– Ах вот оно что! – и Дэнис загадочно усмехнулся. – Давай сначала доберемся до Средних земель, а после увидим, сбылось предсказание Бэллона или нет.
Она улыбнулась и согласно покивала головой. Дэнис прижался губами к ее макушке и вскоре по дыханию Гвендолен понял, что она уснула. Он собирался уложить ее на кровать, когда в комнату вошел Реджинальд. Окинув взглядом племянницу, свернувшуюся клубком в объятиях Дэниса, он сказал:
– Дэн, я прошу тебя воздержаться от совместных ночей с Гвендолен если не до венчания, то до тех пор, пока мы не покинем Лондон. Раз Иоанн, будучи отлученным от церкви, вдруг проявил себя поборником церковных правил, не надо его провоцировать. Он и так достаточно круто обошелся сегодня с Гвен.
– Она спит, – тихо сказал Дэнис. – Прием у короля дался ей нелегко. Я сейчас отнесу Гвендолен в ее спальню, а потом нам надо выпить что-нибудь покрепче вина.
– Тогда я жду тебя в трапезной, – ответил Реджинальд и усмехнулся: – Артур там, кажется, уже прикончил кубок виски, и даже моя чинная супруга отважилась составить ему компанию и пригубить этого зелья! Только Уильям куда-то делся.
Солсбери, о котором упомянул Реджинальд, покинув барку, сразу же отправился в покои Луизы, возле дверей которых, как всегда, нес дежурство Джеффри.
– Ваша светлость! – учтиво поклонился он Солсбери и сказал, а не спросил: – Король дал разрешение на брак леди Гвендолен и сэра Дэниса.
– Вижу, ты не сомневался в своей старшей госпоже! – заметил Солсбери.
– Ни одной секунды, ваша светлость! Но дело не только в леди Гвендолен, – невозмутимо ответил Джеффри. – Если бы моя младшая госпожа не оставалась все это время настолько спокойной, я бы имел основания волноваться за леди Гвендолен. А так – нет.
– Я хочу увидеть леди Луизу, – сказал Солсбери, и Джеффри открыл перед ним дверь.
Луиза сидела на полу, привольно расположившись на ковре среди разложенных вокруг нее книг и манускриптов. Увидев Солсбери, она не утрудилась подняться и поприветствовать графа реверансом, лишь подняла на него серебристые глаза и улыбнулась. Он опустился на ковер напротив нее и вопросительно посмотрел в ее спокойное приветливое лицо.
– Вчера мне показалось, что ты рассердилась на меня, маленькая леди.
– Так и было, – ответила Луиза.
– Но сейчас ты улыбаешься. Значит, сегодня ты довольна мной? – осторожно спросил Солсбери.
Ласковая улыбка озарила сиянием ее лицо. Она подняла руку и дотронулась ладонью до его щеки.
– Сегодня я горжусь тобой, граф Уильям.
Она ни о чем не спросила, а он не удивился тому, что ей все известно. Не в силах оторвать взгляд от ее лица, обрамленного длинными светлыми волосами, он тихо вздохнул:
– Хотел бы я знать, как бы это выглядело, если бы мы не разминулись во времени!
– Я могу показать тебе, но стоит ли, граф Уильям? Что если тебя не порадует, а опечалит то, что ты увидишь? – спросила Луиза, внимательно глядя ему в глаза.
– Дитя! – рассмеялся Солсбери. – Я зрелый мужчина, воин, закаленный во многих битвах. Я умею владеть собой, и твоя забота о моих радостях и печалях пусть и приятна мне, но обидна!
Девочка посмотрела на него испытующим взглядом, словно оценивала, прав ли Солсбери в своей уверенности, и улыбнулась.
– Хорошо. Смотри!
Луиза сделала легкое движение рукой, и вместо нее перед Солсбери вдруг возникла молодая женщина лет двадцати – изящная, стройная, с тонким и гибким станом. Платье из сиреневого бархата туго обтягивало ее высокую округлую грудь и прямые тонкие плечи. Широкими рукавами у локтей оно разбегалось, открывая руки изысканных очертаний, узкие запястья, длинные пальцы. Обвитая светлыми косами голова была гордо поднята, высокую шею не украшали ожерелья или цепочки, но она и не нуждалась в украшениях. Черты лица были схожими с чертами Марианны, но все же в них крылось отличие, едва уловимое для пристрастного взгляда, а именно таким взглядом Солсбери, затаив дыхание, смотрел на женщину, сидевшую напротив него. Не зная, что встретит, он все-таки осмелился протянуть руку и дотронуться кончиками пальцев до ее щеки. Неожиданно для себя он почувствовал тепло и шелковистость ее кожи и отдернул руку, словно ошпарился. Она улыбнулась, ласково и снисходительно, сама протянула руку и провела ладонью по его лицу. Он перехватил ее руку и, не сводя с взгляда с ее серебристых глаз, поднес к губам тонкие пальцы, благоухавшие соком молодых трав. Помедлив, она отняла руку, начертила пальцами в воздухе причудливый знак, и видение исчезло. Перед Солсбери опять предстала восьмилетняя девочка, которая наблюдала за ним с едва уловимой улыбкой.
– Вот так это было бы.
Он склонил голову, с трудом переведя дыхание. Прекрасный образ все еще стоял у него перед глазами, и он твердо знал, что будет часто видеть эту женщину если не наяву, то хотя бы во сне, что никогда не сможет забыть то, что видел сейчас. Острое сожаление кольнуло его в сердце, и, словно почувствовав этот укол, Луиза спросила:
– Не раскаиваешься в том, что настоял на своем, граф Уильям?
Он вскинул голову, посмотрел на нее и печально усмехнулся:
– Нет, маленькая леди. Но мне очень жаль, что мы с тобой разминулись.
Они недолго молчали, потом в голову Солсбери пришла мысль, которая показалась ему удачной, и он посмотрел на Луизу уже обычным – уверенным и властным – взглядом.
– У меня есть сыновья. Почему бы тебе не стать женой одного из них? Любого, который придется тебе по душе!
– Хочешь так или иначе оставить меня в своей семье? – рассмеялась Луиза. – Нет, граф Уильям. Это неразумное желание по трем причинам. Во-первых, ты станешь испытывать ненужное волнение, и в браке с графиней Элой у тебя наступит разлад.
– А во-вторых? – спросил Солсбери, не спуская с нее глаз.
– Во-вторых? – и Луиза улыбнулась странной улыбкой, внимательно глядя на него. – Граф Уильям, ты совсем не удивляешься ни моим словам, ни тому, что я только что сделала, позволив тебе увидеть, как я буду выглядеть, став старше, чем сейчас.
Солсбери растерянно пожал плечами. Она была права: все, что исходило от нее, – и слова, и образы, – он воспринимал как данность и не удивлялся тому, что стоило удивления.
– Пока ты не сказала, я даже не задумывался об этом! – признался он.
– Ты – нет, а другие? – спросила Луиза.
Задумчиво глядя на нее, он покачал головой. Да, другие, наверное, не просто удивятся. Они испугаются, приняв Луизу за ведьму, и страх затмит собой свет, который излучала эта девочка.
– Но ведь тебе не обязательно при всех обнаруживать свои необычные свойства, – предположил он.
Ее губы сложились в недетскую печальную улыбку.
– Обязательно, когда того требует мой Дар. Если кому-то грозит опасность, а я знаю об этом или могу помочь иначе, то я не вправе таиться.
– Иначе? – нахмурившись, переспросил Солсбери. – Что значит – иначе?
Вместо ответа Луиза посмотрела на одну из книг, лежавших рядом с ней, и та сама собой поднялась вверх, переместилась, словно ее несла невидимая рука, и аккуратно легла на стол. Отведя взгляд от книги, Луиза вновь посмотрела на Солсбери и, улыбнувшись, выразительно подняла бровь.
– Моя милая! – тихо воскликнул он. – Тебе и вправду лучше оставаться среди тех, кто знает тебя и сможет защитить тебя саму! Иначе я даже не представляю, какая беда с тобой может случиться!
– Конечно, представляешь, – вздохнула Луиза. – Костер, что же еще? Просто пытаешься избежать этого слова, чтобы не напугать меня.
Он печально усмехнулся, погладил ее по голове и спросил:
– Ну а в чем заключается третья причина?
– В том, что я теперь не слишком завидная невеста, – пожала плечами Луиза, ничуть не заботясь о том, что сейчас говорила. – Решение Иоанна лишает наш род не только графского титула, но и некоторых земельных владений. Так что мое приданое будет более чем скромным.
– Об этом не беспокойся, моя маленькая леди! – рассмеялся Солсбери. – Раз уж король поручил именно мне разобраться с вашими владениями и определить, что из них последует за титулом, то я постараюсь, чтобы шотландский король получил как можно меньше английских земель! Те же земли, которыми твоя сестра владеет во Франции, в Аквитании и в Уэльсе, останутся за ней как принесенные вашему роду женами в приданое, не попав в те, что были исконно закреплены за титулом, лишенным леди Гвендолен по воле моего венценосного брата!
Луиза склонила голову и улыбнулась, глядя Солсбери в глаза.
– Мой отец был бы очень признателен тебе, граф Уильям, за ту заботу, что ты проявляешь к его дочерям!
Он слегка поморщился, как от боли в застарелой ране, и тихо сказал:
– Мне жаль, что это все, что я могу сделать если не ради него, то ради вас и вашего рода!
– Я ведь уже говорила, что тебе не надо ни жалеть о чем-то, ни винить себя, – нестрого попеняла Луиза. – То, что король отобрал у Гвендолен графский титул, не причинит большого ущерба. Особенно если ты намерен позаботиться о том, чтобы она осталась почти при всех своих землях. А вот если бы Иоанн получил саму Гвендолен, наш род был бы уничтожен.
Солсбери с внезапной тревогой посмотрел на Луизу.
– Дитя мое! Ты сама постарайся не попасть Иоанну на глаза!
Она улыбнулась ему и беспечно пожала плечами:
– Не тревожься за меня, граф Уильям! Ведь мне пошел всего-то девятый год! Твой брат порочен, но не настолько.
– Да, – согласился с ней Солсбери, глядя на Луизу с нежностью, – но ты подрастешь – и тогда…
– И тогда – ничего, – спокойно сказала Луиза. – Я не успею настолько подрасти, чтобы он, увидев меня, замыслил недоброе. Твой брат умрет через четыре года, граф Уильям.
Солсбери, оторопев от ее слов, долго молчал, потом осторожно спросил, заглянув в ее серебристые глаза:
– И ты знаешь, отчего он умрет?
– Конечно, – Луиза, глядя на Солсбери безмятежными глазами, ответила: – От поноса.
Глава шестая
Она возвращалась в Веардрун!
Мысль о том, что она скоро вступит под своды родовой резиденции, будоражила воображение Гвендолен всю дорогу из Лондона. Веардрун – желанный замок ее грез и воспоминаний – скоро вновь станет для нее родным домом!
Из Лондона они отправились морем до Скарборо.
– Почему? – спросила Гвендолен Дэниса. – Ведь по суше быстрее! И граф Уильям, и дядя Артур собрались ехать верхом, а не морем, на корабле!
В морском путешествии был бы смысл, отправься они сначала во Францию, где могли беспрепятственно обвенчаться. Реджинальд и Дэнис обсуждали, стоит ли так и поступить. Но тогда им пришлось бы прибыть ко двору короля Филиппа, и Реджинальд высказал обоснованное опасение, что тем самым они дадут Иоанну великолепный предлог обвинить их в измене. После долгого раздумья Дэнис сказал, что попробует найти и в Англии священника, который обвенчает его с Гвендолен, несмотря на папский интердикт.
– Если нам нет необходимости отправляться на континент, тогда я тем более не понимаю, почему мы отправились морем! – огорчалась Гвендолен.
– Сама поймешь, милая, – усмехнулся Дэнис. – Нам предстоит небольшое путешествие, которое доставит тебе удовольствие.
– Учитывая, что и Уильям, и Артур покинут Лондон позже нас, мы доберемся до Веардруна одновременно с ними, – подхватил Реджинальд, с ласковой усмешкой глядя на племянницу.
Ей оставалось только поверить им на слово. К тому же они так переглядывались друг с другом, что она заподозрила некий сговор. Куда Дэнис посылал накануне отъезда почтовых голубей? На все ее вопросы и Дэнис, и Реджинальд только отшучивались и напоминали о добродетели терпения. Они вообще вели себя как два сверстника, и, наблюдая за дядей, Гвендолен не могла не признать, что Реджинальд, несмотря на то что попал в опалу у Иоанна, был весел и выглядел так, словно сбросил добрый десяток лет. И она отстала от них, прекратив донимать расспросами, хотя каждый лишний день пути вызывал у нее томительное нетерпение. Скарборо располагался севернее, и корабль должен был пройти мимо Веардруна, но как ни вглядывалась Гвендолен в туман, скрадывавший очертания берега, она так и не смогла увидеть ни скалу, на которой стоял Веардрун, ни сам замок.
Гилберт и Роберт были в восторге от морского путешествия, а вот Клэренс не выглядела обрадованной тем, что скоро окажется в родовой резиденции, в которой не была почти восемь лет. Ее смущала предстоящая встреча с бывшими друзьями и подругами. Как они ее встретят, после того как она поддержала запрет Реджинальда напоминать им о себе Гвендолен и Луизе? Ее смущал и сам Реджинальд: она тоже видела происходящие в нем перемены. Он стал похожим на себя не только в годы, предшествовавшие войне, которую Гай Гисборн развязал против Робина, – Реджинальд походил на того, каким он был до женитьбы на Клэренс.
Старший сын усугубил ее смятение, когда сел рядом и, взяв ее руку в свои ладони, спросил:
– Матушка, ты не будешь против, если я останусь в Веардруне, а не вернусь с вами в Стэйндроп?
– Почему, Вилли?! – огорчилась Клэренс.
Он улыбнулся ей темно-карими глазами Вилла Статли:
– Но ведь я тоже Рочестер, значит, Веардрун и мой дом!
Был еще один человек, который решил для себя, что, когда корабль причалит в Скарборо, он пойдет своей дорогой, которая поведет его куда угодно, только не в Веардрун. Он даже заговорил об этом с Реджинальдом, который молча выслушал и вместо ответа указал глазами на Луизу:
– Если она согласится, тогда и я дам тебе свое согласие.
Джеффри подошел к Луизе – та стояла у борта, ухватившись за него обеими руками, и неотрывно смотрела на море. Свежий ветер трепал ее светлые волосы и тонкое платье. Опасаясь, что девочка простудится, Джеффри набросил ей на плечи теплую накидку. Луиза нехотя повернула к нему голову и, посмотрев в глаза, сказала как отрезала:
– Нет.
– Что – нет, леди Луиза? – спросил он.
– Нет, ты не оставишь службу и поедешь с нами в Веардрун.
Ему казалось, что за годы, проведенные рядом с ней, он уже перестал удивляться ее словам и поступкам, но он сейчас невольно вздрогнул:
– Ваш дядя сказал вам, что я просил у него разрешения оставить службу?
– Нет, конечно, – снисходительно усмехнулась девочка. – Ты ведь говорил с ним об этом всего минуту назад.
Он не стал ее спрашивать, откуда она в таком случае узнала о его намерениях, – она бы все равно не ответила, только пожала бы плечами, как делала это всегда, когда слышала подобные вопросы.
– Мне очень жаль расставаться с вами, но я вынужден покинуть вас и леди Гвендолен. Вы возвращаетесь домой, и моя охрана вам больше не нужна, – сказал он, вложив в слова и голос всю убедительность, на которую был способен.
Как оказалось, его усилия остались бесполезными – Луиза бесстрастно ответила:
– Гвен – нет, а мне нужна.
– Даже в Веардруне? – не поверил ей Джеффри.
– Не имеет значения где, – сказала она. – Я знаю, что дядя не дал тебе разрешения уйти, резонно считая, что только я вправе отпустить тебя. Поэтому ты никуда не уйдешь, поедешь в Веардрун и останешься там.
Она замолчала, не спуская с него совсем не детских серебристых глаз, и Джеффри оттянул ворот куртки, чувствуя, что ему не хватает воздуха. Так жестко, как маленькая Луиза, ему не отдавал приказы даже покойный сэр Гай!
– Леди Лу, я не могу сопровождать вас в Веардрун и тем более остаться там! Вы не можете понимать… – начал он говорить, надеясь убедить этого странного ребенка с такой непреклонной волей, но Луиза, небрежно махнув рукой, оборвала его, не пожелав слушать дальше.
– Могу и понимаю, почему ты не хочешь ехать туда, – сказала она, продолжая сковывать его неумолимыми глазами. – Но ты обязан. Это твое искупление.
Джеффри мрачно усмехнулся:
– За что именно?
– За письмо, – спокойно ответила Луиза и жестом велела ему опуститься на палубу.
Когда он сел возле борта, она последовала его примеру, по-прежнему глядя ему в глаза.
– Какое письмо?
– Письмо, которое дядя написал своей сестре. Моей матери. То самое, которое ты, исполняя приказ сэра Гая, передал Хьюберту.
Джеффри устало закрыл глаза ладонью и долго молчал прежде, чем спросить:
– Должен ли я объяснять вам, почему счел возможным передать то письмо?
Луиза покачала головой:
– Не трудись, я знаю и без твоих слов. Ты решил, что ничем не рискуешь, исполняя данный тебе приказ. В том, что моя мать получит долгожданную весточку от любимого брата, ты не видел никакого вреда, а гибельный для нее приказ сэра Гая посчитал неисполнимым. Твой сводный брат – предатель, он сам усомнился, что у него получится провезти мою мать мимо дозорных постов, и его сомнения подкрепили твою уверенность. Но ты упустил из виду, что в любой, самый выверенный расчет может вмешаться случай и стать роковым, сыграв на руку твоему господину, как оно и вышло. Поэтому ты виноват, несмотря на все твои благие намерения, и Веардрун – твоя расплата.
Выслушав ее слова как приговор, Джеффри отнял ладонь от лица и, задумчиво сощурившись, посмотрел на нежное лицо девочки. Сквозь распущенные волосы проскальзывали солнечные лучи, облекая голову Луизы ореолом света. Маленький ангел, да и только, если бы не глаза, в которых мерцает сталь!
Не смутившись под пристальным взглядом телохранителя, – желал бы он посмотреть на того, перед кем эта девочка почувствует хоть каплю смущения! – Луиза едва заметно усмехнулась:
– Можешь задать свой вопрос. Я отвечу.
Он мог бы сказать ей, что ему нет смысла спрашивать вслух – она, без сомнения, знала, что он хотел узнать. Но она пожелала услышать, и он не мог противиться ее воле:
– Тогда откройте мне, почему мне была дарована такая милость – служить вам и вашей сестре все эти годы? Вы вправе упрекать меня за тот случай с письмом, но он не был моим единственным прегрешением. Ваш отец неизменно вызывал у меня уважение и восхищение, но отношение к нему не мешало мне оставаться преданным своему господину и его врагу, пусть я во многом не одобрял сэра Гая.
– Я знаю, – сказала Луиза. – И когда твой господин погиб, ты решил, что время душевного разлада для тебя закончилось. Ты счел, что твой долг перед погибшим исполнен. Те, кому ты был бы рад посвятить свой меч, остались живы. Но потом они тоже погибли. И с их смертью ты понял, что ошибся: долгожданный покой к тебе так и не пришел.
– Да, – глухо произнес Джеффри, – все было именно так. Я надеялся обрести покой, но вместо него оказался в пустоте. Лишь когда граф Реджинальд согласился взять меня на службу и доверил мне охранять вас и леди Гвендолен, пустота в моей душе уступила место долгожданному успокоению.
– В этом и есть ответ на твой вопрос, – Луиза улыбнулась. – Ты спрашивал почему, и теперь знаешь.
Джеффри посмотрел на нее с удивлением. Правильно истолковав его взгляд, девочка беспечно рассмеялась звонким смехом.
– А! Тебе непонятно, за какие заслуги кому-то понадобилось заботиться о мире в твоей душе? – и, когда он кивнул в ответ, мгновенно стала серьезной. Чуть сузив глаза, она ответила: – За один день, во Фледстане.
– За день во Фледстане? – медленно переспросил Джеффри, не сводя с Луизы глаз, в которых мгновенно появилась настороженность. – О чем вы, леди Лу?
– О дне, который ты подарил моей матери, чем спас ей жизнь.
Прищурив глаза, она выжидающе посмотрела на Джеффри. Тот с трудом перевел дыхание: такого откровения он не ожидал, даже зная о способностях Луизы. Джеффри откинулся спиной на борт и, запрокинув голову, посмотрел в распахнутое небо, по которому бежали редкие прозрачные облака. Память перенесла его в тот далекий день, и покрытая шрамами щека Джеффри дернулась, словно медведь только что снова прошелся по ней своей лапой.
****
Она ни о чем не узнала – ни тогда, ни потом. Он видел, как ее взгляд скользнул по убитому ратнику Лончема, чье тело оставалось лежать в луже крови, пока сэр Гай разговаривал с ней. Она не знала, что это именно он убил его, когда Гай Гисборн приказал ему войти в караульную и выгнать из нее всех, если там кто-то есть помимо леди Марианны. Он вошел и обнаружил этого ратника, который в ответ на требование убираться предложил ему дождаться своей очереди. Убил не за дерзкий ответ, а за то, что ратник бесстыдно продолжил насиловать ее прямо при нем. Впрочем, чего тому было стыдиться такого же ратника, служил ли он Гаю Гисборну или Роджеру Лончему!
Он слышал весь разговор сэра Гая с леди Марианной и, слушая, стискивал зубы от бессильного гнева на Хьюберта. Забывший о преданности своему лорду, тот примчался в условленное место на взмыленной лошади и потребовал немедленной встречи с лордом Гисборном, отказавшись сначала сказать ему, Джеффри, зачем ему так срочно понадобился сам сэр Гай. Потом, когда Хьюберт выкладывал сэру Гаю новости о графе Роберте и леди Марианне, он жалел, что не придушил сводного брата по дороге, видел, как меняется лицо его господина, и понимал, что сэр Гай не простит сокрушительного краха своих надежд. Но в такую коварную, изощренную и жестокую месть, даже зная Гая Гисборна с малых лет, он не поверил и винил в произошедшем Роджера Лончема, посчитав, что сэр Гай ограничился тем, что передал Лончему вести, полученные от Хьюберта. Вся правда ему открылась много позднее из уст самого Гая Гисборна. А в тот день он слушал разговор сэра Гая с леди Марианной и прятал глаза, лишь бы не унижать ее еще больше, хотя она все равно его не заметила, не поняла, кто одолжил ей плащ, в который она даже не завернулась, а забилась, как зверь забивается в нору.
Когда она удержала сэра Гая, вцепившись в его сапог, и умоляла спасти ее или убить, он очень надеялся, что в его господине проснется если не милосердие, то хотя бы жалость. Но нет! Отшвырнув ее, как собаку, сэр Гай вышел из караульной, а он позволил себе задержаться, воспользовавшись тем, что сэр Гай забыл его окликнуть. Бросив на нее взгляд, он увидел, что она лежит без движения, закрыв глаза и вздрагивая под плащом, и, оттащив подальше от нее убитого им ратника, вышел наружу. Внимательно оглядевшись, он увидел слоняющихся по двору Фледстана ратников Лончема, услышал скабрезные шутки, которыми они обменивались, и понял, что они вернутся в караульную, стоит ему уйти. Вспомнив, что она даже не стонала, когда ратник Лончема насиловал ее с намеренной жестокостью, а только еле слышно хрипела, он с неумолимой ясностью осознал, что она не выживет, если насилие над ней продолжится и дальше. А оно неминуемо продолжится, если он уйдет. И он остался.
Занятый собственными переживаниями, Гай Гисборн на какое-то время забыл обо всем, и он воспользовался этой забывчивостью. Подозвав к себе шестерых ратников из дружины сэра Гая, он велел им занять помещение караульной и не впускать в нее ратников Лончема под любым предлогом. Если понадобится – применить оружие. Его товарищи все поняли без объяснений и расселись за столом в караульной, выразительно положив рядом с собой на скамьи мечи. Но прежде чем они вошли, он сам вернулся туда и перенес леди Марианну в оружейную комнату, примыкавшую к помещению караульной. Он знал, что его соратники не прикоснутся к ней, но не хотел, чтобы они видели ее в таком состоянии. Она так и не пришла в себя, пока он устраивал ее на полу в оружейной. Понимая, что ей нужна помощь, он приказал одному из ратников найти любую служанку. Когда тот привел в караульную девушку, на лице служанки были одни глаза – огромные от немого ужаса. Она не сомневалась в том, зачем ее привели, и он с трудом успокоил ее, сказал, что ей ничего не грозит и втолкнул девушку в оружейную почти силой. Увидев свою госпожу, она разрыдалась, но тут же взяла себя в руки, захлопотала возле леди Марианны, попросила принести воды. Вода – это было последнее, о чем он успел распорядиться, прежде чем ему передали приказ явиться к лорду. Он вышел из караульной, снова увидел ратников Лончема и с горечью подумал: а есть ли смысл в его стараниях?
Смысл есть. Он вспомнил, как сэр Гай язвительно предложил ей надеяться на помощь графа Роберта. Вспомнил, как она сама, оставаясь в забытьи, шептала, беспрестанно и почти беззвучно шептала ненавистное его лорду имя. И он понял, что Роберт Рочестер обязательно придет за ней, что сэр Гай тоже знает это и ждет его появления во Фледстане. Значит, надо уберечь леди Марианну от ратников Лончема до того, как его лорд передаст ее графу Хантингтону. В том, что сэр Гай намерен поступить именно так, Джеффри не сомневался.
Дежуря в коридоре возле двери, за которой заперся его господин, он мысленно взывал к его заклятому врагу, твердя только одно: скорее! И когда сэр Гай, почти не стоявший на ногах от выпитого вина, приоткрыл дверь и потребовал к себе леди Марианну, с сердца Джеффри словно камень свалился. Значит там, за дверью, не только он, но и граф Роберт. Джеффри почти бегом вернулся в караульную и увидел, что успел вовремя. Ратники Лончема, осатанев оттого, что их так долго не пускают к той, кого им подарил Лончем в качестве трофея, уже схватились за оружие. Чтобы принести леди Марианну в покои, где его ждал сэр Гай, Джеффри пришлось идти по двору под охраной своих товарищей по оружию, слушая брань и проклятия ратников Лончема. Рядом с ним, крепко вцепившись в его локоть, семенила служанка, вздрагивая от ужаса. Когда он поднялся на галерею, она куда-то подевалась, юркнув в первую попавшуюся по дороге дверь. А леди Марианна так и не пришла в себя, и он передал ее с рук на руки сэру Гаю, а потом долго смотрел на закрывшуюся за ними дверь.
Когда он через несколько лет провожал ее в Шервуд и сказал о том, что все слуги и вся дружина Гая Гисборна поклялись оберегать ее, а она усмехнулась в ответ, возразив, что до дела их клятва не дошла, он едва не рассказал ей о том дне, но в последний момент удержался. Зачем? Чтобы она вспомнила всю боль и ужас? Окунулась в давний позор, поняв из его слов, в каком виде и состоянии он нашел ее? Нельзя же было ожидать, что она ответит на его откровения горячей признательностью, а не обожжет взглядом стальных глаз и, молча пришпорив коня, умчится прочь! Ему оставалось совсем немного проехать рядом с ней до границ, за которыми простирались небезопасные для него владения вольных стрелков. Этим отрезком пути он слишком дорожил, чтобы поступиться им ради воспоминаний, в которых она не нуждалась. Поэтому он промолчал, и она ничего не узнала…
****
– Ты сильно рисковал! – тихо сказала Луиза, не сводя с Джеффри глаз. – Во-первых, из-за гнева своего господина за твое самовольство, который неминуемо должен был на тебя обрушиться и обрушился. Во-вторых, узнай мой отец сразу в те дни о том, что и ты со своими товарищами был в караульной, он не стал бы разбираться, что вы там делали. Вас постигла бы участь ратников Роджера Лончема, хотя вы не были виноваты в том же, что и они. Впрочем, и они были далеко не все повинны, но это их все равно не спасло. Ты прекрасно понимал, что рискуешь жизнью, но тебя не остановило это соображение – так горячо ты стремился помочь моей матери, сделать для нее все, что было в твоих силах. В этом и кроется причина, по которой она выбрала тебя оберегать Гвендолен и меня – своих дочерей. Она знала, что ты станешь защищать нас от любой опасности даже ценой собственной жизни, и знала, что рядом с нами в твоей душе наконец наступит мир.
Джеффри перевел дыхание и опустил взгляд на Луизу.
– Она никогда и ничего не узнала про тот день. После того как сэр Гай ушел из караульной, она потеряла сознание и пролежала в беспамятстве до тех пор, пока я не забрал ее оттуда по его приказу. Вас бесполезно спрашивать, откуда об этом знаете вы. Но почему вы постоянно, сколько я знаю вас, говорите о матери так, словно она не умерла?
Услышав его вопрос, Луиза улыбнулась бесконечно снисходительной улыбкой:
– Это твой господин умер, Джеффри! Прощение моей матери избавило его от вечных мук, но не от смерти, в которой сознание растворяется. А мои родители всего лишь покинули эти земли ради Заокраинных земель. Там открываются все тайны, которые здесь оставались неведомыми. Поэтому то, о чем она не знала здесь, она узнала там. На сегодня тебе довольно ответов?
Она выразительно выгнула тонкую бровь, и он поспешил склонить голову в знак согласия.
– Хорошо, – одобрила Луиза и ласково взяла его за руку. – Не бойся Веардруна! Это не только твое искупление, но и награда. Там ты найдешь и дом, и семью.
Джеффри представил, как его встретят соратники лорда Шервуда, и хмыкнул: славная у него будет семья, ничего не скажешь!
– Можешь пока не верить мне, – рассмеялась Луиза, – но очень скоро ты сам убедишься в том, что я была права.
Когда корабль причалил в Скарборо, Гвендолен с удивлением увидела, что их встречают ратники не только с гербом Невиллов на одеждах, но и с гербом Рочестеров. Как она ни пыталась вспомнить хотя бы одного из них, но так и не смогла. Они все были молоды и не могли служить ее отцу. Но Дэнис знал каждого из них. Он о чем-то переговорил с высоким светловолосым ратником, называя его Мартином, и Гвендолен увидела, как Мартин ухмыльнулся с мальчишеским озорством, махнул рукой, и другой ратник подвел в поводу двух вороных коней – оседланных и накрытых лазурными попонами с вышитым на них гербом Рочестеров. Изящная тонконогая кобыла, чья вороная масть была разбавлена белой полосой, протянувшейся ото лба до храпа, и без единого пятнышка жеребец, который был так похож на отцовского Воина, что Гвендолен даже потрясла головой.
– Это дети Воина, – улыбнулся Дэнис, заметив ее изумление. – Сына я назвал Кадвайлом, а дочь для тебя, и ты выбери ей подходящее имя.
– Свое имя она мне сейчас сама откроет, – рассмеялась Гвендолен и, обняв кобылу за шею, тихо заговорила с ней так, словно они шептались, как две подруги.
Кобыла фыркнула, провела губами по щеке Гвендолен и, высоко подняв голову, посмотрела на нее сверху вниз темными горящими глазами.
– Ее имя – Банон, – сказала Гвендолен.
– Королева? – перевел с валлийского Дэнис и рассмеялся: – Да, она всегда была очень высокого мнения о себе! Я рад, что вы поладили, Гвен.
– А где лошадь для меня? – осведомилась Луиза, с восхищением разглядывая обоих коней.
– Для тебя мы подберем коня в Веардруне. Возьмешь любого, какой тебе придется по нраву, – ответил Дэнис. – А пока поедешь вместе с Джеффри.
Гвендолен села в седло, вокруг нее, Дэниса, Вилла и Луизы, сидевшей в седле перед Джеффри, сомкнулись в строй ратники Веардруна. Путешественники разделились на два отряда: Реджинальд и Клэренс вместе с сыновьями последовали отдельно в сопровождении собственной охраны. Гвендолен оглянулась на Реджинальда, и тот помахал ей рукой в знак того, что племяннице не о чем беспокоиться. Бросив взгляд на Дэниса и поймав его улыбку, Гвендолен поняла, что ей приготовили какой-то еще неведомый, но, несомненно, приятный сюрприз. Их путь в Веардрун лежал через Фледстан, и значит, они должны были проехать от севера к югу почти через все Средние земли, после того как минуют северные графства.