Чары крови и роз. Другая история Белль

– Надеюсь, не все такие догадливые, как ты, – усмехнулась она.

– Думаю, мы сможем отвадить назойливых торговцев, готовых отдать тебе все деньги за волшебные розы, – подмигнув, улыбнулся он.

– Вовсе они не волшебные… – возразила Белль, смущённо отвернувшись.

Все попытки Белль отпустить Фредерика, забыть и жить дальше развеивались как утренний туман, стоило ему оказаться рядом. Может быть, она и жестока, что влюблена в него. Но и ему не сто́ило приходить сегодня в чёрном и вновь дарить ей надежду, что она важна для него.

Через несколько минут они пошли к выходу. Ветер усиливался, пихты поскрипывали, раскачиваясь, а небо ещё сильнее потемнело: скоро начнётся ливень. Однако Белль совсем не хотелось уходить с кладбища. Она старалась не думать об этом, но рядом с Фредериком ей стало ещё уютнее, и она была готова бродить среди могил и надгробий хоть до самой темноты.

Они вышли с тропинки на дорогу, ведущую к воротам. Справа раскинулась лужайка клевера. Белль наклонилась, чтобы сорвать четырёхлистник – она всегда находила их, если хотела. В её руке поблёкший стебелёк вновь стал зелёным, душисто пахнущим июльским сенокосом.

– Держи, – она протянула клевер Фредерику.

– Оставь себе, – покачал головой тот. – Отдавать четырёхлистный клевер – дурная примета.

– С каких пор ты веришь в эти глупые суеверия? – рассмеялась Аннабелль. – К тому же, я фейри: удачливость – наша сильная сторона.

– Если бы это было так, – возразил Фредерик, – мы бы не собрались здесь сегодня.

К сожалению, он был прав, и Белль кивнула.

– Просто знаешь, – задумчиво произнесла она минуту спустя, – Генри сказал, что ты работаешь над каким-то секретным проектом, который очень важен для тебя. Я хочу, чтобы у тебя всё получилось, – и, улыбнувшись, она вновь протянула четырёхлистник Фредерику.

– Спасибо, – ответил он и на этот раз взял подарок, едва коснувшись её пальцев.

До слуха Белль донеслись голоса Вики, Кам и Генри, и вскоре все трое показались на дороге, вынырнув из-за деревьев. Раздался раскат грома, и с неба сорвалось несколько капель. Пора было уезжать.

Аннабелль любила белый дом Уайтов, построенный в конце пятидесятых годов девятнадцатого века в стиле александрийского¹² рококо. Хотя сам стиль ей был не близок: она предпочитала более простые формы, ей нравились классицизм и эклектика, а особую любовь Белль питала к колониальному стилю, с его лёгкими конструкциями из дерева и камня, этническими орнаментами и обилием света.

Снаружи особняк Уайтов (именно так он и обозначался в туристических путеводителях) выглядел, как и подобает дому своей эпохи: ассиметричная композиция и ломанная линия фронтонов с вазами и скульптурами, роскошная лепнина с мифологическими мотивами; полуциркульные окна, украшенные наличниками; опоясанная балюстрадами крыша, арочные проёмы дверей. По семейному преданию Герберт Уайт, активно занимавшийся тогда развитием винодельного бизнеса на Элфине, дал денег Жану Гийому, знаменитому французскому архитектору тех лет, чтобы тот построил ему дом. Гийом и построил самый модный на Элфине дом в стиле господствовавшего тогда рококо. Герберту дом не очень понравился, но его жена пришла в восторг, поэтому Уайты поселились там. Но уже сын Герберта избавился от роскошных фресок, тяжёлых люстр и громоздкой лепнины внутри дома. Сейчас интерьер особняка Уайтов совершенно не напоминал роскошество александрийского рококо – всё было минималистично, современно и практично.

Вернувшись с кладбища, Аннабелль пошла переодеться в комнату, в которой жила, когда переехала из Линденшира в Торнфилд. Да и теперь Белль нередко ночевала тут, когда засиживалась у Уайтов.

Игнорируя голоса из кухни, она расстегнула и сняла платье. Переодевшись в любимый сарафан из лавандового льна с белой батистовой рубашкой, Белль уже хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала голос Камиллы:

– Я честно пыталась быть милой с ней, раз уж Фред попросил. И я правда сочувствую ей. Такой день… Но зачем он пошёл на могилу Калеба? С ней!

– Капкейк вообще-то был другом и Фредерику, – напомнила Вики. – Они вместе ходили на сборы.

– Всё равно, он мог бы пойти туда позже, а не вместе с ней! – раздражённо не согласилась Камилла. – И почему они оба пришли в чёрном? Как ты это объяснишь? Они как будто договорились! Фред не мог так поступить за моей спиной!

– Я уверена, что они на договаривались, Кам, – негромко возразила Вики. – Просто Фредерик решил её поддержать.

– Поддержать? – переспросила Камилла. – А почему мне не сказал? Я бы тоже поддержала, тоже надела чёрное платье!

– Или это случайность, – аккуратно предположила Вики.

– Какая случайность, если у Фреда и чёрной одежды-то почти нет, – возразила Камилла. – Рубашку он точно купил недавно.

– Прости, Кам, но я не понимаю, к чему ты клонишь.

– К тому, что… – Камилла смолкла на секунду. – Генри ведь так не поддерживает её?

– Кого? – послышался голос Генри.

– Белль, – ответила Вики.

– Почему это я не поддерживаю? – удивился Генри. – Семья ведь для этого и нужна.

– Но ты не пришёл сегодня в чёрном костюме, – сказала Камилла.

– Да, – расстроенно ответил Генри. – Мы с Вики что-то не догадались.

Белль вздохнула и, толкнув дверь, вышла из комнаты. Какой хороший вечер получился бы, если бы не Камилла…

Глава 4. Золото Элфина

Пока Вики и Камилла раскладывали тарелки в гостиной, Аннабелль зашла в кухню взять бокалы. Вдруг её внимание привлёк тонкий аромат яблок. Белль подошла к столу и увидела блюдо, наполненное канареечно-жёлтыми маленькими яблочками. Она взяла одно, вдыхая нежный медовый дух. Наверное, в этом году уже не удастся испечь пирог… Не успела она подумать об этом, как послышались шаги Фредерика.

– «Золото Элфина», – сказал он, подойдя ближе.

Белль кивнула.

– Можно приготовить пирог, – в задумчивости произнёс Фредерик, словно размышляя вслух.

– Пирог? – обрадованно переспросил Генри, входя в кухню. Он взял штопор из ящика стола. – Я б не отказался.

Фредерик и Аннабелль переглянулись.

– Давай, – улыбнувшись, сказала Белль.

Фредерик подал ей фартук, снял запонки и закатал рукава рубашки. Белль подумала, до чего же ей непривычно видеть его в чёрном, но как приятно знать, что он оделся так, чтобы поддержать её – теперь она в этом не сомневалась. Пряча улыбку, Белль надела фартук и, завязав тесёмки, по привычке опустила руку в карман.

Когда ей было девять лет, она вместе с мамой сшила свой первый фартук. И для кармашка она выбрала ткань, гладкую с одной стороны и мягкую и пушистую – с другой. Мама считала, что эта ткань не подходит для хлопкового фартука, но дедушка, как всегда, поддержал любимую внучку. Белль пришила кармашек пушистой стороной внутрь, и ей очень нравилось засовывать в него руку – зажмурившись, она представляла, что гладит котёнка. Потом, конечно, Белль выросла из того фартука, но привычка осталась. Когда ей было шестнадцать, и она только начала готовить с Фредериком, он заметил эту привычку и стал прятать в кармашек её фартука конфеты. Белль каждый раз была в восторге и, нащупав конфету, пыталась угадать, с чем она будет.

В этот раз карман был, конечно, пуст, но Белль улыбнулась, вспоминая о беззаботном прошлом.

Фредерик ловко нарезал яблоки, а Белль смешала в кружке корицу с сахаром.

– La cannelle, s'il te plaît¹³, – попросил Фредерик, по привычке переходя на французский и, не глядя, протянул ладонь.

– Tenez, chef¹⁴, – с улыбкой ответила Аннабелль, вкладывая в его пальцы кружку с получившейся смесью.

– Спасибо. – Он высыпал корицу с сахаром в блюдо с нарезанными яблоками и стал перемешивать. – Ты знаешь, – произнёс он, взглянув на Белль, – когда мы начали вместе готовить, я не знал на английском многих слов, обозначающих пряности или даже кухонную утварь.

– Ты шутишь! – не поверила Аннабелль. – Я была уверена, что ты в основном называешь всё по-французски для моего полного погружения в язык. Когда дедушка пропал без вести, со мной никто толком не занимался, и мой французский был ужасен.

– Он никогда не был ужасен, – возразил Фредерик. – У тебя всегда было чистое произношение. Просто не хватало лексики, некоторых знаний грамматики и практики.

Белль улыбнулась. Учителя говорили, что у неё талант к языкам, но услышать от Фредерика комплимент её произношению было особенно приятно.

– Когда я понял в разговоре с тобой, что не знаю, как будет «поварёшка» по-английски, – продолжил Фредерик, ловко взбивая венчиком белки́ с сахаром, – то стал заранее переводить французские названия. До этого я готовил один и не задумывался, что не знаю многих английских слов.

– Откуда ты такой ответственный, Фредерик Уильям Уайт? – спросила Белль, шутливо толкнув его в бок.

– Должны же были когда-нибудь сбыться чаяния шефа Бомо́на, – усмехнувшись, ответил он.

Аннабелль замерла. Фредерик избегал упоминать своего наставника и вообще говорить том, как начал готовить, но, кажется, сейчас…

– Но ведь он не прогонял тебя с кухни, – осторожно произнесла Белль, зачерпывая ситом муку и протягивая Фредерику.

– Может, по началу и прогонял, – ответил тот, просеивая муку над тестом, и усмехнулся. – Я ведь ни слова не понимал по-французски, а шеф никогда не снисходил до пояснений на английском. Мне было шесть, когда родители наняли его.

Он смолк, и Белль уже решила, что на этом всё. Однако спустя минуту он продолжил в задумчивости:

– Однажды я забежал на кухню, чтобы взять для нас с Генри какой-нибудь еды, и увидел, как он готовит. Это выглядело увлекательно, и я стал регулярно наведываться на кухню. А спустя, наверное, полгода спросил, можно ли порезать морковку? Шеф так ловко резал её – мне захотелось попробовать. Он дал доску, морковь и нож. Конечно, у меня получилось плохо, и он долго ворчал, хотя, очевидно, заранее знал, что шестилетний ребёнок вряд ли справится хорошо. – Фредерик помолчал. – Я несколько лет думал, что моё имя на французском звучит как «morveux¹⁵», пока не посмотрел в интернете перевод. – Он усмехнулся.

– Ты ему сказал, что знаешь значение слова? – спросила Аннабелль.

– Сказал. Он посмотрел меня вот так, – Фредерик повернулся к Белль, поджал губы и свёл брови к переносице, – и сказал: «D'accord, gamin¹⁶». И с тех пор он называл меня только «gamin».

Аннабелль улыбнулась. Фредерик вытащил тесто из миски.

– Он постоянно ворчал и ругал меня за малейшую оплошность, – продолжил он, взяв у Белль скалку и начав раскатывать тесто. – Но я пропускал его ругань мимо ушей. Я всегда знал, что он незлой и привязан ко мне. К тому же я не понимал смысл его ругательств, – Фредерик усмехнулся. – Когда мне было двенадцать, отец услышал, как шеф ругает меня. Родители возмутились, хотели уволить его и нанять другого повара. Но мне было жаль расставаться с шефом, и я уговорил отца оставить его. С тех пор он перестал меня ругать.

Аннабелль поставила на стол, смазанный маслом противень. Фредерик аккуратно перенёс на него раскатанное тесто.

– Почему ты… – начала негромко Белль, – так редко говоришь о нём?..

Фредерик задумался.

– Не знаю, – произнёс он. – Не приходилось к слову, наверное. – Он взглянул на Белль. – А ты никогда не говоришь об отце, – заметил он.

Она кивнула.

– Да. Потому что… – Белль помолчала. – Мой отец… всегда избегал меня. Даже когда я была маленькой, – проговорила она, чувствуя, как тяжёлый камень старой обиды вновь болезненно сдавил ей сердце. – Я думаю, он всегда боялся меня.

Фредерик внимательно посмотрел на неё.

– Наверное, он просто тебя не понимал, – тихо произнёс он.

– Да, – ответила Белль. – Он так и не смог принять, что я не человек.

– Странно, что так произошло, – задумчиво проговорил Фредерик. – Он ведь был знаком с твоим дедушкой.

– Моему дедушке было много лет, и он умел жить среди людей, не привлекая к себе внимания, – возразила Белль. – А я…

Она подала Фредерику миску со смесью корицы, яблок и сахара. Он взял её и стал распределять яблоки по тесту. Подняв голову, он взглянул на Белль, точно ожидая продолжения. Ей захотелось поделиться с ним. Его ненавязчивое сочувствие было так приятно ощущать…

– Когда мне было полгода, – проговорила она, – дедушка с бабушкой ушли, маме с Вики надо было ненадолго уехать, и мама оставила меня под присмотром отца. Я спокойно спала в коляске под цветущей яблоней, но потом что-то разбудило меня, и я заплакала. Отец запаниковал, тряс коляску, пытаясь меня успокоить, но даже не подумал взять меня на руки. Я продолжала плакать, и когда вернулась мама, цветущая яблоня превратилась в высохший скелет, а отец был на грани сумасшествия. Вики боялась, что мама с папой разведутся из-за этого.

– Откуда ты об этом узнала?.. – потрясённо спросил Фредерик. Исходящее от него сочувствие смешалось с негодованием по отношению к её отцу. – Кто тебе рассказал?..

– Я несколько раз слышала, как родители обсуждали эту историю, – ответила Белль.

– При тебе?..

– Нет, конечно. Просто я…

Аннабелль услышала шаги и смолкла. Обернувшись, она увидела Марка. Привстав на цыпочки, мальчик заглянул на стол, где стоял противень с пирогом.

– Это мы с папой собрали, – обернувшись, сказал Марк доверительно. – Я рад, что вы делаете пирог.

– Мы тоже, – ответил Фредерик.

Когда Марк вышел, Фредерик сказал:

– Спасибо, что поделилась.

– Спасибо, что выслушал, – Белль улыбнулась.

Фредерик помолчал, а потом сказал:

– Давай украшать.

Белль кивнула, наблюдая, как он растягивает тонкий жгут теста, немного сплющивает и делает ножом надрезы.

Работа дальше пошла в тишине. Фредерик и Аннабелль склонились над пирогом, сплетая поверх тонких яблочных ломтиков ниточки теста в прихотливый узор.

– Что вы делаете? – раздался раздражённый голос Камиллы.

Увлёкшись украшением пирога, Аннабелль не услышала, как Камилла вошла в кухню.

– Яблочный пирог, – в один голос ответили Фредерик и Аннабелль, подняв головы и обернувшись. Белль совсем забыла про Камиллу, и оттого её голос прозвучал немного растерянно, виновато, точно её застали за чем-то не совсем законным, голос Фредерика – спокойно.

– Мы же специально заказали торт. – Камилла скрестила руки на груди. – Куда теперь столько выпечки?

Из-за её спины показалась Вики.

– Отстань от них, Кам, – сказала она. – Пусть готовят. Марк и Генри обожают яблочные пироги, если что они съедят.

– Можно тебе на минуточку, – прошипела Камилла Фредерику и потянула его за локоть.

– Конечно, – ответил тот, отряхивая руки. – Сейчас вернусь, – сказал он Белль.

Из смежной с кухней комнаты Аннабелль было слышно каждое слово, каждый интонационный оттенок.

– Ты и так каждый день готовишь! У тебя же скоро курсы, тебе мало? Сейчас уже мэр придёт и мисс Уэлш. Что вы тут устроили?

– Кам, – остановил её Фредерик, – это…

– Если ты сейчас скажешь, – перебила его Камилла, и голос её дрогнул, – что это просто пирог, я тебе…

– Это не просто пирог, – ответил Фредерик. – Это пирог с яблоками «Золото Элфина».

– Откуда вообще взялись эти яблоки?!

– Они растут на заднем дворе и как раз в это время созревают; Генри и Марк их принесли, – педантично пояснил Фредерик. – С ними получаются самые вкусные яблочные пироги. Вот увидишь, пирог будет не хуже торта.

– Да при чём тут это!.. – задохнулась от возмущения и обиды Камилла.

В коридоре раздались шаги и вскоре послышался голос мистера Купера. Белль вышла ему навстречу. Пока она здоровалась с мэром, пришла мисс Уэлш.

Эбигейл Уэлш была статной женщиной с серебристо-белыми волосами, убранными в высокую причёску и заколотыми серебряными шпильками. Её возраст было невозможно определить: она выглядела лет на сорок, но по рассказам дедушки Белль знала, что крёстная значительно старше сорока. Спину мисс Уэлш держала прямо, говорила и двигалась неторопливо, величественно, а в своих изысканных чёрных платьях, расшитых серебром, казалась героиней мистического романа.

– Моя любимая крестница, – мисс Уэлш мягко обняла Белль. – Сожалею, что не смогла прийти сегодня на кладбище поддержать тебя.

– Ничего страшного, крёстная, я понимаю, – ответила Аннабелль.

Она знала, что мисс Уэлш не любит кладбища. Белль видела крёстную там лишь однажды – полгода назад, когда хоронили погибших альпинистов. А до этого – никогда. Раньше, когда маленькая Белль вместе с дедушкой приезжала в Торнфилд, мисс Уэлш иногда сопровождала их на прогулках по городу, но только не на кладбище.

Белль повела мистера Купера и мисс Уэлш в гостиную и вдруг услышала обрывок фразы Фредерика:

– …пойти к Крис, когда я уеду. Мне важно поговорить с тобой до отъезда, Кам.

– Тогда говори сейчас, – ответила Камилла.

– Это, очевидно, будет нелёгкий разговор, – помолчав, проговорил Фредерик. – Поэтому…

– Тогда я и слышать ничего не хочу! – решительно перебила его Камилла. – В прошлый раз после такого нелёгкого, – передразнила она его, – разговора ты ни с того ни сего потащил меня в Лондон.

– Ты ведь знаешь, как эта поездка была важна для меня, – в голосе Фредерика прозвучала лёгкая обида.

– Ладно! Но сейчас… – она шумно выдохнула, – оставь свои нелёгкие разговоры на потом.

И Камилла с грохотом распахнула дверь.

– Кам! – крикнул ей вдогонку Фредерик.

Белль поняла, что протирает бокал уже в третий раз под внимательным взглядом крёстной и взяла из коробки следующий. О чём же Фредерик хочет поговорить с Камиллой? Почему Камилла так избегает этого разговора?.. Внутри зрела сладкая кружащая голову догадка, но Белль не дала ей оформиться в мысль: будет слишком больно обмануться. Лучше довольствоваться тем, что есть: Фредерик рядом, и можно снова печь пирог с ним как в старые добрые времена.

В этот момент в гостиную вошла Камилла. Поздоровалась с мистером Купером и мисс Уэлш и продолжила сервировать стол.

Вспомнив про пирог, Белль пошла на кухню. Фредерик и Марк расположились рядом с духовкой, и Марк, наблюдая за стрелкой температуры, комментировал изменения. Фредерик поднялся со стула, когда Белль вошла.

– Пришли мистер Купер и мисс Уэлш, – сказала Аннабелль. – Сходи поздоровайся, а мы с Марком последим за пирогом.

Фредерик кивнул и вышел из кухни. Он был взволнован. Аннабелль чувствовала, что разговор с Камиллой нарушил его душевное равновесие, а её приход совершенно не помог его вернуть.

– Крёстная, – неожиданный вопрос Марка вырвал Белль из задумчивости, – ты ведь помнишь прадедушку?

– Конечно, – улыбнулась племяннику она.

– Расскажи, где он сейчас.

Белль села на стул возле духовки, и племянник тут же забрался к ней на колени.

– Твой прадедушка Джеймс сейчас в Заповеднике, – с улыбкой начала она любимую историю обоих племянников. – Там всегда тепло и солнечно, деревья цветут и дают плоды в одно и то же время, а цветы не сминаются под ногами. Птицы там поют так красиво, что сердце замирает, а огромные бабочки садятся на плечи. А ещё в Заповеднике живут кентавры, единороги, фейри, варгисы и даже драконы.

– А я туда попаду? – спросил Марк.

Белль вздохнула. Она неоднократно отвечала на этот вопрос, но каждый раз было трудно, почти как в первый. Когда дедушка при Белль сказал Вики, что та никогда не сможет попасть в Заповедник, Белль плакала. Но её пятнадцатилетняя сестра весело ответила, что планирует умереть от старости в окружении внуков.

– Туда могут попасть только дети Лилит. А ты сын Адама и Евы.

– А ты можешь попасть? – Марк посмотрел на крёстную снизу вверх.

Помолчав, Белль ответила:

– Когда-нибудь… да. Если захочу.

– И ты бросишь нас? Как прадедушка? – А вот об этом Марк спросил впервые.

– Прадедушка не бросил нас, – твёрдо ответила Белль. – Он любил нашу семью, твою бабушку, прабабушку, и твою маму, и меня. Но ему пришлось уйти.

– Но почему?..

– Я не знаю, Марк, – грустно проговорила Белль. – Когда я была маленькой… – медленно произнесла она, чувствуя, как воспоминания рёвом вертолётов, завыванием и сине-красными отсветами сирен уносят её в те жуткие майские дни, семь с половиной лет назад, – все считали, что он погиб под лавиной. Так многие до сих пор считают. Ты знаешь, что такое лавина, крестник?

Марк, конечно, знал. В Торнфилде после июньской трагедии об этом знали все, включая детей.

– Его искали несколько дней, – продолжила Аннабелль. – Прочесали всю округу, а Долину Снов, где его следы обрывались, перекопали вдоль и поперёк. Но что один фейри мог сделать против лавины в двести-триста тысяч тонн? К счастью, дедушка, твой прадедушка, – улыбнулась Белль племяннику, – успел уйти в Заповедник.

– Может быть он спрятался от лавины в Заповеднике? – осенило Марка.

– Может быть, – ответила Аннабелль и наклонилась к духовке немного сбавить температуру.

– А как попасть в Заповедник?

– Этого я тоже не знаю, – ответила Белль и повернула голову, почувствовав присутствие Фредерика.

Тот остановился на пороге кухни, прислонившись плечом к дверному косяку.

– А прадедушка вернётся? – тихо спросил Марк.

– Мы можем только верить в это. Надеяться и ждать, – и Белль, почувствовав прилив нежности, улыбнулась и поцеловала племянника в макушку.

Марк погладил её руки, обнимающие его. Тут его окликнул Алекс, и он убежал к брату.

Белль боялась поднять голову и встретиться с Фредериком взглядом. Она почувствовала, словно он приоткрыл дверь в свою душу: с таким теплом, нежностью и (в эти секунды она это знала наверняка) любовью, он наблюдал за ней и Марком. Белль боялась, что если встретится с Фредериком взглядом, то бросится к нему в объятья, а он не захочет и не сможет сопротивляться. А позже не простит себе, что поступил так с Камиллой. И Белль не простит себе. Пусть он поскорее поговорит со своей девушкой и тогда…

– Ты последишь за пирогом? – Белль встала со стула, не поднимая глаз. – Я пойду спрошу не нужна ли Вики помощь.

– Хорошо, – ответил Фредерик едва слышно.

Ужин прошёл тихо. Камилла села на противоположном от Фредерика краю стола, точно боялась, что он попробует поговорить с ней прямо во время поминального застолья. Преподобный Ричардсон прочитал молитву, и Белль вновь перечислила по именам всех погибших фейри из рода Тэйлоров. За столом почти никто не говорил, Вики иногда обращалась к сыновьям, следя, чтобы они хорошо поели суп, и напоминая о награде за это в виде торта и пирога.

В этот вечер Белль снова вспомнила июньское утро, когда Торнфилд прощался с погибшими под лавиной альпинистами. А она опускала пальцы в незабудковый шёлк, спрятанный в чёрном клатче, и едва сдерживала счастливую улыбку. Белль всегда надеялась, что дедушка жив, но лишь когда Фредерик отдал ей дедушкин платок, она действительно поверила в это. Интересно, где был платок всё это время? У дедушки? Как он смог передать его из Заповедника? Или у Таунары? Тогда почему ореада не передала платок самой Белль гораздо раньше? Ведь Белль много раз приходила к Загадочнице, на склонах которой по легендам скрывался вход в Заповедник, но никогда не видела Таунару. Белль столько лет прожила в неведении, страдая от мысли, что тот, кто был дорог ей больше всех на свете, мёртв.

Может быть, однажды Заповедник откроется, и на Элфин вернётся не только дедушка, но и другие фейри, кентавры, единороги, драконы и Грегор Ришта. Возможно, прародитель варгисов найдёт способ снять проклятие со своего непутёвого потомка. Белль вспомнила пристальный взгляд голубых глаз Адама Спенсера на портрете девятнадцатого века, который в детстве втайне от всех рассматривала в «Энциклопедии Элфина» часами, и подумала, что «непутёвым» называть его неправильно – от него так и веяло силой и властью. И неудивительно, ведь Адам Спенсер был альфой не только элфинских варгисов: его признали вожаком все варгисы мира.

Вот только как открыть Заповедник? Уж точно не так, как это сделала Адель Блан-Сек в фильме. Да и не было на склонах Загадочницы такой скалы с древними письменами и разными скрытыми рычажками – Белль облазала всю гору вдоль и поперёк, а позже узнала, что ту скалу снимали в Альпах.

Когда Генри внёс пирог, по гостиной разнёсся дивный аромат сдобы и медовых яблок.

– «Золото Элфина», – тихо произнесла мисс Уэлш, вдыхая нежный горячий запах. – Любимый сорт твоего дедушки, – улыбнулась она крестнице.

– Правда? – выдохнула Белль. – Я не знала.

– В это время, накануне Хэллоуина, он тоже любил печь пироги с этими яблоками… – мисс Уэлш смолкла.

Какие же отношения связывали крёстную и дедушку? Этот вопрос мучил Белль уже пять месяцев, с того дня на кладбище, когда мисс Уэлш увидела в клатче Белль дедушкин платок. В детстве Белль не задумывалась об их отношениях, считая, что мисс Уэлш гораздо старше дедушки. Но ведь он был фейри и не старел, в отличие от людей. Возможно, дедушка и мисс Уэлш любили друг друга раньше, ещё до того, как дедушка и бабушка поженились. А возможно (Белль было горько это признавать), они были любовниками и после.

…Камилла пересела к Фредерику, когда Генри внёс пирог. В эту секунду Белль стало пронзительно жаль Камиллу: ей будет очень больно, когда разговор всё-таки состоится.

После ужина преподобный Мэтью Ричардсон попрощался и ушёл. Белль помогала Вики расставить оставшуюся еду по холодильникам; Генри, Фредерик и Камилла собирали грязную посуду и загружали её в посудомойку. Марк и Алекс тихо как мышки складывали в гостиной на полу пазл с «Королём львом», а мистер Купер и мисс Уэлш негромко беседовали, сидя в креслах у камина. Белль чувствовала такое уютное домашнее тепло, что ей хотелось запечатлеть эти минуты, закупорить их как духи́ или вино в бутылку, чтобы в грустные тёмные дни вытаскивать пробку и слышать родные голоса, перестук посуды, ощущать всё ещё витающий в воздухе аромат яблочного пирога, вкус красного вина на языке, видеть ласковую улыбку Вики, чувствовать руки Марка, обхватившие за талию…

– Белль! – позвала Вики через полдома. Кажется, она была в гардеробной.

Аннабелль, очнувшись от задумчивости, пошла к сестре. Вики стояла в гардеробной перед распахнутым шкафом, в руках у неё было бордовое платье из тонкого бархата с плотными кружевными вставками.

– Не хочешь забрать? – спросила Вики. – Можно дома носить.

– Для дома оно слишком нарядное, – возразила Белль, оглядывая платье. – К тому же я не ношу красное.

– Ну, это скорее бордовое, – возразила Вики.

– Камилле отдай, ей нравится бордовый.

– Я ей предложила уже. Она не любит длинные платья.

– А ты сама почему не носишь его? – спросила Белль.

– Не знаю вообще, зачем я его купила. – задумчиво проговорила Вики. – Так ни разу и не надела. Отдам в плимутский приют, – решила она.

Вскоре хозяева и гости вновь собрались в гостиной. Поговорили и выпили ещё по бокальчику вина (а Камилла снова сока), после чего мистер Купер предложил мисс Уэлш подвезти её до дома, и, когда приехал Энтони, они ушли. Затем Вики ушла купать мальчиков, а потом Белль читала им любимую сказку Марка, сидя на его кровати, пока Вики, Генри, Фредерик и Камилла негромко разговаривали в гостиной.

– «За морем царевна есть, – читала нараспев Белль, –

Что не можно глаз отвесть:

Днём свет божий затмевает,

Ночью землю освещает,

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.

А сама-то величава,

Выступает, будто пава;

А как речь-то говорит,

Словно реченька журчит¹⁷».

Конечно, на английском языке пушкинские строки звучали не так музыкально, как на русском (дедушка читал Белль эту сказку на русском), но яркие образы и сюжет сказки завораживали. Это роскошное иллюстрированное издание, которое Белль держала сейчас в руках, она заказывала специально из Лондона в подарок Марку.

Тот обожал эту сказку и называл её не иначе как «Сказка про тебя». Хотя очевидно, Пушкин вдохновился образом вовсе не фейри, а нимф – те умели превращаться в птиц, зверей, рыб и растения. В русских сказках было немало описаний подобного оборончества, свойственного нимфам: в доэлфинскую эпоху много детей Лилит скрывалось от преследования людей именно в лесах современной Российской Империи.

Вскоре мальчики уснули, Аннабелль приглушила свет и вернулась в гостиную. К тому времени Генри и Фредерик вышли во двор, проверить теплицу, в которой из-за ветра опять отключалось электричество.

– Я еду на ночёвку к Кристине, – повернулась Камилла к Белль. – Могу подвести тебя домой, если хочешь. Крис живёт в твоём районе, – добавила она.

Белль почувствовала напряжение, с которым Камилла ждала ответа. Вспомнив вчерашнюю интересную беседу, Белль согласилась. К тому же ей не хотелось расстраивать Камиллу отказом: та не так-то уж часто предлагала помощь. Но если бы Аннабелль знала, чем обернётся эта поездка, она бы осталась ночевать у Вики. Или, может быть, всё равно поехала бы с Камиллой. От правды ведь не убежишь. И чем раньше её узнаешь… Хотя был в этом какой-то мазохизм.

Когда машина отъехала от дома Уайтов, Камилла сказала, улыбнувшись Аннабелль:

– Какие чудесные малыши у Генри и Вики, правда?

– Да, замечательные, – улыбнулась в ответ Белль.

– Генри – прекрасный отец, – заметила Камилла. – Так любит мальчиков!.. И твоя сестра – она просто образцовая мама, я восхищаюсь ею… – в её голосе послышались печальные нотки.

Белль удивилась быстрой смене её настроения.

– Я всегда хотела иметь детей, – произнесла вдруг Камилла совсем тихо.

Сердце Белль тоскливо сжалось.

– Двоих, – продолжила между тем Камилла. – Мальчика и девочку, – она повернулась к Аннабелль и снова улыбнулась, только улыбка вышла грустной.

Белль молчала, глядя перед собой. Она чувствовала: Камилле нелегко говорить про свои мечты о детях, но при этом Аннабелль не могла не ощутить холодную расчётливость спутницы. Всё-таки Камилла не просто так предложила подвезти Белль именно сегодня. И очевидно Камилла ожидала, что Белль, вспомнив вчерашний разговор во время поездки с пикника, согласится.

Камилла значительно сбавила скорость, и Белль с подбирающейся тоской взглянула на спидометр: двадцать миль в час. Разговор очевидно будет длинным.

– В последнее время мне часто снится дочка, – Камилла отвела чёрную прядь волос с лица. – Ей, наверное, годика два – как Алексу, – на лице Камиллы снова появилась улыбка. – Она бежит мне навстречу, я беру её на руки, и она обхватывает ручонками меня за шею. И глаза у неё зелёные, как у Фреда. Я целую её в щёчки и шейку, смотрю и не насмотрюсь… А потом… я просыпаюсь…

Голос у Камиллы задрожал, Белль, охваченная нарастающей лихорадкой чужих чувств, повернулась к ней и увидела, что по щекам у собеседницы текут слёзы. И в этот миг Белль с ног до головы окатило волной такого отчаяния, которого она никак ожидала ощутить от Камиллы. В глазах потемнело, воздух закончился, в голове стучало набатом. Белль попыталась нащупать в сумочке нож, но отчаявшись найти его быстро, вцепилась в дверную ручку, обжигая железом ладонь и пальцы. Боль яркой вспышкой вернула в реальность, и Белль смогла вдохнуть.

– Почему ты плачешь?.. – осторожно произнесла она, коснувшись пальцами руки Камиллы, сжимавшей руль. – Это ведь был просто сон… – Белль понимала, как неубедительно звучат её слова утешения, но на большее она была неспособна.