Потому что когда долго живёшь и видишь, что это за мир, не знаешь, хорошо ли вообще, что на свет родился. Тут с этим хорошо вообще сложно. Что такое хорошо и что такое плохо. Моя мамаша, пока плодов с Древа познания добра и зла не поела, лютовала в Эдемском саду как могла. Всем бабочкам крылья поотрывала, птичьи гнёзда поразоряла, из пушистых зверьков делала себе мочалки, за хвосты живность ловила, раскручивала и на деревья закидывала. То ли развлекалась, то ли подумала, что так будет лучше. А папаша вообще доверчивый был, как хомячок. Светлая душа, бесхитростная. Тоже перепугался, когда их Господь за жабры прихватил, что они там погуляли по буфету. И нет бы ему сказать: прости, папа, моя вина, развели меня и тётку мою как лохов, неумышленно мы тебя ослушались, как он стал себя выгораживать и мать подставлять: это какой-то чертила залётный мою дуру соблазнил, которую Ты ж мне сам дал, и она сожрала, чего нельзя, и мне дала, то есть меня в грех ввергла. По прошествии лет я понимаю, почему Бог осерчал!”
Тут я, Август, вставил свои три копейки: “Я тебя понимаю. Ты знаешь, Господь Бог, наверно, велик и могуч как никто, но, похоже, Он тоже учится на своих ошибках. Он ведь ошибается и раскаивается, Он же поэтому решил всех утопить, чтоб начать заново. Он ещё не умел обращаться с людьми со свободной волей. Моя мамаша, когда я был совсем мелким, спрашивала меня зверским голосом и выпучивая глаза: “Кто наставил закорючек в новую тетрадь?” Господи, я так пугался её. Она – здоровая тридцатитрёхлетняя бабища, а я семилетний тощенький перепуганный еврейский малыш. Мне не хотелось брать вину на себя, я выкручивался как мог. Она понимала, что я вру, и лупила меня. От этого я боялся ещё больше и изворачивался ещё сильнее и изобретательнее. А она думала, что я – мелкая лживая и изворотливая тварь, и в ход шёл ремень. Ну и невзлюбил я родную маму с тех пор. А суть вопроса стоила две копейки – столько стоила школьная тетрадка в начале 1970-х годов. Она, врач-гинеколог, в своём абортарии гребла кучу денег, могла тыщу тетрадей купить, и калялкал бы я там малякал на здоровье. А в результате её молодецкой глупости теперь, спустя пятьдесят лет, имеем, что я её не люблю, и не любил никогда, хотя и забочусь о ней, а она потихоньку мозги теряет. И она понимает сложность положения: почему, спрашивает, ты меня совсем не любишь? А я тогда спрашиваю: а ты помнишь, как ты меня самозабвенно лупила, когда я был маленький и тихий малыш, такой нежный хрупкий мальчишечка, который всех жалел и обо всех заботился? А она мне: ну, тогда все детей били, так принято было, а я очень много работала, чтоб обеспечить тебя. С её стороны никакого раскаяния. Ну, с моей встречно никакой любви. Только забочусь о ней, потому что не выбила до конца из меня родная мать и русская жизнь до конца жалость и сострадание. Я думаю: из приличной семьи тётя, врач, кандидат наук, музыкант, еврейская среда неагрессивная вокруг, книги редкие, энциклопедии, светская жизнь, дипломаты, учёные, высокопоставленные работники, сами мы особы, приближенные к семье генсека, и её никогда никто в семье пальцем не тронул, только пыль с неё сдували, откуда эта заводная жестокость, самовзинчивание, и потеря человеческого облика, что из-за двухкопеечной тетради истязала меня?”
Тут заговорил Иуда. Вот что он сказал.
“Я один, кто родом из Иудеи. Все остальные дядьки, кто пошёл за парнем, которого вы называете Иисусом Христом, из Галилеи. Я же из колена Иудина, как и сам Христос. По крайней мере, его биологический или названный папаша, Иосиф, из наших, родня моя. Соответственно, Иисус мне как бы тоже был родня. Такая же, как ему был Иоанн Креститель. Наш тогдашний мир был очень узкий, все друг друга знают. И сейчас Израиль как деревня, а тогда вообще как село. Ну и Храм наш в центре всего. Сказать по правде, про непорочное зачатие нам ничего не известно было, мы свечку не держали. Маша была молодая девчушка, лапушка такая, а Иосиф был уже мужик. Очень хороший человек. Про то, что она забеременела якобы не от него, это всё на совести тех, кто писал Евангелия. Иоанн наш, Ванюшка, который написал своё Евангелие, про это ничего не упоминает. Ты пойми, Август, какое было время: пророки замолчали на четыреста лет, как будто последнее пророчество было бы на Руси во времена Ивана Грозного. А мы все ждём, да ещё под фашистской оккупацией. С нашей точки зрения, эти римляне и греки – грязные животные со всей своей культурой, один разврат, пьянство и жестокость. Культура у них – стыд и срам, всё построено на похотях – плотских и духовных. И на пустых умствованиях – если Сократа научили уму-разуму евреи, то его последователей, Платона и Аристотеля, свои же софисты совсем запутали. Иисус у них научился передёргивать, у бродячих софистов.”
Где ж Иисус передёргивает? – спросил я, Август.
“Ты помнишь, пристали к нему наши хасиды, дескать, позволительно ли платить подати кесарю? Иисус им говорит: покажите мне динарий. Чьё изображение на нём? Кесаря? Так давайте кесарю кесарево, а Богу божье. Вот тут он гениально передёргивая, не отвечая по существу. Они его спрашивают – не грех ли кормить сатану, то есть римскую власть. Как там дословно у Матфея: “покажите Мне монету, которою платится подать. Они принесли Ему динарий. И говорит им: чье это изображение и надпись?” Ты подумай, какая разница, что написано и нарисовано на монете, дедушка Ленин или Франклин? Тебя не об этом спрашивают, не прикидывайся ветошью, и не умничай. Его мудрецы за это невзлюбили. Он передёргивал, а они не могли его поймать, у них под другое мозги заточены были. Или с этой бабой, которую поймали на измене мужу. По закону, её должны были побить камнями. Жестоко. Но это Моисеев закон. Иисус им говорит: “Кто из вас без греха, пусть первый бросит в неё камень”. Но ведь это же Он сам установил эти зверские законы, и ещё и сказал нам: я пришёл, чтоб не нарушить, но исполнить закон. И все мы сбивались с толку. Особенно простые ребята. Сначала он начал путаться со шлюхами и бандюками, бухал с ними, сидел, лясы точил. Ему говорят: что ты якшаешься со всяким отребьем, тебе что, приличных людей мало? А он на это: не здоровые нуждаются во враче, но больные. И нам не очень заходил, тем, кто грамотные и толковые. Вот он и начал вокруг себя собирать рыбаков и коллекторов, сборщиков долгов, людей, живущих бедно, тяжело, кто зависит от удачи, а не от квалификации. Да, какие-то люди у него выздоравливали, так таких целителей вокруг было пруд пруди. И опять, откуда всем это в основном известно? С чужих слов? Лично я знаю, что Он не работал, только жил тем, что богатые тётки, тоже доверчивые морковки, ему накидают. В Евангелиях написали, что я был вор? Да чем же я обогатился, пока при нём болтался? На что мне было тратить деньги? Дом у меня и так был, автомобилей не было, что и зачем я мог у него украсть?