Мужчина, которого она полюбила. Реальная сказка

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Голицыны… – Варя «вынырнула» из своих мыслей – Голицыны. К ним усадьба перешла после смерти Бибикова. Князь Голицын возвел два флигеля, парадные въездные ворота, напоминающие триумфальную арку, и зимний Никольский храм. Это уже в начале 19-го века. Еще появились манеж, шикарная конюшня с помещениями для конюхов и конторы, каменная больница. Потом усадьбу было решено сдавать под заводы. Точно всего не помню. Простите. Но, понятно, что производство благоприятно на дом не повлияло. Потом усадьбу выкупили местные фабриканты. Старались восстановить её. Но после них строения снова пытались приспособить то под больницу, то под санаторий, то под общежитие. – Варя посмотрела в дырку в стене, через которую открывался вид на реку, протекавшую за домом. – А в начале 20-го века, еще при царской России, здесь открылся первый санаторий. При Советах здание отдали под санаторий для туберкулезников. К этому времени, здесь уже было и электричество, и отопление. Потом здесь еще были, по-моему, техникум и какое-то НИИ. И только короткий отрезок времени, накануне развала Союза, здание отдали культурному центре для концертов и тому подобного. Но надо отдать должное советской власти, при ней усадьба сохранялась и реставрировалась. Но в 91-ом году дворец сгорел при невыясненных обстоятельствах. В 2007-ом усадьба снова горела.

– Почему её не реставрируют? – спросил Орлов, размышляя в слух.

– Потому что нафиг она не нужна никому – ответил Марк.

– После последнего пожара её хотели отдать частным инвесторам. Вели переговоры с «Ростехом». У них здесь ей свой проект, и нужна была территория для культурно-массовых мероприятий, – продолжила Варя – Территория позволяет это делать. Чиновники попросили 180 млн руб. за усадьбу, и «Ростех» сник. К слову, по закону, победитель аукциона обязан в течение семи лет полностью отреставрировать объект. Если есть стены, то восстановить их. Если остались руины – заказать архитектурный проект, воспроизводящий первозданный вид. Как только реставрация будет завершена и принята экспертами департамента культурного наследия города или области, начинает действовать льготная ставка аренды – 1 руб. за 1 кв. м. А до этого инвестор платит рыночную стоимость. Аренда дается на 49 лет, включая период реставрации. Усадьба и земля под ней остаются в собственности государства. Арендатор может использовать здание по своему усмотрению, может сдать помещения в субаренду, если только это не наносит вред зданию. Здесь нельзя разместить производство, склады, бассейн или салон красоты. Жить в отреставрированной усадьбе можно. Но регистрацию вам никто не даст. По документам это нежилой объект недвижимости, в котором нельзя прописаться. Так вот. В 2011 году имущественный комплекс усадьбы Гребнево передали в уставной капитал ОАО «Распорядительная дирекция Минкультуры России». В том же 2011 г. по результатам проверки Счетной палатой оказалось, что с 2004 г. Распорядительная дирекция не осуществляла действенных мер по сохранению и восстановлению объектов усадьбы. Генеральный директор Распорядительной дирекции обещал, что в 2013 году в усадьбе начнутся противоаварийные работы. Но директора сменили. Поговаривают, что сбежал со всеми документами. Короче говоря, воз и ныне там. А от ворот и арок, двухуровнего зала на 24 окна остались рожки да ножки – с сожалением закончила рассказ Варвара.

– Зала? – переспросил Орлов.

– Да, здесь был огромный двусветный зал в 24 окна на двух уровнях. При Бибиковых – это был бальный зал, при санатории – столовая, а при техникуме – спортзал. Он сохранялся в аутентичном виде вплоть до пожара в 91-ом году.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил пораженный Орлов.

– Она ходячая советская энциклопедия – ответил Марк.

– Я просто люблю свою работу и люблю читать. К тому же, не зная своей истории, истории страны, города, семьи, как можно понимать себя. Мы – это сотни, тысячи людей до нас.

– По-твоему наши предки откладывают отпечаток на судьбу всех последующих поколений? – спросил Орлов, подавая руку Варе, которая пыталась подняться повыше, чтобы посмотреть в окно.

– Конечно. Даже необязательно наши предки в понимании семьи. Наши предки в целом, народ. У нас, как у каждого народа, есть свои стереотипы, страхи, мечты, если хочешь, заложенные, вырабатываемые столетиями. Это набор определенных мифов, реакций на события прошлого, коллективный жизненный опыт.

– Историческая память, – подытожил Марк.

– Вот он в курсе, – улыбнулась Варя.

– Я просто давно с тобой живу – пошутил Звонарёв.

Все трое молча смотрели на водную гладь через проемы, которые когда-то были окнами. Варя ощущала в «местах с историей» всегда душевный трепет. Храмы, дома, флигели, бани – они все для неё были живыми, одухотворенными столетиями истории. Прикасаясь к их стенам, шагая по старым улицам, она неизменно думала, о том, что по ним, так же как она, ходили известные писатели, историки, государственные деятели или простые, не оставившие в истории своих имен, люди. Варя ощущала эту связь. Прикасаясь к кирпичу или просто слушая звон старой колокольни, она ощущала то неосязаемое, но родное, что называют Родиной. Многим это может показаться пафосным, но для Вари это чувство имело колоссальное значение. Ей нужен был корень и плодотворная почва, так же как дереву. Знаете, как бывает, посадят хилый корешок, думая: «Не выживет». А он почему-то растет на зло ветрам, засухе или ливням. Растет и вырастает. Крепнет его ствол. И стоит потом это дерево веками. Почему не поддастся он ветру, вырвавшись с корнем, не отправится искать лучшей земли? От чего такая сила?

«Как красиво, – думал Марк, любуясь солнечными лучами мерцающими на голубом полотне воды – Нигде ведь такого нет».

«Неужели такие бывают?» – задавал самому себе вопрос Орлов. Он первым прервал паузу:

Издавна люди говорили,

Что все они рабы земли

И что они, созданья пыли,

Родились и умрут в пыли.

Но ваша светлая беспечность

Зажглась безумным пеньем лир,

Невестой вашей будет Вечность,

А храмом – мир.

– Чьи стихи? – беззаботно спросил Марк, поворачивая к выходу.

– Гумилева, – ответил Орлов, идя за ним, оглядываясь на Варю, боясь, что она может споткнуться.

Пока они возвращались с «экскурсии», солнце ушло. Орлова снова позвали на площадку. Он только успел перекинутся парой слов с Егором.

– Ты чего такой хмурый? – спросил Орлов.

– Задолбала эта русская «организация». На черта я приезжаю рано утром, чтобы провести здесь весь день, если у меня сцена на 10 минут.

– Ты видишь же, погода, – ответил Петя.

– Да у нас всегда то погода, то сопли, то еще что-нибудь. Почему в Европе актер может приехать, отсняться и уехать.

– Мы в России, друг мой, – ответил Орлов.

Орлов стоял в тумане, глядя на усадьбу. Потом резко обернулся. «Стоп. Снято», – прозвучал голос Петрова. Режиссер подбежал к Пете, восторженно жестикулируя, будто пытался поймать «птицу» успешного кадра за хвост: «Петь, а не зря ждали. У тебя сейчас такое лицо было. Тут вот так, тут вот так. И все это вместе. Такое! Как-будто это и правда твой дом, как-будто ты здесь вырос». Никита «Валера, крупный еще снимем. Валера, быстрее, актер поймал настроение», – скомандовал Петров оператору.

– Иванова, я тебя люблю! – признался Марк, ведя машину по ночной автостраде.

– Да что ты.

– Сегодня был такой офигенный день. И Орлов, между прочим, хороший мужик.

– Может быть, может быть…

– Теперь буду девчонкам рассказывать, что был на съемочной площадке.

– Кому что. Звонарёв, когда ты повзрослеешь?

Гелик подъехал к Вариному подъезду.

– Свет горит, – сказал Марк.

– Это Илья.

– У него что есть ключи?

– Даже не начинай.

– Да Боже упаси. Заеду за тобой послезавтра в пять. Нет, лучше четыре.

– Послезавтра?

– Мы в театр идем. Ты что забыла? Иванова, если ты откажешься от театра, да еще и нахаляву, я решу, что ты больна.

– В четыре, – ответила Варя, выходя из машины. Она знала, что с Марком лучше иметь время в запасе.

Глава 4

Орлов курил в открытое окно на балконе, разглядывая голое женское тело, слегка прикрытое покрывалом, дремлющее на его кровати. Очень худое женское тело с плоским животом, маленькой грудью и выпирающими костями.

«Зачем себя так уродовать?» – думал Петр.

Он докурил сигарету. Бросил окурок вниз через балконную раму, пошел варить утренний кофе. Орлов засыпал зерна в кофемашину, подставил большую чашку и нажал кнопку. «Уууррр» – потекла из автомата тонкая черная струйка. Он сел на табуретку, ожидая, когда закончится процесс.

– Доброе утро, – сказала Ника, появившись в дверном проеме.

– Привет. Кофе будешь? – ответил Орлов.

– Буду.

Орлов дождался, когда наберется его порция, и поставил новую.

– Ника, – сказал Орлов, наливая в кофе молоко.

– Что?

– Давай расстанемся.

– Давай – спокойно ответила девушка, пожав плечами. Потом Ника подняла руки вверх, складывая ладони в замок – потянулась.

– Тебе совсем все равно? – спросил спокойно Орлов, отпивая из чашки.

– А ты что собирался на мне жениться и прожить до гробовой доски?

– Нет, – ответил Петя и отвернулся к окну.

Ника, стоя, сделала пару глотков кофе и пошла в душ. Орлов услышал, как льется в ванной вода.

– Нельзя расстаться, когда не вместе, – подвел он в одиночестве итог беседе.

С известной актрисой Никой Холодной Орлов познакомился в прошлым году на «Кинотавре». Раскрепощенные южным курортом они провели вместе несколько приятных дней. А вернувшись домой, случайно встретились на светском рауте. Потом еще раз случайно и еще. Так они стали видеться постоянно, совмещая «окна» двух трудоголичных графиков. Ника была востребована даже больше Орлова.

Они были очень похожи. Не внешне, конечно. Но если Орлов все же был подвержен эмоциям, пусть и изредка, душевным рефлексиям, то Ника, казалось лишена слабостей напрочь. Вся её жизнь укладывалась в сетку графиков: график питания, график тренировок, график съемок, график репетиций и так далее. Надо сказать, это давало свои плоды. Ника работала успешно не только на Родине, но и за рубежом. Пресса то и дело писала о её неудавшихся романах или расторгнутых помолвках. Кроме слабостей, в Никиной «комплектации» отсутствовала функция «Сомнения». Возможно, поэтому она самоуверенно взяла в качестве псевдонима фамилию легендарной актрисы немого кино. Настоящая фамилия Ники – Козлова.

 

Орлову было с Никой хорошо и поболтать, и сексом заняться. Но время от времени он ловил себя на мысли, что Холодная напоминает ему дорого робота, многофункционального с искусственным интеллектом. Иногда очень похожего на человека, но чего-то не хватает. Он не мог её упрекнуть в отсутствии ума или образованности, вкуса и воспитания, таланта. Но все же была между ними какая-то невидимая, необъяснимая пропасть.

– Ладно, бывший, – шутя сказала Ника, уже одетая и готовая к выходу. – Я поехала. Куча дел сегодня. Соскучишься, звони – она послала Орлову воздушный поцелуй и той же рукой поправила свежую укладку боб-каре, окрашенного в несколько темных оттенков у знаменитого стилиста.

– Пока – помахал ей Орлов.

Входная дверь захлопнулась. «Едрёна вошь», – воскликнул Орлов, глядя на часы. Он опаздывал на репетицию. Точнее еще пять минут, и начнет опаздывать, особенно если дороги стоят. Орлов натянул спортивный костюм, из разряда дорогих и приличных, «гламурные треники», как он выражался. Быстро навел на голове подобие порядка, заглотил остатки кофе и помчался на парковку.

Утренние пробки гостеприимно распахнули ему свои объятия. «Почему все театры находятся в центре? Хоть к Безрукову просись в МГТ», – думал Орлов, двигаясь со скоростью 20 км/ч. Он уже морально готовился совершить постыдный звонок, но пришла спасительная смс «Репетиция переносится на час. Все в пробке». Орлов засмеялся. Сделал погромче «Океан Ельзи». На самом деле Петя уже почти добрался, и теперь, благодаря переносу, мог позволить себе завтрак.

Ти увійшла в моє життя мов квітами каштанів.

Там, там… де весна з'єднала нас.

День добігає до мети i непомітно тане.

Тепла літня ніч накрила нас.

І день додає нам сили,

А ніч нам дає тепло.

«І день додає нам сили, а ніч нам дає тепло» – с чувством и жутким акцентом подпел Орлов Вакарчуку. «Дырку от бублика что-то нам ночь приносит», – вслух заметил Петр.

– Тетя Маша, доброе утро, – радостно поприветствовал Орлов пожилую буфетчицу, пышную, как булочки на прилавке. – Накормите чем-нибудь?

– Сырнички будешь, Петруша?

– Буду, – сказал Орлов, расплываясь в улыбке, – и кофе с молоком.

– Петька, привет, – подсел к Орлову за стол коллега – Ты тоже рано?

– Я вовремя – с умным видом заметил Орлов, отламывая вилкой кусок сырника со сметаной – Это вы все опаздываете.

– Можно подумать, ты, Петька, в пробке не стоял. Тетя Маша, я тоже кофе буду.

Орлов усердно распилил сырник, слушая очередное «Петька». Но у данного товарища все были Петьками, Катьками и Ваньками. Орлов вспомнил Варино бешенство, улыбнулся.

Пообедал Петр тоже в театре, котлетой по-киевски и пюре. Ушел гримироваться к вечернему Марату (герой пьесы Алексея Арбузова «Мой бедный Марат»).

Опоздав на полчаса, Марк заехал за Варварой в половине пятого. Она вышла из подъезда в весеннем пальто, которое ранее мы назвали осенним, черном маленьком платье и туфлях. «На машине. Не замерзну» – решила Варя, обувая черные лодочки. Довершал образ аккуратный черный клатч. Волосы Варя собрала назад, открывая шею и уши с маленькими жемчужными серьгами.

– Классно выглядишь, – сделал комплимент Марк, целуя её в щеку.

– Спасибо, – ответила Варя, и не стала его ругать за опоздание. Как говорит Марк, она слишком давно с ним живет.

Звонарёв в этот вечер был тоже в черном. Пальто, тройка, туфли – все черное. Неверной была только белая рубашка.

В театр они приехали за двадцать минут до начала.

– Идем в кассу, – скомандовал Марк – Петя сказал там надо спросить. Мы созванивались.

– Вы с ним уже созваниваетесь, – отметила Варя.

– Добрый вечер, – поздоровался Звонарёв с билетершей, наклоняясь к маленькому окошку. – На нас должны были оставить контрамарки.

– Фамилия, – ответила женщина неопределенных лет.

– Чья?

– Ваша.

– Звонарёв.

Женщина перебрала бумажки.

– На Звонарёва нет.

– Простите пожалуйста – учтиво сказал Марк – посмотрите, есть ли что-нибудь от Орлова.

– От какого Орлова?

– От вашего, актера Петра Орлова.

– От Орлова есть. Есть от Орлова для Марка и Брыси.

– О! Вот это наши – улыбнулся Марк.

– Как докажите? – строго спросила билетерша.

– Паспорт подойдет?

– Давайте.

Через несколько минут Марк прорывался через толпу в фойе к Варе, размахивая билетами.

– Варюха, у нас партер. Пошли.

– А программка? – обижено спросила Варя.

– А, да. Сейчас на входе в зал куплю.

Марк знал, что в Зарином представлении не купить программку к спектаклю – дурной тон. Он вручил бабушке у входа в зал 100 рублей, а Варе – буклет с артистами. Места оказались в 13 ряду по центру.

– Что за спектакль? – спросил Марк, рассматривая публику.

– «Мой бедный Марат».

– Варь, читать я и сам умею. Пожалуйста озвучьте синопсис.

– Батюшки, какие слова.

– Мы вообще-то университет кончали.

– Пьеса Алексея Арбузова о Великой отечественной войне и послевоенном времени в Ленинграде. История трех друзей, точнее любовного треугольника – Лики, Марата и Леонидика.

– Леонидик? Смешно. Интересно?

– Что?!

– Спектакль интересный?

– Спектакль посмотрим, а пьеса – да, интересная.

Прозвенел второй звонок. Зал стал быстрее наполнятся людьми. За ним последовал третий.

«Уважаемые зрители! Большая просьба: во избежание неловких ситуация, пожалуйста, отключите свои мобильные телефоны. Благодарим за понимание. Фото и видеосъемка разрешены по предварительному согласованию с администрацией», – сказал где-то вверху мужской голос, который показался Варе и Марку очень знакомым.

Зал погрузился во мрак. На заднике сцены загорелся киноэкран. «30 марта 1942 год» – появилась надпись на экране. Экран погас. Сцену осветили два луча прожекторов, показывая зрителям обстановку полуразрушенной квартиры, где остался только громоздкий, тяжелый буфет и широкая тахта. Посередине сцены стояла оконная рама, за которой виднелись декорации блокадного города. На сцене появился Орлов-Марат.

– Смотри, Петя – шепнул Марк на ухо Варе.

– Вижу, – прошипела она.

Звонарёв не то чтобы был заядлым театралом, но он с удовольствием мог посетить спектакль или даже балет. Так, по настроению, за компанию с Варей или какой-то очередной «временной». Но сегодня он смотрел пьесу с большим интересом. Варваре даже показалось, что он плакал. На поклонах Звонарёв усердно хлопал.

– Хороший спектакль, – сказал он Варе, когда они вышли из зала. – И Петя молодец.

– Пожалуй, соглашусь с тобой.

– Давай подождем, пока все разойдутся. Я потом принесу пальто.

– Хорошо. Марк, с тобой все в порядке?

– А? Да, все хорошо. Это все великая сила искусства.

Варя улыбнулась. Марк взял её под руку, отводя в сторону от толпы зрителей, устремившихся в гардероб. «Кать, а что немцы не взяли Ленинград?» – донесся до Вари молодой голос. «Боже, чему их учат», – подумала Иванова. «Ты нормальный? Конечно, нет», – ответила, видимо, Катя.

– Варь, а у тебя прадед воевал? – спросил Марк.

– И прадедушки, и прабабушки.

– У меня тоже. Папин дед погиб под Курском. Мне было 14-ть, когда папа повез нас с мамой на его могилу. Сначала никто не знал, где он похоронен. А потом папе кто-то написал письмо, что такой-то такой-то похоронен на деревенском кладбище. Я до сих пор помню, как отец долго стоял и смотрел на небольшой могильный холмик с металлическому тумбой. Знаешь, такие с красной звездой на верхушке. Варя, он так смотрел. Мне кажется, мы даже при всем нашем «правильном воспитании», уже не можем это так чувствовать, как наши бабушки, дедушки, родители.

Марк был совершенно серьезен. «Он точно плакал», – подумала Варя.

– Люди привыкают к мирной жизни, Маркуша. Они забывают. И чем больше времени проходит, тем меньше ценят потомки дарованный им мир. Так устроена жизнь. Не зря говорят, что войны повторяются, когда люди забывают, зажираются, прости за выражение.

Минут через 15 фойе почти опустело. Марк забрал вещи из гардероба, благодаря его тружеников за прекрасный театр. Они вышли на улицу. «Давай покурим», – сказал Марк, и достал квадратную пачку «Moods». Звонарёв закурил. Варя стояла рядом с клачем под мышкой, засунув руки в карманы. Перчатки она забыла дома.

– А твой не ругался, что ты без него идешь театр? – спросил, затягиваясь Марк.

– А должен?

– Не знаю.

– Он сегодня до поздна на работе, а потом поедет ночевать к себе.

– Понятно.

– Почему Илья тебе не нравится?

– С чего ты взяла.

– Давно с тобой живу.

– Он не наш.

– Не наш?

– Не вписывается он, понимаешь, в нашу жизнь не вписывается. Он другой. Ему с нами тяжело, и это видно. И очень скоро ты поймешь, что и тебя с ним тяжело.

– А кто же вписывается в нашу жизнь?

«Уходим, уходим, уходим. Наступят времена почище», – заорал из кармана пальто Марка Илья Лагутенко.

– У аппарата, – ответил Марк – Здесь. Оk. Ждем. – Марк положил трубку.

– Кто там? – спросила Варя.

– Орлов. Просил подождать. Он сейчас выйдет.

Марк успел выкурить еще одну сигарету, прежде чем появился Орлов с уставшими глазами, но как всегда улыбающийся.

– Други мои! – традиционно сказал он, делая ударения на первые слоги – Вечер добрый.

– Привет, – поздоровался Марк рукопожатием.

– Добрый, – ответила Варя.

– Курим? – Орлов стал щупать карманы куртки в поисках сигарет – Как спектакль?

– Круто, – сразу выпалил Звонарёв – Мне очень понравилось. Правда.

– А тебе, Брыся? – Орлов подкурил черную армянскую «Cigaronne» от протянутой Марком зажигалки.

– Если спектакль заставляет абстрагироваться от окружающего мира на час-два, это хороший спектакль. Я ни о чем не думала, – ответила Варя. – Слушайте, может вы потравитесь в более теплом месте. Я замерзла.

– Поехали поедим, – предложил Орлов. – Есть охота.

– Я тоже жрать хочу, – заявил Марк. – Ты на машине? – спросил он Орлова.

– Я тачку здесь брошу. Завтра заберу. – Орлов докурил сигарету, и донес окурок до урны у входа в театр. – Погнали наши городских.

Варе досталось заднее сидение машины. Варя не любила ездить сзади. Она уставилась в окно, наблюдая за прохожими на вечерних, почти уже ночных, улицах. Но этот Город никогда не спит.

– Нам недавно надо было снять «гонки» для одного сериала – Орлов пальцами изобразил кавычки – ночью. Так представляете, оказалось, что период, когда дороги мало-мальски пусты занимает не более двух часов с 2 до 4 или с 3 до 5. Точно не помню.

– City Never Sleeps – сказал Марк.

– Есть, кстати, несколько старых фильмов с таким названием, – отметил Орлов.

– Когда на лыжах поедем? – спросил Марк.

– На лыжах… – задумался Орлов. – Завтра у меня «Побежденные» и спектакль. Послезавтра… Слушай, у меня, кажись, послезавтра выходной! А что это за день недели?

– Суббота – ответила Варя с заднего сидения.

– Точно выходной.

– Давай тогда в субботу, – сказал Марк.

– Давай, – ответил радостно Орлов.

– Варюха, ты с нами?

– Конечно, с нами, – тут же ответил Орлов.

– Мне надо поговорить с Ильей, – тихо сказала Варя.

«Какой еще Илья?» – подумал Орлов.

Ресторан выбирал Марк. Так что, приехала компания в уже знакомый читателю «Генацвале».

– Что за место? – спросил Орлов, выходя из машины и поправляя свои «гламурные треники».

– Грузинский ресторан. Открылся прошлой осенью. Я здесь, кстати, живу недалеко. – ответил Марк.

– Работаете? – улыбаясь спросил Марк у хостес.

– Для дорогих гостей всегда, – приветливо ответила девушка. – А можно, пожалуйста, автограф? – стесняясь спросила она, обращаясь к Орлову.

– Конечно – улыбнулся он.

В ресторане было немного посетителей: поздно, вечер, рабочий день. Хостес, оценив компанию, проводила молодых людей за сто лик в дальнем углу зала, изолированный от посторонних глаз.

– Готовы сделать заказ? – спросил молодой мужской голос – О, это вы! – воскликнул парень, глядя на Марка. – Рады снова видеть. А вас давно у нас не было, – обратился он к Варе.

– Вы меня помните? – удивилась Варя, глядя на официанта, который обслуживал их с Марком в день открытия ресторана.

 

– Конечно, – улыбнулся официант. – Что желаете?

– Мы пьем? – спросил Марк, обращаясь к Петру и Варваре.

– Я только если совсем чуть-чуть, – ответил Орлов.

– Я бокал вина выпила бы, – ответила Варя.

– Давайте нам бутылочку красного. Сыра, овощей, лаваш, хачапури – несите все, – скомандовал Марк.

– Что на горячее? – уточнил официант.

– Шашлык? – вопросительно ответил ему Марк, оглядываясь на собеседников. Получив одобрение, он утвердительно повторил – И шашлык!

На столе быстро появились закуски и вино.

– Предлагаю выпить за встречу, знакомство и хороший вечер, а также за искусство и всепобеждающий русский театр, – сказал Марк, поднимая бокал.

– Обширный тост, – пошутил Орлов.

– Зато сколько поводов, – парировал Звонарёв.

Варя смотрела на них и думала: «Как-будто это он с ним с детства дружит, а не я. Надо же, так быстро спелись».

– Брысь, ты почему ничего не ешь? – спросил Орлов, отщипывая большой шмат лаваша.

– Это она, Петя, ест, – ответил ему Марк. – Она же у нас росинками питается, а еще пылинками и росинками.

Варвара хмыкнула.

– Надо есть. Диеты фигня, – заметил Орлов. – Давай ешь! – он положил на Варину тарелку хачапури.

– И, правда, Варюха, поешь нормально. Смотри, сколько вкуснятины. Умом! – поддакнул Звонарёв.

– Не хочу, – отрезала Варя.

– Ешь! – не унимался Орлов.

– Я не хочу, – не отступала Варя.

А потом Петя просто на неё пристально посмотрел, и она почему-то принялась за хачапури. Марк не понял, как у Орлова это получилось.

– Как ты теперь домой доберешься? – спросил Марк Орлова, когда они сытые и веселые вышли из ресторана.

– Такси вызвал – ответил Орлов. – Давай покурим. А ты как поедешь? Ты же выпил.

– Да тут недалеко, – ответил Марк.

– Гы, – неодобрительно кашлянула Варя.

– Варюха, да тут всего два квартала. Ты же знаешь.

– Она права, – поддержал Варю Орлов.

– Я тачку тут не брошу! – возмутился Марк.

– А ты не водишь? – спросил Орало Варю.

– Я не вожу. И я, вообще-то, пила вместе с вами.

– Сама домой как поедешь? – спросил Орлов.

– А она ко мне поедет, – сказал Марк.

– Я к тебе не могу. Мне переодеться надо.

– А пойдемте все ко мне, – радостно предложил захмелевший Марк.

– Не, друг, прости, не сегодня, – сказал Орлов.

– Да, Маркуша. Давай я тебя домой провожу, а машину завтра заберешь.

– Нет, – строго ответил Марк.

– Сейчас все решим, – сказал Орлов и вернулся в ресторан. Через несколько минут он вышел обратно. – Марк, давай ключи.

– Зачем!? – удивился Звонарёв.

– Давай-давай. Сейчас выйдет парень, отвезет тебя домой.

– Какой парень? – спросила Варя.

– Парень – официант. За небольшое вознаграждение он согласился оказать нам эту услугу. Я обо всем договорился и парню на чай дал.

– Сколько я тебе должен? – спросил Звонарёв.

– Марк, я б тебе сказал, не будь здесь дамы. – ответил Орлов. – Ты и так не дал мне заплатить в ресторане.

– Спасибо, – добродушно ответил Марк. – Ты Орлов – мужик.

– Ты тоже, – усмехнулся Орлов. – Так. Значит, ты, Марк, едешь домой на своей, а Брысю я заброшу домой.

– Не вопрос, – ответил Марк.

«Меня никто спрашивать не собирается», – подумала Варя, но промолчала.

Петр и Варя сидели на заднем сидении «Волги» на «пионерском» расстоянии друг от друга. Варя молча смотрела в окно. Так они молча и доехали до её дома.

– Ромашковых снов, – пожелал ей Орлов на прощание.

– От чего ромашковых? – спросила Варя, наклонив голову вперед и смотря немного исподлобья, как показалось Петру, хулиганистым взглядом.

– От того, – передразнил её Орлов, выглядывая из открытой двери машины, – что ты напоминаешь мне аптекарскую ромашку.

– Почему аптекарскую?!

– Маленький симпатичный цветок, который гибнет от иссушения, а при благоприятных условиях приносит много пользы и помогает людям. Она, кстати, весной начинает активно расти, а летом расцветает.

Варя хмыкнула.

– Спокойной ночи, Питер, – сказала Варя, открывая дверь подъезда.

– Почему Питер? – удивился Орлов.

– А почему Брыся? – сказала Иванова, и улыбнулась на прощание.

«Вот зараза», – подумал Орлов, захлопывая дверь авто.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?