– Ваши рассуждения похожи на беседу глупых смердов, – изрек Вешняк скептически.
– А как силу объяснишь нечеловеческую? – обратился Хотен к недоверчивому Вешняку.
– Не верю я в эти байки. Они не лучше и не хуже других бойцов. А вот наглее остальных, однозначно, – ответил Вешняк, вспоминая дерзкого Торольва.
– Как знать, – не согласился Барма. – Насчет силы не квохтай. Есть такая. Правда, я слыхал, не магия это и не волшебство. Говорят, мухоморы настоянные пьют…Рассудок помрачается, вот они и мечутся истово…
Глава 41. Пред народом
В Новгород пришла долгожданная весна. Солнце припекало. Сугробы усели. Снег стремительно сходил. На полянах образовывались проталины. Кое-где уже журчали ручейки.
Это утро было ясным, но прохладным. Останавливаясь то там, то здесь, по дороге неспешно двигалась нарядная упряжка. Шесть белых, как снег лошадей, следовали друг за другом в торжественном шествии, сопровождающимся звоном бубенцов и сотней вооруженных конников. Князь обозревал просторы Новгорода.
Народ встречал Рёрика, как любимого князя, простодушно уверовав в то, что истинным захватчиком был Изборский Изяслав.
По одну сторону от князя расположился тиун, по другую – жена. Арви что-то постоянно рассказывал. А Дива просто сидела рядом, поглаживая округлившийся живот и улыбаясь иногда.
– Прошу обратить взор сюда, – тараторил Арви, указывая ладонью в сторону широкого двора с высоким стрельчатым теремом и несколькими примыкающими к нему избами с тесовыми крышами. – Это хоромы Аскриния. Он самый богатый человек в городе. Если кого и нужно потрясти, то это его…А вон та троица…– Арви указал на три одиноко-стоящие сруба, – не что иное, как священные колодцы…Их используют для жертвоприношений, ведь они служат воротами в подземный мир…
Отвлекшись от созерцания построек Новгорода, Рёрик перевел взгляд на Диву. Несмотря на то, что было не так уж холодно, она зябла. Кутаясь в пуховый платок, растирала замерзшие персты. Заметив это, Рёрик взял ее ледяные пальчики в свою ладонь. А она зевнула и положила голову ему на плечо. И вскоре он заметил, что, невзирая на неудобства, она задремала. Мило и непринужденно. Губы правителя тронула улыбка. Он приказал ехать медленней.
Смеркалось. Прогулка удалась. Скопившийся вдоль дороги любопытный люд приветствовал князя, княгиню и будущего наследника, спавшего в чреве матери. Совершив значительное путешествие и теперь возвращаясь домой, Рёрик довольно осматривался по сторонам. А эти земли не так-то плохи. Пожалуй, ему начинает тут нравиться…
Вдруг внезапный крик из толпы вывел князя из благодушного любования своим новым городишкой.
– Убийца! Захватчик! Всех не проведешь! – заорал некто среди зевак. А позже в толпе мелькнула чья-то шапка.
Уже давно очнувшаяся ото сна Дива с замиранием сердца следила, как несколько дружинников бросилось к смельчаку. Тот в свою очередь помчался наутек, распихивая руками мешающих его пути горожан.
Погоня оказалась недолгой. Крикуну не удалось затеряться в толпе. Он был настигнут стражей буквально сразу после начала эпизода. Дива не успела и глазом моргнуть, как пара крепких гридей уже тащили его за шиворот прямо к княжеской упряжке.
Новгородцы с любопытством наблюдали за происшествием. Большинство не уловили сути происходящего, а просто глазели ради забавы. А что, забавно ведь: кто-то убегает, его ловят, мордой в снежную жижу окунают!
События разворачивались стремительно. Еще мгновение – и герой оказался прижат к земле. Над ним нависло копье, готовое вот-вот вонзиться в плоть.
Лицо князя было непроницаемым, а взгляд ледяным. Арви не нужны были кобники и толкователи, чтобы понять, что означает такой взор. Не мешкая, тиун кивнул старшему дружиннику. Который в свою очередь отдал приказ прикончить дерзновенного поскорее.
– Нет! – взвизгнула Дива, подпрыгнув на месте.
Сбитый с толку замахнувшийся гридь застыл в нерешительности, глядя то на старшего дружинника, то на княгиню.
– Нет? – нахмурившись, переспросил Рёрик, удивленно обозрев Диву. Теперь он уже не выглядел таким же добродушным, как в начале поездки.
Дива догадалась, что совершила ошибку. Ему не понравилось, что она возражает. Да еще и на людях.
– Да он же хмелен! На ногах еле держится! – деланно рассмеявшись, кивнула Дива на удальца, который хоть и выглядел скверно, но, пожалуй, пьян не был. – Сам не знает, что говорит…Вздор какой-то…Умоляю пощадить его…– Дива смотрела в глаза князя с просьбой в собственных.
И было в ее взгляде нечто, не совсем Рёрику ясное. Что-то пряталось за этой покорностью. Так сразу и не понять. Но, конечно же, это не укоризна. Хотя разве не ей там быть? И это выражение: «Сам не знает, что говорит!», – из ее уст оно звучит даже смешно. Кому, как не ей, знать, что крикун сказал правду.
– Княгиня, этот человек нанес оскорбление князю и всему княжеству, – вмешался тут же Арви. – Он либо глуп, либо, как было замечено, пьян. Но все это не освобождает его от ответственности за свои поступки.
– Мой князь, прошу…– глаза Дивы заблестели от подступивших слез.
– Княгиня должна понимать, что просить за такого человека можно лишь по злому умыслу, – не отступал Арви, которого раздражало, что она везде лезет. Да еще и пытается разжалобить князя рыданиями. Самый низкий способ из всех! – Или легкомыслию. В любом случае подобное не красит даже княгиню…
Дива понимала, что Арви прав. С его точки зрения. И с точки зрения власти. Но она не умела мириться с такой правотой. И все же не стала спорить с тиуном. Она не могла придумать, какими доводами помочь отважному соотечественнику. Она просто знала, что должна не допустить беды.
– Я не могу этого видеть…Мой князь, только не сейчас…– голос Дивы дрогнул от слез, она опустила руку на живот.
Арви уже собирался снова возразить, но, увидев лицо князя, с досадой отвернулся в сторону. Рёрик в свою очередь внимательно оглядел Диву. Потом кивнул вознице. И через миг упряжка рысаков уже резво двигалась по дороге. Дива оглянулась. Последнее, что она видела перед тем, как лошади повернули за угол – крикуну заломили руки. Его не порешили, но, кажется, и не отпустили.
– Что с ним станется? – Дива в переживании сжала руку Рёрика. Она чувствовала, что он очень зол на нее, хоть и не показывает этого отчетливо.
– Какая разница…– процедил князь. – Ты не хотела ничего видеть. Вот и не видишь.
Арви довольно ощерился. Вновь отвернулся в сторону, но на сей раз пряча улыбку. Да, князь выполнил просьбу этой дуры. Но сделал это не ради нее! А ради своего наследника! Ради нее он бы и пальцем не пошевелил! В любом случае это ее вымогательство ему по душе не пришлось.
А Дива не сразу поняла, что означают последние слова Рёрика. Но когда до нее наконец дошел их смысл, она почувствовала, что к ее горлу подступает ком.
– Как же так…– из глаз Дивы полились слезы. – Так нельзя. Его нужно отпустить.
– Что? – Рёрик развернулся и оглядел Диву так, что у нее все похолодело внутри.
– Прошу отпустить его…– пересилила себя Дива. Она не могла молчать. Хотя уже ясно видела только одно – вместо того, чтобы улучшить положение храброго новгородца, она сейчас ухудшит свое собственное.
– Не лезь не в свое дело, – из уст Рёрика сие предостережение прозвучало угрожающе. – И прекрати немедленно это…– Рёрик подразумевал рыдания, которые действовали ему на нервы. Он ощущал, как превращается в зверя, когда на него пытаются давить таким образом.
– Умоляю…– прошептала Дива, спешно утирая дрожащей рукой струящиеся по ее щекам слезинки. – Его надо отпустить…Прошу…
– Закрой рот, – прорычал Рёрик. Было очевидно, что плачущая женщина вызывала у него не жалость, а, наоборот, гнев.
– Мой князь…– после его грубых слов слезы хлынули из глаз Дивы бурными реками. Лица людей, стоящих вдоль дороги и приветствующих своего нового правителя, теперь расплывались пред ее взором, сливаясь в бесформенную радугу. – Я же…
– Не обращайся ко мне, – повелел князь мрачно.
Сотрясаясь в немых рыданиях, Дива зажала рот ладошкой. Она, как могла, старалась сдержать себя. Рёрик больше не смотрел на нее. Но вид у него был такой злобный, что она даже опасалась подать голос еще раз.
Все время княжеского спора Арви глядел в сторону реки и улыбался солнышку, играющему лучиками в его козлиной бородке. Настроение у него улучшилось. Нет, не все пожелания вражьей дочери, этой несносной выскочки, должны исполниться. Наконец, князь сам указал ей на ее место. Место, предполагающее молчание, сдержанность и покорность. О да, для разнузданной и заносчивой дочери Гостомысла самое страшное наказание – именно молчание и сдержанность!
День завершился тоскливо. Дива полвечера проплакала в своей горнице. На улице давно стемнело, и было бы правильным лечь спать. А не жечь свечи. Но она не могла заснуть. Она ждала Рёрика. Который все никак не шел. Вскоре уже начало светать. А он не появлялся. Ну и где он? Его отсутствие еще тягостнее его присутствия. Ничем положительным для нее это не закончится. И тут все ясно. Но есть еще кое-что…
С некоторых пор Дива стала замечать за собой странную перемену. Ее отношение к Рёрику постепенно менялось. Ненависть и обида вытеснялись непостижимой симпатией. Временами она ловила себя на мысли, что ждет от него внимания. Пока он рядом, никакие враги во второй раз не завоюют город, а ее не отправят в рабство. Да и сам он для нее теперь не так уж безразличен, как хотелось бы. Порой она неосознанно стремилась вызвать его одобрение, всячески являя послушание и готовность следовать путем, который он укажет. Она так убедила себя в необходимости смирения, что иногда, даже не замечая того, оправдывала его вероломные действия, находя им разумные объяснения. Безусловно, ничто не загладит того, что он сотворил. И она, конечно, не забудет об этом никогда. Однако на какое-то время придется отставить мысль об отмщении. Ведь сейчас самое главное – это дитя. От того, как она сама будет себя вести, зависит судьба малыша. Так что теперь дружба с князем – это нечто необходимое. Да и не такое уж пренеприятное, если не вспоминать каждый миг о том, что он сделал.
Наутро ничего не поменялось. Рёрика все не было. А Дива выглядела уже совсем разбитой и даже болезненной. Она была бледна и медлительна. А к полудню у нее на лестнице вдруг закружилась голова.
– Что такое, княгиня? – подоспевшая Рада подхватила Диву под руку, помогая ей добрести до одрины.
– В глазах темно! Зови князя! – велела Дива слабым голосом.
Кажется, прошло совсем мало времени, как на крыльце послышались шаги Рёрика. Открылась дверь, и в горницу ворвалась перепуганная болтовня Рады. А вот, кажется, и князь уже здесь.
Дива чуть приоткрыла глаза. Обеспокоенный Рёрик сидел на краю ее постели. И поправлял покрывало, потянувшееся на пол. Впервые в жизни она видела его растерянным. Этот новый образ, в котором предстал князь, был неожидан и приятен глазу. Особенно после того, как он оставил ее вчера одну, ни сказав ей ни слова.
В этот же миг в покои влетела повитуха и что-то прокудахтала. Утром бабка уже навещала этот терем, но вот, оказывается, как дело обернулось. Пришлось вновь посылать за ней.
– Быстрее можешь?! – князь нетерпеливо пододвинул скамейку повитухе, которая никак не могла усесться, крутясь на месте. – Где тебя носит?!
– Князь, как послали! И я сразу тут как тут…Как я посмела бы…– причитала бабка.
– Тебе следует постоянно быть здесь. А если бы рядом никого не оказалось?! – отчитывал Рёрик бабку, которая лишь пробурчала в ответ что-то неясное.
– Я лишь говорю, что на этом сроке очень опасно…– начала бабка, украдкой бросив взгляд на Диву.
– Чего опасно?! Не болтай мне тут, – указал князь, перебив повитуху. Он не хотел, чтобы она нагнетала страсти. – Все будет хорошо, – последние его слова были обращены к жене и звучали мягче.
Дива в свою очередь опустила веки. На ее лице читалось недомогание. Возле нее на самом видном месте расположилась корзинка с рукоделием. И вся картина в целом была трогательной.
Бабка задала несколько вопросов. Послушала сердце и живот Дивы.
– Напрасно серчать изволили – все ладно. Плод на месте, где ему и положено, – с довольным видом изрекла наконец бабка. – Это не ранние роды, а присущая этому сроку слабость! – вновь бросив краткий взгляд на Диву, повитуха продолжила еще более уверенным тоном, – но главное – сберегать княгиню от всякого непокоя! Нельзя допускать никаких тревог, дабы подобного не повторилось! – последнее заявление повитуха сделала особенно четко и громко. А Рёрик на этих словах сдвинул брови в недоумении. Он не считал себя сведущим в женских делах, но был удивлен, что, оказывается, беременные столь ранимы. – Ибо это может отразиться на наследнике! – пояснила бабка. – Все, что чувствует мать – ощущает и ребенок. Если она плачет, то и сынок слезки льет!
– А разве уже известно, что будет сын? – Рёрик недоверчиво покосился на повитуху.
– С большой долей вероятия, княже! Живот вздернут – верный знак! Сын! – пообещала бабка.
Наконец осмотр был завершен, и бабка ушла в сопровождении Рады. В передней еще долгое время слышались их озабоченные голоса. А Рёрик теперь внимательно оглядел Диву. Она казалась слабой и почему-то несчастной. И тут вдруг ее губы дрогнули. Что было вполне явным знаком.
– Что…Что такое? – не понял князь. Еще вчера ее слезам могло бы сыскаться объяснение. Но сейчас…
– Я так тревожилась, – всхлипнула Дива. Она понимала, что если посмеет его хоть в чем-то обвинить, то он тут же закопает ее. Нельзя ей выражать недовольство.
– О чем?..– Рёрик уже совсем запутался.
– Я всю ночь ждала. Но…– Дива не договорила. Утерев набежавшие слезы, отвернулась в сторону.
Подумав, Рёрик обнял Диву и приголубил. Она прижалась к нему, уложив головку ему на плечо. Вчера она очень разозлила его. В подобные моменты он даже жалел, что не отправил ее следом за батюшкой. Но сегодня она видится уже совсем другой. Милой и беззащитной.
Когда дверь за Рёриком затворилась, Дива выдохнула, плюхнувшись на подушку. Кажется, все прошло как надо. И лестница, и слезы, и повитуха…Да, повитуха. Которая, разумеется, неспроста поведала все опасения государю, пока княгиня находилась «почти без чувств»…Она сама, Дива, необъяснимо опасалась, что Рёрик сообразит, в чем дело, приписывая ему нечеловеческую проницательность. Ей стало не по себе, когда он нахмурился после слов бабки о том, что княгине нужно не позволять волноваться…Но нет, он ни о чем не догадался…Попробуй тут догадайся, что бабка делала лишь то, что условлено. Ведь Дива заранее продумала, что повитухе следует говорить…И даже на какое время надо опоздать с тем, чтоб князь поволновался…Все это представление далось ей, Диве, нелегко. Но когда же, если не сейчас, начинать действовать? Момент подходящий. Вот пусть князь и призадумается, ощутив тревогу за нее и своего сына!
Глава 42. Ланиты вдовы
Весна в Изборске была радостной многообещающей порой. Горожане устали от зимней стужи. И теперь, обрадованные первым солнцем, посбрасывали теплые одеяния и вывалили на улицу в легких накидках и платках. Хотя на самом деле было все еще холодно. Тепло молодого Ярилы обманчиво. И все же птички щебетали так весело. А какая легкость царила вокруг! В самом воздухе. Всем хотелось говорить, смеяться, обниматься и заигрывать друг с другом. Никто не мог усидеть на месте.
Вот и посадник не усидел сегодня на месте и решил поупражняться на свежем воздухе в искусстве метания топора. Компанию ему составили друзья – Торольв и Гарди – оба веселые, сильные и дерзкие. И в итоге занятия превратились в дружеский турнир.
Сражение происходило на заднем дворе княжеского терема, на оттаявшей полянке. Тут же был вкопан стол. Он имел всего одну ножку, но зато очень мощную. Это было целое бревно в обхвате. На столешнице стояла баклага с квасом, миска с мочеными яблоками и деревянный ковш. Такой большой, что им, пожалуй, можно было бы кого-нибудь запросто огреть в последний раз.
– Отступи назад еще на пару шагов. Это мало, еще надо, – хохотал Гарди, обращаясь к Торольву.
– Я и так уже у черты, – Торольв ткнул мыском сапога в линию, которую перед состязанием Годфред провел по сырой земле палкой. – Две дюжины шагов, чего еще надо…
– Хаха, ну так мы будем ровнять тебя не по стопе, а по твоему длинному носу, – смеялся Гарди.
– Ладно, – усмехнулся Торольв, который, как и положено мужчине, нисколько не обиделся на колкости по поводу внешности. – Все, кидаю. Смотрите, – Торольв замахнулся в сторону мишени, возле которой стоял златовласый отрок, приносящий брошенные топоры обратно мужчинам.
– Мальчонку мне не зашиби, – шутливо предупредил Годфред, щелкая орешки. Он наблюдал за бросками друзей, так как его очередь кидать уже прошла.
– Уйди, бестолковый, – рыкнул Торольв на мальчонку. Последний шарахнулся в сторону, подальше от мишени. – Все, кидаю, – Торольв вновь замахнулся.
– Погоди, еще имя не придумали, – встрял опять Гарди. Несмотря на то, что топоры были каждый раз одни и те же, он старательно измышлял им новые имена перед очередным броском. – Пусть это секира зовется «ливнем ярости»! Смотри не промахнись, мазила!
– Заткнись уже, наконец, – шутливо гаркнул Торольв на Гарди, который обожал говорить под руку.
Сделав шаг вперед и выставив левую ногу, Торольв размахнулся и плавно отпустил топор. Вращаясь, тяжелый снаряд со свистом разрезал воздух. Он устремлялся к цели размеренно и четко. С сокрушительным грохотом вонзившись в мишень, он сотряс ее с такой силой, что у наблюдателей даже захватило дух. Не было зрелища более прекрасного и зачаровывающего, чем это.
– Вот негодник, – хихикнул Гарди. – Прямо в выю угодил Изяславу…
Разговор шел не на славянском языке, поэтому найдись ему случайные свидетели – они ничего бы не поняли. Что до броска, то, и правда, Торольв попал нарисованному углем противнику точно в шею.
– Потеплеет, и с нами на сохатого пойдешь, – кивнул Годфред Торольву.
– Так я в чело его окаянное целился, – признался Торольв, кивнув в сторону изображающей прежнего князя мишени, из которой мальчонка вытаскивал топор.
– Ничего, все равно пойдешь…
– Летом на лося не ходят, – усмехнулся Торольв. Сам по себе он был не такой уж умник. Никто не учил его ни читать, ни писать. Но зато он многие вещи знал по опыту. Как никак, он был старше Годфреда лет на десять.
– Это почему еще? – удивился Годфред, которому было ясно только очевидное. Разве летом не лучшая пора для охоты?!
– Летом у лося шкура плохая. Много проплешин, – сплюнул Торольв. – Личинки оводов их оставляют после себя. Да и мясо дурное.
– Понятно, – кивнул Годфред. – Значит, следующей зимой!
– Нет, не пойду рогатого убивать, – Торольв не видел прелести в том, чтобы замерзшим весь день таскаться по лесу в поисках беззащитной зверухи.
– Пойдет, пойдет, – влез Гарди в разговор, попутно становясь к черте. – Главное, рогатого ему жалко. А мужиков тех с рынка – жаль не было!
– Ты кидать будешь али болтать туда встал?! – посмеивался Торольв, попутно отхлебывая из широкого ковша кваса, стекающего темными ручейками по его густой бороде.
– Кидаю, кидаю, – отозвался Гарди. Сделав несколько наклонов в стороны, размяв плечи, он наконец был готов к броску. Отошел от линии на несколько шагов назад. Разбежался. Крутанулся вокруг своей оси и уже был готов метать топор.
– Да погоди уж, разогнался-то…– хмыкнул Торольв точно так же под руку Гарди, как любил делать тот сам. Гарди даже запнулся, приостановившись. – А имя секире?!
– Все, все, кидаю, – Гарди размахнулся и швырнул топор.
– «Поцелуй лапотницы»! – напоследок успел провозгласить Торольв имя топора Гарди.
– Да пошел ты! – выругался Гарди на Торольва или за не вовремя брошенные слова или за то, что дарительницей поцелуя в присказке оказалась селянка, а не родовитая особа. – Какой еще поцелуй?! Чего под руку крякаешь!
Топор не сумел покорить мишень. Ударившись рукоятью о нарисованного врага, отскочил в сторону, тяжело упав на землю. Тут же к нему подбежал мальчонка и подобрал с земли.
– Не докрутил. Сильнее надо было, – оценил бросок Годфред.
– Слишком резко, – вставил свое слово и Торольв.
– Это все из-за этого твоего поганого поцелуя! – гаркнул Гарди и сам пошел за топорами, хотя мальчонка уже нес сюда все три орудия.
– Я думаю, это все из-за разбега, – Годфред закинул в рот последний орешек, отряхнул ладони и пошел к черте. – Может, оно так и проще. Но четкость от того хромает явно…
– Ага, ему лишь бы повыделываться, – сострил Торольв, кивая в сторону Гарди.
– Если ты метаешь секиру на турнире, а не в бою, то все в твоих руках, – продолжал рассуждения Годфред, сбрасывая с себя меховую телогрейку. – И уж, конечно, лучше встать поудобнее, а не абы как, коли выбор имеется…
– Держи, – Гарди сунул в руку Годфреда древко топора, принесенного от мишени.
– И еще я думаю, ты слишком напряжен, – объяснял Годфред. Оставшись в одной рубахе, он принялся разминаться. – Ты должен расслабиться и смотреть на цель. Тогда твоя рука сама сделает все как надо. Не нужно слишком крепко сжимать древко. Я бы посоветовал тебе быть с секирой почти таким же нежным, как с той красавицей…
– Какой именно? – уточнил Гарди чуть удивленно.
– С боярской дочкой! – напомнил Торольв. – Даже я помню, а он забыл!
– А кстати, где она?! – Годфред даже отвлекся от мишени и устремил взор на приятеля.
– Мне откуда знать, – пожал плечами Гарди, подавив зевок.
– Вот же ветреник…Ну так что я там говорил?..– опомнился Годфред, потягиваясь.
– Да кидай уже, – устало зевнул Торольв. – «Затрещина от дяди»…Все, кидай.
– Ой, нет, – Годфреду не понравилось название. – Сейчас накликаешь мне тут беду!
– Лады…Тогда «Ланиты вдовы»…– придумал Торольв. Теперь роль скомороха перешла ему. Поскольку Гарди уже ничего не говорил. Лишь молча наблюдал за Годфредом, заложив руку за руку.
– Главное, чтоб не моей вдовы! – ухмыльнулся Годфред, подходя к линии. Левая ступня его оказалась чуть впереди и слегка повернута, а задняя установилась на носок.
– Пока рано столь мрачно смотреть на мир, – заверил Торольв. – Чтоб была вдова, нужна хотя бы жена для начала.
В этот момент на полянку пожаловал слуга – сын кормилицы Годфреда, Варди. Несмотря на то, что они с Годфредом были ровесниками, Варди казался значительно младше. Он был худым, невысоким и совсем безбородым. Он выглядел как юный паренек, впрочем, он им и являлся. Несмотря на то, что внешне он ничем не блистал, его отличало иное достоинство. Он был личным слугой наместника, хускарлом, которому никто, кроме хозяина, не смел отдавать приказы или ударить его.
– Господин, – Варди подошел к Годфреду как раз в тот момент, когда тот готовился к броску.
Годфред чуть отклонился назад, широко размахнувшись. Его глаза были устремлены на цель. Затем он резко подался вперед и разогнул локоть, расслабив кисть руки. Чуть подкрученный топор сделал восемь оборотов в воздухе и со свистом вонзился в цель. Прямо в предполагаемый лоб нарисованного углем противника.
– Что такое…– обратился Годфред к слуге, пока Торольв и Гарди лестно оценивали его бросок.
– Глава вече пожаловал. А с ним какой-то человек. И еще женщина, – объяснил слуга. – Говорит, дело важное.
– Ну так приведи его сюда. Одного, – Годфред не собирался прерываться из-за прихода Бармы, с которым они и так почти каждый день виделись по тем или иным делам.
– Мда, пожалуй, ты не так уж бездарен, – пошутил Торольв.
– Благодарю, – кивнул Годфред, надевая телогрейку.
– Держи, – Торольв протянул Годфреду ковш с квасом.
– Я вот о чем подумал…А не поехать ли нам к кому-нибудь в гости, – изрек Годфред неожиданно.
– К кому? – удивился Торольв. – К дяде?!
– Нет, нет, не так далеко…– усмехнулся Годфред, который отчего-то немного опасался своего дядюшку. – К какому-нибудь землевладельцу и моему подданному…
В этот самый миг на полянке появился слуга. За ним шел Барма, на ходу поправляющий воротники.
– Приветствую, князь, – поздоровался Барма, чуть поклонившись.
Глава вече всегда обращался к племяннику Рерика именно этим титулом, хотя он не соответствовал действительности. Годфред был лишь посадником. Барма хотел еще что-то сказать, но Годфред тут же сам взял речь.
– Проходи, вот сюда, – Годфред указал Барме на линию, с которой производились броски. – Ты умеешь метать секиру?
– Только нож…И то не всякий…– чуть растерялся Барма.
– К сожалению, это не одно и то же. Хотя, может, и к счастью, – Годфред вложил Барме в руку топорик. – Я объясню, что нужно делать…Встань вот так…Поверни плечи сюда, – наставлял Годфред главу вече. – Я потратил уйму времени, чтобы уяснить одну вещь…Чем короче рукоять оружия, тем быстрее он крутится…
– Да? – для порядка уточнил Барма, чело которого было нахмурено. В действительности сейчас он думал не о топорах, а о деле, по которому пришел. И это дело даже больше касалось Годфреда, чем его самого.
– Да, – подтвердил Годфред.
– Цель слишком далеко, с непривычки не добросит, – заметил Торольв.
– Да, верно, – согласился Годфред, уже увлекая за собой следом Барму. – Подойдем чуть ближе.
– Князь, есть одно дело, – заикнулся Барма несмело.
– Смотри, мы сократим путь, скажем, на девять шагов, – продолжал Годфред. – Что, кстати, за дело?
– Дело нехорошее…– сразу озаглавил Барма. Однако на челе Годфреда не возникло и морщинки. – Одного гридя твоего касается…
– За время обучения этому мастерству мне открылось следующее, – на сей раз Годфред обращался ко всем присутствующим. – Совершенно точно, что за три моих шага секира совершает один оборот…– Так что за дело? – кивнул Годфред Барме, который целился в мишень лишь для вида.
– И что все это значит?! – не понял Гарди. На славянском языке он говорил плохо. Поэтому сказал на своем. Барма, вероятно, не понял его речи, так как странно покосился на него.
– Это значит, что на глаз определяя путь до врага, ты должен либо не докрутить секиру, либо наоборот, – раскрыл Годфред свой секрет.
– Есть одна женщина…Молодая женщина, – начал все-таки Барма, пока Годфред направлял его руку. – Три дня назад она поздно вечером возвращалась домой. Через пролесок шла…От родственников каких-то, кажется…И на нее напали…
– Лучше встать еще ближе, – высказался Торольв, также как и Гарди, на своем языке. – Так сразу ему будет тяжело докинуть.
Барма оглядел чуть вопросительно и известного всем берсерка. Его речь он тоже не понял. Однако вскоре из ответа Годфреда догадался, о чем разговор.
– Ладно, еще ближе, – согласился Годфред. – Кстати говоря, если цель находится слишком близко, то тебе следует держать секиру так…– Годфред развернул оружие задом наперед, лезвием от мишени, то есть обухом к ней. – В таком случае секира войдет в цель таким образом, что рукоять окажется сверху. Но на конечный замысел это не повлияет, не переживай, – усмехнулся Годфред. – Так что ты там говорил. Напали? На кого напали?
– На одну молодую женщину. Напал один из твоих гридей, – повторил Барма, кивнув в сторону Торольва и Гарди. – С совершенно ясным и низким намерением.
– Неужели? – удивился Годфред. – И что, его намерение увенчалось успехом?!
– Увенчалось, – подтвердил Барма лаконично.
– Ну кидай уже, – крикнул Торольв, которому быстро становилось скучно в бездействии.
– Бросай, как я тебя учил. Сначала замах…– Годфред помог Барме совершить бросок. Топор вылетел из рук главы вече, крутанулся в воздухе и вонзился в «руку» изображенного супостата. – Для первого раза зело недурно, – похвалил Годфред, который на самом деле сделал это бросок наполовину с Бармой. – Так что там было дальше в твоей истории…
– Женщина пришла домой и рассказала обо всем брату, – продолжал глава вече.
– А муж у нее есть? – полюбопытствовал Годфред. – Давай, Торольв, твоя очередь.
– Нет мужа. Вдова она. Детей двое или трое, точно не помню, – повествовал Барма.
– Вот тебе и «ланиты вдовы»…Накаркал-таки, – уронил Годфред, прикладываясь к ковшу с ароматным квасом.
– Что? – переспросил Барма.
– Ничего. Ну и что дальше? – Годфред вроде разговаривал с Бармой, но глаза его были сосредоточены на Торольве, вновь готовящемся к броску.
– Как что? – удивился Барма. – Теперь эта семья требует наказания для причинника.
– Наказания? – Годфред перевел взгляд на Барму. – Я не понял ничего из твоего рассказа. Квас? – Годфред протянул Барме ковш.
– Да что же тут непонятного…– вздохнул глава вече, нетерпеливым жестом отказавшись от напитка. – Наказать его надо…– Барма кивнул в сторону гридей, которые как раз спорили об искусстве метания топора.
– Торольв? – нахмурился Годфред, пытаясь угадать имя причинника.
– Не совсем, – щелкнул пальцами Барма, заложив руки за спину.
– Так это Гарди? – наконец догадался Годфред.
– К сожалению, да, – кивнул Барма.
– А с чего это ты взял, что виновник именно он?! – задался вопросом Годфред.
– Женщина узнала его. Вчера, когда вы ездили на базар, – объяснил Барма.
– Узнала? Мужчину очень легко оговорить, ты должен это понимать! – Годфред раздраженно швырнул ковш на стол, остатки кваса выплеснулись на деревянную поверхность. – Может, вообще, ничего и не было.
– Не думаю, что это оговор, – признался Барма.
– Ну и какие есть тогда тому доказательства? – Годфред был уже далек от созерцания состязания.
– Да никаких, – взгляд Бармы был красноречивее любых слов.
– Ну хорошо…– что-то внутри Годфреда переменилось, и он смягчился. – Тогда спросим у него самого…Гарди, подойди сюда…– Годфред поманил перстом своего друга. Тот как раз произвел бросок и сейчас шел навстречу мальчишке, подносящему топоры. – Торольв, кинь за меня. Я пока занят…
Гарди бросил топорики на землю перед Торольвом и поплелся к Годфреду, зевая.
– Кстати, сейчас сюда вместе со мной пришел ее брат, – продолжал Барма. – И она сама…Дожидаются…
– Зачем ты их сюда притащил?! – всколыхнулся Годфред.
– Затем, что они обратились ко мне за помощью. А я посчитал, что будет правильным не поднимать шумихи, – понизил голос Барма. – И решил сразу проводить их сюда. Чтобы все поскорее уладилось.
– Вообще-то правильно…– согласился Годфред.
–Ау? – Гарди подошел к столу, где стояли Годфред с Бармой. Взял со стола моченое яблоко и засунул себе в рот.
– Гарди…Мне стало известно, что ты напал на женщину. И надругался над ней, – начал Годфред. – Как ее звали, Барма?
– Кажется, Тиша, – Барма поморщился, пытаясь вспомнить имя жертвы. – Или Теша…
– Не знать такая, – пожал плечами Гарди, продолжая пережевывать яблоко.
– Ну, может, ты и не знаешь. А она тебя знает! – гаркнул Годфред. – Говори, было или нет?! Три дня назад! Где-то у леса…Вспомнил?
– Не, – Гарди усмехнулся. И было ясно, что все он превосходно помнит. Кроме того, понимает язык, хоть и не говорит на нем. Даже Годфред уже не сомневался в том, что вдова сказала правду. Хотя поначалу понадеялся, что это наговор с целью наживы.