Я, Ангел

Глава 5

Прошлое

После похорон дяди Гены я переехала обратно к тёте Лиде, но дома находилась редко. Учёба, студенческая жизнь захлестнули меня. Рядом с тёткой было тяжело находиться. Полностью уйдя в себя, она не почти разговаривала, смотрела взглядом, как будто пригвождая к полу. Чувство вины изредка посещало меня. Зная, что всё закончится трагедией, я не предприняла ничего для того, чтобы предотвратить беду. Мало того, как будто желала, чтобы пригрезившееся в сумерках видение сбылось.

Возвращаясь домой часто за полночь, я тихо прокрадывалась в свою комнату. Либо, стараясь производить как можно меньше шума, готовила на кухне еду, требующую минимальных затрат. По утрам, собираясь в институт, видела тётю Лиду сидящей в гостиной в кресле. Казалось, что она сидела всю ночь в одной и той же позе перед выключенным телевизором. По опыту зная, что лучше не влезать в душу человеку в таком состоянии, я пыталась делать вид, что всё идёт своим чередом. Мне после смерти Ксанки хотелось именно этого. Чтобы все окружающие оставили меня в покое. Но то была я…

Тётя Лида очень быстро постарела. Буквально за пару месяцев превратилась в пожилую женщину. Одетая в чёрное, с крючковатым носом и злым морщинистым лицом, напоминала Бабу-ягу из старинных сказок. Еда, которую я готовила по ночам, исчезала к следующему моему приходу, и это успокаивало. Значит, тётя хотя бы ест.

…Я вернулась из института очень рано и застала родственницу сидящей всё в том же кресле, с портретом дяди Гены в руках. Неприятная дрожь пробежала по спине. Накатило томительное и гнетущее ощущение приближающейся беды. Сделав вид, что всё в порядке, попыталась улыбнуться:

– Тёть Лид, ты обедала? Ужасно есть хочется…

– Он приходил, – ответила тётя, глядя тяжёлым сумрачным взором.

– Кто? – От её взгляда захотелось заскулить и спрятаться под стол, как щенку.

– Гена… Кто же ещё? – не сводя с меня глаз, прошипела тётя, обнимая и прижимая к груди его портрет. – Недавно был, до твоего прихода. – Она запрокинула голову и расхохоталась. Колени мои ощутимо задрожали.

– Думаешь, я сошла с ума? – резко оборвав смех, спросила тётя Лида. – Не-е-ет… Гена всё мне рассказал, всё. – Безумная вытянула руку с тонкими пальцами. Указательным упёрлась в меня. Глядя в глаза, она медленно начала подниматься. Ещё ничего не понимая, я осознала, что сейчас произойдёт что-то страшное.

– Это ты его убила. – Тётя с портретом в обнимку стала надвигаться на меня.

– Он же повесился, ты забыла, тёть Лид, – пробормотала я, чувствуя, как в водовороте мыслей начинает кружиться голова. – Дядя Гена записку оставил…

– А знаешь, – вдруг злорадно улыбнулась она, – я раскрою тебе один маленький семейный секрет. Твой отец собирался уйти ко мне. Мы были любовниками. Ни в какие командировки он не ездил, а был со мной! Когда вы попали в аварию, родители везли тебя в санаторий, верно? Чтобы ты не мешала им спокойно развестись… Вова хотел уехать ко мне. Ира, сестричка моя, всё знала к тому времени. Только ей всегда было наплевать на Володю. Самое главное – дочка, а муж – пустое место. Мучила его с самого начала своим безразличием, холодностью. А он такой был… Настоящий мужчина! Когда я узнала, что Вова погиб, сама умерла! Жизнь потеряла смысл… И тебя возненавидела, забирать не хотела… Надо было оставить в детдоме, чтобы ты там сгнила! Почему ты выжила, маленькая тварь, а он покинул меня?! Лучше бы оставила тебя, потому что ты ведьма во плоти! Да только Володька мне приснился. Просил не бросать тебя, умолял вырастить. Потому и забрала… А теперь жалею, ты меня мужа лишила. Может быть, я так Гену не любила, как Володю, но он был хорошим, добрым, понимающим. А ты ведьма! Ведьма! – завизжала умалишённая и изо всей силы швырнула в меня портрет. Увернувшись, я бросилась к двери гостиной, но её заклинило. В панике пытаясь открыть её, оглянулась. Стекло, ударившись о стену, рассыпалось на осколки.

Звон как будто подстегнул безумную. Она хохотала и кидала в меня всем, что попадалось под руку. Я металась по комнате, уворачиваясь то от вазы, то от тяжёлой хрустальной пепельницы, то от стула… Вдруг тётя затихла и остановилась. Тяжело дыша, смотрела через моё плечо, словно там кто-то находился. Я поборола желание оглянуться назад и замерла. Может быть, приступ прошёл?

– Ты прав. Она своё получит, – тихо и отчётливо проговорила невменяемая и, отвернувшись от меня, пошла к окну. – Ты поймёшь со временем… Как с этим жить тебе, я не знаю. – Она оглянулась. Безумия как не бывало. На меня смотрела немолодая женщина, причёска её были растрёпана, но взгляд светился страданием и умом. Тётя Лида открыла окно. Холодный ноябрьский ветер разметал её волосы. «Подышит воздухом и придёт в себя», – мелькнула мысль. Лишь только я с облегчением вздохнула, как тётя Лида вскарабкалась на подоконник. Я кинулась к ней.

– Прощай! – услышала я. Подол траурного платья хлестнул меня по лицу, словно пощёчина. Не успела ухватить её… Всё произошло быстро, в удручающей тишине. Как подбитая огромная чёрная птица, она камнем рухнула вниз с девятого этажа. Стоя у раскрытого окна, глядя вниз на расползающееся вокруг головы тёти тёмное пятно, я отрешённо думала о том, что умер ещё один близкий человек. Смерть бродит вокруг, злорадно посмеиваясь, собирает урожай…

Темнота накрыла легко и неожиданно, словно кто-то выключил в комнате свет.

…Я открыла глаза. Трещина на потолке показалась огромной. Надо мной нависал край портьеры. Попыталась сосредоточиться, сообразить, кто я и где нахожусь. Вспомнила в секунду, и вместе с памятью вернулось вязкое чувство горечи. Не без труда села. Дверной звонок разрывался от трелей. Я встала, пошатываясь пошла к двери, сотрясающейся под градом ударов. По дороге спохватилась, что дверь в гостиную не открывается. Но она отворилась от лёгкого движения. Вяло удивилась, что именно могло заклинить. Я как будто существовала отдельно от тела, машинально двигаясь, открыла входную дверь. Во внезапно наступившей тишине увидела двоих милиционеров в форме и с ними соседей.

…Потом были дни, наполненные тоской одиночества, когда не хотелось ровным счётом ничего. Ещё были часы, когда меня мучили вопросами о том, как всё произошло. Пытка заключалась в том, что я бесконечно возвращалась мысленно в день смерти тёти. Чувство вины, тяжким бременем лёгшее на плечи, заставляло просыпаться по ночам в слезах. При всём этом я восприняла уход тёти Лиды не так болезненно, как потерю Ксанки или родителей. Может быть, начала привыкать к смерти вокруг себя. А возможно, всё дело в том, что мы никогда не были с ней близки. Подспудно я всегда чувствовала её неприязнь.

Соседи свидетельствовали о том, что тётя после гибели мужа помешалась. Она неоднократно стучала к ним в двери и просила отдать ей Гену. Странно было то, что никто до этого и словом не обмолвился об этом мне. Дело квалифицировали как несчастный случай.

Партнёр тёти Лиды по бизнесу Олег Юрьевич Штельман помог с похоронами. Мы сидели с ним в ставшей неуютной квартире на кухне, пили чай и долго разговаривали. Он многое рассказал о тёте, какой боевой и смелой она была, как они начинали бизнес с продажи стиральных машин, потом компьютеров, затем вложились в нефть.

– Пока перспективно это направление, буду работать, – сказал он. Помолчав, отпил из чашки остывший чай. – Ангелина… Тебе достанется большое, даже по западным меркам, наследство. Не говоря о квартире в центре Москвы, даче, есть ещё компания, а это сама понимаешь, живые деньги.

Олег Юрьевич достал портсигар, сунул в рот сигарету, потом спохватился:

– Ты не возражаешь?

Я молча покачала головой, достала из буфета пепельницу. Воспоминание о дяде Гене обожгло кипятком. Как мне жить здесь дальше? Поставив тарелочку перед Олегом Юрьевичем, села на место. Он закурил.

– Ангелина… Ты молода и прекрасна. Когда я увидел тебя в первый раз, показалось, что это ангел спустился с небес. Такая воздушная и невесомая ты была. И сейчас есть, безусловно… Всегда скептически относился к сказкам про любовь с первого взгляда. Но увидел тебя и… полюбил. Грежу о тебе днём и ночью. Понимаю, что это неожиданное признание, и не тороплю с ответом. Мне тридцать пять лет, в твоих глазах старик, но душой я молод. Сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

– Олег Юрьевич, я здесь больше не могу жить, – я заговорила о своём.

– Ангелиночка, милая, переезжай ко мне! У меня квартира не в центре, но намного больше. К тому же, на днях я улетаю в Европу, меня не будет месяц. Придёшь немного в себя, – просиял мужчина.

– Нет. – Я покачала головой. – Вы не поняли. Я хочу уехать из Москвы. За границу. Путешествовать до умопомрачения. Не могу здесь больше… Институт забросила совсем, неинтересно. А капитал… Я могла бы все деньги передать вам, вложите в дело. А я посмотрю мир.

Он задумался ненадолго, переваривая информацию. Быстро ухватил суть. Я видела, как в его глазах боролись влюблённый мужчина и бизнесмен.

– Хорошо, девочка… Я тебя услышал. Организую тебе очень быстро загранпаспорт, визу, всё, что надо. За квартирой буду присматривать, оплачивать все счета, за это не волнуйся. По поводу денег. Оформим всё через нотариуса, через полгода… Уже сейчас открою на твоё имя несколько счетов, которые будут постоянно пополняться, нужды ни в чём знать не будешь. Через полгода вернёшься, оформим наследство, потом договор займа, а когда захочешь, верну. Ты правильно решила, светлая голова. Деньги должны работать и приумножаться, а не лежать мёртвым грузом. А по поводу предложения руки и сердца… Оно остаётся в силе, когда бы ты ни вернулась. Ты – единственная, ради кого мне хочется жить. – Всё же до мозга костей Штельман был прежде всего деловым человеком.

Документы были выправлены в кратчайшие сроки. Меня ждала новая жизнь и свобода. Я прилетала в Россию один раз, через полгода после смерти тёти Лиды, для оформления наследства, и снова: самолёты, поезда, корабли и отели, такие разные и одновременно похожие… Мне нравилась такая жизнь, налегке, на ходу, чувствовала себя бродягой, человеком мира. Бежала от себя долго, пытаясь познать себя в Иерусалиме, в Китае, Японии.

За тринадцать лет я встречалась с несколькими мужчинами. Первый раз это произошло во Франции, мне было двадцать лет, ему сорок два, он был художник, не от мира сего. Казалось, это любовь, та самая, перед которой меркнут звёзды… Но… Прошло две недели, и избранник стал тяготить своей чудаковатостью. Так происходило несколько раз. Первоначальное впечатление через некоторое время менялось на прямо противоположное, все раздражающие недостатки становились явными. Со временем пришла к выводу, что не способна испытывать сильные чувства по отношению к другому человеку. Холодность. Именно об этом говорила тётя Лида в своём предсмертном монологе. Похоже, я унаследовала эту черту от мамы.

Впоследствии я часто вспоминала прощальный взгляд тёти Лиды. Много позже, встречаясь и расставаясь с разными людьми, я научилась безошибочно узнавать этот взгляд. Обозначал он, как правило, одно. Больше этого человека в моей жизни не будет. Я встречалась с разными мужчинами: одни искренне любили (либо полагали, что любят), другие пытались использовать в различных целях, от постели до банальной наживы… Разные внешне, по характеру и темпераменту они становились для меня раскрытой, прочитанной и неинтересной книгой через короткое после знакомства время.

Мне было двадцать восемь лет… Обедая в ресторане в Нью-Йорке, ощутила на себе пристальный взгляд. Мне не привыкать к разным взорам: и восхищённым, и полным зависти, а то и злобы. Борюсь с ними очень просто. Какое-то время делаю вид, что не замечаю человека, который бесцеремонно разглядывает меня, а потом резко упираюсь глазами и начинаю смотреть с вызовом. Как правило, данный метод всегда помогает, и нескромный человек обескураженно отводит взгляд. Так поступила и сейчас. Мужчина примерно моих лет, высокий красивый брюнет, не смутился, не отвёл взгляда, а поднялся с места и подошёл к моему столику.

– Простите мою нескромность. Вы очень красивая девушка, – по-английски произнёс мужчина. Посмотрим в глаза правде, как давно у тебя был мужчина, спросила я себя и… не смогла ответить на этот вопрос.

– Вы позволите присесть за ваш столик? – спросил незнакомец. Я кивнула. Взгляд у него был притягивающий. Он продолжил: – Меня зовут Майкл Хопкинс, я работаю здесь недалеко, в офисе в Эмпайр-стейт-билдинг. Вы прекрасны.

Так я познакомилась с Майклом, высокопоставленным клерком, воплощением удачливости и успешности. Наши отношения продержались три месяца, два из которых я безуспешно пыталась справиться со скукой в его присутствии. Майкл был безупречен. Красив и достаточно развит, но умён он был именно в рамках… В рамках американской мечты. Уже тогда я пыталась убедить себя в том, что это и есть моя судьба. Создать красивую семью-картинку с обложки глянцевого журнала. Не смогла. Мой вечно неудовлетворённый дух, мятежная натура увлекла меня прочь из Эдема.

Я уехала рано утром, не попрощавшись, оставив лишь скупую записку о том, что мы не подходим друг другу. Уверена, что Майкл так и не понял, почему я сбежала…

Глава 6

Наши дни

Олег Юрьевич Штельман знал, как и куда вкладывать сбережения. В скором времени он вошёл в сотню самых богатых людей на планете по версии журнала Х. Изредка вспоминала о его признании в московской квартире, не с сожалением, с теплотой. Я была признательна ему за помощь в обретении той свободы, которую имею по сей день. Но каких-либо чувств, кроме благодарности, не испытывала.

С другими мужчинами, изредка появлявшимися в моей жизни, было ещё проще. Кратковременный всплеск страсти, романтика и красивые ухаживания приедались в рекордно короткие сроки… С обречённостью узника, томящегося пожизненно в холодном каземате, поняла, что могу сосуществовать исключительно с собой. Нет на свете человека, способного растопить лёд моей души. Наслаждаясь сиюминутными утехами, на исходе тридцать первого года я как никогда остро прочувствовала одиночество и свою ненужность. Впервые в жизни захотелось родить ребёнка. Прикоснуться к мягким кукольным ручкам, вдохнуть сладкий запах нежной кожи, ощутить свою необходимость для другого человеческого существа. Та девочка на пороге церкви в Италии, её огромные доверчивые глаза разбудили во мне трепетный материнский инстинкт, который все годы благополучно дремал в глубине души.

Тяга к возвращению была настолько сильной, что удивила меня. Я не была на родине почти тринадцать лет и ни разу не испытала какой-либо ностальгии. За годы, проведённые на чужбине, изменилось многое. Появилась сотовая связь, интернет, человечество продвинулось далеко вперёд… Различные гаджеты прочно вошли в жизнь, казалось странным, что когда-то мы пользовались телефонами с дисковым набором цифр. Жить стало проще, веселее…

Интернет стал незаменим: на работе, в быту, в развлечениях. Подменяя, а иногда совсем заменяя настоящее общение… Я до мозга костей «совок», с грустью думалось мне. Научившись пользоваться всеми гаджетами, осталась равнодушна к интернету. Наблюдая за окружающими, я замечала, как меняет Всемирная паутина людей. Ради «битвы за пиксели» стало возможным переступить через вопросы морали. Книжные идеалы канули в прошлое вместе с копеечными таксофонами на улицах. Одновременно с массой положительного мировая сеть принесла много негативного. Прежде всего это явная человеческая деградация, которая особенно видна в подрастающем поколении. Детская психика беззащитна перед волной агрессивной информации. Что получило человечество? Интернет, подобно Гамельнскому крысолову, уводит детей и подростков в другую реальность. Где нет норм морали, а хорошо лишь то, что будет популярным…

Благодаря своему умению выделяться из толпы, быть на своей волне мне удалось избежать интернет-зависимости, которая не пощадило и поколение намного старше. Если бы нашим миром решили завладеть инопланетяне, им не нужно было бы нападать и устраивать кровавые войны. Достаточно запустить игрушку, подобную интернету. В самолёте, летящем из Милана, я была спокойна. Не спала, но и никакого волнения не испытывала. Не было ностальгии, душа как будто дремала… И вот проснулась. Эмоции включились, своим противоречием доставляя мучительный дискомфорт, раздирая мозг и душу на части.

Провалявшись в постели почти весь день, обуреваемая мыслями и картинами из прошлого, чувствовала себя разбитой, больной. Ближе к вечеру заставила себя встать с кровати, прошла в душевую комнату. Долго смотрела в зеркало. Воспалённые красные глаза, бледный вид, растерянный взгляд. Акклиматизация? Либо превращение в вампира… Я устала за этот бесконечно длинный день от воспоминаний, переполняющих меня.

Заказав в номер свой завтрак-обед-ужин, три в одном, села в удобном кресле. Уютно бормотал телевизор, горел торшер, но успокоения не было. Ощущение, что забыла что-то важное, заставляло тревожно прислушиваться к собственным мыслям, ворошить память… Позже, неохотно ковыряясь вилкой в салате, пришла к выводу, что пришло время поехать на кладбище. Завтра проснусь пораньше и навещу своих усопших. Кроме тёти Лиды и дяди Гены, они похоронены в Москве… Момент, тщательно отодвигаемый, наступил. Возможно, тревога за предстоящее рандеву и была причиной моего невесёлого состояния.

Выпив таблетку снотворного, закуталась в гостиничное одеяло и погрузилась в тяжёлую дрёму.

Проснулась с ощущением, что проспала всё на свете. Взглянула на наручные часы. Всего девять утра. Я чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, вчерашняя хворь растаяла, как утренний туман. На улице ярко светило солнце, дождь и уныние остались где-то далеко. Наскоро выпив чашку чая, я поспешила к машине. Кладбище было в получасе езды. Припарковав авто недалеко от выхода, взяла с сиденья сумку и два приготовленных букета. Один для родителей, другой для Ксанки. Мама любила белые розы, Ксанка алые…

Побродив по аллеям, не без труда нашла могилы родителей. Обе они были в запущенном состоянии, надев перчатки, я стала рвать траву, наводить порядок… Мыслей почти не было. Зато явственно, словно это было вчера, вспомнился вечер перед автокатастрофой и сам страшный день.

…Мне одиннадцать. Проснулась от громкого голоса отца.

– Ангелина останется со мной! – едва ли не кричал он.

– Тише! Разбудишь! – одёрнула его мама и слегка приоткрыла дверь в мою комнату. Я успела смежить веки, притворяясь спящей. Дверь закрылась, и тихий скандал продолжился.

– Она моя дочь. С нами ей будет хорошо. А что сможешь дать ей ты, на свою нищенскую библиотекарскую зарплату? Подумай…

– Никогда! Никогда, слышишь! Через мой труп! – мама повысила голос и тут же оборвала себя: – Убирайся! Пусть она тебе нарожает! Правда, ей свои дети не нужны…

– Родит, не переживай. И Ангелину заберём… Ты сама во всём виновата! – свистящим гневным шёпотом ответил отец. – Ты же холодная как рыба! Не обнимешь никогда, слова ласкового от тебя не дождёшься. Да что там! То голова болит, то спать хочу, устала… Я не робот! Сколько лет живём как чужие… Зачем выходила замуж, если не любила? Я устал ждать, пока ты соизволишь обратить на меня внимание! А она ласковая, любит по-настоящему. – Слова его переросли в невнятное бормотание. Я провалилась в вязкий омут сна. Понимаю лишь, что родители поругались, это изредка случалось и раньше, поэтому значения услышанному не придаю.

Наутро казалось, что это был лишь сон. Мама с папой весело улыбались, лишь избегали смотреть друг на друга. Поправляя шапку на моей голове, мама села на корточки, просительно заглядывая в глаза:

– Доченька, это ненадолго… Санаторий хороший, тебе понравится. Отдохнёшь месяц, а потом я… Мы приедем за тобой, – быстро поправилась она. – Ты что-то очень часто начала болеть. Ну что, дружочек, договорились?

Я кивнула, и она ласково поцеловала меня в щёку.

– Поехали, – поторопил папа.

– Но вы же будете приезжать на выходные? – спросила я.

– Да, приедем обязательно, – отводя взгляд, нерешительно ответила мама, и я заметила, как заблестели слёзы на её глазах. Она встала, а на её место присел, так же на корточки, папа.

– Ангелина, послушай… Ты уже взрослая, немного придётся пожить без нас. Ты справишься, ты у меня умница. – Я важно кивнула, так приятно было чувствовать себя самостоятельной. Но когда мы усаживаемся в машину, меня охватило чувство, что я никому не нужна. Как будто я осталась там, в пустой квартире, одна, забытая всеми. Хочется закричать, позвать маму, разреветься в голос… Но… Мама рядом, и я мужественно улыбаюсь…

…Сейчас с высоты прожитых лет понимаю, что мама не хотела или не смогла стать ему по-настоящему близкой, а тётя смогла. Скорее всего, мама не могла любить, и это качество передалось мне…

Не торопясь, отправилась искать могилу Оксаны. Мысли плавно перетекли к размышлениям о ней. Когда не стало родителей, сознание моё впало в спячку. Встреча с Ксанкой стала приятным пробуждением. Привязавшись к ней всей душой, отдав нашей дружбе нерастраченную любовь к родителям, я восприняла её предательство очень болезненно. Близкий человек взял мои самые чистые и светлые чувства, испачкал, скомкал, небрежно отбросил в сторону…

Боль в душе не утихала долго. Потом я приучила себя не думать об этом, дабы не бередить раны. Выдрессировала себя настолько, что перестала думать об Оксане совсем, вычеркнув её из своей жизни. В тот солнечный апрельский день, когда я увидела Ксанку в беспомощном состоянии, предчувствие близкой беды вползло в душу. Но я так привыкла к тому времени запрещать себе думать об Оксанке, что сознание, вольно или нет, буквально стёрло все мысли об этом посещении. Я забыла о ней. До того дня, когда ко мне пришли одноклассницы со страшной вестью о смерти подруги. Когда мир вокруг внезапно утратил краски, стал блёклым и серым. На похоронах я поняла, что ненависть, обида давно испарились, общаться же не хотелось из-за дурацкой гордости…

Так, казалось, тогда. Я корила себя за гордость, за то, что не сблизилась, не была рядом в последние дни Ксанкиной жизни. Так думалось тогда, когда хоронили самого близкого на тот момент для меня человека. Что же чувствую сейчас, спустя много лет, стоя у могилы? Кладбище разрослось за эти годы, искала я долго. Увидела на надгробии знакомые имя и фамилию, вздохнула с облегчением. Уже не думала, что найду. Могила была аккуратная, ухоженная, наверное, мама Оксаны навещает… Я села за столик, находящийся неподалёку. Глядя на цветную фотографию, погрузилась в размышления.

Мысли были просты и безжалостны, как приговор. Теперь, спустя много лет, я поняла, что не простила Оксану. Пытаясь по молодости одурачить себя, убедила, внушила, что простила. Сейчас нашла в себе смелость признаться, что не отпустила. Потому что у преступления под названием «предательство» нет срока давности и амнистии. Как нет и меры, которая определяет степень тяжести. Неважно, какое оно: молчание за детскую шалость или попытка устроить изнасилование подруги. Важна сама суть. Ласково улыбаясь в лицо, человек подло втыкает тебе в спину нож. Наверное, мёртвых всё же надо прощать. Но… Нет. Странно, но после этого осознания я испытала облегчение, с плеч упал огромный валун. Невозможно лгать себе долгие годы.

Я встала, подошла к гранитной плите и погладила фото Ксанки, на секунду явственно услышав её смех, словно она была рядом. Что же… И ты прости меня, если сможешь. Я не смогла.

Не спеша, шла к выходу из кладбища, погружённая в свои мысли. Просветление и умиротворение охватили меня. Здесь царила особенная тишина, покой мёртвых. Может быть, я не в себе, но такого единения с собой и окружающим миром ещё не испытывала. Остановилась, внезапно поняв, что иду совсем в другую сторону. По моим подсчётам, уже должен был появиться выход. Развернулась, направилась в обратном направлении. Вечерело. Лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны высоких деревьев. Вокруг было очень тихо, даже птицы замолчали. Стало жутковато.

Вдруг далеко впереди я увидела силуэт девушки. Она помахала рукой и вытянула руку вправо, показывая на что-то. С дрожью в душе я бросилась бежать к неясной фигуре, но она была далеко. Разглядеть что-либо не представлялось возможным. В начинающихся сумерках я запнулась о какую-то кочку и нелепо растянулась на дороге, потеряв девушку из вида. Поднялась, постанывая. Разодранное колено слегка кровоточило, на колготках зияла огромная дыра. Рана пустяковая, приободрила себя. Прихрамывая, поплелась дальше. Силуэт исчез. Когда дошла до того места, где стояла девушка, увидела обычный железный столб рядом с дорогой. Посмотрев на него, вздрогнула. Из дрянного ржавого столба, невесть откуда взявшегося посередине дороги, торчала алая роза. Точь-в-точь такая же, какие я принесла на могилу Ксанке. В сгущающихся сумерках я посмотрела направо, куда указывала внезапно пропавшая девушка.

Там был выход.

В машине, обработав разодранное колено антисептиком из аптечки, поспешно завела мотор. Иррациональный страх охватил меня. Исчезнувшая девушка, роза, торчащая из проржавевшего насквозь столба… В сочетании с кладбищем всё это навеяло жути. С чего вообще я решила, что там была девушка? Силуэт, ответила себе. Безупречно красивые очертания, длинные волосы. Это не мог быть обман зрения! Не столб же я приняла за человеческую фигуру! К тому же рука, указывающая на выход. Холодок пробежал по спине. Когда машина тронулась в сгустившейся темноте, прямо из-под колёс выскочил какой-то зверёк, кажется, белка. Нервишки не годятся, сказала себе, разгоняя автомобиль. Скорее в гостиницу!

Рассвет неумолимо приближался, сменяя тягостную бессонную ночь, полную невесёлых мыслей. Повеяло знакомым сладким запахом. Именно это, почти неуловимое, дыхание заставило зябко поёжиться, кутаясь в тёплый старый плед, мой неизменный спутник во всех путешествиях. С унынием поняла, что Она снова рядом… Она – это Смерть. Столько раз я чувствовала близость Смерти, леденящее шею и спину дуновение, подобно лёгкому сквозняку, что перепутать это ощущение было невозможно. Вопреки расхожему клише, Смерть представлялась мне призрачной эфемерной фигурой, похожей на Снежную Королеву. Безмолвная и величественная, она проплывает рядом, насмехаясь. «Я рядом, но твой черёд ещё не настал, а потому сиди и тоскуй от безысходности, гадай, чья очередь». В который раз я задумалась о своей жизни, никчёмной и бессмысленной, полной тоски и ожидания. Чего жду от жизни? Ответа не было, но явная бесцельность уходящих дней удручала.

Продремав пару часов, проснулась с тупой головной болью и желанием прогуляться. Тоскливо посмотрев на ясное небо за окном, встала и пошла в душ. Спать не хотелось, гудящая голова и саднящее колено заставляли чувствовать себя разбитой старухой. Срочно на улицу! Надела брючный костюм светло-серого цвета и спустилась в ресторан. Вчерашний день на кладбище напомнил о себе неожиданно громким урчанием в животе. Уплетая за обе щёки блинчики с вишнёвым джемом, удивлялась, как вчера весь день могла проходить, даже не вспомнив о еде. Обходилась только водой. Более того, вернувшись вечером в гостиницу, тоже не захотела есть. Сегодня предстояла встреча с гадалкой, и это обстоятельство подспудно начинало волновать. Надо отвлечься от назойливых неприятных мыслей, решила я, расплачиваясь за завтрак. Выйдя на улицу, полной грудью вдохнула свежий утренний воздух.

Ноги сами привели меня к дому, где мы жили с родителями… Старый барак давно снесли, а вместо него красовался небольшой приземистый магазин, напомнивший сельпо. Воспоминание накрыло тёплой волной. Давным-давно много часов я проводила в палисаднике, который рос рядом с домом. Рядом с моими окнами ветвилась гигантская разросшаяся акация. Она заслоняла свет в моей комнате круглый год, но это обстоятельство никогда не доставляло неудовольствия. В июне акация начинала цвести, ароматные гроздья белых цветов клонились к самому окну, заполняя комнату сладковатым дурманящим запахом.

Теперь здесь ютился унылый магазин, при взгляде на который я прочувствовала всю отчуждённость от этого места. Приступ ностальгии прошёл. Не было тяги к этому месту так же, как и раньше. С детства задаваясь вопросом, кто я, для чего живу, я испытывала глухую тоску. Не было привязанности к родному дому. Много позже, колеся по миру как бродяга, всегда и везде чувствовала себя чужой. Я ощущала себя Маугли, человеком, взращённым стаей волков, испытывающим враждебность человеческого мира. Не радовали заморские красоты, не поражали, не интересовали самые изысканные виды и пейзажи. Возможно, эта неприкаянность души произросла от дикого, безграничного чувства одиночества. Чужая везде, без дома и привязанности.

Немного помявшись, зашла в магазин. Продавщица внешностью напоминала колхозную разбитную торговку. Жуя жвачку, она окинула меня критическим взглядом с ног до головы, не спеша подняла со стула массивный зад.

– Слушаю вас, – надменно процедила она, чувствуя своё явное превосходство.

– Здравствуйте. Дайте минеральной воды, пожалуйста, – смиренно попросила я.

Женщина сурово кивнула. Швырнула на прилавок бутылку с водой, взяла деньги. И вдруг в одно мгновение преобразилась, посмотрев мне за спину. Лицо её просияло, озарилось улыбкой. Я обернулась, чтобы посмотреть на причину столь разительной перемены. В магазин вошёл мужчина. С восхитительными зелёными глазами… Наши взоры встретились. Время остановилось. Взгляд его, глубокий, внимательный, проник прямо в душу, заставив почувствовать себя обнажённой. Сильное смущение охватило меня, я торопливо вышла из магазина. Не оглядываясь, быстрым шагом дошла до гостиницы, поднялась в номер. Мужчина взволновал всё моё существо, в душе царила сумятица. Я жалела, что сбежала так поспешно. Не сразу успокоилась. Занялась исправлением визиток. Вручную вписывала новый номер телефона. Несмотря на безотчётную тревогу, остаток дня прошёл спокойно. Без пятнадцати пять позвонила гадалка.

– Ангелина… Это Роза, – бодро заговорила она. – Мы можем перенести встречу на завтра? Сегодня никак не получается. Послезавтра наш цирк уезжает, перед этим встретимся, вы не против?

– Как скажете, Роза, – испытав непонятное облегчение, согласилась я. Попрощалась с женщиной, села в кресло. Из головы не шёл гипнотический взгляд незнакомца. Со вздохом встала, выбрала белое платье, достаточно закрытое, одновременно строгое и соблазнительное. Самое главное, оно было длины миди и закрывало моё пострадавшее на кладбище колено. Хотелось развеяться, разогнать мрачные мысли. В то же время меня тянуло в ресторан, внезапно взволновало предчувствие приятных событий…