– Это очень странно, – улыбнулся я, прочёсывая её легкие, как свежий снег, волосы, – ты невероятно красива.
– Конечно, я согласна. Постой, я только схожу в душ: я вся в краске.
– Нет, не стоит, – удержал я её, – так будет даже лучше, более художественно. Ну-ка, сядь вот так, нет, постой, повернись в эту сторону, – начал распоряжаться я, доставая фотоаппарат.
Я входил в транс. Передо мной находилось самой прекрасное существо в мире, и она позировало мне. Я создавал нечто гениальное, и мне казалось, что аппарат в моих руках превращается в кисть, создавшую все шедевры живописи, кисть, которую держали такие гении как Леонардо да Винчи, Микеланджело Буонарроти, Рафаэль Санти. Я касался кнопки спуска с таким же благоговением, с каким они создавали образ Мадонны. А она лежала совсем нагая, измазанная краской, свесив голову с дивана и закинув ноги на его спинку, а над диваном такая подходящая репродукция «Больших купальщиц» Поля Сезанна. И я понял, что это мой
magnum opus
, моя «Мона Лиза», цель, ради которой стоило жить все эти годы. Она стала моей музой, посланницей небес, неповторимой и прекрасной хранительницей вдохновения. Эмоции переполняли меня, и я, щёлкая затвором, творил, творил, творил…
Наконец, я опустил аппарат и подошёл к ней. Она встала, коснулась меня и расстегнула мою рубашку, а затем прижалось своей небольшой упругой грудью к моей. Мы слились в единое целое, в едином порыве пускаясь в бесконечный танец любви. Я целовал её соски и подтянутый живот, а она обнимала меня своими нежными руками художника. Я входил в неё и чувствовал, как её энергия пробирается в меня. Мы стали целым и неделимым, как инь и янь. Наш секс не был чем-то пошлым и грязным, он был прекрасен и возвышен. Два человека, которые делятся своими телами друг с другом, что может быть восхитительнее!
А потом мы лежали на полу с закрытыми глазами, держась за руки, а пластинка продолжала вертеться и петь, и вертеться, и петь… И нам было так хорошо и свободно, как никогда раньше. И я до сих пор,