– В жизни всё наоборот. Я тоже могущественное существо. Я считал некогда всех остальных пешками. Встреть вы меня тысячу лет назад – я бы посчитал вас пешками, – отрывисто произнёс Шакс своим привычным голосом, напоминающим лай. – И я не прогорел. Даже когда совершал самые жестокие поступки. Казнил невинных. И получал удовольствие от их страданий. Даже тогда на меня не пала кара. Я остался для чего-то неприкаянным.

– Ты не прогорел, потому что ты должен был пройти этот путь. Ты стал добрее. Ты изменился, потому что выбрал измениться. Ты подружился с теми, кто сражался против Дагона, сначала нашлись общие интересы, и ты был с ними как пират в доле. А потом ты научился дружить. В том числе с пиратами, – я догнала Шакса и пошла рядом с ним.

Скиталец брёл сзади, он успевал за нами, но его светящиеся глаза то и дело любопытно шарили по полкам.

Полки, на которых лежали кости и черепа – останки неведомого народа – не кончались. Как и не кончались лежащие между ними магические предметы. Только сейчас я подумала о том, что, возможно, совершила кучу научных, феноменальных открытий. Ведь если взять эти вещи, поднять на поверхность, отдать учёным – то все привычные концепции мироздания порушатся. Наверняка эти предметы рушат все представления о физике, химии и других устоявшихся областях знаний. Скиталец взял с полки очередную книгу, и прямо на ходу открыл её, стал с ней идти и питаться ею.

– Дагон и Бафомет могущественнее меня. Они были, есть и будут всегда. Но только в твоих силах прогнать их, – произнёс Шакс. – Ты могущественнее их.

– Я не могу брать на себя так много, – оробела я. – Не нужно так меня переоценивать.

– Ты умеешь побеждать страх, – поддержал Скиталец.

– Ты умеешь верить в тех, кто пал. Нужно иметь очень большое мужество, что поверить такому как я. Или хотя бы Анне. Или горгульям, которые всю свою жизнь обманывали и мошенничали ради своей выгоды, ради того, чтобы получить доступ к таким вот предметам, которые мы созерцаем здесь сейчас.

Приди ты сюда несколько лет назад – я бы убил тебя. Вступил в сговор с Дагоном. Он и его рабы предлагали слугам Бафомета такую сделку – завлечь сюда наследницу Неверри или того, кто придёт вместо неё сражаться с Дагоном. А взамен они обещали пощадить нас. Не растворять в небытии. Тогда я не пошёл на это из принципа. Сейчас я не пойду на это, потому что узнал цену дружбы. Дагон желает разрушить то, что я полюбил. Он желает разрушить то, что я научился любить. Ты, должно быть, догадываешься, Смельчак, почему Анне перестали быть интересны её сокровища и она решила рискнуть, отдать себя в плен демону-жуку. Почему Мелькору и Астру было не интересно идти сюда. Особенно Мелькору. У него выбор был – бросить сородича и прийти за этими сокровищами. Скиталец сейчас скажет – это в сказках и книжках для детей пираты и воры отказываются от сокровищ.

– Да, я догадываюсь, Шакс, – вздохнула я. – Анна говорила. Она хочет свободы. Хочет вернуться домой, встретиться с любимой подругой, помочь Жаку обрести покой и освободиться из плена усадьбы, потому что Жак – её друг, её семья. Даже Жак уже ничего не хочет, а Анна хочет вернуть ему этот вкус жизни. А это важнее, чем сокровища. Сокровища приходят и уходят.

– Сокровища никуда не деваются. А друзей и любимых людей можно потерять. Очень легко потерять, – кивнул палач.

– Люди думают, что наоборот всё, – Скиталец теперь шёл рядом с нами, вровень, нога в ногу, лапа в лапу, призрачная полупрозрачная красная нога в призрачную полупрозрачную красную ногу. – Люди думают, что семьи, друзья, свобода, дом никуда не денутся и будут всегда. А важнее то, что блестит. Золото. Деньги. Всякие вещи.

– Важнее то, что внутри. Огонь, который ведёт. Когда его нет – наступает опустошение. У меня очень долго не было огня. Я искал его, питаясь кошмарами и страданиями. Огонь стал появляться, когда я выбрал помогать бороться против Дагона. Но ты, Смельчак, зажгла его ещё сильнее.

Я почувствовала состояние и чувства, который передал мне палач, бывший когда-то злым духом, воплощением насилия, разрушения и садизма. Я была очень растрогана. Шакс передавал мне на астральном уровне, что считает меня другом. Скиталец тоже испускал такие мощные волны поддержки, принятия и симпатии, что я едва не прослезилась. Тот, Кто Бродит Среди Книг произнёс:

– Человек может потерять золото и вещи – у него останутся друзья. И если случается так, что человек теряет друзей, например, они умирают – у него остаётся огонь. Этот огонь даёт силы. И если огонь зажгли его друзья – они с ним всегда, даже когда их нет. Я съел это не в одной книге.

– Ты съел это, и это часть тебя, Бродильщик. Ты состоишь из книг. Каждый состоит из того, что поглощает. Не только ртом и животом. Глазами. Вниманием. Сердцем, – ответил ему Шакс.

Мне было очень спокойно сейчас. Так хотелось, чтобы мы вечно так шли, по Тёмным Лабиринтам. Обычный человек, бывший злой дух и монстр из параллельных измерений, вместо белковой пищи питающийся книгами. А ещё хотелось бы, чтобы с нами были Анна, Жак, Мелькор, Астр и Брабатус. И чтобы мы сейчас дошли до конца этого лабиринта, а там встретили Икабода и Элеонору, живых и невредимых. Я всё ещё думала о них как о живых, всё ещё надеялась найти. Но эта надежда казалась эфемерной, по-детски наивной. Я видела страшных демонов, перед которыми не устояли даже горгульи и бесстрашная Повелительница Морей. Я видела кровавые письмена. Да и прошло больше двух недель с того момента, как исчезли пожилые супруги. Если даже демоны их не тронули – они могли давно умереть от голода и жажды.

– Дагон очень разозлился на меня, – произнёс вдруг Скиталец с хитро-скалящейся усмешкой своей большой пасти. – Я распугал его охранников. Он скоро на меня нападёт.

Это было сказано так спокойно и буднично, что я поначалу даже не обратила внимание. Спустя несколько секунд до меня дошло, я остановилась как вкопанная:

– Что значит – нападёт?

– Отшибёт меня. Я исчезну. Я ощущаю его. На том плане бытия, где недоступно ни тебе, ни Шаксу, – пояснил Скиталец.

Улыбнулся снова. Теперь почти что виновато, с явным искренним сожалением. Я испугалась. Все мои товарищи, казавшиеся такими сильными, волевыми, решительными – Анна Бони, Мелькор, Астр, Брабатус

– Мы можем как-нибудь помочь тебе? Погоди. Ты же подчиняешься мне, если даже Дагон и отшибёт тебя – я тебя снова вызову! – растерялась я.

– Всё сложно. Если бы я мог рассказать, как много миров и тел у каждого из нас. У тебя, у меня, у Шакса. И у Дагона. Мы все из разных измерений, с разными телами. Дагон сейчас пробирается к моей Узкой Сфере. К измерению, в которое я ухожу, когда рассвет. Он хочет отправить меня туда и запереть своей печатью. Так, что нож будет бесполезен.

– А если я сниму проклятье? Чёрный Ромб… – от мысли, что Скиталец исчезнет – такой могущественный, надёжный, прогнавший одним своим появлением кучу лярв с щупальцами, стало совсем плохо.

– Может помочь, – закивал монстр. – Если ты снимешь проклятье, ты перестанешь быть слугой Бафомета. Его энергия, потраченная на привязку тебя, Шакса и остальных слуг, может затянуться в Лезвие Слуги и прорвать печать Дагона. Он близко…

– Мы близко. Тёмный Лабиринт кончается, – подтвердил Шакс. – Бродильщик довёл нас.

– Значит, нужно произвести этот обряд с Чёрным Ромбом как можно скорее, – сосредоточенно проговорила я.

– Мощь Дагона сильна. Его нужно лишить силы, прежде чем ты сможешь воспользоваться книгой, – произнёс Скиталец.

Я в ужасе увидела, как он стал растворяться, исчезать. Теперь он не улыбался. А смотрел очень грустно на нас.

– Я сделаю это. Я смогу лишить его силы, – заявил Шакс.

Скиталец почти исчез…

– Я ощущаю, что Дагону помогает кто-то… Кто был тем, кого слуги Бафомета считали другом… – проговорил Скиталец.

Его голос раздался из совсем других измерений, слишком глухо и тихо.

– Что?! – ахнула я. – Кто ему может помогать?

– Да, ему помогают. Не верь…

Скиталец не успел сказать, кому мне нельзя верить.

– Кто может ему помогать, кто?! Если только… сам Икабод Неверри, которого он похитил, или Элеонора? – вздохнула я.

– Дагон нападает и на нас. Сущности, которых прогнал Бродильщик, возвращаются. Пошли быстрее, – Шакс приказал это командным тоном, схватил меня за плечо и почти поволок вперёд.

Я снова почувствовала знакомые жуткие звуки существ, которые меня чуть не съели. Они утробно рычали, перешептывались, приближались, подползали. Когда я оглянулась почти на бегу, темнота сзади меня шевелилась и мерцала сотней алчных ищущих шарящих щупалец.

– Это невероятно. Дагон прогнал Скитальца, – проговорила я. – О ком Скиталец пытался предупредить?

Некогда думать! Мы бежали теперь уже конкретно. Палач наверняка мог перемещаться куда быстрее, телепортироваться, проходить сквозь стены, но он не стал убегать сильно вперёд, наоборот, помогал мне, направлял в темноте. Теперь мы, охотники на Дагона, шедшие в Катакомбу, чтобы убить его, превратились в добычу. Мне не нравились эти салочки. Шакс внезапно остановился. Я тоже. Он посмотрел на меня, я на него. В темноте я не видела его, только светящиеся красным глаза.

– Скиталец сказал, что Дагону помогает кто-то из наших, – отчётливо произнёс он.

– Брабатус тоже про это говорил, – выпалила я испуганно.

– Если Дагону помогает кто-то из наших – объясняется многое. Как пропали Икабод и Элеонора. Они не могут ему помогать. Ни один простой смертный не способен дать Дагону то, что может дать существо из других планов бытия, из других мерностей.

– Кто может помогать Дагону? Нас тут только двое. Но ты не можешь помогать Дагону никак, – проговорила я.

– Почему ты так в этом уверена? Почему ты мне доверяешь? – Шакс спросил это задумчиво.

– Потому что ты помогаешь мне, вот почему. Ты умеешь насылать кошмары, страдания, но не только. Ты умеешь насылать всё, что чувствуешь и испытываешь сам. Сейчас ты испытываешь растерянность, удивление тем, что сказал Скиталец – но никак не торжество или не желание скрыть то, что тебя вычислили. И я поняла, Шакс, почему ты насылал кошмары и страдания. Ты испытывал их сам, с самого начала, и ты хотел, чтобы кто-то научился тебя понимать. Со временем тебя научились понимать, и ты научился насылать другие ощущения. Ты не можешь помогать Дагону.

– Я бы предпочёл думать, что это я. Потому что если это Анна, Мелькор, Астр, Жак или Брабатус – то есть тот, кого мы встретим через несколько мгновений у Чёрного Ромба – то тогда это значит одно. Предательство одного из тех, кого я считал другом. Кого я защищал. И я виновен, что не вычислил. Не казнил его или её раньше. Я палач, я должен был.

– Дагон – Древний. Я кое-что читала о Древних, кое-что знаю. Древние ещё изощрённее, чем демоны в своих коварствах. Дагон сделал всё, чтобы ни ты, ни кто-то другой не смог вычислить его раба.

– Он был среди нас всё это время. Он или она. Он изучал все наши планы. Он передавал Дагону всё. Он подстроил то, что ты сейчас здесь. И что ты можешь умереть. Если бы я мог сам довести всё до конца – я бы не пустил тебя сюда. Ты бы осталась жива.

– Я пока ещё не умираю. И не планирую в ближайшие лет восемьдесят пять, – поправила я.

За этим разговором мы совсем забыли о наших преследователях. Вспомнили о них, когда поняли, что установилась кромешная тишина.

– Ты слышишь? – вздрогнула я. – Лярвы исчезли.

– Мы пришли. Ты чувствуешь ветер? Смрадное дыхание грязных вод? – спросил Шакс.

Я почувствовала дуновение. По коже лица прошёлся небольшой ветерок. В нос ударил запах гнили, застоя.

– Да, ветер оттуда, – я собралась идти по направлению.

Шакс остановил меня за плечо:

– Когда я ударю по Дагону – я вложу в удар всю энергию. Это будет означать, что меня не станет.

– Не говори об этом, Шакс. И не вкладывай всю энергию. У меня есть сабля, у меня есть Книга Запретного Злого Знания. Возможно, получится вызвать Скитальца.

– Я должен. Если я вложу не всю энергию – Дагон убьёт тебя прежде чем ты его увидишь. Я шёл сюда только для этого. Чтобы сделать всё, чтобы помочь тебе прогнать его.

– Мы обсуждали это много раз, – вздохнула я. – Пойдём, сделаем дело. И так как я командир нашей небольшой команды – я приказываю тебе не допускать лишней жертвенности.

Я не знала, могла ли я приказывать могущественному злому духу и палачу, но Шакс ничего не ответил. И я восприняла его молчание как знак согласия. Я предчувствовала, что до рассвета осталось совсем чуть-чуть. Каждая минута на счету. Тогда, перед чертогами Дагона, я впервые подумала о том, как мы отсюда будем возвращаться.

Нога в ногу мы прошли вперёд, и обнаружили там отсветы призрачного тусклого пламени.

Из Тёмного Лабиринта мы вступили в выложенные ровным камнем коридоры, а из них попали к большому подземному озеру, освещённому светильниками на стенах. Создавалось впечатление, что эти светильники горели здесь вечность. Они напоминали плафоны восточных фонариков из тонкой материи, а в них горел огонь. Возможно, это была такая форма фосфоресцирующих грибов – я не приглядывалась.

Озеро на вид спокойное, кристально-чистое. Однако вода при ближнем рассмотрении не прозрачная, а мутно-зелёная, заросшая непонятными водорослями. Озеро отделяло нас от "островка" у противоположной стены, на котором виднелся алтарь в форме чёрного ромба. Антрацит или оникс, то есть абсолютно чёрный гладкий камень. Даже издали я увидела, что там что-то выгравировано.

Здесь тихо и спокойно. Но эта тишь обманчива. Это понятно. Шакс подтвердил:

– Под водой Глубокие. Много. Иди или плыви к Чёрному Ромбу. Глубоких беру на себя.

Я заколебалась, потому что растерялась. Каждый миг, проведённый в Усадьбе Лесное Сердце и в Катакомбе под нею, я не знала, что ждать дальше. Из-за этого я искала поддержки и подсказок. Но сейчас искать поддержки и подсказок не у кого. Шакс делает что может для меня – он и так фактически спас мне жизнь, доведя сюда. И готовится умереть, раствориться в небытии, отплатить своей жизнью, сущностью, душой за все злодеяния, которые совершал – хотя отплатил уже сполна. Ведь это благодаря ему Милена до сих пор не попала во власть Дагона, хоть зловещий Древний и звал её.

– Почему ты стоишь, Смельчак? – Шакс рявкнул – как пролаял. Но его отрывистый громкий голос уже не казался мне грубым окриком, как вначале. Я привыкла. Я поняла палача.

– Здесь не видно врагов. Глубокие – не в счёт, и лярвы тоже. Это мелочь. Где Дагон? Где предатель?

На мгновение меня постигло очень неприятная, гадливая, подлая, паскудная догадка.

Что Шакс – предатель.

Но я тут же устыдилась своих мыслей. Я верила ему.

Кому я ещё верила? Кто – предатель?

Анна? Своевольная, сумасшедшая пиратка. Пожалуй, да, она могла быть в сговоре с Дагоном. Устроила этот спектакль с демоном-жуком, и сейчас явится сюда, начнёт качать права.

Мелькор и Астр? Ещё более возможно. Горгульи умеют терпеливо выжидать своего часа. Как раз когда мы с помощью Брабатуса открыли им проход в Тёмный Лабиринт, они получили доступ к сокровищам.

Жак? А что, если правда он помогает Дагону? Мутный тип, любит вино, женщин, изображает из себя уставшего от жизни и от смерти апатичного духа, тоже повредился рассудком. Может, он в сговоре с Прокопом, устроил спектакль, чтобы я сюда попала, была принесена в жертву Дагону…

Брабатус? Нет. Брабатус не может быть предателем, никак. Какой ему резон? Тем более, он несколько раз спасал меня, выручал. И Шакс утверждает, что Брабатус сражался с рабами Дагона на совесть.

А что если Скиталец? Нет… об этом вообще не хочется думать. Когда мы только что шли в Тёмном Лабиринте, и до этого в Усадьбе, я вдруг ощутила, как сильно к нему привязалась. Самое открытое, самое бесхитростное и преданное существо на свете – таким он мне казался.

Всё-таки Шакс? Вот он смотрит на меня, требовательно, строго, ждёт. Он не отступится от своих замыслов. Под его взором я прыгаю в омут, высоко поднимая над головой рюкзак с Книгой Запретного Злого Знания, чтобы не намочить. Ноги касаются дна, илистого, довольно шаткого, трясинообразоного. Вода на удивление не холодная и не студёная, а тёплая, словно подогретая. И липкая. Как кровь. Только по виду не кровь, а именно вода, какая бывает в обычном пруду.

Нет, не Шакс, нет! Я ощущаю его чувства. Нетерпение. Желание поскорее покончить со всем. И ненависть. К себе. Желание стереть себя из всех планов бытия. Страдание. Страх. Ужас. Кошмар. Боль. На секунду меня мутит, перед глазами пелена. Я чуть не теряю сознание, но ноги меня доносят почти до середины "пруда". Слева и справа что-то бурлит. Ко мне тянутся зелёные лапища, глаза и покрытые крокодиловыми чешуйками морды. Два, три, нет, четыре Глубоких. Но они останавливаются, не доплывая до меня несколько метров. Шакс их держит. Он посылает в них то, что больше тысячи лет испытывает сам. Глубоким больно, страшно. Они ненавидят Шакса, меня, себя. И ничего не могут сделать.

По склизким камням я как улитка выползаю на "островок" – сравнительно ровную площадку, где Чёрный Ромб. Боясь, что книга может намокнуть, швыряю рюкзак подальше. Вскарабкиваюсь ещё. Сзади меня утробное урчание Глубоких. Они отступают.

С меня течёт эта мутная, липкая, тёплая вода. Я догадываюсь, из чего она – должно быть, из частей Глубоких, из продуктов их жизнедеятельности, а может, из останков их еды. Пока я шла по дну, несколько раз мои ноги задевало что-то твёрдое, острое, похожее на поломанные кости – так мне казалось. Вода была мне по грудь в этом бассейне, поэтому я смогла донести книгу в сохранности, держа её в руках над головой.

Как могу, отряхиваюсь. Подползаю к своему рюкзаку. Глубокие исчезают. Они, видимо, не могут нападать на меня "на суше". Шакс оказывается рядом со мной. Он светится красным. Он затрачивает много энергии сейчас.

– Быстрее, Смельчак. Дагон что-то задумал. Он зачем-то даёт отсрочку, даёт тебе возможность снять проклятье Бафомета, – шипит палач.

Если бы бывший злой дух-палач был из плоти и крови, я бы смело сказала, что он сильно нервничает. Буквально кипятится. С явным остервенением он ударяет по воде – разносится плеск, брызги летят во все стороны, в том числе на меня. Я стараюсь успокоиться внутри себя, достаю нож Бафомета. Тот самый, который потрогала в первый день, когда осматривала мастерскую Икабода. Шакс ничего не говорит. Он ходит по островку возле Чёрного Ромба, его призрачное тело испускает красное свечение как от лампы, глаза превращаются в две бездонные чёрные точки. Смотрится жутко. Даже Скиталец, который страшнее всех монстров из катакомбы, кажется симпатягой теперь.

Когда я прикладываюсь лезвием ножа к левой руке, оголив рукав рубашки, Шакс буквально стоит над душой. Я чувствую, как ему неймётся проорать мне, чтобы я работала быстрее. Но он находит в себе силы не торопить меня, потому что понимает – одно неверное движение, и я сделаю что-то неправильно. Или откажусь делать?

Нет. Я не отступлюсь. Глупо. Даже если это ловушка – я всё равно не пойму её. Я хочу спасти Милену и помочь тем, кому смогу помочь. Делаю небольшой надрез. В том месте, где не будет сильного кровотечения, но при этом крови достаточно, чтобы несколько капель упали в ложбинки замысловатой гравировки на поверхности алтаря.

Про кровь говорят, что это вода жизни, сок жизни. Что кровь – носитель генетики предков и энергетики всего Рода. Если это так – не удивительно, что все сверхъестественные могучие существа требуют крови. Мои капли падают, падают, падают – и ничего не происходит. Палач замирает, совсем рядом. Он жадно смотрит на Чёрный Ромб, на то место, куда падает кровь. Я растерянно и рассеянно смотрю на ранку. Думаю, что надо бы побольше порезать, но с другой стороны если я допущу большее членовредительство, я не смогу сражаться левой рукой. Резанные раны перед боем с Дагоном мне совсем ни к чему.

Проходит ещё минуты, может, две. И по-прежнему ничего не происходит. Тишина. Я не читаю никаких заклинаний или молитв – я их не знаю. Я не подписывалась в слуги Бафомета, когда приходила сюда. И Бафомет никак не является. Продолжаю держать руку над Чёрным Ромбом. Кап-кап-кап.

Шакс чуть отстраняется. Прислушивается к гнетущей, вязкой тишине. И вдруг говорит:

– Бафомет принял твою жертву. Мы свободны. По его условиям, он снимает оброк и служение с тех, кто тронул его нож, после того как кто-то из его живых слуг-людей прольёт кровь над его Чёрным Ромбом. И теперь я прошу Бафомета открыть Смельчаку путь к Дагону.

Последнее сказано не мне. А высшим мощным силам, олицетворяющим высшее зло. Кто такой Бафомет, что я знала о нём, кроме тех мифов, что почерпнула из книг, сказок, мифологии, рок-песен и фильмов ужасов? Мы думаем – Бафомет либо сам Дьявол, либо его правая рука, в образе козла, а на самом деле всё совсем по-другому.

Я и сейчас верю Шаксу. И благодарю судьбу, что он сейчас со мной. Пол подо мной задрожал, от неожиданности я отпрянула и чуть не упала в воду. Чёрный Ромб медленно разъехался в стороны, образуя проход вниз, в темноту. Он управлялся древним механизмом. Не известно, что послужило спусковым крючком – моя кровь, химическая или механическая реакция неведомой машины, либо воззвание Шакса. Самого верного, самого старого слуги Бафомета – такого слуги, который лучше всех знал своего господина.

– Дагон там, – Шакс говорил теперь спокойно. Тихо. Сосредоточенно, как генерал, отдающий приказы перед последним боем. – Мы спустимся. Я ударю первым. Держись за мной. Я сделаю всё, чтобы тебе оставалось его только добить.

Мы посмотрели друг на друга.

– Хорошо, – кивнула я, затягивая ранку от пореза носовым платком. – Пошли.

Я собралась ступить первой. Шакс задержал. И сказал то, что я больше всего боялась и не хотела услышать:

– Прощай, Смельчак. Ты была лучшим другом. Говорю это сейчас и здесь, потому что там это говорить будет некогда.

В очередной раз я собралась возразить. Попросить Шакса не идти на такую жертву. Но что я могла сделать? Он выбрал. Украдкой вздохнула, собралась пойти в дыру. Но остановилась!

Из дыры раздались звуки, напоминающие приближающиеся шаги. К нам сюда кто-то шёл. Дагон?! Я отскочила назад, держа саблю наизготовку. Вдруг осознала ужасную вещь – совершенно забыла о книге! Книга осталась в рюкзаке, как и Лезвие Слуги, рюкзак валяется за алтарём. Если он, конечно, не свалился в воду, пока Чёрный Ромб двигался. Как я могла допустить такую беспечность?!

Шакс тоже отошёл от прохода вниз. Он выглядел озадаченным. А потом мы с ним увидели, как из дыры вышел Брабатус. Рыцарь держался с нескрываемым достоинством, и я в первую секунду подумала, что он уже сделал всю грязную работу – пришёл сюда вперёд нас, разделался с Дагоном и принялся дожидаться, пока мы не снимем проклятье Бафомета. К этому чувству примешивалась радость от того, что я вижу его живым и невредимым. Я выдохнула в порыве:

– Брабатус! Мы тебя искали в Тёмном Лабиринте, волновались о тебе. Как ты, всё ли в порядке?

Следующее случилось почти в один миг. Шакс ринулся вперёд, к дыре и к Брабатусу с криком:

– Смельчак, не верь ему, это он предал нас!

Брабатус же, слишком проворно для шестисотлетнего духа-рыцаря, выставил вперёд свой меч… и меч мгновенно пронзил Шакса насквозь. Я не успела даже моргнуть – настолько стремительно это произошло! Палач мигом перестал светить красным, стал серым, прозрачным, блеклым – совсем как Жак Соурис. Я не поверила своим глазам. В голове порушилась картина мира. Брабатус – предатель? Как? Зачем? Почему?!

И как так случилось, что бесплотный, умеющий проходить сквозь стены Шакс, вдруг сейчас осунулся, сделался неподвижным, и… я тут же почувствовала на себе его боль, почти физическую. Сожаление. Самоуничижение.

– Не смог. Не успел.

– О да, смелая дама. Со мной всё в порядке, и всегда было, есть и будет в порядке. Чего не скажешь о тебе и твоём бандитском сброде ничтожеств и неудачников! – тон Брабатуса, такой же, как и прежде – поучительный, самодовольный, мне в миг сделался противным.

Но я всё не могла никак поверить в реальность творившегося.

– Брабатус, это что, такая шутка? Ты пронзил Шакса мечом не по-настоящему, верно? Ты хотел проучить его просто? Шакс, что с тобой? Почему ты изменил цвет?

– Ха. Ха. Ха, – отрывисто, гулко и противно из-под доспехов кашляющим звуком рассмеялся Брабатус. – А я уж решил – у тебя есть мозги. Но у тебя их нет, и не было. Что ж, тем лучше – ведь тогда я быстрее разделаюсь с тобой, пока до тебя будет доходить, что к чему. Вы молодцы-удальцы, договорились с Бафометом. Но Дагон сильнее. Я всегда это знал, что в войне выиграет Дагон. Я присоединился к нему давно. Глупец Шакс, самодовольный кретин, думал провернуть финт – найти Смельчака, подослать к Дагону. Но проиграл, потому что не учёл: мощь Дагона – Великого Древнего, повелителя мира, бога – гораздо больше мощи какого-то захудалого козлообразного демона! Как бы сказала эта мерзкая висельница Анна, вы вступили не в тот клуб.

Брабатус выдернул меч. Шакс упал. Он угасал. Я видела, как из него уходят эманации эктоплазмы. Он растворялся в небытии. Я не могла в это поверить. Что всё закончится так вот, нелепо. Брабатус между тем пояснил, начиная приближаться ко мне и выставив вперёд меч:

– Этот меч, эти доспехи никто не принимал всерьёз. Все считали – я старая кляча, меч ржав, туп, и я использую его как стариковскую клюку, как костыль. Дагон подсмотрел у Бафомета его увлечение ножами – и тоже решил сделать нечто подобное. Бафомет любит ножи, Дагон тоже любит ножи, но так как Дагон больше и сильнее, ножи, которые он любит – тоже больше и сильнее, ха! Ха! Ха!

Поучительный занудный тон теперь – голос самой смерти. Я отступала, пока не упёрлась спиной в стену. Моя рука, сжимающая саблю, дрожала. Я поняла, что вряд ли устою против рыцаря в латах, с полуторным мечом, который всю живую жизнь наверняка тренировался, и не просто фехтовал на красивых турнирах – а крошил врагов за милую душу.

– Этот меч тоже волшебный, как и все ножи Бафомета. Всякий, кого я протыкаю насквозь этим мечом – сливается с Дагоном, уходит к нему, становится его частью, растворяется. И больше ему нет никуда ходу, ха! Ха! Ха! Дагону ты не нужна. А твоё живое тело во плоти – очень даже нужно. Прекрасный сосуд прекрасной дамы. Дагон хочет завладеть Миленой. Он, конечно же, предпочёл бы, чтобы ты, смелая дама, была смелым юношей. Но так тоже сойдёт! А теперь готовься к смерти, Смельчак. Я рыцарь Ордена Чёрной Розы, у меня есть кодекс чести, благодари за это моих предков и сам Орден. Ибо этот кодекс чести позволяет мне быть к тебе великодушным и дать тебе несколько минут, чтобы ты могла помолиться перед смертью. Перед тем, как твоя бессмертная душа разрушится навсегда и станет частью Дагона, моего повелителя, моего бога и бога всего этого мира!

Тон из поучительного стал торжественным. Так говорит диктор на телевидении или ректор вуза, вручающий диплом. Брабатус упивался своей речью. Он упивался тем, как подставил нас всех, как заставил верить себе даже Шакса. Не только верить. Шакс признался, что уважал духа рыцаря, считал его товарищем, другом. Я не могла подойти к Шаксу, узнать, что с ним случилось – Брабатус оттеснил меня далеко. Сзади стена, а если я сделаю шаг вправо – попаду в воду. Из воды уже хищно пялились Глубокие. Когда они вылезли – я не знала. И такие "болельщики" мне совсем не нравились.

Но более всего мне не нравилось, что я не могла посмотреть Брабатусу в лицо. Потому что лица у него не было – только литой сплошной шлем с узкой тёмной щелью. Только эти старые латы, только меч. Гнусный подлый невидимка в доспехах. И сейчас он, упиваясь своим великодушием, предлагал мне молиться, просить пощады, унижаться.

Но он плохо знал, кто я. Возможно, его грозные речи и потрясание мечом перед моим лицом и произвели бы сильное впечатление на писательницу Карин Бартул или на Икабода Неверри, и тем более на Милену. Но не на меня. Так уж вышло, что Брабатус далеко не первый на моей практике, кто угрожал мне мечом. Я не просто Смельчак. Я Сорвиголова.

Взяв с собой боевых товарищей,

Ты идёшь, прогнав страхи, вперёд

Окружают враги и пожарища,

Ты не знаешь, что тебя ждёт.

Хочешь скинуть оковы проклятия,

Чуешь сердцем, что кто-то предаст.

Не спасут тебя рукопожатия

С тем, кто родом из Подлости царств.

За тебя сложат души и головы,

Чтобы ты до цели дошёл

Друг последний сражён раной колотой,

Нападает предатель, так зол,