Вдруг в сенях раздались шаги. Загремели чьи-то зычные голоса. Речь слышалась чужеземная, что, безусловно, было недобрым знаком. Дива перепугалась до смерти. Лучше уж нож, речка и отрава одновременно, только не эти чужаки!
Схватив со стола нож, растерянная Дива спешно затолкала его в широкий рукав. Затем побежала к выходу, собираясь незаметно выскользнуть. Но, разумеется, все пошло не по плану. Она почти налетела на заходящих в стряпную мужчин и еле успела отскочить в сторону с их пути.
– Ого…Кто это у нас здесь…– на удивление, один из вошедших знал язык Новгорода, хотя и говорил на нем с некоторым иноземным ударением. Он держал огромную миску. В ней было зажаренное на углях мясо, такое румяное, окутанное паром, что становилось ясно – его только приготовили. Пленительный аромат закружил Диве голову.
– Ты тут ждешь нас? – обратился второй незнакомец, усаживаясь на лавку. Его речь Дива также без труда поняла. Вероятно, в дружине нового князя всяких воинов было предостаточно. А может, просто некоторые языки слишком похожи между собой. В руках у вошедшего был кожаный мешок, из которого он тут же стал разливать по чашам какое-то подозрительное пойло.
В этот момент в дверях возник третий воин. Диве он показался знакомым. Она вспомнила, где видела его прежде. На свадьбе он притащил за шиворот волхва! Неуважение и кощунство! Все люди почитают волхвов и боятся их силы. Но только не этот человек. Кажется, его тогда еще кто-то назвал Хельми.
– Мне уже нравится в этом городишке…– с интересом обозревая Диву, сообщил тот, что принес жареное мясо. – Даже не знаю, чего хочу больше: поесть или…
– Языки прикусили: это жена Рёрика, – на своем языке сообщил входящий Хельми, бросив на стол сумку, из которой небрежно вывалился свежий хлеб. Видно, уже успели побывать в городе у пекаря.
– Это наша госпожа?! – удивились первые два незнакомца, глядя на Диву теперь совсем иначе: не с похотью, а с осторожностью. Сейчас их уже больше влекло блюдо на столе, чем она.
– Да…Запомните ее получше…И ни с кем не путайте…– посмеивался Хельми, по-прежнему продолжая речь на своем языке. А потом развернулся к Диве и протянул ей еду, – есть хочешь?
Несмотря на то, что Дива едва понимала его, было ясно – сегодня великан неопасен. Но она прежде уже так испугалась, что теперь не могла и слова молвить. Она столько времени не выходила из своего терема. И вот что случилось, как только она высунула нос за порог. О чем он ее спрашивает?! Предлагает пищу? Как она может есть и пить из их рук! Да она лучше с голоду сгинет в муках! К сожалению, она сама не может себе ничего приготовить. Даже будь у нее мука, она не испечет хлеб. И будь у нее курица, она не сможет зарезать птицу, ощипать и запечь так, как сделали они. И, невзирая на все это, лучше голодать! А потом, может, вернется, няня и накормит.
Ничего не ответив, Дива вылетела на улицу. Этот ужасный здоровяк Хельми на свадьбе пугал ее даже своим видом, не говоря уже о действиях. Но сегодня он оказался кстати. Можно сказать, она в итоге даже рада, что он появился. А если б эти двое пришли только вдвоем? Кто знает, что было б. Но, возможно, нечто скверное. Хотя, судя по их виду, они были скорее голодны, чем озабочены незнакомкой. К тому же ей показалось, что они больше шутили, чем говорили всерьез. Может, действительно, они и не собирались к ней заедаться. Хотя это зависит от их дальнейших замыслов. Если они готовятся остаться тут жить, то, наверное, уже не станут никого убивать и тащить за косы в сенник. Как бы там ни было, одной пока опасно ходить по двору. Так как ее могут перепутать с обычной девушкой.
Желание идти куда-либо, в том числе на реку, отпало вовсе. Дива отправилась в погреба, которые располагались поблизости. Это самое идеальное место, где ей никто не помешает. Там она сможет все хорошенько обдумать, помолиться в последний раз и проститься с жизнью достойно.
Дива спустилась в погреб. Первое, что бросилось в глаза – выломанная дверь, повисшая на одной петле, причем, на нижней. Зачем потребовалось все здесь громить? И, разумеется, все выпито. Погреб Гостомысла пуст, как амбар весной. До сего момента невозможно было представить, что реально осушить хотя бы треть запасов. А припасено было немало: свой мед Гостомысл берег годами. Ведь приготовление этого напитка самих богов – дело хлопотное и требующее времени. Не год и не два. Пятнадцать, а то и двадцать лет выдерживается напиток в просмоленных бочках, зарытых в землю. А перед этим смесь лучшего пчелиного меда и свежего ягодного сока много дней подвергается брожению. Нужно терпение и усердие, чтобы дождаться готовности. Потому, верно, к ставленому меду относятся с уважением и бережностью. Его не пьют просто так, ради забавы. Только по особенным случаям. К примеру, таким, как свадьба княжны! И вот сейчас, после долгих лет накоплений, эти неотесанные громилы за раз вылакали драгоценный мед, который ей самой, Диве, ровесник! А если что-то и уцелело, то, наверное, они забрали это с собой.
От сырой земли шел холод. Заприметив сухую доску, Дива подвернула юбки и уселась на нее, как на лавку. Затем вынула из рукава нож и оглядела его. Лезвие острое. Кто-то наточил. Может быть, ей будет не так уж больно. Хотя это, скорее всего, зависит от того, куда вонзить.
Отодвинув ворот сорочки, Дива приложила острие к груди. Безусловно, для осиротевшей княжны остается теперь лишь одно. Заверишь свой безрадостный путь и, таким образом, избежать грядущих издевательств. А главное, в какой-то степени, возможно, смыть позор со своего имени.
Время шло, а Дива все никак не могла решиться. Вдруг она сделает что-то не так? А вдруг этот нож не подходит? Какой, вообще, нужен для намеченных целей? Вдруг, вместо того, чтоб лихо покончить с собой, она только изувечится и будет еще страдать от боли и ран?!
Глубоко вздохнув, Дива вновь приготовилась разить себя. Но вот опять промедление. Держать нож было как-то неудобно. К тому же все еще оставалось неясным, куда его направить. И рука совсем потеряла твердость. То затекала, то подрагивала…
Разочарованно вздохнув, проклиная себя за малодушие, Дива решила чуть повременить с кончиной. Сейчас она все хорошенько обдумает еще раз. А там уж, вспомнив произошедшее поподробнее и вообразив будущее, у нее точно прибавится уверенности.
В промозглом погребе было неуютно, зато безлюдно. Дива ощутила мурашки на остывшей коже. Леденящие кровь воспоминания. Останки отца на воротах города. Раненый Пересвет, над которым навис одноглазый с изогнутым мечом в руке. Тело Радимира, о которое она запнулась в пиршественной избе. Последний вскрик Назария. Избитая мачеха. И десятки гостей, застывших в неестественных позах. Как все это можно забыть? А как можно забыть то, что произошло с ней самой? Нет страха сильнее, чем страх оказаться во власти врага. И она вкусила сей страх сполна.
О брачной ночи Дива запомнила только одно – ей постоянно было страшно. Страшно, когда новый муж захлопнул дверь терема, и они остались с ним наедине. Страшно, когда небрежно и громко бросил на стол два огромных боевых ножа и еще какое-то не вполне понятное ей оружие. Вид стали, измазанной в чьей-то крови, лишил ее остатков воли. Еще страшнее сделалось, когда варяг подошел к ней. Он тогда о чем-то спросил ее. Но она даже не помнила, что это был за вопрос. И кажется, она даже ничего не ответила. Она не могла выдавить из себя ни одного слова, хотя обычно была красноречива, как Симаргл. Она боялась кричать, бежать, и защищаться. Ей и в голову не приходило придумывать что-то для своего спасения. Наверное, потому, когда он снял с нее платье, она даже ничего не сделала. Лишь, закрыв глаза, молилась про себя о том, чтобы он поскорее выпустил ее из своих объятий, в которых было не пошевелиться, не вздохнуть. А когда он смерил ее каким-то непривычным, неясным взглядом, отвернулся и заснул, она потом полночи боялась шелохнуться. Ведь даже спящий медведь – все же медведь. Сдерживала рыдания до самого утра, чтобы не разбудить эту зверюгу и не навлечь на себя новые неприятности.
Сейчас следовало бы заставить себя размышлять о судьбе родного княжества. О том, как позаботиться о граде и вернуть людей. Но мысли сами возвращали ее в тот вечер, когда над ней столь унизительно надругались. Дива вспомнила все, и снова ей сделалось тяжко. Отчего это у нее такое чувство, будто она одна во всем виновата? Наверное, потому, что так и есть. Зачем она выбрала Радимира, вопреки договоренностям?! Нарушение слова – это преступление, и теперь ясно, почему так делать нельзя. Не каждый принимает отказ безропотно.
Свеча догорала. Погреб погружался во мрак и безмолвие. Лишь частые всхлипывания прерывали тишину.
Глава 29. Правительница
У Умилы было дурное настроение. Голубка принесла вести – в Новгороде разруха и нищета. Ну, вернее, нищета там и была, судя по рвению Гостомысла спихнуть дочку в невесты именно богатому изборскому княжичу, который, по неясным слухам, слыл не то недоумком, не то еще кем-то. А вот что касается разрухи – это совсем другое. Ранее град был богат своими сооружениями. Там имелись бани, рынки, корчмы, храмы и прочие общественные заведения вплоть до отхожих мест. Новый город, отстроенный после пожарищ, что сравняли старые поселения с землей. Возвели его сызнова, всего как пару лет назад. Так он, по рассказам путешественников, стал лучше прежнего…Какая досада – неужели все это погребено под обуглившимися бревнами и расколотыми камнями? Даже знаменитый своей неповторимой резьбой княжеский терем и тот не избежал печальной участи. Во время набега унесло крышу и, собственно, часть веранды, на которой, как поговаривают, князь Гостомысл любил читать заморские письмена. Точнее, следует выразиться, «покойный князь Гостомысл». Его-то зачем надо было убивать? С кем теперь вести переговоры?!
– Видимо, с новым правителем…Вашим сыном и нашим заступником, князем Рёриком, – послышался приглушенный голос за спиной. После чего Умила поняла, что свой вопрос озвучила вслух незаметно для самой себя. В дверях стоял человек неопределенного возраста, худощавого телосложения, высокий, с небольшой бородкой, едва тронутой сединой. Арви. Много лет он исправно служил ей. Решая важные вопросы, он умело оставался в тени. По сути, никому не было под силу то, что делал он.
– Народ никогда не примет такого князя, – насупилась Умила.
– У народа нет ни права роптать, ни ума все осмыслить, – возразил Арви вкрадчиво.
– А у кого тогда есть?! – сплюнула Умила раздраженно.
– У бояр…У знатных семей, которые…– советник не успел завершить начатой речи.
– Бояр и знатных семей, видимо, тоже больше нет! Они все были приглашены на свадьбу, где и почили! А те, что уцелели – теперь в нашем плену, полют грядки!
– Я полагаю, на сей раз они не на грядках…А отпущены…– еле слышно отозвался Арви. А после изменившегося выражения лица своей правительницы, поспешно добавил, – отпущены на условиях…– пауза повисла в воздухе. Умила устремила на советника вопросительный взгляд. – На условиях, что они поддержат князя Рёрика…И заплатят некоторый вступительный взнос в новую дружину Новгорода…– плутоватая улыбка заиграла на устах Арви.
– О…Пожалуй…Наша казна совсем расстроена, – глаза княгини блеснули алчным огоньком. Она умела складывать куны, дирхемы и гривны и делала это с большим удовольствием. Деревянные счеты всегда лежали на ее столе рядом с книгой расходов. – Уж кое-что эти негодники попрятали в своих колодцах…Если их тряхануть, возможно, мы услышим звон монет…
– Боюсь, этого недостаточно…– кашлянул Арви. Увидев недоумевающий взгляд княгини, он продолжил. – Какими бы все они не были законченными подлецами и продажными шкурами – они согласятся на мир лишь при одном условии…Что их уцелевшей княжне будет сохранена жизнь. И, полагаю, положение…Ей надобно оставаться у престола, теперь их княгиней значиться…
– Пусть остается, это несущественно, – сухо отчеканила Умила. – Отошлите ее обратно…
– Так она не здесь…– Арви закашлял, подавившись неожиданно. У Умилы был воистину гигантский ум. И именно поэтому Арви каждый раз удивлялся некоторым нелепым ее вопросам и догадкам. Вероятно, ее голова всецело поглощена глобальным, совершенно отвергая при этом мелочи. – Она в своем Новгороде…
– А, ну да…– не стала спорить Умила. И с чего это она взяла, что княжна тут? Наверное, оттого, что пленники обычно всегда оказывались в этом доме. – Нег теперича в Изборске, насколько я понимаю, – уточнила Умила, крутя кольцо на пальце.
– Да, он в Изборске. А она дома, в Новгороде, – подробно расписал Арви, во избежание ошибки.
– Ага, – все, что ответила Умила на известие о своей невестке.
– Не желаете ли засесть за письмена? – осторожно напомнил Арви.
– Кому? – недоумевала Умила.
– Молодой княгине, жене Рёрика, и, стало быть, вашей новой дщери…Поздравления с замужеством…Материнские наставления…И все прочее…
– Ах да. Может быть. Потом. Не сейчас, точно. Да и не обязательно это, хотя…Ладно, позже…– Умила на самом деле сейчас собиралась заняться совсем другим – подумать об общем положении дел. Для нее размышления являлись самостоятельным занятием.
– Не велено ли будет ли указец составить: «О начале седмицы сборов вступительных взносов в дружину Дорестадта»? Я б лично и свез его…Как раз все улеглось бы к тому времени…
– Да, пожалуй. Только лучше «в дружину Новгорода», так мы встретим меньше сопротивления…– согласилась Умила, развернув книгу расходов и выражая этим жестом, что разговор окончен. Она, вообще, любила побыть в одиночестве. Чужое присутствие ее раздражало. И даже общество словоохотливого Арви, пускай и самого толкового из ее слуг, также быстро начинало утомлять ее.
– Еще кое-что…– отозвался советник негромко, но настойчиво. В его вытянутой руке покоилось тканное письмо. Послание имело потрепанный жалкий вид.
– Что это? – Умила надменно взглянула на пыльный клочок.
– Это, моя благодетельница, письмо…
– Я вижу, что не сундук с золотом! – недовольно фыркнула Умила. Ей не хотелось тратить время на ерунду, когда более важные вопросы ждут ее внимания. Манера Арви неспешно вести дела и речь уже порядком надоела Умиле за годы. И теперь ее охватило негодование, смешанное с нетерпением. – Ну же! Что там, в конце концов? От кого письмо и что в нем?!
– Письмецо от Любавы…
– От кого? – не сразу сообразила Умила за давностью времени. Как правило, она не держала в памяти то, что не касается ее лично и не связано с судьбой ее детей.
– От дочери покойного воеводы Дражко…– Арви не успел договорить, как был спешно прерван.
– Давай же его сюда, – Умила выхватила испачканное послание, повертела его в руках, ища начало.
– Девушка просит вас вернуть ее обратно…– кратко пояснил Арви содержание письма.
– Не может быть и речи, – отрезала Умила, разворачивая письмо. – Нег только начал успокаиваться. Тем паче нынче ему лучше думать о молодой жене и о законных наследниках…А присутствие Любавы может навеять ему лишнее. Я насилу утихомирила его. Не хочу, чтоб былое отвлекло его от настоящего и будущего…– Умила мельком пробежала по первым строкам письма, врученного ей Арви.
– Сжечь? – указывая на послание, вопросительно кивнул Арви.
– Я сама. Хотя…Впрочем, нет. Пусть будет. Возможно, еще пригодится для чего-нибудь…– Умила обычно не уничтожала переписки, сохраняя даже самые несущественные записи. Отодвинув письмо на расстояние вытянутой руки, она сморщила нос, – ничего не разбираю…Так мелко…Или это зрение мое стало падать?!
– Она говорит, что страдает и претерпевает всякого рода тяготы, будучи почти рабыней в доме мужа.
– Мужа…Хм…Тот солдат без глаза…Как же его…– Умила копалась в закоулках своей памяти. – Лютич, кажется…
– Лютвич…Его зовут Лютвич…Он…– Арви снова был оборван.
– А что, он уже взял ее в жены? – Умила с любопытством оглядела Арви, будто тот был вездесущ.
– Пишет, что – да…Так уже столько времени минуло с тех пор…– напомнил советник. – Видно, только сейчас выдалась возможность передать письмо…Может, путешественник или кто-то…
– Хм, ну так чего же она от меня теперь хочет?! – хмыкнула Умила, забрасывая письмо в ларь. – Будь я могущественна, хоть как сам Один, мне не дано расторгать браки! Это не мирный договор, а воля богов…
– Будет ли ответ? – вполголоса поинтересовался Арви, который уже привык к сварливому нраву Умилы, а также к тому, что она постоянно перебивает его.
– Нет, не надо. Хотя…– засомневалась вдруг княгиня. – Впрочем, напиши что-нибудь успокоительное от моего имени. Скажи, что она не забыта и всегда будет оставаться любимой дщерью нашей…
– Что-то добавить прикажете? Так сказать, ориентир указать…
– Ну не знаю…Скажи, чтоб покорилась судьбе и искала благоволения мужа. Я ничего поделать не могу. Я и сама мирюсь то и дело с вещами куда более пренеприятными…– Умила действительно так полагала. – А теперь ступай, мне надо поразмышлять…
Арви сдержал улыбку. «С вещами куда более пренеприятными» Умила мирится, видите ли. Это, интересно знать, с какими?..
– Благополучного вечера, – Арви поклонился и беззвучно покинул покои, затворив за собой тяжелую дверь.
Глава 30. Князь Рюрик
Тоскливый дождь обреченно моросил с самого утра. Небо Изборска затянуло свинцовыми тучами. На улице было зябко. Бояре расселись по лавкам избы, где обычно велись приемы. Тут были только самые знатные и уважаемые народные деятели. Боярское вече монотонно жужжало в нетерпении, словно комариный рой на болотах. Разговоры шли самые разные. Одни интересовались о цели собрания. Вторые делились новостями и рассказывали истории. Третьи сонно зевали в ожидании князя Изяслава, который всех их собрал здесь сегодня для совещания, отправив каждому лично гонца с приглашением.
Наконец дверь отворилась. На пороге возник человек высокого роста, приятной наружности. Одет он был добротно, что говорило о его высоком положении. Ведь, как известно, встречают по одежке. За поясом у него поблескивали небольшие ножны, украшенные самоцветами. Судя по размеру, в них явно не меч.
– Приветствую собравшихся, – поздоровался незнакомец, войдя в избу. За ним ступало еще двое ухарей, скромно усевшихся на скамейках тут же у входа.
Жужжание в избе стихло. Бояре с удивлением и недоверием разглядывали вошедших. Незнакомец неторопливо проследовал в центр избы и запросто устроился на пустующем троне, где обычно восседал сам Изяслав. Сей предмет обстановки, конечно, играл особую роль и был, кстати, редкой выделки. Дубовое кресло с высокой спинкой, широкие подлокотники которого плавно переходили в устойчивые ножки. Присмотревшись, можно было угадать в получившейся фигуре изящно изогнувшегося журавля. В подтверждение догадки служило наличие на постаменте позади трона чучела этой прекрасной птицы. Головка ее была чуть приподнята, а клюв распахнут. Казалось, будто птица желает о чем-то предупредить тех, кому покровительствует. Что и понятно, ведь журавль издавна олицетворял мудрость и бдительность правителя Изборска.
– Вижу, все вы в сборе. Так что мы можем начинать, – молвил гость, окинув горницу взглядом. – Дозвольте представиться. Я князь Нового города. Меня зовут Рюрик. Это мои советники, – незнакомец кивнул в сторону ухарей, затихших на скамейках возле двери.
Вече недоумевало. Послышалось журчание приглушенных голосов. Наконец от гудящей массы отделился длиннобородый боярин. Это был староста. Он обычно выражал мнение всех остальных при переговорах с Изяславом, ибо обладал всеобщим доверием и понятной грамотной речью.
– Рюрик? Хм…Мы думали, это собрание созвал наш князь – Изяслав. Мы все получили от него послания и…
– Я понимаю ваше недоумение, – устраиваясь поудобнее в кресле Изяслава, незнакомец расстегнул луду. – Но вынужден сообщить, что, к сожалению, сам Изяслав не может присутствовать на нашем с вами совете.
– Как же так! Зачем он собрал нас, коли сам не пришел! – послышалось со всех сторон возмущенно. Недовольство нарастало, перетекая из еле различимого доселе шепота в рокочущий базар. – Что такое!
– Что это значит? – пеняли бояре на Изяслава. – Что он вздумал!
А незнакомец тем временем наблюдал, бездействуя. Прошло несколько времени. Наконец, поднялся староста, замахал руками, призывая присутствующих этим жестом к порядку и тишине.
– Где же он? – обратился удивленный глава вече к незнакомцу. – Где наш князь?
– Он пал, – лаконично сообщил гость, когда все успокоились.
В ответ на мрачную новость бояре загалдели громче прежнего.
– Как это?! – послышалось справа от гостя.
– Возможно ли такое! – послышалось слева от гостя.
Староста пытался что-то сказать, но шум поглотил его слова. Лишь через несколько минут восстановилась тишина. Изумление сменилось любопытством, и вече смолкло в нетерпении.
– Меня зовут Жидимир. Я буду говорить от лица всех собравшихся, – начал староста. – Князь, услышанная новость поразила нас. Мы желаем получить толкование. Где, когда, при каких обстоятельствах погиб наш славный правитель? Да и, кроме того…Прошу простить за прямоту, но я, признаться, недопонимаю обстоятельства и с Новгородом…Насколько нам известно, там издавна, уже многие годы, с юных лет и до седин, княжит Гостомысл Разумный…Он хозяин всех тамошних земель.
– Ты говоришь о моем предшественнике. О бывшем князе новгородском, – пояснил гость просто, словно ничего особенного в этой вести нет. После чего обратился к одному из своих «советников», – Трувор, открой ставни.
В горнице, и впрямь было жарко, несмотря на то, что на улице стояла осень. Верно, кто-то из прислуги переусердствовал, когда топил печь. А может, это страсти раскалили стены.
– Как это «о бывшем»? Я не понимаю…– обратился староста к Рёрику, следя взглядом за хозяйничающим Трувором, распахивающим ближайшее к трону Изяслава окно. – Еще давеча гонец доставлял нам вести от Гостомысла…Не понимаю…– Жидимир запнулся, сдвинув брови в раздумьях. – Мы просим разъяснить нам некоторые важные вопросы, иначе мы не сможем двинуться дальше…
– Я с радостью и удовольствием разъясню вам все, что вы попросите, – с сияющей улыбкой пообещал Рёрик.
– Благодарствуем. Во-первых, где же все-таки Изяслав? И что случилось с теми, кто его сопровождал?
– Он упал с коня и свернул себе шею, – кратко пояснил Рёрик.
– Сломал выю? – переспросил пораженный Жидимир. – Какое горе.
Рёрик утвердительно кивнул. А бояре недоуменно переглянулись. Во избежание нового шума, староста тут же махнул рукой в сторону бояр, этим жестом приказывая им пока молчать.
– Мы знаем, что у него была хворь…– продолжал Жидимир. – Однако, речь шла токмо о небольшом повреждении ноги…
– Как видите, все оказалось, куда серьезнее, чем все мы чаяли, – князь с сожалением развел руки в стороны. После такого сокрушающего сообщения снова поднялась буча: бояре зашумели, как океан в шторм.
– Что ж…Странно…– староста уже устал всех перекрикивать, и его слова потерялись в гаме. Через пару минут он поднял обе руки вверх и несколько раз призвал своих собратьев к необходимой тишине. – К этому вопросу мы еще вернемся. Второй вопрос таков…Где же Гостомысл? И кто, собственно, ты сам? Откель родом, кем приходишься ему? Твое имя кажется нам знакомым…Но мы бы хотели услышать подробности из твоих уст, если это возможно…
– Это возможно, – великодушно согласился Рёрик. – Любимый всеми нами Гостомысл, к прискорбию, покинул этот мир. Как ты сам заметил, он был слишком стар и слаб. Но как мудрый правитель он предвидел свою кончину заблаговременно. И потому разыскал меня, дабы я стал его преемником и защитником Новгородских земель. Ибо я его родственник и имею все права на престол Нового города. Кроме того, я происхожу из древнейшего рода ругов. Обычаи моего народа и язык схожи с вашими…Да и сил у меня предостаточно, чтоб вступиться за земли моего возлюбленного родственника в случае опасности, – заверил Рёрик. – Такова была воля умирающего – вот я и пришел.
Бояре принялись перешептываться между собой, с любопытством разглядывая гостя и смущенно что-то бормоча друг другу.
– В таком случае мы просим поведать нам, что привело нового хозяина Новгорода в Изборск, – во избежание новых беспорядков, староста поскорее взял речь.
– Привела меня сюда печальная необходимость. И желание позаботиться об Изборске…– доверительно открыл хозяин Новгорода.
– Что это за необходимость? – не сразу понял староста. Бояре тоже недоумевали. – Да и потом, слава Сварогу-прородителю, у нас есть тот, на чьи плечи мы сможем возложить все тревоги об Изборске.
– Боюсь, что того, кого ты имеешь в виду, больше нет среди живых, – вздохнул Рёрик.
– Вероятно, ты меня недопонял, – улыбнулся староста по-отечески снисходительно. – Я имел в виду, уж коли так, нашего молодого княжича Радимира, сына Изяслава.
– Я тоже, – уточнил Рёрик.
После слов гостя воцарилась пауза. В этот раз не было даже шепота.
– А он-то где? – уже более озабоченно забеспокоился староста. Попутно он переглядывался с обескураженными боярами, которые опешили от сих неожиданных и скверных новостей, утратив дар речи. – Разве нынче он не гуляет свадебку и не нежится с молодой женой?!
– Пал, – сообщил Рёрик не более содержательно, чем в прошлый раз.
– Как это «пал»? Он такожде? Но он же так молод…Он же ехал на свадьбу! Он же…– все были поражены.
– Да, это все так. Он был молод. Ехал на свадьбу, полный надежд, навстречу судьбе и любви. Но с ним случилось злополучие. Он и его храбрые витязи угодили во вражескую засаду…Дальше можно догадаться о последствиях.
– Во вражескую засаду? Но кто мог напасть на них! – оглядывая бояр, риторически молвил староста.
– А у Изборска разве нет врагов? – удивленно осведомился Рёрик.
– Есть, вестимо…– пробормотал староста растерянно. К этому моменту все уже обсуждали новость, многие из присутствующих недоверчиво разглядывали рассказчика. Сам Жидимир был озабочен и взволнован. – Теперь я начинаю понимать, о какой помощи идет речь…Но, позволь спросить, почему именно твою помощь мы обязаны предпочесть радению всех прочих?
– Начнем с самого главного. Во-первых, выходит, что я ваш новый и, похоже, единственный подходящий для этих целей родственник…– начал перечислять Рёрик. – Насколько мне известно, на этих землях в первую очередь принято звать мужа именно из родни князя. А так как ваш Радимир все-таки успел жениться на нашей Диве, то получается, что Изборск и Новгород теперь точно братья, скрепленные их кровью. И я имею самое прямое отношение к лучезарному Изборску. А во-вторых, что немаловажно, почившие Изяслав и Гостомысл выражали мне поддержку, каждый в своем роде.
– Возможно…– задумчиво молвил староста, нахмурив лоб. Он что-то не припоминал такой поддержки. – Рюрик…Рёрик… Ютландия… Фризия…Рарог…– староста что-то сопоставлял в своей голове. В отличие от многих, он был образованным мужем, знающим историю родов даже чужих племен. – Но предположительно имеющиеся сведения о тебе – ибо теперь мы уже представляем, кто перед нами – заставляют нас думать, что ты не совсем тот человек, коего мы ожидали увидеть здесь с таким предложением…
– Это почему же? Что за сведения такие? – будто удивился Рёрик.
– Ну как же…Ходят слухи, что…Как бы это сказать…– замялся Жидимир. – Ты князь и твои наемники…Те земли, в которых вы побывали…– староста оглянулся на остальных бояр, словно желая получить их одобрение. – Словом, преданы мечу и огню, а жители…Мужи убиты, а женщины…
– Я понял мысль, не продолжай, – прервал Рёрик, который не полагал пока затрагивать тему зверств. – Так вот именно ввиду этих «слухов», я и предлагаю вам всем еще раз подумать, прежде чем отказываться от моего великодушного предложения…
После этих речей в приемной избе Изяслава зазвенела тишина. Бояре пытались обдумать смысл услышанного. Улыбка нового новгородского князя и его последние слова не очень вязались друг с другом.
– Это что же? Ты хочешь сказать…– только сейчас в голове старосты шелохнулась тревожная мысль.
– Я хочу сказать, что вам в любом случае нужен князь. А Изборску по большому счету все равно, кто им окажется. Вопрос лишь в том, что станется конкретно с каждым из вас…Сегодня. Завтра…Без вашего благодетеля. Изяслава…А также без дружины, которая заступилась бы за город…– размышлял Рёрик трезво. – Поиск вами нового князя – дело хлопотливое и нескорое. До того, как оно увенчается успехом, много еще чего может приключиться…Стоит ли рисковать, оставаясь без защиты в неукрепленном городе?
– Речи не совсем понятны! – возмутился староста, почуяв скрытую угрозу. – Необходимо немедля пролить свет, пока они не были истолкованы превратно!
– «Не совсем понятны»…– Рёрик прищурился. И после краткого раздумья продолжил чуть мягче. – Я вижу, что вы неправильно меня поняли. И желаю исправить недоразумение. Единственная причина, по которой я здесь – это тревога за братский народ, оставленный по воле богов на произвол судьбы. Я хочу оградить вас от тех неприятностей, которые вам грозят в отсутствии защиты вашего князя. Еще вчера меня бы здесь не было. Но уже сегодня – это мой святой долг. И чтоб наш разговор не затянулся, давайте сразу проясним следующее. Какие именно причины останавливают вас от моего участия в судьбе Изборска?
– Причины в том, что мы не можем довериться тому, кто нам незнаком, – сходу сообщил Жидимир, поглядывая на остальных и зрительно советуясь с ними. – Не серчай, но ты и твое племя – чужые для нас. Мы не пригласим к себе на княжение того, кто нас не знает и не любит. Это же уму непостижимо, в конце концов!
– Отчего такие мысли? Как я уже упоминал – Гостомысл мой родственник. Так что по меньшей мере я вам не чужой. Где я родился, как и чем жил – все это, безусловно, важно. Но важнее то, что сейчас я здесь, пред вами, стою с открытым сердцем, исполненным искреннего стремления помочь Изборску, – после этих слов некоторые посмотрели на гостя дружелюбнее. Ведь не все были также умны как староста. – Насчет любви – это дело поправимое, – продолжал тем временем Рёрик. – Мы могли бы уговориться как раз сегодня…Условия такие. Как я уже сказал, для самого Изборска не так важно, кто будет избран князем, а для всех вас мы могли бы что-то придумать. К примеру, все вы сохраните свое состояние и положение. Ваша жизнь никак не изменится с потерей славного Изяслава. Вы останетесь все теми же уважаемыми и любимыми народом деятелями. Я в свою очередь не буду вас обижать. Никаких пугающих перемен. Будем жить дружно…В согласии.
Предложение гостя было настолько хорошим, что наторелым боярам не верилось в его реальность. Новая метла всегда по новому метет. Или нет? Чего-то он недоговаривает…
– Изборск должен держать совет…Ибо такого рода решение не может быть принято впопыхах…– на самом деле староста уже все ясно видел. Этот пришлец – вероломный лиходей, молва о котором затопила все западные земли. Он тать в ночи, головорез в подворотне! Он не по-княжески жил до сих пор, а по-разбойничьи. А посему не следует вести с ним никаких переговоров. И уж тем более пускать в Изборск, таким образом добровольно сложив голову на плаху под его секиру. Ясно же, что он не имеет даже понятия о том, как все устроено в этих землях. Он привык к единоличной власти. Но это город, а не пиратское судно. И тут не может быть одного над всеми! Здесь есть вече. С ним испокон веку считается каждый князь, который уважает народ и ищет с ним дружбы. А этот…Нет, невзирая на благородные речи, он врет – не будут они жить дружно…