Глава 18. Свекровь
Умилу разрывали заботы Дорестадта. Если жалобы и просьбы от населения обычно рассматривал Арви, то ей выпадало решать более важные задачи. Как раз сейчас княгиня дочитывала письмо от императора, как вдруг на пороге возникла молодая жена Синеуса.
Свадьбу сыграли несколько недель назад. Однако, невзирая на это, принцессу редко кто видел. Она будто и не жила здесь. По большей части времени прячась в своих покоях, она скрывалась от людей. Умила была расположена к незаметной невестке. Причины на то имелись. И самая основанная из них – происхождение Ефанды. Союз с ее родственниками – урмандскими королями – был необходим Дорестадту. Кроме того, ее брат привел с собой большую дружину, которая самозабвенно стерегла чужой город. В условиях нескончаемых усобиц лишняя сила не помешает. Что до личных качеств Ефанды – она обладала самым важным – сдержанностью. Некоторые же, впрочем, считали принцессу высокомерной. Ее бледное лицо почти всегда выражало безразличие. Казалось, что ей неведомы страхи и тревоги, ровно как и радости с надеждами. Возможно, дело было в том, что ее воспитали истинной принцессой, которая хранила при себе все переживания, какими бы бурными они ни были. А возможно, она просто была таковой: равнодушной и замкнутой. Понять ее натуру так легко было нельзя. Но это все Умиле нравилось куда больше, чем злоречие и властолюбие Вольны, от которой не удалось даже избавиться без последствий. Так что в целом Умила была довольна женой младшего сына. И потому, увидев невестку на пороге, она дружелюбным жестом пригласила ту войти.
Ефанда, словно гордый лебедь, вплыла в покои. И все же, несмотря на присущую ей непроницаемость, было видно, что в ее глазах таится печаль, приметная лишь тогда, когда она подымает светлые ресницы.
– Дитя мое, что с тобой? – Умила внимательно обозревала бесцветную грустную принцессу. Не то что б Умила славилась заботой. Скорее, это был лишь праздный интерес и вежливое участие к пока еще значимой персоне. Да и потом, любопытно же, все ли у дочери Кетиля складывается в новом доме.
– Матушка, я пришла говорить…– Ефанда была почтительна, но все-таки холодна. Она даже не могла заставить себя улыбнуться. Бескровные кисти утонченных рук соединялись в замок, словно воздвигая стену между ней и окружающим миром.
– Присядь, – Умила указала на скамейку напротив своего стола.
– Я отвлеку ненадолго, – отказалась Ефанда, оставаясь ближе к выходу. То ли она действительно собиралась вскоре уходить, то ли ей не понравилось предложенное скромное место. Ведь сама Умила восседала в громадном величественном кресле. Этот предмет обстановки сразу обращал на себя внимание. Его высокая спинка и мощные подлокотники были выделаны в форме сокола, распростершего крылья. Этот трон принадлежал еще Годславу. Сию реликвию с трудом удалось спасти из полыхающего Рарога.
– Раз так, то сразу говори, что тебя привело ко мне, – Умила даже отложила в сторону письмо. Она возлагала много надежд на эту принцессу. Ей казалось, что с такой смиренной супругой непоседа Синеус остепенится и сделается серьезным мужем. Нрав Ефанды остудил бы любого. Даже воздух в покоях, казалось, посвежел от ее присутствия, точно морозом овеянный.
– Я хотела просить дозволения отправиться на родину, проведать матушку…– начала Ефанда, устремив взгляд в окно. Было ясно, что ей не нравится отпрашиваться у чужой женщины.
– Дитя мое, я не совсем понимаю твои желания, – Умила, и правда, была удивлена. – Как же такое может быть? Это противоречит всем известным мне правилам…Ты теперь не просто девица, которой позволено колесить по округе там и здесь. Ты замужняя женщина. И не можешь так легко оставить супруга, уехав куда вздумается. Он нуждается в твоей ласке и внимании…
– Я знаю, матушка…– Ефанда не отрывала взора от окна. Ее прозрачные глаза вяло следили за суетой на дворе. – Осознавая все это, я и пришла просить дозволения. Мой брат со своей дружиной мог бы сопроводить меня…Я не прошу разрешения удалиться на все лето. Речь идет лишь о нескольких днях…
– Здесь нет разницы, уедешь ты на все лето или на несколько дней. Твое место рядом с мужем и только. Теперь Дорестадт и твой город…Тебе не следует покидать его, ровным счетом, как и своего любящего супруга…– настаивала Умила.
– Это так, – не стала спорить принцесса. – Но я все же прошу позволить мне…– Ефанда не успела договорить. Умила перебила невестку жестом, не терпящим возражений.
– То, о чем ты просишь – неосуществимо. Хотя принимая во внимание твою тоску по родине…– Умила будто задумалась о такой возможности и в самом деле. – Я вижу, ты добрая дочь. Твоя семья может гордиться тобой. Это очень славно, что ты беспокоишься о родных и стремишься навестить их. Но я, желая тебе добра, хочу напомнить, что теперь у тебя появились новые обязанности, которые надлежит исполнять. Первостепенная и самая важная твоя задача – подарить своему мужу наследника. Так что тебе следует уединиться и целиком посвятить себя этому вопросу.
– Но, матушка…– Ефанда опустила глаза, словно не зная, что сказать на это справедливое замечание.
– Да, это необходимо, – наставляла княгиня. – Я знаю, что сие не всегда просто. Но это единственное, что по-настоящему важно. Да и тебя саму осчастливит появление на свет крошки. Давай условимся о следующем: я подумаю о твоей просьбе. И, возможно, ты еще увидишь своих близких, – Умила многообещающе подняла вверх указательный перст. – Но сперва я жду от тебя внука. Уговор?
– Но, матушка…– Ефанда поспешно отвела взгляд. Ее щеки тронул румянец. – И все же. Прошу позволить мне прежде, поколе лето еще не закончилось, все-таки отправиться за море…
– Нет, дитя мое. Мы уже все обсудили. Подари нам законного наследника, и тогда мы с тобой вернемся к твой просьбе сызнова, – Умила говорила ласково, но твердо, что не допускало протеста. Однако только сейчас княгиня-мать вдруг заметила, что Ефанда резко переменилась. Обычно лицо принцессы оставалось бесстрастным. Но в этот раз, определенно, что-то было не так. Излишние жесты, суетливость речи и этот смущенный взгляд…– С этим есть какая-то проблема? – нахмурилась встревоженно Умила.
– Нет, матушка, – принцесса отрицательно качнула головой, еле заметно поджав губы. – Ладно. Я лучше пойду.
– Я понимаю твои печали…Мой Синеус не всегда бывает ласков…– Умила не хотела отпускать Ефанду, не уяснив для себя нескольких вещей относительно брака сына. – У него суровый нрав. Ты должна помнить, что он правитель, отягощенный заботами о вверенном ему граде. Я знаю, что порой с ним нелегко. Но, несмотря на все это, в его груди бьется благородное и милостивое сердце…И, главное, он боготворит тебя, поверь мне, – Умила решила, что, скорее всего, причина уныния Ефанды в том, что Синеус проявил себя эгоистом и хамлом, коим всегда являлся. Хотя она и предупреждала его быть с принцессой нежнее, все-таки это не обычная какая-то девка. – А как он ждал твоего приезда в Дорестадт! – не стеснялась Умила выдумок. – Знаешь, он весь пошел в отца: тот тоже не умел выражать чувств…Так что вопреки внешней грубости, он привязан к тебе и любит всем сердцем, – убеждала Умила так, словно на самом деле знала, что на душе у Синеуса. Ефанда на эту пылкую речь лишь отвернулась к окну, вновь поджав узкие губы. А Умила начала беспокоиться уже по другому поводу. Уж нет ли у принцессы каких-либо проблем с детьми?! – Скажи-ка мне вот что…А ты здорова?
– Вполне…– кивнула Ефанда, переминаясь с ноги на ногу. Было видно, что ей уже хочется уйти.
– Ты как-то бледна…И, случаем, не беременна ли? – Умилу вдруг осенила противоположная догадка.
– Нет, матушка, – Ефанда опустила глаза, стиснув пальцы с такой силой, что кожа на ее перстах побелела.
– Тебе следует знать: женщина не всегда может сразу определить, что ждет ребенка…– продолжила Умила по-матерински ласково. – Я сама много раз была беременна. И уверяю тебя, что порой это не так заметно, как следует ожидать…В особенности, если сохраняются некоторые признаки…– делилась Умила опытом.
– Матушка, я не в тягости, – повторила Ефанда, отвернувшись к окну.
– Не спеши с выводами. На ранних сроках женщина не всегда может сама выяснить сие…– теперь Умила разглядывала Ефанду пытливо. – Лекарь обозревает тебя каждую среду? Тебя непременно должны осматривать. Я пришлю свою шептуху. Очень толковая женщина…
– В этом нет надобности, – сухо ответила Ефанда.
– Как это так?! – удивилась княгиня. В голосе принцессы просквозило нечто такое, что существенно насторожило Умилу. – Раз есть такая вероятность, то ты не можешь знать, присутствует надобность в бабке или нет! Тебе нужно трепетно следить за своим самочувствием, ибо…
– Нет даже такой вероятности, – с непроницаемым лицом вставила Ефанда.
– И тот лекарь, что ты привезла с собой…Это, конечно, твое дело…– Умила продолжала, не придав сначала значения реплике Ефанды. – Но мне было бы покойнее, если б тебя осмотрела та шептунья, которой я доверяю. Так что иди в свои покои, а я немедля распоряжусь и…Что ты сказала? – только сейчас Умила обратила внимание на краткую фразу, оброненную принцессой. – Повтори-ка, Ефанда…
– Я сказала, что мне не нужны лекари, шептуньи и прочие знатоки вопроса. Понеже нет никакой вероятности, что я жду ребенка, – на месте Ефанды другая девица уже раскраснелась бы, точно спелая вишня. Но принцесса оставалась все так же однотонна, как каменная статуя. Могут ли нелепые расспросы этой беспардонной кухарки смутить наследницу древнего рода?!
– Как это так? Раз у тебя есть муж, то…– не постигала Умила. Но потом вдруг запнулась, озарившись нежелательным домыслом. – Ефанда, ты, что же, хочешь сказать, что…Ты все еще невинна?!
– Да, – подтвердила Ефанда, не дрогнув и бровью.
– Но ты ведь…Вы ведь…– Умилу преисполнило изумление. – Твое сообщение поразило меня! Я знаю своего сына и…– Умила даже ушла на время в раздумья. – Ты уверена, что не была на ложе супруга? – совсем уж глупо спросила Умила, которая искренне удивилась тому, что ее Синеус до сих пор не поживился принцессой. Ведь половина прислуги непрестанно страдала от особого участия правителя. Слухи порой доходили даже до всегда замкнутых ушей Умилы, полагающей, что ей не следует вмешиваться в подобного рода дела сына.
– Уверена, – внутри принцессы уже все негодовало против того бесстыдства, с которым ее допрашивали.
– Я что-то не уразумею…– обычно Умила не церемонилась с собеседником и слов мучительно не подбирала. Исключения составляли лишь важные гости вроде послов и родовитых соседей. Но связи семьи принцессы делали ту в глазах Умилы уважаемой. – То есть ты хочешь произнести, что супруг не посещает тебя?!
– Не посещает, – подтвердила Ефанда, которая теперь пожалела, что пришла в эти покои. Про себя она уже предположила, что не достигнет цели своего визита.
– А как же брачная ночь?! – возмутилась Умила. – Вы ведь удалились вместе! Рука об руку! А кровь на полотне?! – Умила точно помнила, что на свадьбе Синеуса брачным традициям следовали в полной мере – жаждущим истины гостям явили доказательство состоятельности жениха и чистоты невесты. – Ефанда, отвечай! Чья тогда была кровь?
– Моей служанки, – мрачно ответила Ефанда.
– Но ведь за дверью находились заботящиеся…Которые засвидетельствовали, что между вами произошло требуемое соитие…– Умила постаралась взять себя в руки и свести внимание на фактах. – Они все слышали! И твой вскрик, и…
– Вскрик был не мой…– еще будучи за свадебным столом, Ефанда почувствовала, что жених не расположен к ней. И это было взаимно. Не к нему она стремилась из-за моря. Она полагала, что на ней женится Рёрик. Но как бы ни была безрадостна для нее свадьба, она не знала в тот миг, что худшее еще впереди. Когда настало время молодым удалиться, и Синеус взял ее за руку, обиженная принцесса лишь презрительно поморщилась. А едва переступив порог покоев для новобрачных, отдернула свою ладонь. Она бы сделала это раньше, но до дверей их провожали гости. Синеус не стал огорчаться немилости благоверной и не стал нарушать обычаев. Замешкавшаяся в покоях молодых служанка вызвала у него значительно больший интерес, чем новоиспеченная жена. Не отличающийся робостью, при этом имеющий мстительный зловредный нрав, Синеус быстро придумал, как занять себя, умилостивить гостей и унизить принцессу. Ефанда так и простояла в углу, отвернувшись к стене и зажав рот рукой, чтоб не закричать от ужаса, который нашел на нее, когда Синеус набросился на служанку. Наверное, Ефанда испытала бы меньше душевных мук, если б он предпочел ее саму. Некоторые вещи проще пережить лично, чем являться их свидетелем.
– Не твой? Хм…Но ведь…Не могу поверить…Подойди-ка ближе, – Умила даже покинула свой трон и сама направилась к Ефанде, дабы рассмотреть ее получше. Принцесса стояла недвижимо, исполненная достоинства. Казалось, ее не смущают ни расспросы Умилы, ни ее пристрастные взгляды. – Не понимаю…Довольно мила. В чем же дело?! – недоумевала Умила. Аккуратная, ухоженная принцесса. У нее необычная внешность, но в своем роде она даже привлекательна. Так чего еще ему надо?
– Матушка, я бы хотела просить все-таки позволить мне в ближайшее время…– не чувствуя приближения беды, Ефанда вернулась к первоначальному вопросу, по которому пришла.
– Нет и нет! После того, что ты мне сообщила, не может быть и речи! – отрицательно замахала руками Умила. А Ефанда в каком-то растерянном отупении следила за этими взмахами. – Ты правильно сделала, что все мне раскрыла…Теперь я смогу принять меры! Тебе следовало прийти ко мне за помощью много раньше! Ступай пока…А я поговорю с Синеусом…– Умила развернулась к невестке спиной и уже собиралась двинуться к своему столу.
– Нет, прошу, матушка, только не это…– на лице Ефанды вдруг нарисовалось отчаяние.
– Иди-иди. И не переживай! Скоро мы с тобой получим то, что нам требуется! – «успокоила» Умила, повергнутую в ужас невестку.
– Матушка…Не нужно…Умоляю…– опустошенно прошептала Ефанда, отрицательно качая головой. До свадьбы Синеус был для нее лишь чужим. Она испытывала к нему неприятие, естественно сторонясь незнакомого мужчины, посягающего на нее. Но теперь она уже ненавидела его. И, разумеется, не желала сближения.
– Знаешь, что я думаю, дитя мое…– Умила осушила кубок с водой и вновь развернулась к Ефанде. – Я думаю, что ты повела себя неправильно. В какой-то момент. Ведь все неспроста. За что-то же он рассерчал на тебя?
– Я ничего не делала, – видя, куда клонит Умила, Ефанда почувствовала, как в ее душе поднимается буря протеста.
– А, возможно, следовало б? Мир в семье хранят руки женщины. Если ты видела, что муж недоволен тобой, то должна была все исправить как можно скорее и пока не приключилось злополучий. Тебе надлежало попросить прощения или явить покорность иным способом.
– Мне просить прощения? – как бы ни была хладнокровна Ефанда, она уже едва сдерживала огонь гнева, занявшийся в ее сердце.
– Вот видишь…В этом твоя беда. Ты желаешь установиться с ним на одну высоту. В то время как он намного выше тебя. И без труда напомнил тебе об этом. От твоей гордыни пострадала лишь ты сама…– рассуждала Умила, привыкшая оправдывать любое поведение Синеуса. – Если бы ты держала себя верно, то наутро проснулась бы любимой женой. А не брошенной зазнайкой. И радуйся, что там еще оказалась твоя служанка. Ведь он мог развернуться и уйти.
– Лучше бы он так и сделал, – в голове у Ефанды не укладывалось то, что Умила считает поведение Синеуса подобающим.
– «Лучше бы так и сделал»? Ну что ты говоришь? Это такое бесславие, стыд для тебя. Если бы все узнали, что муж отверг тебя. А по какой причине? Быть может, ты хвора? Или нечиста? После такого твоя семья не приняла бы тебя обратно. Да и неизвестно, чем вообще закончился бы тот день. Но совершенно точно, что ты не засыпала бы в своей опочивальне под шум дождя…– под конец речи Умила уже даже уверилась, что Ефанда сама во всем виновата. И более того, сбила Синеуса с верного курса! Эта черствая принцесса кого угодно доведет до края! – Мы должны поскорее все исправить. Пока об этом позоре никто не узнал. Мы воротим мужа в твои объятия!
– Матушка, пусть все как есть, так и остается…– голос Ефанды жалобно дрогнул. Обычно невозмутимая, она теперь уже была готова расплакаться.
Но Умилу более не волновала принцесса. Ее заботила лишь судьба собственного рода. А о чем можно говорить, если у ее сыновей до сих пор нет законных наследников!
– Ступай! – невзирая на округлившиеся глаза Ефанды, Умила повела ту к дверям, ласково увещевая напоследок. – И жди повечеру супруга!
Глава 19. Перед замужеством
Дива чувствовала необыкновенное воодушевление – скоро настанет самый важный день всех прожитых лет, а может, и всей жизни. Она с нетерпением ждала приезда гостей, вернее, жениха – изборского княжича Радимира. Не один день она представляла себе, как все должно проходить. Скорее всего, она не выйдет навстречу званцам – это сделает отец как глава семейства. Она же будет стоять немного поодаль вместе с сестрами. Но не рядом с ними, а чуть спереди, в нарядном платье, чтоб было ясно, кто именно и есть невеста. Да это даже и удобнее – ей не придется ничего говорить и делать: все-таки в таком волнении лучше постоять в стороне. К тому моменту, когда очередь приветствия дойдет до нее, она уже освоится и предстанет в лучшем виде. Жаль, однако, что времени так мало остается перед свадьбой…
Изначально торжество было назначено на послезавтра, хотя приезда жениха ждали несколькими днями раньше. Но старый князь Изяслав, отец жениха, в дороге упал с коня и повредил ногу. Его взгромоздили на носилки и продолжили путь дальше таким образом, что существенно замедлило скорость передвижения. «Не к добру», – сразу подумал Гостомысл, встретив гонца с вестью о том, что гости задерживаются.
И все же свадьбу решили не переносить. И на то было несколько причин. Во-первых – дурная примета! Нельзя из-за маленького недоразумения поставить под угрозу всю дальнейшую жизнь молодых. Во-вторых, торжественное событие изначально задумывалось приурочить к празднованию дня всеми почитаемого Даждьбога. Именно в этот день народ славил могучее божество, благодарствуя за урожай. Таким образом, гулянья в честь осенних Радогощ проходили самостоятельным путем, что существенно сокращало расходы на угощения для жителей. Зачем платить дважды, коли можно склеить оба праздника в один? Ну, а в-третьих, когда же еще заключать союз, как не в день покровителя солнца и плодородия? Ведь именно наследников и мудрого правления ожидают от будущего князя Изборского и его молодой жены. Очень символично и многообещающе.
Что до Дивы, она хотела отложить мероприятие на неделю, чтоб оставалось время привыкнуть к будущему мужу. Но Гостомысл и слышать не желал об отсрочке: «Надо, наконец, покончить с этим! Чем быстрее ты выйдешь замуж за сынка изборского князя, тем скорее будет снят вопрос с ютландскими сватами!».
Юная невеста носилась по горницам и лестницам со счастливым лицом. А Гостомыслу было беспокойно на душе. Неясная тревога заставляла спешить. Неужели эта ведьма Умила всерьез полагает, что Новгород сдержит слово, данное сто лет назад ее Годславу? Годславу, которого, между прочим, давно нет в живых. Как бы скандала не вышло, тем более что в семье еще две княжны на выданье. С Велемирой условлено: останется в Новгороде в помощь брату Есению, муж ей легко подберется и из боярской среды. А с Росой хлопот не будет и подавно. Девица спокойная, послушная. Как раз буде эта старуха не угомонится, можно заткнуть ей глотку Росой…
****
Хлопот в княжеских хоромах хватало всегда. Но в этот день все перемешалось и перепуталось, затянулось в суетливую воронку подготовок. Словно рой комаров, челядь беспорядочно кружила по дворам и избам. Кухарки сновали по кухням и погребам, гремя утварью и поварешками. Портнихи латали ковры и пологи в покоях для гостей. Горничные накрывали столы, сундуки да лавки добротными полотнами.
– Прясло Макоши! Кто дозволил стелить половики?! – кричала Златана на суетящуюся в пиршественных избах прислугу. – Бросьте под ноги сено или березовые листья…
– Как же так, матушка, такое событие…Все самое лучшее к гостям, – возразила одна из служанок.
– Не смей перечить мне! Или прикажу тебе глотку этим половиком заткнуть, – погрозила наложница Гостомысла, грубо ткнув краем ковра в лицо служанки. – Уже сейчас мы должны думать о том, как станем убирать нечистоты после гостей! Я не желаю, чтобы княжеские хоромы превратились в скопище помоев и зловония! И приготовьте хвою! Вечерами после застолий будете окуривать тут все! – взмахнув бронзовой гривой, Златана пошла дальше. Помимо своего облика, ее заботил вид хором, в которых она полагала сделаться в скором времени хозяйкой. – Поскорей бы уже они забрали эту девочку и укатили…– буркнула себе под нос Златана.
Уже к полудню терема и избы пестрили нарядным убранством. Подсушенные полевые цветы устилали пол. На столах красовались серебряные кубки и резные корчаги с винами, еловые бочонки с медом, расписные блюда, словом, лучшая посуда в княжестве, изготовленная умелыми руками ремесленников.
На улице также велись шумные приготовления. Бабы таскали воду в бани. Детишки подметали дорожки, поднимая пыль столбом. С десяток рослых челядинцев скатывали бревна к теремам, кололи дрова, укладывая их в высокие кучи.
– Ну смотри ж, чего делаешь: полена из беремени выпадают! – откусывая яблоко, кивнул Есений неуклюжему молодцу, у которого все валилось из рук.
– К гостям, княжич! – извинялся увалень, заталкивая чурбаны обратно в кучу, которая неминуемо рушилась.
Дружинники начищали до блеска оружие, не упуская случая подмигнуть проходящим мимо девицам. Бабки тащили корзинки с грибами да яйцами в кухни, проклиная распущенную молодежь.
– А жених-то красавец, я слыхала! – сплетничали девицы. – С дружиной придет, а значит, и дружки у него раскрасавцы!
– А я слыхала, он силен и богат!
– Всем бы такого жениха!
Запах свежеиспеченного хлеба разносился по округе. Возбужденная детвора толкалась у княжеской стряпной, выпрашивая лакомств у поварих, которым сегодня было не до этих мелких бездельников.
– А ну, брысь отсель! – лаптем няня Блага оттолкнула жирного кота, теревшегося возле ее ног. – Без тебя дел невпроворот! Дива! Дива! – тяжело дыша, Блага поднималась по лестнице. – Велес на голову мою, где эта девица!
Наверху в своих девичьих покоях со все еще плотно закрытыми ставнями, не пропускающими утренний свет, на мягких перинах возлежала юная невеста, погруженная в сновидения.
– Княжна! – гремел голос няни под шум шагов и скрип половиц. – Платье портнихам отдала?! – дверь в опочивальню отворилась, Блага переступила порог. Но ее воспитанница так крепко спала, что даже не шевельнулась. Няня дернула ставни, желая поскорее впустить в покои пробуждающий свет солнца. – Хорс с тобой, дитя, ты хвора?!
– Где он? – спросонья вскрикнула Дива, оторвав голову от подушки. Лучи полуденного солнца ударили в глаза, словно молот кузнеца по стали.
– Кто? – отшатнулась Блага, выпучив глаза. – Кто здесь с тобой?!
– Ворон…– выдохнула Дива, приложив ладонь ко лбу.
– Нет тут ворона никакого, привиделось во сне. Спать до полудня, и не такое почудится! – сердито заметила няня. – Я думала, ты уже на ногах давно, будили ж тебя!
– Веки словно каменные…Глаза открыть не могу…– Дива все еще была под впечатлением тяжелого сна, который не желал отпускать ее из своего плена.
– А надобно открыть веки-то свои княжеские и уже приниматься за дело! Приданое готовить…
– Все сделано уже, все как надо, – Дива приникла к окну и выглянула на залитый солнцем двор. Вид оживленной улицы, голоса людей и лай собак отогнали ночной морок. – До ночи вчера копалась с этими тряпками…
– Это не тряпки! – поправила Блага строго и чуть обиженно.
И правда, сундуки в горнице были раскрыты, из них выглядывали пестрые ткани. Как и сказала, вчера Дива впопыхах доделывала то, чем ей следовало заниматься не один год до благословленного дня.
– Дошила…Ужели…– удивилась Блага. Она не ждала, что легкомысленная воспитанница сподобится взять в руки иголку и нитку, поскольку до сей поры не выказывала к ним интереса. – Тогда бегом в бани. И возьми с собой кого-нибудь из девок, пусть отмоют тебя хорошенько.
– Ну не такая уж я грязная…– все еще зевая, Дива принялась натягивать юбку.
– Такая, такая. Для жениха чистая-пречистая должна быть. Много дел сегодня. Все надо поспеть до гостей…
Первым делом Дива устремилась в стряпную. Молоденькая кухарка Весняна аккуратно выкладывала свежеиспеченные каравайцы на большое блюдо, бережно прикрывая их кипенными полотнами.
– Веся, гляди: у тебя каша из горшка лезет…– кивнула Дива стряпухе на убегающую из посуды разбухшую крупу. Опустившись на лавку, сонная княжна заинтересованно потянулась к выпечке. У нее всегда был отменный аппетит, а сегодня и подавно.
– Ничего не успевается! – подскочив к печи, Весняна уже тащила ухватом тяжелый горшок. – Княжна Велемира все утро ходит, сердится, что невесту сыскать не может…Привели портних, дабы платье ушить…– негромко напомнила кухарка Диве. – И Злата такожде недовольствует…
– О, русалки…– раздраженно вздохнула Дива, услышав небезразличные имена. Она любила свой красивый большой дом, свое радетельное окружение, свои занятия. Большую часть времени она полагала себя беззаботной и счастливой. И все же давным-давно устала от придирок мачехи и старшей сестры, которые были той самой ложкой дегтя в ее бочке с медом. – Ох, Веся…Сонно мне сегодня…Несносные петухи всю ночь орали, спать не давали…Так что Злате надобно от меня?
– Говорит, надо забрать у мастера украшения…Хотела вместе идти, даже велела тройку запрячь, но так и не дождалась княжны…
– Украшения?..– дожевав булку, Дива потянулась к следующей. И да. Няня что-то вчера упоминала про мастера. Вообще-то, сходить мог бы кто-то из слуг. Однако отец отчего-то всегда жаждет вплести своих отпрысков в паутину труда. Наверное, чтобы они росли не слишком ленивыми. – Ах, да, припоминаю…
– Но и не только это, – Весняна заговорщически понизила голос. – Также самим князем Злате было поручено рассказать княжне о том, что нужно делать в брачную ночь…
– Кажись, там есть, что послушать, – Диве мачеха отчего-то казалась распутной. Возможно из-за обилия украшений, а может, из-за того случая в поле.
– Это надо обязательно, княжна, – Весняна также одобряла затею Гостомысла. – Чтоб не теряться…Таковы правила.
– Да, но…– Дива вздохнула. Ей не хотелось даже видеть мачеху, не то что внимать ее мудрости. – Веся, а ты можешь мне быстренько объяснить, что там потребуется? – застенчиво поинтересовалась Дива.
– Да я ж и сама не знаю, – улыбнулась милая Весняна.
– Проклятье…Ну ладно, – Дива решила пока оставить тревоги о брачной ночи. – Кстати, а батюшку не видала?
– Так князь с самого утра направился к стенам города – ворота украшать щитами со знаком рода…
– Ах, да, – кивнула Дива. Действительно, отец что-то говорил про важность фамильных символов, которые необходимо явить на всеобщее обозрение.
– Вот ты где! – в дверях появилась стройная фигура Велемиры. – Я все утро тебя ищу! Это еще что? Ты почему в столь непотребном виде? Вернется отец – я ему все расскажу! – погрозила княжна. – Я с твоим платьем одна носиться должна?! Отпустила уже портних! Ждать тебя мочи не было! Опять за ними идти?!
Сегодня старшая сестра отчего-то не казалась Диве такой устрашающей, как обычно. Впрочем, оно и понятно. Еще не кончится неделя, как власть Велемиры рухнет. Впереди новая жизнь. Неизвестно, что грядет. Но известно, что там не будет Велемиры. И Златаны.
– Да здесь они, портнихи, – тяжело ступая, няня Блага несла на себе плетеный короб со сложенными в нем расшитыми скатертями. С рождения она знала девочек, воспитывала их как собственных дочерей, надеясь, что когда вырастут, они подружатся. Сестры еще в детстве были разные, а теперь сходства в них не было и подавно. Строгая Велемира не выносила ребячества младшей сестры, считая ее взбалмошной и наивной. Когда в доме бывали гости, все наперебой восхищались хорошеньким личиком Дивы, ее живым нравом и шутками, а Велемиру старались хвалить за практичность и ум, подчеркивая то, какая она послушная и примерная дочь. Возможно, отношений не сложилось еще и потому, что сестры были неродными друг другу. – Дива, ты почему все еще тут? – забеспокоилась няня. – А ну, бегом в баню! Чтоб не видела твоей растрепанной косы! Скоро жених явится, а она только с постели! Уж гонец прибыл! На подходе гости наши! К вечеру точно будут! Надо за сегодня все поспеть! Чтоб назавтра празднование прошло удачно!
– Да, да! Верно! Радимир увидит это взлохмаченное пугало, развернется и ускачет обратно, ха-ха! – радостно злорадствовала Велемира. – И прощай тогда, Изборский жених!
– И вот еще…Злата хочет поговорить с тобой, не забудь найти ее, – напомнила теперь и Блага.
Дива ничего не стала отвечать. Она была из тех людей, которые не желали делать то, что им не нравится, и не делали этого.
****
Любуясь своим отражением в лужах прошедшего дождя, Дива вприпрыжку бежала по тропинке. Она направлялась в сторону ворот. Ей не хотелось сидеть в тереме и перекладывать рубахи да рушники. И она решила, что не будет ничего прекраснее, чем, предвкушая празднество, прогуляться по родной земле и насладиться последними теплыми деньками. К тому же теперь она явственно почувствовала близость подступающего будущего. Родной край, каждая изба знакома! А где-то есть княжество не менее могучее и прославленное, и оно ждет будущую княгиню!
У ворот шла какая-то возня. Распаренный от жары и напряжения князь метался из стороны в сторону, выкрикивая указания дружине и плотникам. Пятеро молодцев пытались укрепить огромных размеров тяжелый деревянный щит, на котором был вырезан символ рода – бурый медведь.
– Левее, левее! Нет же, правее! Остолоп! Я что сказал? Еще левее…А ты куда клонишь? Правее! Вот так, выше! Выше! Да ниже же! Да не до конца! А край, край-то повис!
– Князь, куда уж выше-то? И так со всей округи видать…– возразил один из дружинников.
– Делай, что я сказал! Еще выше!
– Пошевеливайтесь, нам еще второй брус крепить! – поддакнул Бойко, тут же помогавший Гостомыслу.
– Может, наклонить к земле? Незрим узор с высоты, – послышался звонкий голосок. Задрав голову, Дива стояла позади отца и его помощника, щурясь от солнца, которое уже миновало свой зенит и кренилось к западу. Ее волосы были распущены и развевались на ветру, прихваченные лишь тонким венчиком. Юбка слегка колыхалась ярким узором. Дива приветливо улыбнулась присутствующим, как обычно делала при встрече с людьми.