Павлик проехал на кухню, разогрел в микроволновке пюре с котлетой, заботливо оставленное в тарелке тётей, без аппетита поел. Телевизор смотреть не хотелось, а компьютера у тёти не было. Любимый планшет ещё не наладили и теперь Павлу казалось, что время тянется бесконечно долго. Он с грустью оглядел убогую квартиру и вновь подумал о том, что надо упросить тётю Веру переехать в родительское просторное жильё.
Вновь протяжно заскрипели в комнате полы, заставив Павлика невольно вздрогнуть. Холодок страха пробежал между лопаток. «Домовой шалит», – попытался ободрить себя Паша, мысленно представив, как это небрежно произнесла бы тётя.
Стараясь не обращать внимания на странную шумную жизнь, которая продолжалась в соседнем помещении, Павлик подкатился к окну. Выглянул. Во дворе было пустынно, если не считать девушку, прогуливающуюся с коляской.
Он с горечью подумал о том, что хочет сейчас только одного: чтобы подонок пришёл побыстрее. Чтобы всё скорее закончилось. Павел проглотил набежавшие слёзы, взял себя в руки и поехал выключать звонко свистящий чайник. Маленькая кухня была полна пара, как ванная после принятия горячего душа. Даже окна запотели. Павлик торопливо подъехал к мутному, словно подёрнутому влажной плёнкой окну. Он любил писать и рисовать на запотевшем стекле. Немного подумав, он аккуратно вывел пальцем: «Накажи Артура!» Он и сам не понимал, для чего это написал, но на душе немного полегчало.
Павлик поднял руку, намереваясь написать что-нибудь ещё, но вдруг услышал лёгкий скрип, словно чей-то палец соприкасался с влажным стеклом. Мальчик вздрогнул и едва не закричал. Под его словами чья-то невидимая рука вывела слова: «Я тебе помогу.» Отшатнувшись от окна, он лихорадочно задёрнул штору и энергично крутя колёса руками, покатился в другую комнату. Паше казалось, что он сходит с ума.
Он долго сидел в углу комнаты, испуганно глядя на дверь, каждую секунду ожидая, что сейчас высунется когтистая лапа чудовища или призрак. Или ещё какая-нибудь потусторонняя гадость. Но ничего не происходило и постепенно мальчик успокоился, задышал ровнее, перестал трястись и обливаться холодным потом. Даже осмелел настолько, что подъехал к двери и выглянул в коридор. Полутёмная прихожая была пустынна и тиха. И домовой не шалил, не скрипел полами, не отдирал с треском обои, не звенел бубенчиками, свисающими с потолка. Эти мелодичные колокольчики Павлик ненавидел больше всего в доме тёти и никак не мог привыкнуть, каждый раз вздрагивая от их нежного перезвона. «От сквозняков заливаются», – благодушно поясняла тётя Вера. Но мальчик знал, что никакой это не ветер. Домовой? Вот это вернее будет.
Павлик долго сидел, глядя на притихшие колокольчики и вдруг решился. Вернулся на кухню и отдёрнул шторы. Пересилил свой страх, от которого отчаянно хотелось по-маленькому и приблизил лицо к стеклу. Никаких букв уже не было видно и тогда Павлик интенсивно задышал, косясь на окно. Потом вывел: «Ты кто?» Вновь вздрогнул, услышав лёгкий скрип, как будто человеческий палец заскользил по стеклу. Но пересилил свой страх, не сбежал, а затаив дыхание читал буквы, появляющиеся на стекле: «Серый».
– Тебя зовут Серёжа? – изумлённо воскликнул Павлик.
Ответом ему была гробовая тишина. Дом, который до этого, казалось, ни минуты не жил спокойно: всё время скрипел полами, чем-то шуршал, позвякивал, журчал водой в трубах – теперь вдруг стал безмолвным, как будто замер в напряжённом ожидании, как сам Паша. Мальчик сидел, потрясённо глядя на буквы, осознав реальность происходящего. Страх сменился любопытством и Павлик забыл, как полчаса тому назад сидел и трясся, забившись в угол. Интересно, кто это? Неужели тот самый домовой, которого так часто упоминает тётя Вера? «Он не может общаться голосом», – сообразил Павел. Но и сидеть дышать на стекло – тоже не вариант для общения. Много на запотевшем клочке не напишешь. «Что, если писать на бумаге?» – напряжённо размышлял Паша. Интенсивно работая руками, он направился в свою комнату. Раскрыл новую тетрадь в клетку и написал, старательно выводя буквы: «Тебя зовут Серёжа? Ты кто?»
Мальчик положил карандаш и притих, глядя на карандаш, ожидая, что тот сдвинется с места. Но тишина становилась всё более осязаемой, вязкой, карандаш не двигался, а Павлик испытывал разочарование.
– Ты что здесь сидишь в темноте? – услышал он сзади голос и едва не потерял сознание от нахлынувшего ужаса. Только тогда Паша понял, в каком напряжении находился всё это время. Тётя Вера прошла в комнату и включила лампу на его столе:
– А нас сегодня задержали, как назло. Какая-то комиссия приезжает.
Она говорила что-то ещё своим тихим, шуршащим голосом, А Павлик с горечью подумал, что ему всё просто приснилось. Не было никакого Серого. Очередной жестокий розыгрыш. Понурив голову, Павлик покатился на кухню вслед за тётей Верой. Слёзы кипели в глубине глаз, щекотали носоглотку, норовя вырваться наружу, но Павлик сдерживался. Он всегда стыдился плакать при тётке. Не то, чтобы она его упрекала или выговаривала. Нет, наоборот. Если тётя видела его слёзы, она бежала успокаивать его и едва не плакала сама. Павлику становилось очень жалко её: она как будто становилась меньше ростом, сильнее бледнела, голос становился совсем тихим. Павлик втайне боялся, что она может совсем исчезнуть, раствориться в воздухе без следа.
– Сейчас будем ужинать, – шелестела тётя, звеня посудой и Павлик почувствовал, что слёзы отпустили, ушли в глубину, как дождевые капли впитываются в рыхлую землю.
Он подкатился сзади и крепко обнял тётку сзади, ненадолго обездвижив.
– Соскучился? – она поняла его жест по-своему, – обещаю больше так не задерживаться. Буду говорить, что у меня племянник один дома…
– Тёть Вер, а расскажи мне про домового? Его, зовут Серый? – неожиданно для себя спросил Павлик и даже язык прикусил, испугавшись своих слов.
– Серый? – тётя высвободилась из объятий мальчика, удивлённо посмотрела на побледневшего Павла, – не знаю, Пашенька. С чего ты взял? Тебя что-то напугало?
Павлик торопливо замотал головой, кляня себя за длинный язык.
– Павлик, я понимаю, что ты хочешь домой. Возможно, мы переедем к вам. Но не сейчас. Я не готова. У меня работа под боком, очень удобно. Да и привыкла я к этому дому. – Тётя Вера вздохнула и села за стол.
– Ты его не боишься? – неожиданно спросил мальчик.
– Кого? – нахмурилась женщина.
– Ну… Дом. Бабушка рассказывала про него, что здесь много разных не упокоенных душ бродит, – деловито объяснил Павлик.
– Ох уж, наша бабуля! – немного скривилась тётя Вера, – она тебе сказки рассказывала. Выдумки. Дом, как дом, просто очень старый. Поэтому полы скрипят, дерево ссыхается. Обои трещат, потому что стены потихоньку разрушаются. Но ничего, скоро квартиру в новом доме дадут, там будет хорошо. А пока надо немного потерпеть, – её тихий голос шелестел над ухом Павлика, успокаивал и ему даже захотелось спать.
– А как же слова, что домовой шалит? – недоверчиво вскинулся мальчик и сон исчез.
– Так это же шутка, глупый! – нежным хрустальным перезвоном рассыпался смех тётки, – нет никакого домового!
Павлик немного обиделся. Он на самом деле верил в домового. Не могли полы скрипеть так, как будто по ним кто-то ходил! А сегодняшние слова на запотевшем стекле?!
– Я к себе! – Коротко проронил Паша и направился в свою комнату.
Без настроения подъехал к столу, потянулся рукой за карандашом и… едва сдержал крик. На тетрадном листе в клетку, прямо под его вопросами темнели печатные буквы: «Зови меня Серый.» Первой мыслью Павлика было позвать тётю Веру и показать ей доказательство существования домового. Он даже открыл рот и набрал воздуха в лёгкие для крика, но передумал.
Нет, это будет его, Павлика, маленький секрет. Его новый тайный друг. Не стоит рассказывать о нём взрослым. Да вообще никому не надо. Новый друг не всегда отвечал на слова Павлика. Например, настойчивый вопрос: «Кто ты?» – так и остался без ответа.