Лично я горько сожалел, что в это дело ввязался. Бабло я этим чертям вернул, оно мне на фиг не сдалось, я ж не из-за денег всё это делал. Я очень переживал, что на меня теперь в веках будут гнать, что я гнида и предатель, и это было очень мне прискорбно. Пошёл я и решил удавиться. Потому что как с этим жить, все ж считают, что я погубил не только Бога, но и просто хорошего человека, ни за что. Сделал я такой грех, нашёл вонючую верёвку, залез, спрыгнул. Стал задыхаться. Душа моя отлетела и через какой-то дымоход навстречу свету. Оба – а там Иисус меня встречает, и говорит: ты что творишь, брат мой? А ну, назад, тебе ещё жить и жить, и жить будешь долго, пока Я не призову, а пока рассказывать избранным Моим, как было дело на самом деле. И полетел я обратно быстро, и прихожу в себя, а уже на земле, шея болит, обгадился ещё, а вовсе не кишки из меня выпали, как написали потом недоброжелатели. У меня ящик с большими деньгами был, что давали Иисусу, Он мне его передал. Ну, соответственно, внешность я поменял, сел на корабль и уплыл в Африку, там никому я не был известен, начал жить, бизнес потихоньку пошёл, я стариться я не старился. Потом как-то нас жизнь с Каином свела, есть ещё бессмертные по разным причинам, но мы ж не светимся нигде, иначе упекут так плотно, что не выбраться никогда. Да и не нужна нам публичность. Вот ты, Август, напишешь про нас, и ладно. Надеюсь, тебе интересно с нами было. А чтоб ты не парился, вот тебе на память. Бывай, брат, мы не хотим смотреть, как ты состаришься и умрёшь, нам до сих пор неприятно, что столько поколений пережили. Мы скоро улетаем из России. Мы долго здесь прожили, Куда – не скажем, обрубаем концы, пойми нас правильно!”
Они встали, тарелка с морепродуктами за двадцать с лишним тысяч рублей, вино, коньяк, всё осталось нетронутым. Иуда что-то положил мне под салфетку, онижестом показали, чтоб я сидел, и вышли через железные ворота на Поварскую улицу. Потом мимо проехал черный Роллс-Ройс с тонированными стеклами. Номеров я не видел.
Я поднял салфетку. Под ней лежал золотой динарий с изображением кесаря.
Послесловие. Писать на диктофон они мне не дали, чтоб потом, в случае чего, нельзя было распознать по голосу. К приборам они не прикасались. Воду не пили. Я уж хотел стырить стаканы на отпечатки, но не было. Остался от них только динарий. У меня денег не было совсем, я голодал, потому что в редакции ничего не платили, у меня были долги, и динарий я продал…
А как эта история помогла бы нам всем жить, я даже и не знаю. Верить в Бога, не верить в Бога, это личный выбор каждого. Ясное дело, что в газете это печать бы не стали, поэтому делюсь с теми, кого Бог пошлёт.