– Робин отдавал такой приказ относительно меня? – шепотом спросила она Вилла.
– Да. Только не вздумай сейчас заявить, что ты о нем ничего не знала! Тебе все равно не поверят, – ответил Вилл и, быстро оглянувшись, тихо сказал Статли: – Встань позади нее и прикрой ей спину!
– Ничего не бойся, Мэриан, – прошептал Статли, сделав то, о чем просил Вилл, и ободряюще положил ладонь на плечо Марианны. – Робин дает им выговориться. Как только они выдохнутся, он обрушится на них с такой мощью, что я им всем не завидую!
Едва он это сказал, как Робин поднял руку, и крики постепенно перешли в недовольное ворчание, потом смолкло и оно.
– Что ж, слушайте, раз спросили! – сказал Робин и обвел стрелков пронзительным взглядом потемневших до черноты глаз. – Я мог бы предложить вам объяснить, как она извещает шерифа о чем-либо, если, по вашему же утверждению, дозорные не позволят ей покинуть Шервуд. Но делать этого я не стану, а скажу вам так: Марианна – моя женщина. Вы действительно думаете, что я позволю кому-нибудь из вас поднять на нее руку?
Ответом ему было полное молчание.
– Все ваши подозрения ни на чем не основаны! – продолжал Робин с нарастающим гневом. – Есть ли у вас хоть одно доказательство ее виновности? Нет. Потому что их попросту не существует. Вы утверждаете, что она любима Гисборном? Это не так. Он ненавидит ее, и не меньше, чем меня самого! Почему она лишилась владений и богатства? Она лишилась их из-за меня. Почему она сбежала в Шервуд? Она не сбегала, это я привез ее из Фледстана в лес, когда опекун Марианны уже назначил час ее казни. Остальное, как было верно замечено, мои дела, и я не намерен посвящать в них весь Шервуд. Больше вы ничего от меня не узнаете, кроме одного, – и он не оборачиваясь протянул назад руку, указав на Марианну. – Этой женщине я верю как самому себе, и она останется со мной, нравится вам это или нет! Ее жизнь принадлежит мне, и если кто-то из вас забудет мои слова, я убью ослушника сам и без всякого снисхождения!
Слова лорда Шервуда и его гневный голос оказали на стрелков большое воздействие. Они долго молчали, но бунт, о котором предупреждал Вилл, еще не утих.
– Почему молчит Саксонка? – спросил Айвен и в упор посмотрел на Марианну. – Ей самой нечего сказать в свое оправдание?
Оттолкнув Вилла, который попытался ее удержать, Марианна подошла к костру и встала рядом с Робином.
– Что вы хотите от меня услышать? – громко спросила она, обведя замолчавших стрелков глазами, в которых серебро сменилось сталью. – Не предавала ли я Шервуд? Нет. Многие из вас были со мной в дозорах, сражались плечом к плечу с ратниками шерифа. Вся моя жизнь в Шервуде прошла на ваших глазах! Может ли кто-нибудь из вас припомнить мне хотя бы один поступок, который заставил бы усомниться в моей преданности?
Марианна перевела дыхание, ожидая ответа, но стрелки молчали и смотрели на нее, и она видела прежнюю враждебность на их лицах и в их глазах. Высоко подняв голову, она продолжила:
– Вам нечего вспомнить! Но вы больше не верите мне, – и вдруг она дерзко рассмеялась им в лицо. – А знаете, я и не нуждаюсь в вашем доверии! Мой лорд верит мне, и для меня этого достаточно. Но ради того, чтобы сохранить в Шервуде мир, я готова доказать свою невиновность, пройдя испытание Божьим судом!
После ее последних слов стрелки зашумели и начали оживленно переговариваться.
– Она с ума сошла! Только ордалий нам не хватало! – еле слышно простонал сквозь стиснутые зубы Вилл.
– Подожди, Вилли! Робин не допустит! – тихо ответил Джон и посмотрел на Робина и Марианну.
Они неподвижно стояли возле гудящего костра, лицом к лицу с таким же гудящим воинством Шервуда. Из сомкнутых рядов стрелков вышел Мэт, чтобы высказать общее мнение.
– Что ж, Саксонка, ты сделала достойное предложение! Огня здесь хватает, кусок железа мы найдем, и, когда оно раскалится, подержишь его на ладони, пока кто-нибудь прочтет «Отче наш». Если удержишь до конца молитвы – мы поверим в твою невиновность, выронишь раньше – умрешь. Ты согласен на Божий суд, Робин?
Робин посмотрел на Марианну, замершую в ожидании его слов.
«Не бойся за меня! Решай!» – безмолвно сказал ее взгляд.
«Это ты не бойся и верь мне!» – так же безмолвно ответил ей взглядом Робин и, бесстрастно посмотрев на Мэта, сказал:
– Да, согласен.
Марианна закрыла глаза, вспомнив укус раскаленного железа, который ей довелось испытать. Это было неописуемо больно, но та боль длилась несколько мгновений. А сейчас ей придется терпеть, пока не прочтут молитву. Читать же будут не торопясь, четко произнося каждое слово. Однажды в Ноттингеме ей довелось присутствовать при проведении Божьего суда огнем, и она знала правила.
Почувствовав, как под ладонью дрогнуло плечо Марианны, Робин сжал его и повысил голос так, что он прокатился над всей поляной громовым раскатом:
– Только вы забыли об одном! Это мое, а не ваше право – назначать Божий суд и определять, каким он будет!
Посмотрев потемневшими до грозовой черноты глазами на стрелков, замерших в ожидании его слова, он вынул из ножен меч и заслонил им Марианну. Клинок Элбиона вспыхнул бликами пламени.
– Так вот, я назначаю Божий суд! – тем же голосом, подобным грому, провозгласил Робин. – Но не огнем, а оружием! И я сам буду защитником Марианны на этом суде! А теперь выбирайте, кто скрестит со мной меч.
Стрелки онемели. Наблюдая за ними, Робин улыбнулся такой улыбкой, что стал похож на матерого волка, оскалившего клыки в смертельной угрозе тому, кто осмелится принять его вызов.
– Почему ты? – наконец спросил Алан. – Саксонка владеет мечом и может сама постоять за себя.
– Потому что – я! – яростно выдохнул Робин. – А ты что думал, Алан? Что я – воин из рода Рочестеров – позволю своей женщине с мечом в руках отстаивать невиновность, а сам буду стоять среди вас и наблюдать за поединком?! За то, что она стала моей, ее заклеймили позорным клеймом, которое до конца моих дней будет жечь мне сердце. И после этого я оставлю ее без защиты?! Так кто выйдет против меня?
Он перехватил рукоять меча и полными гнева глазами, в которых отражались языки пламени, обвел притихших стрелков, не ожидавших, что им предложит поединок сам лорд Шервуда.
– Ты – наш лорд и командир, Робин! – сказал Мэт, сжимая рукоять обнаженного меча. – Никто из нас не станет сражаться с тобой. Назначь Саксонке другого защитника!
Вилл словно только и ждал этих слов. Он подошел к Робину и Марианне, стремительно вынул из ножен меч и так же, как Робин, заслонил им Марианну.
– Я, Уильям Рочестер, известный вам как Скарлет, готов отстаивать оружием невиновность Саксонки! Кто из вас скрестит со мной меч? Один или все вместе – мне нет разницы!
По рядам стрелков прошло волнение – многие из них учились владению мечом у Вилла и знали, как он искусен и беспощаден в сражении. Вилл смотрел на них таким же взглядом, как Робин, – неумолимым и грозным. Заметив, что некоторые все же потянулись к рукоятям мечей, он громко сказал:
– Лишь одна просьба, мой лорд! Если против меня выйдет больше двух противников, то будет справедливо позволить и мне взять второй меч!
– Если тех, кто пожелает настаивать на виновности Саксонки, будет много, то справедливо, если и защищать ее честь станет не один Вилл, – медвежьим басом пророкотал Джон, бесшумно подойдя к Робину. Достав двуручный меч, он тоже загородил им Марианну. – Я готов вместе с Виллом выступить в защиту Саксонки!
– Как и я, – сказал Статли, становясь плечом к плечу с Джоном и ограждая Марианну своим мечом. Глядя в глаза Алану, он спросил: – Что, Алан, ты готов скрестить меч со мной?
Общее напряжение достигло предела. Казалось, воздух сгустился так, что его можно резать ножом на пласты. Не сводя глаз со Статли, Алан чертыхнулся сквозь зубы и бросил меч обратно в ножны. После недолгого промедления остальные стрелки – те, что уже приготовились к поединку, – один за другим последовали его примеру.
– Не ошибусь, если скажу от имени всех, что поединка не будет, – мрачно проговорил Мэт. – Саксонка оправдана.
– Тогда помните, что вы отказались сами! – ответил Робин. – И отныне я не прощу ни одного дурного слова о Марианне, ни одного косого взгляда в ее сторону! Вы слышали меня и запомнили мои слова!
Вольное воинство ответило лорду Шервуда нестройным согласным гулом.
Теперь, когда все закончилось, силы внезапно оставили Марианну. Лица стрелков закружились перед глазами, она пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за руку Робина. Он поддержал ее, обняв за стан, и, убирая Элбион в ножны, сказал Виллу:
– Позаботься о ней. Мне еще надо поговорить с командирами отрядов.
Вилл подхватил Марианну на руки и понес ее в трапезную.
Робин сделал знак, созывая вокруг себя тех, кто возглавлял отряды стрелков, и заговорил с ними самым обыденным тоном, словно ничего не произошло. Его спокойный голос преодолевал смущение, все еще владевшее стрелками. По мере обсуждения повседневных для Шервуда дел неловкость окончательно исчезла. Кто-то даже осмелился пошутить, и все вместе с лордом Шервуда рассмеялись над шуткой. Когда Робин перешел к указаниям, как надлежит усилить меры безопасности, его слушали с обычным вниманием, стараясь не упустить ни одного слова.
Вилл усадил Марианну на скамью и, сложив руки на груди, наблюдал, как подруги хлопочут над ней. Кэтрин плескала водой в ее побледневшее лицо. Когда Марианна глубоко вздохнула и открыла глаза, Клэренс принялась поить ее вином, держа кубок в своих руках.
– Очнулась? – неласково осведомился Вилл, встретившись с Марианной взглядом. – У тебя есть голова на плечах? Это же надо было додуматься: Божий суд! А если бы Робин не настоял на своих условиях, чтобы ты делала? Стоило тебе уронить раскаленное железо, – а ты бы его уронила! – как они растерзали бы тебя на части! Мы бы даже на помощь тебе не успели прийти!
– Оставь ее, Вилли! – раздался за его спиной усталый голос Робина.
Подойдя к Марианне, Робин заглянул в ее глаза и, удостоверившись, что она в порядке, ласково провел ладонью по ее щеке:
– Ты молодец, ласточка, держалась, как клинок отменной закалки. Я горжусь тобой!
Кэтрин подала Робину кубок с вином по его безмолвному кивку, и, сделав глоток, он обернулся к брату:
– Она помогла мне, Вилл. Я уже сам думал, как мне спровоцировать их на открытое выступление, чтобы они от слов перешли к делу. Если бы я не смог настоять на своих условиях суда, как я вообще все эти годы держал их в узде? А тебе спасибо за поддержку!
– Всегда к твоим услугам, братец! – с доброй усмешкой ответил Вилл, тоже принимая от Кэтрин кубок с вином. Осушив его, он вздохнул, устало потянулся и едва заметно поморщился: – Я поехал по постам. Ты поедешь со мной или останешься?
– В объезд постов отправлюсь я! – заявил Джон, посмотрев на усталые лица Робина и Вилла, – а вы оба ступайте спать! Только перед сном, Вилли, пусть Марианна тебя перевяжет. Это ей ты напел, что получил пустяковую царапину, а меня не обманешь.
Не удовольствовавшись сказанным, он хлопнул Вилла по правой руке выше локтя так, что Вилл даже подпрыгнул.
– Ты в своем уме, медведь?! – зашипел он, схватившись за руку. – Она уже затянулась, пока ты не полез ко мне!
Из-под его пальцев по рукаву куртки расплылось темное пятно крови. Марианна, не обращая внимания на протесты Вилла, закатала рукава куртки и рубашки и, бросив взгляд на порез, оставленный клинком, только присвистнула.
– Затянулась и начала воспаляться. Вилл, ты что, без руки хочешь остаться? – спросила она и быстро ушла в аптечную комнату, не пожелав слушать его возражения.
– Еще одна нянька появилась! – проводил ее взглядом Вилл и сердито посмотрел на Джона: – А ты ей, наверное, приплачиваешь?
– Даже не сомневайся! – довольно рассмеялся Джон и ушел за луком и стрелами.
Робин недолго посидел за столом, наблюдая, как Марианна промывает рану Вилла. Убедившись, что его помощь не требуется, он тяжело поднялся и с трудом подавил зевок.
– Доброй ночи тебе, Вилл! Я пошел спать. Утром займемся похоронами Клема.
Вилл кивнул и, проводив Робина взглядом, закрыл глаза и устало прислонился затылком к стене. Закончив перевязывать его, Марианна вышла из трапезной выплеснуть окровавленную воду. Вернувшись, она подошла к Виллу и остановилась напротив него. Вилл по-прежнему сидел на скамье, откинувшись спиной к стене и закрыв глаза, словно спал. Марианна ласково провела ладонью по его щеке. Он вздрогнул от ее прикосновения как от ожога и, открыв глаза, вопросительно посмотрел на Марианну.
– Я хочу поблагодарить тебя, Вилл, – сказала Марианна и улыбнулась ему.
– За что? – нахмурился Вилл, понял и рассмеялся резким смешком: – А! В твоей благодарности нет нужды. Я не тебя защищал, а помогал Робину. Ты для меня значишь ровно столько, насколько крепко привязан к тебе Робин. Никакой иной ценности ты для меня не имеешь, Саксонка.
Она побледнела от его жестокого признания, но справилась с собой и сказала все с той же улыбкой:
– И все равно я благодарна тебе, Вилл!
В знак признательности она склонила перед ним голову, гордо выпрямилась и ушла из трапезной, столкнувшись в коридоре с Джоном. Вилл смотрел ей вслед, сжимая губы так, что они побелели.
– А ты молодец! – с притворным восхищением протянул Джон, который слышал каждое слово из разговора Вилла и Марианны, и посмотрел на Вилла с укором: – Обязательно было ей отвечать с таким пренебрежением? Она сейчас налетела на меня и даже не заметила – так ты ее обидел!
Вилл ответил ему усталым, но бесконечно уверенным в собственной правоте взглядом.
– Мне надо тебе объяснять, почему я не ответил ей иначе? Обычно ты обходишься без слов.
Марианна сходила в купальню, смыла с тела и волос дорожную пыль и, переодевшись в чистое платье, пошла к себе. Когда она вошла в комнату, Робин лежал в постели, отвернувшись к стене, до пояса укрытый покрывалом. Стараясь не потревожить его сон, Марианна накрепко закрыла дверь и ставни, подбросила дров в камин и неслышно разделась. Скользнув под покрывало, она закрыла глаза, чувствуя неимоверную усталость. Минувший день оказался слишком долгим и таким богатым на события, что почти лишил ее сил. Но, несмотря на усталость, сон не приходил, и Марианна начала дрожать и мерзнуть – не от холода, а от воспоминаний о сборе стрелков. Робин, который на самом деле еще не спал, тоже чрезмерно утомленный прошедшим днем, почувствовал озноб Марианны и понял, что у нее наступила реакция на сражение, смерть Клема и обвинения в предательстве. Слишком много пришлось ей сегодня пережить!
Он повернулся к ней, обнял и притянул к себе.
– Может быть, напоить тебя сонным отваром? – тихо спросил он, дотрагиваясь легкими поцелуями до ее лба.
– Нет, – ответила Марианна, пытаясь согреться теплом его сильного тела и так умерить озноб.
– Тогда иди ко мне, – прошептал он. – Сегодня я буду утешать тебя.
Он растрепал ее влажные светлые пряди, поцеловал и осторожно опрокинул Марианну на спину. Его губы заскользили по ее телу, и вскоре она перестала дрожать, напряжение внутри нее ослабло, и Марианна потянулась к Робину, чтобы ответить лаской на его ласку.
– Не надо! – шепнул Робин, целуя ее руки. – Эта ночь – твоя. Я и так не останусь обделенным!
Она улыбнулась и уронила руки на постель, полностью вверив себя Робину. Он искупал ее в ласках, которые из нежных потихоньку становились страстными, истомил, заставил ее снова и снова искать прикосновений его губ, рук, всего его тела. Если она, утешая его, забирала у него горечь и печаль, то он, наоборот, отдавал ей тепло и силу, наполняя все ее существо благодатным светом. Так, как он, никто на свете, наверное, не умел утешать, и она забыла обо всех печалях, прильнув к нему. Но и он, как и говорил ей, не оказался обделенным, когда она выгнулась, принимая его. С их губ слетел одинаковый тихий вздох облегчения, который сменился таким же одинаковым стоном.
– Как же ты отдаешься мне! – прошептал Робин, глядя на ее запрокинутое лицо в кольцах светлых волос. – Вся целиком, без остатка!
Она открыла глаза, чтобы увидеть его лицо – любимые, ненаглядные черты, преображенные сейчас страстью и желанием, почерневшие отрешенные глаза, приоткрытые сухие губы, из которых вылетало частое хрипловатое дыхание. О, как она его любила в такие мгновения!
– Подглядываешь? – улыбнувшись, шепнул Робин, встретившись глазами с Марианной.
– А ты? – с нежной улыбкой спросила она, уличив его в том же пристрастии.
– Я люблю смотреть на тебя, – прошептал он, окунаясь лицом в волны ее волос.
Они не сразу пришли в себя. Робин медленно разомкнул объятия, придавив собой Марианну, и ее ослабевшие руки обвили его плечи.
– Тебе не тяжело? – услышала она его шепот.
Она помотала головой и провела ладонями по изгибам его горячего тела.
– Это как Смерть! – выдохнула она, прижимаясь щекой к его руке.
– А потом – Возрождение, – ответил Робин и лег на спину, привлекая Марианну к себе.
Она почувствовала, как его пальцы нащупали контур ее клейма, остановились на нем, и ладонь Робина легла на спину Марианны, накрыв клеймо. Марианна положила голову Робину на грудь и тихо сказала:
– Оно не стоит того, чтобы ты всегда помнил о нем.
Робин понял, что она имела в виду его слова, сказанные стрелкам, и, положив ладонь ей на щеку, крепко прижал голову Марианны к своей груди.
– Я не могу не помнить о нем. Изменить это не в силах ни ты, ни я.
– Знаешь, наверное, самая большая удача, которая только может быть, случается тогда, когда женщина и мужчина находят друг друга – так, как мы с тобой, – задумчиво сказала Марианна, глядя вдаль широко открытыми глазами. – Подобный союз несет в себе и великое утешение, и великую силу для тех, кто его заключил.
– И очень много забот, – улыбнулся Робин и поцеловал Марианну в макушку. – Спи, милая.
Марианна согласно кивнула и закрыла глаза. Теперь усталость была иной и несла сон. Засыпая, Марианна прикоснулась губами к руке Робина и прошептала:
– Спокойного сна. Спасибо тебе!
Глава двенадцатая
– Саксонка, Робин проснулся?
Марианна стояла перед зеркалом, пытаясь справиться с густыми непослушными волосами. Они отросли уже немного ниже плеч, но упорно не хотели смиряться, сплетаясь в косу. Она пыталась связать их лентой у затылка в хвост, но пряди у лица выбивались, несмотря на все ее усилия. Она почти справилась, но появление Вилла застало ее врасплох, пальцы ослабли, и светлые волны тут же осыпали ее лицо.
– Конечно нет, Вилл! – сердито глядя на себя в зеркало, ответила Марианна. – Он вернулся только пару часов назад!
– А заснул, наверное, и того позже? – усмехнулся Вилл, появившись в зеркале за спиной Марианны. – Не расстраивайся! Они еще недостаточно отросли. Попробуй прихватить их над висками заколками, а потом собирай в хвост.
– Спасибо за совет. Осталось раздобыть заколки, чтобы не одалживаться у Мартины.
Вилл улыбнулся, и она увидела в зеркале, как он положил на стол небольшой сверток из провощенной ткани. Обернувшись, она вопросительно посмотрела на Вилла, но он лишь смотрел на нее с прежней улыбкой, не говоря ни слова. Тогда она подошла к столу, распутала завязки и развернула ткань. Перед ней лежали четыре золотые заколки для волос, украшенные крупными сапфирами.
– Они помогут делу? – спросил Вилл.
Марианна дотронулась кончиками пальцев до одной из заколок и обернулась к Виллу:
– Это мне? – и, когда он не удостоил ее ответом, дав понять, что она задала неуместный вопрос, искренно удивилась: – В честь чего ты делаешь мне такой дорогой подарок, да еще мне и именно ты?
– В честь семейных традиций, – ответил Вилл. – Пусть вам с Робином до сих пор не удалось принести брачные обеты в церкви, я все равно считаю тебя его женой. И поскольку в семье моего брата и сюзерена случилось радостное событие, то мой долг – поздравить тебя и преподнести подарок.
– Радостное событие? – перепросила Марианна и, догадавшись, что он подразумевал, залилась нежным румянцем. – Как тебе об этом стало известно?!
Вилл рассмеялся и окинул ее снисходительным взглядом.
– Ты не помнишь, что это я был тем, кто подхватил тебя, когда ты вчера решила упасть в обморок прямо в трапезной? Да, Саксонка, так уж вышло, что я успел к тебе, прежде чем ты разбила лоб о решетку очага и обожглась бы в придачу. Позвал Эллен, принес тебя сюда, подождал за дверью, пока она разберется, что с тобой, и от нее узнал, что ты не больна, а здорова, да еще за двоих. Поэтому прими мои поздравления, подарок и уверение в том, что твоя тайна пока известна только тебе, Эллен, мне и… – он выразительно посмотрел в сторону спящего Робина.
– Нет, я еще не сказала, – ответила Марианна, заметив его взгляд.
– Не стоит откладывать. Он будет рад. Мой брат очень любит тебя, Марианна. Дорожи этим.
Взяв со стола заколки и гребень, Вилл подвел Марианну к зеркалу.
– Стой смирно! – сказал он приказным тоном.
Несколькими взмахами гребня он пригладил ее волосы, усмирил непокорные пряди заколками и перетянул остальные лентой у затылка. Посмотрев на себя в зеркало, Марианна убедилась, что волосы идеально легли в нехитрую прическу, а сапфиры заискрились синим блеском в светлых волнах и кольцах ее волос.
– Тебе идет, – заметил Вилл, поймав в зеркале взгляд Марианны, в котором отразилось удовольствие от собственного отражения. – Только алую ленту замени синей.
Марианна обернулась к Виллу и встретила его взгляд, подобный зеркальной поверхности: в его глазах отражалась она сама, но никаких чувств – ни добрых, ни злых.
– Вилл, давай наконец подружимся! – попросила Марианна. – Ведь у нас нет причин для раздора!
Вилл с усмешкой посмотрел на нее, и вновь только отблески пламени в камине отразились в его янтарных глазах.
– Я не враждую с тобой. С твоей стороны думать так глупо, но объяснимо – чисто по-женски. Пойми наконец одну простую вещь. Робин – глава нашего рода. Я принес ему вассальную присягу. Ты – его избранница. Сведи эти три слагаемых в одну сумму и пойми мое истинное отношение к тебе. Сделай поправку на то, что мы с ним выросли вместе, а тебя я знаю несколько месяцев. Это все, Марианна.
– Но Клэренс…
– Не любит меня, хотя беззаветно предана Робину и любит тебя. При всей ее неприязни ко мне я люблю Клэр, поскольку она моя сестра. Если ты решила сплотить нас всех в крепкую семью, просто прими все, как оно есть. Может быть, у тебя и получится. Еще раз – мои поздравления.
Вилл склонил голову в едва уловимом поклоне и покинул комнату.
Оставшись одна, Марианна села за стол и налила себе в кубок молоко. Еще не рассвело, в приоткрытые ставни вливался холодный ночной воздух. Марианна закуталась в плащ Робина и пила молоко, не сводя глаз с огромного букета пунцовых роз. Букет был так велик, что зеленые стебли едва уместились в широком горле кувшина. Марианна пригнула к лицу одну из роз и вдохнула аромат бархатистых лепестков.
Продрогнув даже под теплым плащом, она подошла к окну, чтобы плотно закрыть ставни, и увидела, что на темном небе появился первый отблеск зари. Марианна села на край постели рядом с Робином и нежно провела ладонью по его щеке. Робин вздохнул и открыл глаза.
– Что, уже так поздно? – сонно проговорил он, бросив взгляд в окно, оставшееся открытым.
– Нет, милый, еще так рано, – с улыбкой ответила Марианна, склоняясь к нему и целуя Робина в лоб. – Но ты сам просил разбудить тебя в обычный час.
Робин лениво поворочался, обнял Марианну и, проснувшись окончательно, откинул покрывало и потянулся за одеждой.
– Чем ты занималась два дня? – спросил он.
– Пока ты где-то пропадал с Джоном? – уточнила Марианна. – Кстати, только что приходил Вилл осведомиться, проснулся ты или еще спишь.
Робин потянулся и сладко зевнул.
– Неймется ему с утра пораньше!
– Я занималась самыми обычными, ничем не примечательными делами. Даже не выходила погулять! – с улыбкой продолжала Марианна, заработав за последние слова одобрительный кивок. – Конечно, будь твоя воля, ты бы вообще запер меня в нашей комнате!
– Может быть, я строгий повелитель, но разумный, – рассмеялся Робин. – Кто же будет заниматься хозяйством, если я посажу тебя под замок?
– А где был ты эти два дня, мой милый, разумный властитель? – рассмеявшись, спросила Марианна.
Заметив, как она поежилась и плотнее закуталась в плащ, Робин закрыл ставни. На него, хотя он оставался в тонкой рубашке, еще не надев теплую куртку, холод ноябрьского утра, казалось, не действовал. Марианна сонно зевнула и принялась с нежной улыбкой наблюдать за Робином.
– Я был в Сауфвэлле, потом в Мэнсфилде, и вот я здесь, – ответил Робин, бреясь и внимательно следя в зеркале за скольжением ножа по щеке.
– Верх разумности! Ты умудрился объехать половину графства! – расхохоталась Марианна и повалилась на спину. Отсмеявшись, она перекатилась на бок и, подперев рукой голову, спросила: – И что слышно в Ноттингемшире?
– В Ноттингемшире все тихо и спокойно. Отдельные неполадки, нарушавшие его покой, я исправил, – медленно проговорил Робин, проводя ладонью по гладко выбритому подбородку.
– Тихо и спокойно! – задумчиво повторила Марианна. – Так же, как и в Шервуде. Может быть, сэру Рейнолду надоело устраивать на нас засады и облавы?
Услышав ее вопрос, Робин хмыкнул с досадой и бросил нож на стол.
– Полей мне, – попросил он.
Она спрыгнула с постели, взяла кувшин с водой, и Робин подставил ладони под тугую струю ледяной воды. Марианна, дурачась, то приподнимала горло кувшина так, что вода почти переставала течь, то обрушивала на Робина целый водопад, пока он в ответ не окатил ее брызгами. Марианна взвизгнула и отскочила.
– Не шерифа заслуга в том, что в Ноттингемшире стало тихо и спокойно, – с невольным вздохом сказал Робин, вытираясь полотенцем, которое подала ему Марианна. – Нам пришлось пропустить в Ноттингем все налоги. А ратники шерифа, наверное, вообще решили, что мы занялись в лесу хлебопашеством и нам стало недосуг лишний раз скрестить с ними мечи. Прямо-таки благочестивый орден братьев-монахов, а не вольный лес!
– Почему, милый?
– Потому что любой сборщик, любой гонец к шерифу или от него, которых мы раньше тоже перехватывали, может оказаться приманкой, чтобы завлечь нас в засаду. Статли упросил меня разрешить ему сегодня помочь монахам из аббатства в Ярроу доставить собранную десятину.
– Из Ярроу? – удивилась Марианна. – А как же твоя дружба с аббатом?
– Была и останется нерушимой. Монахов никто и пальцем не тронет, а деньги все равно предназначены епископу Гесберту. Мы с аббатом давно потолковали по душам и пришли к согласию в этом вопросе. Посмотрим, что из затеи Статли получится! – Робин задумался, забыв о полотенце.
– Есть правда в том, что даже самые скрытные люди все равно выдают свои тайны возлюбленным! – рассмеялась Марианна, но ее смех быстро затих: настолько хмурым было лицо Робина.
– Все это пустяки и забавы, ласточка! – сказал Робин, очнувшись от размышлений. – Настоящая война начнется, когда Гай вернется из Лондона. Вот тогда наша жизнь станет и оживленнее, и веселее! Шериф только обороняется, а Гай, имея в Шервуде свои глаза и уши, если мы их не выловим раньше, чем он вернется, сразу перейдет в наступление. Гай гораздо энергичнее и несравнимо умнее, чем сэр Рейнолд.
– И что будет? – спросила Марианна, слегка нахмурившись и не сводя с Робина глаз.
– В зависимости от того, кто кого опередит: он меня или я его. Гай попытается отыскать слабые места во всем: в защите леса, в ратном умении стрелков, но прежде всего – в наших сердцах. Относительно моего сердца ему почти не надо трудиться, а вот мне добраться до него будет несравнимо сложнее! И тогда, милая, я действительно запру тебя в этой комнате!
Он посмотрел на Марианну и улыбнулся, заметив ее беспокойство.
– Мэриан, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Не тревожься, всеобщая забота о моей безопасности успела меня утомить! Мало мне было Джона, так к нему теперь добавился Вилл. А желающих закрыть меня собой при любом шорохе я только и успеваю отталкивать! Стоит мне куда-нибудь собраться, как вокруг пристраивается почти королевская свита! И всем, оказывается, просто по дороге со мной! А братец только ехидно смеется в ответ на мои просьбы умерить прыть.
Марианна от души расхохоталась. Вилл так наладил охрану лорда Шервуда, что Робин не мог ступить и шагу за порог трапезной, без того чтобы не оказаться тотчас окруженным десятком стрелков.
– Очень смешно! – проворчал Робин и лукаво улыбнулся одними глазами. – Одно утешение, что все это происходит сейчас, а не год назад.
– Почему тебя это утешает? – удивилась Марианна.
Робин сел рядом с ней, обнял и объяснил, глядя ей в глаза так, словно действительно ждал от Марианны сочувствия:
– Сама подумай! Как я бы смог объяснить девушке, почему навестил ее не один, а со всеми стрелками Шервуда?
– Ах девушке!.. – с деланым пониманием протянула Марианна. – Сейчас я тебе подскажу слова для твоих объяснений!
Она принялась колотить его ладонями по груди, пока он, расхохотавшись, не повалил ее на кровать, придавив собой так, что она не смогла шевелиться. Продолжая смеяться, он целовал ее скулы, нос, подбородок, а она мотала головой, отворачиваясь от его поцелуев.
– Ох, любовь моя! Ты не только осталась ревнивой, но стремительно начала глупеть! – вздохнул Робин и сдавил Марианну руками. – Не брыкайся, лежи смирно, пока я не побил тебя! Вот теперь умница! Ты думаешь, что у меня на кого-нибудь, кроме тебя, хватит сил? Вспомни, ты мне, усталому, целый час не давала уснуть!
– Это я тебе мешала спать? – уже с искренним негодованием фыркнула Марианна. – Ты сам меня разбудил, заявив, что соскучился, а я, видишь ли, сплю самым бессовестным образом. Мне пришлось покорно уступить твоим желаниям, а теперь ты утверждаешь, что это я не позволила тебе уснуть!
– А, так ты мне просто покорно уступила? И, наверное, испытала от своей покладистости лишь чувство исполненного долга? – осведомился Робин, забираясь рукой под ее платье и гладя Марианну по коленке. – А кто же так льнул ко мне, стонал и даже пытался кусать себя за пальцы, чтобы не разбудить всех своим криком?
– Я! Я! – рассмеявшись, повинилась Марианна, отталкивая его руку.
– Ну, вот так-то лучше, моя леди! – рассмеялся Робин и отпустил Марианну.
Он подошел к столу, не присаживаясь за него, налил себе молока и отломил кусок от ломтя хлеба.
– А вообще, ласточка, я в последнее время разлюбил начинать утро с разговоров о делах Шервуда, пока они не улучшились, – вздохнул он.
– Хорошо, – улыбнулась Марианна, – у меня есть к тебе совсем иной разговор.
– Какой? – спросил Робин, доливая себе молока.
– Сначала обернись. Мне нужно видеть твои глаза, – попросила Марианна.
Поставив кубок на стол, Робин обернулся к ней и слегка поднял бровь в ожидании ее слов. Марианна подошла к нему, посмотрела в глаза, но вместо того чтобы сказать хоть слово, смущенно уткнулась лбом ему в плечо. Робин рассмеялся и бережно обнял ее: