– Надо потолковать с ними, – решительно сказал он. – Постерегли нас – и будет. Хорошо, что узнал, а то как раз собирался завтра идти к водопаду. Одно дело, когда за мной подглядываешь ты, и совсем другое – они, пусть даже ради моей безопасности.
– Я за тобой подглядываю?! – возмутилась Эллен.
Джеффри скосил на нее глаза и рассмеялся:
– Прости, я выбрал неверное слово. Конечно, ты не подглядываешь, а так и ешь меня глазами от макушки до пят.
Она хотела ответить резкостью, но, поймав смеющийся взгляд Джеффри, насупилась и, превозмогая себя, призналась:
– Это плохо, что мне нравится смотреть на тебя?
– Зависит от того, почему ты на меня смотришь, – ответил Джеффри, улыбаясь одними глазами.
– Ты хорошо сложен, – буркнула Эллен.
– Тогда как я могу счесть это плохим? – вновь рассмеялся Джеффри. Привстав на локте, он склонился над Эллен и, заглянув в ее сердитые глаза, поцеловал в переносицу. – Нелли, меня радует, что во мне есть хоть что-то, что тебе нравится.
Ей нравилось в нем не только его тело, но Эллен решила воздержаться от лестных слов, чтобы Джеффри не возгордился.
– Как ты их найдешь? – спросила она утром. – Я, например, их ни разу не видела с того дня, когда они побывали здесь в последний раз.
– Так и должно быть, – усмехнулся Джеффри. – Иначе оказалось бы, что я мало требовал с них и плохо натаскивал.
– И все же? – допытывалась Эллен.
– Сейчас увидишь, – невозмутимо ответил Джеффри. – Вот только закончу завтракать и побеседую с тем, чей сегодня черед охранять нас. Всех троих здесь не будет, но один обязательно окажется неподалеку. Можешь сама посмотреть.
Все еще сомневаясь в его уверенности, Эллен вышла с ним из дома. Оставив ее в дверях, Джеффри дошел до середины поляны и, заложив в рот два пальца, громко свистнул. В ответ на затейливый свист, явно служивший условным сигналом, из леса немедленно показался один из трех бывших ратников Гисборна.
– А, Томас! – узнал его Джеффри и дружелюбно улыбнулся. – Значит, сегодня ты стоишь в карауле.
Томас смущенно хмыкнул и склонил голову, подтверждая его слова.
– Вот что, – совсем иным тоном распорядился Джеффри, – считайте с этого дня, что необходимости приглядывать за мной больше нет. Сворачивайте свои дозоры, а если вы вдруг мне понадобитесь, объясни, где вас искать, и я разыщу.
– Как скажешь, – послушно ответил Томас, но, помедлив, попросил: – Ты не мог бы снять рубашку и куртку, чтобы я убедился, что твои раны зажили, и успокоил бы Никласа и Мэтью?
Джеффри приподнял бровь, пристально глядя на Томаса, и тот вытянулся перед ним и застыл. Наблюдая за ними, Эллен явственно увидела сейчас в Джеффри командира ратников Гисборна. Судя по тому, как вел себя Томас, он тоже ощутил на плечах тяжесть кольчуги под суровыми прищуренными глазами Джеффри.
– Может быть, мне надлежит раздеться полностью? – осведомился он обманчиво участливым тоном.
Даже у Эллен пробежал мороз по коже от его голоса, а о Томасе и говорить нечего. Его загорелое лицо слегка побледнело, но он, не дрогнув, остался неподвижно стоять перед Джеффри и поспешил ответить:
– Нет. Прости, что осмелился проявить неподобающую дерзость.
Джеффри тут же смягчился, вновь стал улыбчивым и похлопал Томаса по плечу:
– То-то же! Вы, смотрю, превратились в чувствительных девиц, Том, если вас надо успокаивать. Спасибо за дрова и съестные припасы, и передай Никласу и Мэтью мою благодарность.
Томас просиял в ответ. Джеффри ни слова не сказал о кошельке с серебром, и он метнул быстрый взгляд в сторону Эллен. Угадав не заданный вслух вопрос, она отрицательно покачала головой, на что Томас ответил едва заметным одобрительным кивком. Впрочем, от цепких глаз Джеффри не ускользнули ни кивок, ни предшествовавшее ему переглядывание.
– Что вы еще затеяли и во что втянули Эллен? – спросил он. – Отвечай быстро, Томас!
Тот вновь подобрался и, стоя перед Джеффри навытяжку, немедленно отчеканил:
– Госпожа Эллен только что подтвердила мне, что твое самочувствие не вызывает у нее опасений.
Джеффри посмотрел на Томаса, обернулся к Эллен и смерил обоих насмешливым взглядом.
– Ну-ну, – отозвался он самым неопределенным тоном, в котором угадывалось, что Джеффри не поверил ни единому слову Томаса. – Научились лгать командиру прямо в лицо?
Томас вдруг бросил на Эллен умоляющий взгляд, настолько не вязавшийся ни с его бодрым голосом, ни с воинской выправкой, что она едва не рассмеялась. Но, вспомнив о предупреждении Томаса, что Джеффри откажется от денег, а они ему понадобятся, поспешила прийти на выручку:
– Так и есть! Томас ничуть не покривил душой, Джеффри!
После недолгого раздумья, сопровождавшегося самым тщательным изучением лица Томаса, которое сохраняло замкнутое выражение и каменную неподвижность, Джеффри решил поверить.
– Хорошо, – сказал он, – приношу тебе извинения в излишней подозрительности. Все, Том, рассказывай, где вас искать, и отправляйся по своим делам.
Выслушав Томаса, Джеффри кивнул, и бывшие ратники Гисборна обнялись на прощание. Когда Томас скрылся в лесу, Джеффри, вместо того чтобы отправиться к водопаду, как он собирался накануне, предложил Эллен пойти на прогулку.
Она прихватила теплые плащи для него и для себя: стало ощутимо прохладно даже днем. Джеффри взял меч и нож – скорее по привычке, но и ради предосторожности, если в лесу им встретится хищный зверь, – и свистнул Артосу. Волкодав немедленно подскочил и с коротким глухим тявканьем запрыгал вокруг Джеффри. Эллен опять подивилась тому, что Артос, прежде не отходивший от Робина ни на шаг, с такой охотой и едва ли не в одно мгновение признал в Джеффри хозяина.
Они медленным шагом пошли по одной из тропинок, пока Джеффри не предложил Эллен передохнуть на лужайке. На земле лежало несколько поваленных деревьев, и на одном из них они расположились, а Артос немедленно лег возле ног Джеффри и задремал, не забывая при этом вслушиваться в лесные шорохи.
Пока Джеффри отдыхал – сама Эллен не устала, – она отважилась задать ему беспокоивший ее вопрос. Для нее явилось откровением, что дружина Гисборна выполняла приказы своего лорда при условии подтверждения их Джеффри. Прежде она и помыслить не могла, что воля Гисборна, державшего в страхе весь Ноттингемшир, не всегда была безусловной. Джеффри – вот кто был залогом благополучия и безопасности Гая Гисборна, и, понимая, насколько Гисборн зависит от его преданности, он позволял себе проявлять собственную волю, как в случае с Марианной во Фледстане. А в случае с Робином в Руффорде? И Эллен спросила:
– Скажи честно, когда сэр Гай приказал в Руффорде стрелять в лорда Робина, ты подтвердил бы этот приказ?
Джеффри повернул голову и пристально посмотрел на Эллен:
– Почему ты считаешь, что приказы сэра Гая нуждались в моем одобрении?
Прекрасно помня, как он сердился на разговорчивость бывших соратников, она благоразумно решила промолчать. Но Джеффри и без ее слов обо всем догадался. Слегка прищурив глаза, он, глядя на Эллен, задумчиво протянул:
– А ты им понравилась! Во всяком случае вызвала к себе доверие. Вишь, сколько они тебе порассказали! – глубоко вздохнув, он ответил ей иным, очень жестким тоном: – Нет, Нелли, я бы не стал подтверждать тот приказ сэра Гая.
– Ты говоришь правду? – спросила Эллен и прикусила язык.
Она ждала, что он оскорбится тем, что она практически обвинила его во лжи. Но Джеффри не оскорбился. Рассмеявшись, он обнял Эллен и прижался губами к ее виску.
– Я до сих пор не унизился перед тобой ни единым словом лжи, о чем бы ты меня ни спрашивала, и сейчас сказал совершенную правду.
– Но как бы ты объяснил свое поведение сэру Гаю? Он же был вне себя от бешенства! – воскликнула Эллен.
– Тем бы и объяснил, – хладнокровно ответил Джеффри. – Что, будь он спокоен и рассудителен, как того требовала ситуация, то понял бы сам: стрелы поразят не только графа Роберта, но и ратников, стоявших позади него и Маленького Джона.
Подумав над его словами, Эллен с сомнением покачала головой:
– Боюсь, Джеффри, он не посчитал бы подобное объяснение достаточным оправданием! Ведь получается, что ты не только сохранил жизнь десятку ратников, но и не дал сэру Гаю расправиться с лордом Робином. А что стоили собственные ратники в глазах сэра Гая в сравнении с возможностью раз и навсегда покончить с лордом Робином? Если вспомнить, как он потом относился к леди Беатрис, не думаю, что сэр Гай простил бы тебя!
Джеффри невесело усмехнулся:
– Ну, я все-таки не леди Беатрис. Но, даже если ты права, что поделаешь? Не простил бы, так не простил.
– Ты хоть понимаешь, что бы он с тобой сделал?! – воскликнула Эллен, удивленная откровенным безразличием, прозвучавшим в голосе Джеффри.
Он посмотрел на нее и сказал:
– Разумеется, понимаю. Я был вынужден наблюдать, как собаки рвали его оруженосца, когда псари по приказу сэра Гая натравили всю свору на беднягу Гарри, и помню, что от того осталось. Страшное зрелище! Но, полагаю, со мной сэр Гай так бы не обошелся.
– Почему ты в этом уверен? – спросила Эллен, решив, что Джеффри надеялся на приязнь, которую питал к нему Гисборн.
Последовавший ответ опроверг ее домыслы и был не менее страшным, чем зрелище, о котором упомянул Джеффри:
– Он счел бы подобную смерть слишком легкой для меня.
– И, зная об этом, ты все равно не приказал бы стрелять в лорда Робина? Почему?
Глядя в ее широко открытые глаза, в которых он увидел непонимание и страх, Джеффри вздохнул с нарочитым сокрушением:
– Нелли, ты, конечно, бывает, глупишь, но не настолько, чтобы тебе дважды пришлось повторять одно и то же.
Он сам хотел бы спросить ее, чем вызван страх, отразившийся не только во взгляде Эллен, но и на ее лице. Тем, что случилось бы с графом Робертом, отдай он приказ стрелять, или с ним самим, когда она поняла, что его могла постигнуть жестокая кара за ослушание? Джеффри не стал спрашивать – из опасения, что услышит ответ, который его не обрадует, а разочарует.
Эллен же думала о том, что объяснение Джеффри, конечно, резонно, но было ли оно исчерпывающим? Не крылась ли причина его бездействия в том, что он не желал смерти Робину, да еще на глазах у Марианны? Вспомнив, какой он с ней и каким был с тем же Томасом, который, едва облик и голос Джеффри изменились, мгновенно забыл, что состоит на службе у короля, а не у Гая Гисборна и Джеффри на самом деле больше не командует им, Эллен задумалась. Какое из обличий Джеффри является истинным? То, в котором он пребывал рядом с ней, или то, в котором служил Гаю Гисборну?
– Нелли, ты видишь меня таким, какой я есть на самом деле, – услышала она голос Джеффри и, когда встретилась с ним глазами, он озорно и снисходительно улыбнулся: – Попробуй потренироваться перед зеркалом, если хочешь, чтобы лицо не выдавало все твои мысли. Это несложно, поверь мне! Я, например, очень быстро постиг эту науку.
– Какой же ты лицемер! – рассмеялась Эллен. – Если ты настоящий такой, каким я тебя знаю, выходит, ты много лет носил маску.
Джеффри бросил на нее короткий взгляд, непонятно улыбнулся и указал на поваленное дерево напротив того, на котором они сидели:
– Что ты видишь?
Эллен с большим прилежанием осмотрела дерево от макушки до самых корней и с недоумением пожала плечами:
– Ничего! Рябина как рябина. Листья уже засохли и свернулись, ягоды сморщились и почти все осыпались…
– Не трудись продолжать! Значит, рябина как рябина, и ничего больше? Смотри внимательно – они очень шустрые!
Джеффри подобрал с земли камушек и бросил его в один из сучков. Сучок ожил и метнулся под ствол.
– Ящерица! – воскликнула Эллен.
– Верно. Цветом она сливалась с древесной корой, замерла неподвижно, и ты ее не заметила. Она тоже лицемерила?
– Нет, конечно! Она всего лишь затаилась, избегая возможной опасности.
Джеффри рассмеялся и пожал плечами:
– Так в чем же ты усмотрела мое лицемерие? По-твоему, я должен был бросаться очертя голову навстречу верной погибели?
Эллен внимательно и очень серьезно посмотрела на Джеффри и неожиданно для него сказала:
– И вот так все годы, что ты провел рядом с ним? Каждую минуту увязывать братскую приязнь к сэру Гаю, преданность ему и собственное понимание, что из его воли допустимо, а что нет? Джеффри, я бы не пожелала и лютому врагу такой жизни!
Он ответил ей долгим пристальным взглядом и улыбнулся. Кажется, Эллен наконец-то перестала видеть в нем недруга, раз что-то сумела понять. Благодарный ей за это понимание, Джеффри приложил губы к ее лбу и тихо, спокойно сказал:
– Каждому дается бремя по силам, Нелли. Главное – не поддаться искушению сбросить его. Сэр Гай не устоял перед соблазном, и потому из нас двоих большего сочувствия заслужил он, а не я, – ощутив, как Эллен протестующе затрепыхалась под его рукой, Джеффри вновь рассмеялся: – Ну не буду, не буду, а то снова поссоримся, чего я желаю меньше всего!
– Расскажи, с чего все началось, – внезапно предложила Эллен.
– Что именно? – осведомился Джеффри, щурясь на солнце и не ожидая подвоха.
– Твоя привязанность к сэру Гаю. Что положило ей начало?
Она почувствовала, как он замер, напрягся всем телом, и повторила:
– Расскажи!
Он долго молчал – она услышала, как ускорилось биение его сердца, – потом отозвался еле слышным смешком:
– Ты уверена, что сможешь слушать?
Эллен поняла смысл его вопроса: сможет ли она спокойно отнестись к тому, что он будет говорить о Гисборне иначе, не так, как она, без осуждения и тем более без присущего ей неприятия. Про себя она согласилась, что это будет непросто. Но Эллен хотела узнать больше о Джеффри, а не о Гисборне. А без понимания истоков того, что их связывало, она не сможет понять Джеффри, и потому, сжав сердце в кулак, Эллен сказала:
– Да, смогу.
Он долго молчал, потом шумно вздохнул и едва заметно грустно улыбнулся:
– Ладно, будь по-твоему. Захотела узнать – слушай.
Глядя бесстрастным взглядом прямо перед собой, он начал говорить ровным, почти усыпляющим голосом, припоминая события того далекого дня, который впервые близко свел его с сэром Гаем – тогда еще только младшим лордом, не рыцарем. Вскормленные молоком одной женщины, они, разумеется, знали друг друга и раньше. Высокомерно не обращая внимания на прочих ровесников-простолюдинов, лорд Гай удостаивал Джеффри благосклонного кивка, чем подчеркивал: молочный брат лорда чуточку выше остальной детворы, обитавшей в замке Лайонела Гисборна.
– В тот день нам – и ему, и мне – было одиннадцать лет.
Сэр Лайонел собирался на охоту. Джеффри вместе со сводным братом с любопытством смотрел, как седлают лошадей, цепляют на поводки собак, заходившихся лаем и оседавших на задние лапы в предвкушении загона дичи. Когда сэр Лайонел садился в седло, Хьюберт вдруг заложил пальцы в рот и свистнул так громко, что перекрыл шум суматохи, царившей возле конюшни. Жеребец сэра Лайонела, заржав, встал на дыбы, и всадник, не успевший нащупать ногой стремя, удержался в седле каким-то чудом.
Через мгновение Джеффри был схвачен за ворот сильной рукой. Отчим тряхнул его, оторвал от земли и развернул лицом к себе:
– Ах ты змееныш! Как ты посмел свистеть и пугать лошадей? Наш лорд чуть не упал из-за тебя!
Джеффри повел глазами в сторону Хьюберта, но того уже и след простыл. Глядя в покрасневшее от ярости лицо отчима, Джеффри помотал головой:
– Я не свистел.
– Нет? Тогда кто же?
Джеффри в ответ крепко сжал губы, чем окончательно вывел отчима из себя.
– Конечно ты! Больше некому. И у тебя хватает наглости озорничать, а потом отпираться? Вот я сейчас проучу тебя!
Он бросил пасынка на широкую плаху для колки дров и, продолжая нещадно давить Джеффри на шею, чтобы тот не смог вырваться и убежать, выломал из росшего рядом лозняка несколько длинных гибких прутьев. Джеффри вскрикнул, когда на спину обрушился первый удар, рассекший одежду и кожу. Он попытался вскочить на ноги, но отчим держал его, – и что мог противопоставить мальчишка силе взрослого мужчины? За первым ударом последовал второй, третий.
– После десятого удара я перестал считать, – говорил Джеффри. – Впился ногтями в деревянную плаху – до сих пор помню, какая она шершавая и сколько заноз я тогда получил! – и стиснул зубы.
Он стиснул зубы до скрежета – не столько от жгучей боли, сколько из упрямства, охватившего его в тот момент. Он не будет кричать. Как бы ни буйствовал отчим, пусть даже засечет его до смерти, но криков Джеффри никто не услышит. Поэтому он только вздрагивал под новым ударом и молчал. Лишь со слезами не смог совладать – они беззвучно катились по лицу.
Краем глаза он увидел, что сэр Лайонел, забыв об охоте, стоит неподалеку, сложив руки на груди, и наблюдает за происходящим с каким-то особенно пристальным интересом. Потом он увидел мать: она попыталась перехватить руку отчима, но безуспешно. Увидел, как она бросилась к сэру Лайонелу, упала перед ним на колени и, запрокинув голову, горячо умоляла, в отчаянии прижимая руки к груди. Сэр Лайонел нехотя перевел на нее взгляд и молча слушал, пока она, задохнувшись, не смолкла. Тяжело усмехнувшись в ответ, лорд Гисборн вновь посмотрел на Джеффри.
Уже не чувствуя боли и почти теряя сознание, Джеффри встретился с ним глазами.
– Я знал, что сэр Лайонел – мой отец. Но в тот момент по его ответному взгляду я понял, что и он прекрасно знал, кем я ему довожусь. Знал, но молчал. Наверное, мать осмелилась напомнить ему, – совсем тихо, одними губами сказал Джеффри.
Сэр Лайонел медленно поднял руку, безмолвно приказывая отчиму Джеффри прекратить порку. Занесенные было прутья замерли – слуга, конечно же, не посмел ослушаться господина. Джеффри хотел подняться, но не смог шевельнуться. Последнее, что он слышал, прежде чем провалиться в надвигавшуюся темноту, были слова сэра Лайонела, обращенные к его матери:
– Вытри слезы и займись мальчишкой. Я пришлю к нему лекаря.
– Не знаю, как долго я был без сознания. Очнувшись, я понял, что лежу в постели, на груди. Спина горела огнем, к ней прикасались чем-то мягким и влажным, то умеряя боль, то заставляя вздрагивать, как от ожога. Я почувствовал, что простыня подо мной сырая, понял, что обмочился, и, наверное, не один раз. Мне стало нестерпимо стыдно, и я еще крепче зажмурил глаза, – говорил Джеффри размеренным невыразительным голосом, а у Эллен внутри все сжималось от сопереживания и его боли, и его стыду. – И вдруг я услышал…
– Милдред, не плачь! – услышал он громкий мальчишеский голос. – Ведь лекарь сказал, что Джеффри поправится. Лучше давай поменяем компрессы на его спине: эти почти высохли.
В ответ прозвучал голос матери, хриплый от слез, но полный любви и благодарности к тому, кто утешал ее в эту минуту:
– Благослови вас Господь за доброе сердце, лорд Гай!
Услышав это имя, Джеффри, разом позабыв муки стыда, широко распахнул глаза и столкнулся взглядом с темно-ореховыми глазами молочного брата. Не только молочного – но об остальном мать, открыв сыну тайну его рождения, заклинала молчать, и Джеффри свято держал данное ей слово.
– Лорд Гай? Вы? – изумленно проговорил он, точнее просипел: так сильно ссохлось его горло.
Гай тут же понял, в чем дело, налил в кружку воды и сам напоил Джеффри. Тот жадно глотал воду, недоверчиво поглядывая на юного господина, на что Гай улыбнулся ободряюще и покровительственно.
– Ты вел себя молодцом. А теперь смотри!
Поставив опустевшую кружку на край стола, Гай отвернулся от Джеффри и, расправив плечи, уперся кулаками в бока – точь-в-точь, как это делал сэр Лайонел. Посмотрев в ту сторону, куда вперил взгляд Гай, Джеффри увидел сводного брата. Хьюберт сидел на полу, забившись в угол, подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками, словно пытался стать незаметным, а еще лучше – невидимым.
Не двинувшись с места, Гай приказал:
– Подойди!
Испуганный взгляд Хьюберта метнулся куда-то в сторону и вверх. Если он искал чей-то поддержки, то ему явно было отказано в помощи, потому что в следующую секунду он торопливо поднялся на ноги, приблизился к юному лорду и, остановившись в шаге от него, учтиво склонил голову.
– Я стоял у окна и все видел собственными глазами, – отчеканил Гай, сверля макушку Хьюберта ледяным взглядом. – Это ты напугал свистом лошадей, а после сбежал, когда понял, что натворил.
Хьюберт хотел возразить, даже приоткрыл рот, но Гай, не спуская с мальчика глаз, угрожающе покачал головой:
– Лучше молчи. Ты ведь не настолько глуп и понимаешь, что, отпираясь, тем самым обвинишь меня во лжи?
– Он не был глуп, мой сводный братец! – усмехнулся Джеффри. – Просто привык, не особенно раздумывая о последствиях, отказываться от собственных проказ, и потому слова лорда Гая явились для него настоящим откровением. Обвинить во лжи юного лорда? Это было чревато даже не поркой! Его глаза потемнели от страха, он судорожно сглотнул и молча опустился на колени в знак безоговорочного признания своей вины. Лорд Гай повернул голову, тоже посмотрел куда-то вверх, и я заметил, как в его глазах вспыхнул огонек торжества. В ответ раздался голос, услышав который, я вздрогнул. Я не удивился бы так сильно, соберись возле моей постели весь замок!
Но дело было только в одном человеке. Сэр Лайонел до этого мгновения молча стоял за кроватью, на которой лежал его незаконнорожденный сын, и потому Джеффри, не видя его, не заподозрил его присутствия, пока старший лорд Гисборн не заговорил. Теперь он понял, к кому безмолвно взывал сводный брат, когда младший лорд призвал его к ответу.
– Молодец! Какое наказание ты назначишь?
Приободренный похвалой отца, Гай размеренно произнес:
– Во-первых, он должен молить о прощении брата, который безвинно понес наказание вместо него. Во-вторых, отец должен точно так же, сейчас, выпороть родного сына, как выпорол пасынка, и впредь помнить, что его пасынок – мой молочный брат.
Последние слова Гай особенно выделил, глядя на отчима Джеффри откровенно угрожающим взглядом.
– Если он еще раз обойдется с моим молочным братом так, как сегодня, я буду просить тебя, отец, прогнать его прочь.
– Хм! – кашлянул сэр Лайонел. – Вообще-то он хороший конюх. Но будь по-твоему.
Джеффри из-под ресниц наблюдал, как отчим с угрюмым лицом взял Хьюберта за руку и повел к двери.
– Постой! Сперва он должен просить прощения! – возмущенно заявил Гай и даже притопнул ногой.
– Зачем? – в голосе сэра Лайонела прозвучало удивление, сменившееся пренебрежением. – Ни к чему разводить церемонии между простолюдинами. Порки вполне достаточно. Твой первый суд состоялся, и я доволен тобой.
Еще несколько минут – и через окно стали долетать громкие вопли Хьюберта. Потом оконный проем заслонила мощная высокая фигура, и только тогда Джеффри наконец увидел сэра Лайонела. Недолго посмотрев в окно и послушав крики Хьюберта, сэр Лайонел обернулся. Его губы покривила усмешка.
– Вопит так, что можно оглохнуть, но отец сечет его куда милосерднее, чем твоего сына, Милдред! – Сэр Лайонел опустил глаза на Джеффри: – Почему ты молчал? Не понимал, что своим упрямством только распаляешь отчима?
Джеффри и теперь промолчал, исподлобья глядя на сэра Лайонела.
– Отвечай, сынок! – испуганно прошептала мать. – Ведь тебя спрашивает сам сэр Лайонел!
Вопреки ее страху сэр Лайонел неожиданно рассмеялся добродушным смехом.
– Он подошел вплотную к кровати, ухватил меня за вихор, заставив поднять голову, и посмотрел мне в глаза. – Рот Джеффри искривился в невеселой усмешке, а глаза сурово прищурились, словно отец, не считавший его сыном, вновь предстал перед ним.
– Нет! Ты все понимал, – протянул сэр Лайонел, – но решил молчать. А ты растешь смелым, я бы даже сказал – бесстрашным!
Его глаза и голос выражали одобрение и гордость, но не побочным сыном, а собой. Мимолетно оглянувшись на законного сына, который выглядывал в окно, собственным видом не позволяя отчиму Джеффри перестать сечь Хьюберта, сэр Лайонел очень тихо сказал:
– В тебе видна порода, щенок, хоть ты и не чистых кровей. Из тебя выйдет толк, если… – Он выразительно выгнул бровь: – Если будешь знать свое место.
Отпустив Джеффри и слегка оттолкнув его, сэр Лайонел сказал:
– Хватит, Гай. Правосудия на сегодня вполне довольно.
Повинуясь властно протянутой к нему руке отца, Гай отошел от окна – крики Хьюберта тут же стихли – и, положив ладонь на плечо Джеффри, спросил:
– Отец, почему ты сейчас сказал «хватит», а утром позволил так долго сечь Джеффри? Ведь ты мог раньше остановить его отчима, в любую секунду!
В его голосе прозвучало тщательно скрываемое неодобрение, но Джеффри уловил осуждающие нотки и неожиданно для себя испугался за младшего лорда. Как оказалось, напрасно. Сэр Лайонел обладал не менее тонким слухом и тоже все отлично расслышал, но лишь улыбнулся, ответив:
– Конечно, мог. Но мне было интересно, как долго продержится твой молочный брат, Гай, прежде чем взмолится о пощаде. Как только я понял, что он намерен молчать, даже если его забьют до смерти, я приказал прекратить. Мое любопытство было удовлетворено.
Гай долго и очень внимательно смотрел на отца, после чего молча кивнул. Его лицо утратило мягкость и стало похожим на высокомерное лицо сэра Лайонела.
– Теперь я понимаю, – чуть слышно выдохнула Эллен.
– Понимаешь? – переспросил Джеффри и тяжело усмехнулся краешком рта. – Нет. Боюсь, ты не все поняла. Тот день имел значение не только для меня. Куда больше он значил для сэра Гая.
Солнечный свет, проникавший сквозь прозрачные кроны деревьев, в видениях Джеффри снова заслонил высокий силуэт, но это был не сэр Лайонел, а сэр Гай. Точно так же, как когда-то его отец, сэр Гай стоял, наблюдая за леди Марианной, которая, зажмурив глаза и крепко сжав губы, содрогалась под ударами плетей. Он не видел лица сэра Гая, но в точности знал, что оно выражало не любопытство, а бесконечное терпение. И ждал сэр Гай не мольбы о пощаде, а согласия на предательство. Он ничего не дождался, как и сэр Лайонел с Джеффри. Все было так похоже – один день на другой, – очень похоже! Отец и сын разнились в целях, но не в способах их достижения.
– В тот день лорд Гай пришел, движимый состраданием и желанием восстановить справедливость, а под влиянием сэра Лайонела впервые вкусил сладость власти и получил первый урок сознательной жестокости. Наверное, именно с того дня и зародился разлад в его неокрепшей душе, усугубившись с годами, превратившись в бездонную пропасть, и этот разлад стал причиной другого, тоже минувшего, но не столь далекого дня. Ты понимаешь, о чем я?
Джеффри повернул голову к Эллен, и она, заглянув в его глаза, молча кивнула. Два дня, между которыми пролегли годы. В одном – Джеффри, в другом – Марианна. Память о теплой заботливой детской ладони на таком же детском иссеченном плече и о холодной, неумолимой жестокости, сквозившей в движении тех же рук, медленно складывающихся на груди, в прищуре холодных глаз, устремленных на женщину – желанную и ненавидимую. Как совместить одно с другим?
Встретившись с ней взглядом – тревожным, вопрошающим, но не враждебным, не отчужденным, Джеффри едва заметно покачал головой:
– Ты спросила – я рассказал. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, в чем, наверное, меня упрекаешь, хотя вчера говорила, что гордишься мной. А я, упомянув о леди Марианне, сказал, что был готов умереть ради нее. И сейчас ты вправе спросить меня, почему я в тот день, в Ноттингеме… – Он крепко стиснул зубы, от лица отлила кровь, но голос остался ровным. – Нелли, я не стану оправдываться! Хуже того – я не хочу оправдываться. Да, я был рядом с ним в подземелье Ноттингемского замка, но просто не смог поднять на него руку. Хотел, пытался, хватался за рукоять меча, но… И дело не в том, что в детстве он пришел ко мне, заступился за меня. Он…
Его горло судорожно дернулось, голос захрипел и осекся, а в глазах полыхнуло бессильное пламя. Почувствовав, как его бьет крупная дрожь, Эллен молча приложила палец к губам Джеффри, притянула к себе и поцеловала:
– Не надо, не говори больше ничего! Не рви свое сердце – ему довольно досталось и за годы твоей службы, и в тот день особенно. Не знаю, кто я тебе, но не судья, это уж точно.
Он с силой привлек ее к себе, прижал к своему боку, накинул на нее полу плаща и прилег щекой на ее макушку. Сотрясавшая его дрожь понемногу умерялась, пока не прекратилась вовсе. Почудилось это Эллен или он в самом деле почти беззвучным шепотом назвал ее своим спасением? Ей было приятно думать, что она не ослышалась, но переспрашивать она не осмелилась: оробела. Вдруг слух подвел ее, и ответом станет вскинутая в недоумении бровь или взгляд – удивленный и смущенный?
Они долго сидели, тесно прильнув друг к другу, пока он не остыл, а потом не согрелся: рубашка и куртка на нем промокли от пота. Решив, что, насколько бы ни был он закален, но пронизывающий осенний ветер в силах достать и его, Эллен предложила вернуться домой.
На обратном пути она украдкой следила, чтобы плащ на Джеффри не распахивался, но очень скоро отвлеклась. Они шли, держась за руки, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться. После очередного поцелуя Эллен вдруг рассмеялась и, встретив вопросительный взгляд Джеффри, смущенно призналась:
– Знаешь, я никогда, даже в юности, не ходила на прогулки с мужчиной так, как с тобой: взявшись за руки, целуясь без стеснения, не боясь, что кто-то увидит.
В самом деле, с кем она могла так гулять по улице Локсли или лесным тропинкам? Покойный муж, по возрасту годившийся ей даже не в отцы, а в деды, отец Тук – с ними так вести себя ей и в голову не приходило. Робин… Он никогда на людях не показывал особенного отношения к Эллен, оберегал ее доброе имя. Только Виллу доверил эту тайну, да однажды в гневе проговорился при Кэтрин.
В глазах Джеффри заиграли веселые искорки, и Эллен зарумянилась, как юная девушка. Он улыбнулся, обнял ее за плечи и повел по тропинке.
– Кто-то увидит, говоришь? Да, зверям и птицам будет о чем посплетничать!
– Это сейчас в лесу никого нет, кроме птиц и зверей, – грустно вздохнула Эллен.
Не давая ей углубиться в печаль, Джеффри снова остановился и поцеловал ее долгим поцелуем.
– Признайся, что тебе просто нравится со мной целоваться! – поддразнил он.
– Самоуверенный нахал! – притворно рассердилась Эллен и стукнула его по руке.
Джеффри с улыбкой покачал головой и шепнул, глядя ей в глаза:
– Вовсе нет! Я и сам готов целовать тебя без устали: такие нежные и сладкие у тебя губы!
Теперь, когда невидимые глазам дозоры бывших ратников Гисборна возле дома Эллен были сняты, они вновь оказались одни в безлюдном лесу. Ощущение полной оторванности от окружающего Шервуд мира, где кипела жизнь, подарило им то, чего никогда не было в жизни ни Джеффри, ни Эллен. Они вели себя как пара юных молодоженов, забыв о прожитых годах, охваченные неудержимым влечением друг к другу. Только в отличие от обычных новобрачных, которым жизнь позволяла сладостное уединение от силы на пару дней, а то и меньше, Шервуд одарил Эллен и Джеффри столькими сутками, что они потеряли им счет. Да они и не вели счет времени, проведенному вместе. Не довольствуясь ночами, они и в дневные часы предавались друг другу там, где их застигало желание.