анархии свалил к черту из груди, потому что этот путь явно ни к чему хорошему не приведет.
– Но Полковник требует объяснений, каким образом отряды дошли до такого уровня несогласованности между собой. И тут мне надо придумать захватывающую историю о том, что мы по-прежнему верны его приказу, а сегодня просто надышались горным воздухом и у нас помутнели рассудки. Тормунд сморозил глупость, не сдержавшись в очередной раз, а мне теперь надо найти способ спасти его задницу от трибунала. Придурок.
– Зачем тебе его спасать? – искренне удивился он.
– Потому что, если с него снимут командирские нашивки, их наденет либо Вьетнам, либо Рафаэлка. Сам скажи мне, что из этого лучше.
Тут я понял, насколько далеко Тесса старается увидеть. Она готова закрыть глаза на унижения и оскорбительные выходки со стороны командиров, потому что ей важно сохранить на постах лидеров людей трезвых и разумных, хотя бы на десять процентов головного мозга.
– Фунчоза – придурок, это аксиома, не требующая доказательств. Но на миссиях у него странным образом включается интеллект, и он действительно становится полезнее многих других, – продолжала Тесса. – У нас отличные командиры, Калеб. Просто их понесло не туда. И я прекрасно вижу, откуда ноги растут у этого ветра. Мы все устали от этой безысходности. Иной раз я думаю, уж лучше бы мы, вообще, не выходили на поверхность. Она опьяняет нас запахами свободы. Мы начинаем надеяться. А надежда заставляет что-то предпринимать. А когда такой придурок как Фунчоза начинает что-то предпринимать, то это…
– Конец света, – я киваю головой.
– Меня тоже иной раз заносит этим ветром. Но у меня есть ты и Жужу. Вы оба способны заставить меня остановиться на секунду в этой гонке за счастьем, заставляете взять паузу и подумать, чтобы не наделала ошибок. А у Фунчозы кто? Рафаэлка с фатой на шлеме? Вьетнам с воронкой между ног? Или Ляжка с Легавым, которые больше похожи на русских шпионов в тылу врага? Антенна с Перуном и Электролюксом только и делают, что пытаются объединить в одну сеть все базы выживших, они, вообще, далеки от военных! Ботаники в солдатской униформе! У меня была надежда на Буддиста с его огромным градусом веры, но и он больше озабочен своим следующим перерождением, нежели нынешней жизнью.
Тесса устало спрятала лицо в руках.
– Я их всех понимаю, – продолжала она, – и более того, я согласна с ними. Нам необходимо выбираться из подземелий, мы не можем гнить там до скончания веков. Но делать это надо размеренно, обдуманно, а не так, как сегодня: надышавшись азотом и объевшись этой пастилой! Вот и получается, что я со своим постоянным торможением стала подстилкой Триггера.
Тесса, словно пребывала между двумя крайностями: одни несутся, чуть ли не галопом, а другие с насиженных мест уходить не хотят. В итоге вот тебе и козел отпущения – не принадлежишь ни первым, ни вторым. Наверное, на это Полковник и рассчитывал, когда собирал отряды, ведь нас пять. Было бы поровну, мы бы и делились поровну, занимая разные стороны на поле спора. А так гордый Маяк всегда посередине, и потому пинков получает в два раза больше остальных.
– Честно говоря, мне наплевать, что я скажу Триггеру, – тихо продолжала Тесса, закрывая лицо руками, – меня больше волнуют эти тупые деревенщины.
Тесса откровенно призналась, что все их технологии, которыми так восхищались ребята, она считает недалекими. Безотходное производство электричества, еды – это не панацея. Вирус не изучен до конца, а значит, мы не до конца понимаем суть цепной миграции. Если зараженные не появляются в этих местах столько лет, это еще не значит, что это место для них недосягаемо. Это всего лишь значит, что мы не можем ответить на вопрос «почему зараженные до сих пор не объявились здесь». Горы, ландшафт, подветренная сторона – довольно хлюпкий и неустойчивый аргумент.
– Если люди откажутся уходить и Генерал с Полковниками прикажут зачищать здесь все, я не буду в этом участвовать. И никого из Маяка обязывать к этому не буду. Пошли они к черту. Хватит с меня бессмысленного кровопролития, – сказала она и взглянула на меня сквозь пальцы, словно желая узнать, что я на это скажу.
А что я могу сказать? Я – сержант Тессы. И стал им по своей воле. Я за ней хоть в пекло.
– Я всегда буду на твоей стороне, Тесса. Ты это знаешь.
21 декабря 2071 года. 00:00
Тесса
Ребята из Теслы правы. Ночь сегодня и вправду дивная. Звездное небо завораживает, заставляет заткнуться и отдаться созерцанию бесконечного и незыблемого, как и задуматься о тщетности гонки за жизнь, смысл которой действительно теряется, если осознать, что ты для Вселенной – всего лишь песчинка. Сильно ли пострадает берег реки, если исчезнет песчинка? А десять песчинок? Да даже если десять миллионов песчинок сдует ветром, берег останется берегом. Другое дело – небо с миллионами звезд и далеких планет, которые существовали миллиарды лет до нас и столько же просуществуют после того, как от нас останется лишь пыль. Тогда в чем наша суть? Зачем мы здесь? В чем моя миссия? В чем моя важность для Вселенной?
Я мотнула головой, избавляясь от чересчур глубоких рассуждений, конец которым все равно не найдешь, лишь головную боль получишь. Неудивительно, что в античные времена рождалось так много философов. Все те ответы, которые мы сегодня находим в миллионах учебников, они находили просто, наблюдая за окружающим миром. Это поразительно. И в тоже время странно. Потому что я бы многому научила тех древних мыслителей: компьютеры, беспроводные технологии, элементарные законы физики. Но я не смогу без телескопа найти Марс или Юпитер, отличить созвездие Лиры от Кассиопеи, я не смогу объяснить, что за далекий необъяснимый ночной гул я слышу сейчас. Парадокс, но более детальное и глубокое изучение законов мироздания ослепило и оглушило нас. Мы оторвались от реальной жизни, забылись в собственных поисках, и не заметили, как потеряли этот мир. Мы слишком неаккуратно проводили исследования, играли в рискованные игры со смертельными бактериями, и снова парадокс: мы проиграли этим мелким созданиям размером с клетку. Наверное, какая-нибудь вирусная частица сидела так же, как я сейчас на башне Аякса, смотрела куда-то в незримые необъятные дали, поражалась их размерам и размышляла над тем, а насколько велика эта Вселенная, возможно ли ее изучить, подчинить. И в один прекрасный для нее день она нашла способ захватить его. Все равно, что я сейчас взлечу вверх к самой луне и начну захватывать планету за планетой. Это кажется бредом. Но на самом деле с нами все так и произошло. А это означает, что в этом мире возможно все! Самый нелогичный необъяснимый и несуразный сценарий развития событий имеет все шансы на реализацию.
От этих мыслей мурашки пробирают до костей, потому что перестаешь видеть вирус непобедимым. Раз все исходы одинаково возможны, значит и победить эту заразу в наших силах. Просто мы еще не подошли к тому откровению, что постиг вирион, ведь он наверняка миллионы лет потратил на то, чтобы найти механизмы приспособления к определенному живому организму. Чего уж тут говорить про наши жалкие сорок лет после Вспышки? Мы даже близко не подошли к разгадке секретов угрозы, а уже надеемся ее одолеть. Тем более обидно, что вместо того, чтобы объединиться в борьбе против настоящего убийцы человечества, мы продолжаем вести междоусобицы, подражая нашим предкам, которых откровенно называем тупыми. Смешно, конечно. Но как известно, в своем глазу бревна не видишь.
Я сижу на башне Аякса уже второй час. У меня заледенели кисти и кончик носа, кажется, скоро отвалится. Но я не хочу уходить. Впервые за долгое время я нашла уединение для себя и своих мыслей. Это звучит смешно, когда вокруг тебя в маленьких домишках спят сотни людей, а мои боевые товарищи расхаживают по улицам туда-сюда с винтовками на плечах. Но, тем не менее, здесь гораздо спокойнее, чем там на базе в одиночной командирской спальне. Это – истинный покой. Естественный. Не построенный руками человечества, а сотворенный самой природой. Как говорит Бриджит, наш внутренний Леший рвется в дикую среду, потому что там его дом.
– Не спится?
От его голоса я чуть не подпрыгнула! Тигран, как обычно укутанный в сотню слоев одежды, стоял позади меня на балконе второго этажа одного из кирпичных зданий. Башня Аякса, на которой я сидела, практически доставала пола второго этажа. Если бы Тигран захотел подсесть ко мне, ему надо было всего лишь перепрыгнуть через деревянный бортик балкона, и мы бы уже сидели вдвоем на башне с пушкой и сетовали на жизнь как стариканы.
Я вернула взгляд в черное небо. Совсем не хотелось пропускать ни секунды этого драгоценного времени.
– Протокол запрещает покидать базу ночью. Я уже и забыла, как выглядит ночное небо.
– Невозможно бесконечно?
Да, он совершенно прав. Именно так бы я и описала границы мира, границы желаний.
– Еще долго тебе будет сниться эта ночь, Тесса.
Он говорит тихо, и все же я отчетливо слышу его – так тихо вокруг. Наверное, наша беседа слышна в каждом доме.
– Мне снится многое из того, что мы потеряли, – ответила я.
– Зачем же пополнять такие сны?
– Иногда просто нет выбора.
– Выбор есть всегда.
Мне начинает надоедать эта теорема про выбор длиною в миллиард страниц и триллион доказательств.
– Я повторю еще раз, как повторяла Буддисту, и всем остальным: жизнь или смерть – это не выбор.
– Это – лишь твое мнение.
– И оно – командирское!
Я слегка развернулась своим уродливым обожженным боком, чтобы выглядеть настойчивее и угрожающе. Кажется, сработало. Тигран замолчал.
Но тут я поняла, что прозвучала как Триггер. Он всегда любит тыкать в субординацию и уважение военного чина. Но в то же время докторов наук и талантливых инженеров, которые тоже участвуют в нашем подземном празднике длиною в тридцать лет, он принижает до уровня плинтуса.
Один из основных моральных принципов гласит «нельзя обижать слабых», а аргументируя каждый раз свою позицию тем фактом, что я – командир, я тем и занимаюсь – узурпирую властью над слабыми. Мне претит эта чинность. Мне важно доказать свою значимость на деле, а не на красноречии или былых заслугах. Люди не дураки, они всегда пойдут за сильным, их не надо заставлять. Но если вдруг они в какой-то момент отворачиваются от него, это не повод угрожать им и пугать расправой. Это повод задать себе вопрос «что я сделала не так?».
Вот так во мне вечно борются два человека: бессердечная Стальная Стерва и святоша Тесса с кучей нравственных ориентиров. Последнюю ненавижу больше всех. Она столько проблем из ничего создает. Как например сейчас, заставляет чувствовать себя виноватой и сделать шаг навстречу очередному перемирию.
– Тигран. Я не хочу отбирать у вас ваш дом. Как и мои товарищи, я вам тоже завидую. Но не только потому что у вас есть вкусная пища, свежий воздух и небо над головой…
Я сглотнула, потому что всегда нелегко обнажать свои слабости.
– Я завидую вашему бесстрашию, – произнесла я уже тише.
Тигран долго молчал. Может, не поверил. Может, пытался учуять подвох.
– Вообще-то ты мне показалась до нахального смелой, – усмехнулся он.
Я тоже ухмыльнулась.
– Посмотрите на меня. Я настолько в стрессе из-за отсутствия бетонных стен, что не могу уснуть.
– К этому надо привыкнуть.
– Я бы очень хотела остаться здесь, потому что Вы абсолютно правы. Там на базе мы выживаем. Каждый чертов день я встаю с койки только потому, что надо выживать. Даже неважно, чем мы там занимаемся. Главное – жить. Пусть и пресно все это, беспросветно. Зато живем. Тянем время.
Не хотелось это признавать. Как и всем нормальным людям, которым знакомо чувство собственного достоинства, мне хотелось верить, что я что-то да значу для этого гребанного мира.
– Но в то же время я не устану повторять, что еще не настало время, когда мы можем выйти наружу. Как бы ни хотели, какие бы оправдания своим надеждам ни придумывали, какие бы амбициозные планы по созданию здесь укрепленной базы ни строили: еще слишком рано.
– Боюсь, подходящее время для этого никогда не настанет, – подметил Тигран.
– Может, не в наши жизни. Может, это наступит, когда наши дети или внуки примут эстафету.
От неприятного разговора у меня задергалось колено.
– Вот этим и рискуем, Тигран. Рискуем своим потомством, которому, возможно, только и суждено побороть вирус.
На самом деле, я искренне верила, что начать побеждать мы можем уже и сегодня, если только продолжим вести борьбу не на уровне пистолетов, а хотя бы позволить ученым из исследовательского блока копать глубже. Я специально часто употребляю слова «дети, потомство», потому что знаю, что это – слабое место Тиграна. Он, может, и готов пожертвовать собой ради принципов, но детей он очень любит, и в обиду их не даст.
– Ты действительно способна нас убить?
Я задержала дыхание.
– Если мы скажем утром нет?
Он задал вопрос очень тихо. Видимо, тоже прекрасно осознавал, что сегодня этой ночью здесь мало, кто сомкнет глаза, а значит нашу беседу смотрят, как раньше драматический сериал по телевизору: с интересом, возбуждением и злорадством.
– Нет. Я не смогу, – отвечаю я честно. – Но на базе всего порядка шести тысяч военных. И за вами обязательно придут.
Я не собираюсь обманывать его. Как ни разу не обманула и несколько часов назад, когда выносила вердикт их стране чудес.
– Это хорошо. Я верил в твою невинность.
От таких слов я аж обалдела и обернулась. Это точно Тигран говорит? На его месте я бы хотела меня убить. Причем медленно и упорно так, применяя средневековую пытку, типа дыбы. В этой деревянной деревне она бы очень даже атмосферно смотрелась.
– Мы приняли решение еще вечером. Мы поедем с вами на базу. Может, ваш отряд и вправду божий знак.
Я аж глаза закатила от облегчения! Он серьезно? Мне это не послышалось? Он и вправду так легко отпустил свою ярмарку жизни? Или здесь подвох? Или я чересчур подозрительна? Тигран стоял на балконе и грустно улыбался, и во всей его фигуре читался образ смирившегося с незавидной участью царя. Я же готова была прыгать от счастья, и может даже станцевать! А ведь я никогда не танцую!
– Это отличная новость, Тигран! – выдохнула я так громко и даже посмеялась.
Мне было наплевать, что весь мой напускной угрюмый грозный вид, как ветром сдуло. К черту! Приеду на базу и напьюсь вусмерть! Жужу с Горе-Федором меня научат, у них в этом большой опыт.
– Это не конец света. Раз вы здесь, это уже не изменить. Я стараюсь во всем найти положительные стороны и возможность для развития. Без позитивного настроя долго не продержишься на кочевках, ты ведь понимаешь.
Я вдруг взглянула на Тиграна другими глазами. А ведь и вправду. Он-то за свою жизнь повидал больше меня, пережил гораздо больше потерь, и наверняка мудростью своей уделает наших Полковников, которые последние тридцать лет вообще с базы не вылезают. Такой человек, как Тигран, на базе очень нужен.
– Я думаю, мы могли бы многому друг друга научить, – продолжал он. – Ну, понимаешь? Твоя военная база. Наши аграрные хитрости. Ребята сказали, у вас там оранжерея есть.
– Да, есть! В ужасном состоянии, да и выращивают там лишь сою. Говорят, это – единственная культура, способная расти посреди плесени и душного климата.
– Мы же тут все фермеры да строители. Мы много каких хитроумных решений находили для организации быта. По-другому не выжить. Либо ты умный, либо мертвый. Так что, может и ваш агроблок приведем в божеский вид. Понимаешь, Тесса, иногда полезно взглянуть на ситуацию с другой стороны: не ты нас нашла, а мы – тебя. И божья воля – это не столько вы для нас, сколько мы для вас.
Я и вправду задумалась над его словами. Опять-таки, человеку свойственно ставить себя в центр вселенной, мы сотни лет верили, что солнце вращается вокруг нас. Мы – солдаты – думаем, что несем спасение и надежду для обездоленных, но что если все наоборот? Что если как раз таки эти нищие несут нам спасение?
Так, не знаю, почему меня потянуло на такие чересчур философские глубокие темы, может, это чертово бесконечное небо так действует. Или воздух. Ляжка несколько раз жаловалась на этот свежий воздух, от которого голова кружится. Кажется, он и меня достал. Но с этими серьезными рассуждениями о монументальности мироздания пора кончать.
– В одном я согласен с тобой на все сто: дети – вот, что важно.
Ага! Говорила же, что найду для тебя верную мозоль! У всех нас есть слабые стороны, которые могут оказаться полезным инструментом в руках манипулятора.
– Дети – наше будущее, наша надежда на спасение. И их надо научить правильным вещам. У вас ведь там есть школа?
– Самая лучшая в стране! – я пытаюсь пошутить.
Тигран грустно улыбнулся. Я кивнула ему, мол, понимаю тебя. Ты снова ищешь в дерьме золото. Но ты ведь прав, если не пытаться найти хоть что-то хорошее в катастрофах, можно сойти с ума.
– Так что перестань переживать и спи спокойно, – закончил он беседу и направился к двери в комнату.
– Боюсь, я не прощу себе, если просплю единственную в своей жизни ночь под открытым небом.
Тигран последний раз взглянул на звезды.
– Да. Я тоже буду по ним скучать.
21 декабря 2071 года. 08:00
Бриджит
Я даже описать не могу свой восторг этим утром!