– Ты вливаешься в эту компанию только если тебе действительно плевать на них, – посоветовала я ей, пока никто не слышал.
Ей явно было не плевать. Она посмотрела на меня с недоумением.
– И чего мне не хватает?
Ах, этот омерзительный юношеский интерес, какая дрянь, на зубах скрипит. Я честно ответила:
– Ума.
Она сглотнула.
– А ещё стиля, вкуса и таланта. Ты бездарная актриса, до мозга костей обыкновенная, и, наверное, поэтому такая… облезлая.
Подражая Вардану, я чувствовала себя выше правил этикета. Она сказала, вероятно, с иронией, которую я намеренно не стала брать в расчет:
– Да, мне твою мудрость и опыт перенимать и перенимать.
– Конечно. Но не расстраивайся, большинству тех, кто со мной общается, стоит перенять у меня мудрость и опыт.
Больше мы ее не видели.
…Вардан достал из холодильника прозрачный пластиковый пакет. Субстанция, покачивающаяся внутри, выглядела как недельные выделения не слишком здорового человеческого тела.
– Фу! – сказала Яна, – а посимпатичнее никак?
Вардан посмотрел на нее своим отсутствующим взглядом, еще более оскорбительным от того, что в нем было искреннее безразличие, и пожал плечами.
– Что это вообще? – осторожно спросила я.
– Наш личный рецепт. Ты что, нам не доверяешь? – это Влад.
– Не настолько. Из чего оно? И что с этим делать?
– Это надо есть, – жизнерадостно сообщил Макс, доставая веерок чайных ложек.
– Буэ, – сказала Яна, – Да меня же вытошнит.
Макс и Влад довольно заржали. Вардан моргнул и отвернулся.
– Так, Ася, я могу сказать, что тут точно есть, – Влад заглянул в пакет и демонстративно принюхался. У него был вид увлеченного химика. Его большой пористый нос на фоне резко пахнущей жижи действительно производил гнетущее впечатление.
– Тут точно есть гашик и мускатный орех. И дочерта кофеина. Это то, что я сам клал. Ну и тайный ингредиент, конечно.
– А орех-то зачем?
– Да ты что, орех – самое главное!
– Да ладно.
– Не веришь мне, спроси интернет.
Я смолчала, боясь показаться уж совсем некомпетентной. Позднее сеть подтвердила, что мускатный орех в больших дозах действительно был сильным психотропом.
– Ну ладно, – кокетливо сказала Яна, выбирая ложку почище, – Но если я откинусь, это будет на твоей совести.
– Да не кипяшуй ты, – на букве «я» был особенно заметен Владов украинский акцент, – Откачаем.
Ну да, подумала я, с тоской вспоминая о курсах скорой помощи, которые проходила той весной. Официальное время ответа – семь минут. Что, в конце концов, может случиться за семь минут.
Жижа была такой горькой, что меня передернуло как от крепкого кофе. Макс разлил по рюмкам текилу. Мы выпили. Алкоголь на гашиш, отчетливо звучал в голове голос, похожий на мамин. Отличное, зрелое решение.
– В покер? – предложил Вардан, когда все отдышались.
– Да ты ж всех обмухлюешь! – возмутился Макс.
– А мы не на деньги.
Все перешли в комнату и расселись кружком на полу. Парни шутили и смеялись, рассказывали истории о том, кто, где и как напился, накурился, устроил дебош. Вардан действительно выигрывал с подозрительным постоянством.
После четырех конов все еще ничего не происходило.
– По-моему, меня не взяло, – Взрыв хохота. Макс обнял меня за плечи.
– Ну наконец-то! А я думал, никто сегодня не скажет. Асенька, это волшебная фраза. Ее обязательно кто-то должен произнести, иначе вечер не вечер.
Мы сыграли еще пару раз.
– Наркотики – вещь тонкая, – задумчиво заметил Влад.
Тут даже Вардан засмеялся:
– А ну раскрой?
– К приходу нужно относиться с уважением. Это вообще, между прочим, типичная ошибка новичков. Они все куда-то спешат, чего-то ждут. Не нужно так… – его голос соскользнул в шепот и он закрыл глаза.
Макс толкнул его локтем.
– Чувак, ты с нами?
– А вы куда-то собрались? – спросил Влад, вскидывая голову.
– А, ну тут всё.
– Минус один.
Я вдруг заметила, что у меня бешено колотится сердце, как будто я пробежала несколько километров. Я закашлялась, хватая ртом воздух.
– А давайте выйдем на улицу? – сказал Макс с неожиданным энтузиазмом.
– Как ты себе это представляешь? – лениво спросил Вардан, выразительно обводя комнату глазами.
Влад так и сидел с картами в руках, задумчиво глядя в пол. Яна положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
Свет моргнул, задрожал и загорелся чуть ярче.
– Ой, что это? – спросила я, посмотрев на потолок, – Проводка?
От их смеха мне заложило уши.
– Что «что это», солнышко?
– Свет мигает, нет?
– Минус два, – сказал Вардан.
– А давайте, кстати, погасим свет.
– Давайте, – донеслось откуда-то издалека, – Кто встает?
Никто не встал и все замолчали.
Мягким веером по капиллярам разбежалось оранжевое тепло. Я тихонько выскользнула из себя, пробежала у себя под рукой, и шлепнулась на прохладный серебристый лёд. Бесконечная, блестящая ледяная горка, плавное скольжение и чувство бесконечности. Я была в пустом белом поезде. Кругом шуршала и покачивалась свежая светлая зелень, мы ехали через лес. Блики на полу, колыхание пятнистой тени. Потом появились люди. Мятое загорелое лицо стареющего Пикассо, одинаковое со всех сторон. Снова легко тюкнуло в затылок, я почувствовала, что падаю спиной в мягкие и теплые розовые перья. Я глубоко вдохнула. Где-то в спине было ужасно горячо, и не хватало воздуха. Прямо передо мной полыхнул яркий зеленый свет. Я зажмурилась. Отвечая вспышке, перед глазами одновременно возникла стайка разноцветных взрывчиков. Звездчато-искристые фейерверки вспыхивали и гасли. Мне стало интересно, о чем же я думаю сейчас. Почесывая руку, я размышляла о том, что больше всего мои мысли занимает как раз необходимость следить за своими мыслями. Моргнув, посмотрела на руку. Ногти скребли кожу до крови, ладонь пересекли ярко-красные полосы царапин. Боли не было. Я охнула и опустила руки. С трудом сглотнула. Взгляд не хотел фокусироваться ни на чем, но я выбрала Вардана и уставилась на него. Он сидел, прислонившись спиной к стене и сложив ноги по-турецки, абсолютно неподвижный. Рисунок его растянутого свитера показался мне особенно интересным. Я смотрела на него, смотрела, и не могла оторваться. Мне хотелось, чтобы он тоже смотрел только на меня. Сердце билось где-то в животе и мысли замкнулись в тускло поблескивающее кольцо.
– Эй, ты как? – Максим пихнул меня локтем в бок.
– Мне не хватает слов.
– Наконец-то, – сказал Макс.
– В кои веки, – лениво изрек Вардан, не поднимая головы.
Видения, которые он было спугнул, постепенно возвращались, смывая реальность как лёгкие речные волны смывают замысловатые песочные строения у самой кромки воды. Капли песка. Жидкий песок. Я никого не люблю и никого не ненавижу, смутно и уверенно думала я. Моя жизнь – это шесть вечера в ноябрьской Москве. Небо от лимонно-желтого до серо-синего, много огней, холодные сумерки. Синяки облетевших деревьев, радио, неуверенные еще новогодние гирлянды. Бесконечное и монотонное движение человеческих потоков.
Стало совсем темно, и ужасно хорошо. Все заботы выкачали из меня, как грязную воду из бассейна. Осенние листья кружились перед глазами и опускались в теплую и мутную жидкость. Кровь? Я выныривала из нее и снова погружалась, строгая ритмика дождевых капель стучала в ушах. Сладко чвакнула и зашуршала об иглу пластинка, голубые лужи и свечки каштанов замелькали перед глазами. Стало тепло и сладко.
Я с трудом встала и сделала пару шагов. Упала на кровать, поджала колени и закрыла глаза. А вынырнув в следующий раз, почувствовала рядом с собой свернувшегося в клубок Вардана.
Я подняла руку. В темноте от кисти исходило красноватое свечение. Я смотрела на нее, наверное, целую вечность, пока Вардан с тихим и раздраженным стоном не опустил свою руку на мою. Я ему мешала, но ничто не стоило слов.
Теперь все мое сознание сосредоточилось на запястье. Я пыталась почувствовать каждую фалангу его пальцев. Его рука прорастала в меня, и я не помнила времени, когда мы не были одним существом. Мне стало любопытно, почувствует ли он то же. Я положила руку ему на плечо. Это стоило таких нечеловеческих усилий и заняло так много времени, что я не помнила уже, зачем. Я попыталась окликнуть его, но это было бесполезно. Я замолчала.
Мы все лежали не шевелясь. Время от времени кто-то прерывисто и шумно ловил ртом воздух – так они смеялись. Мы с Варданом лежали обнявшись, не шевелясь, в темноте я отчетливо различала контуры его тела: ключицу, шею, подбородок. Если бы я не чувствовала его дыхания, я бы решила, что он умер. Если бы не мое дыхание, я бы подумала, что умерла я. Я сосредоточилась на мягком хрипе, с каким он выпускал воздух из легких, и, наверное, заснула.
Когда я проснулась, дождь прекратился. Отдельные капли с грохотом падали на карниз. Вардан лежал лицом ко мне, приподнявшись на локте и упираясь ладонью в щеку, и будто бы смотрел в потолок. Глаза его были закрыты. Было темно и очень тихо.
Я с удивительной ясностью осознала, что все мое существование находится именно здесь, в этой темноте и в этом тепле. Кроме этой комнаты не было ничего.
Мы разделись. Каждый предмет одежды давался с трудом и, казалось, весил несколько килограммов. Кровь бежала по всему телу, колко билась на кончиках пальцев, гулко стучала в горле, колотилась в голове. И так же отчетливо, как шум собственной крови в ушах, я слышала стук его сердца. Абсолютно везде, в каждой секунде моего бытия билось ощущение пронзительного счастья, как будто вместе с ним в меня проникала вся сладость мира. Я не могла думать ни о чем, кроме этого счастья, а воздуха катастрофически не хватало. Я услышала свой кашель и голос Вардана:
– Э, э, ты дышать-то не забывай. Дышать полезно.
– Кислород – это яд. И мы все… Сгораем живьем… Только… очень медленно.
Пауза.
– Да ты что? Не может быть!
Пауза. Я набрала побольше воздуха.
– Издеваешься, тебе не интересно что я говорю.
Какое-то время до Вардана, видимо, доходил смысл моих слов. Потом он откинулся на спину, поджал колени и захохотал.
– Ой, – причитал он, хватаясь длинными кривыми пальцами за свои и мои волосы, – Ой я не могу. Ой не могу…
Когда я в следующий раз открыла глаза, в комнате было светло. Косые солнечные лучи лежали на стене и столе. Вкусно и по-утреннему пахло смесью гари, ментола и жареного хлеба. В ярком свете клубилась мелкая поблескивающая пыль.
Вардана я заметила не сразу. Он сидел вне поля моего зрения, на подоконнике, свесив ноги в открытое окно, и курил. Ментоловый запах исходил от его свежевыбритых щек, дымный – от привычного «Парламента». Я отметила, что рассказы про татуировку на плече в виде узорчатого монстра, которую он якобы сделал в прошлом году, увлекшись демонизмом – неправда. В солнечном свете его кожа, кажется, стала еще тоньше.
С гулкой улицы внизу доносились звуки открывающихся и закрывающихся дверей, разговоры и смех. Я посмотрела на часы. Восемь. Прислушалась к себе. Голова на болела, но и не работала. Попыталась представить себе, как выгляжу. Протерла глаза, как могла расчесала пальцами волосы и позвала:
– Доброе утро!
Вардан кивнул, но не обернулся.
Я влезла в джинсы, один носок нашла на стуле, второго не было. Осмотрелась кругом, пошевелила одеяло, заглянула под кровать. Пыль, окурки, – надо же! – презервативы, сомнительного вида таблетки, но нет носка. Мне снова стало смешно.
– Можно в душ?
По движению его затылка я поняла, что Вардан кивнул.
Когда я вышла, он уже слез с подоконника и раскуривал косяк.
– Не рановато?
– Самое как раз.
– Я потеряла носок.
Вардан моргнул и хмыкнул.
– Ты не юзала что ли раньше? Гашик. Чистый в смысле.
– Ну как, – приготовилась пыжиться я.
– А в школе?
– Я училась в гимназии…
– А-а, – как Вардан не пытался сдержать улыбку, уголки его губ поползли вверх, – Ну если в гимназии…
– Самое лучшее в том, чтобы обдолбаться и потрахаться – это обдолбаться и потрахаться, – поприветствовал меня Макс, когда ближе к полудню я приплелась в «Белую лошадь», спотыкаясь и жмурясь на белесые облака.
– Угу.
– Ну давай, скажи, – хихикнул Макс, угощая меня сигаретой.
– Что?
– «Больше никакого гашиша».
– Больше никакого гашиша.
Гашиш случился на следующий же день.
5. Дым и зеркала
– Пойдешь с нами в кино? – спросила я Вардана однажды в пятницу.
– Вы – это кто?
Я перечислила подруг, ни одну из которых он, естественно, не знал.
– Нет.
– Мое дело предложить.
Мне и в голову не приходило, что он может согласиться.
Вардан сидел на полу по-турецки и считал деньги. Справа от него лежали в беспорядке разноцветные груды. Больше всего было голубоватых двадцаток. Попадались и пятидесятифунтовые бумажки, и мятые десятки. Слева красовались стопки расправленных купюр, сложенных в пачки по двадцать штук. Прямо перед Варданом стояла счетная машинка.
Он ненавидел это занятие. Оно раздражало его до глубины души. К деньгам он относился со спокойствием человека, который никогда не испытывал острой в них необходимости, со спокойствием, граничащим с брезгливостью. Они его не трогали, как не трогает современных мужчин эротика прошлого века. Он привык к гораздо более грубому и одновременно глубокому проявлению своей власти. Он не понимал, зачем они нужны.
– Я сегодня в «Лаве», – сказал он, видимо, дойдя в своем занятии до некой круглой цифры, – Приходи после кино, – и, увидев, что я колебаюсь, добавил, – С Саймоном познакомишься.
Саймон был в Оксфорде фигурой почти такой же легендарной, как сам Вардан, но гораздо менее известной. Он владел всеми четырьмя крупными танцполами города. Саймон закрывал глаза на наркотики, и в его клубы всегда стояла очередь. Ему было чуть за тридцать, и с Варданом их связывала если не дружба, то взаимная симпатия коллег и соучастников.
Предложение оказалось заманчивым, фильм плохим, и в одиннадцать я уже стояла в длиннющей очереди, чтобы пробраться в «Лаву». Охранник приветливо помахал рукой и сделал вид, что углядел меня в каком-то списке. За спиной недовольно фыркнули школьницы.
Вардан сидел за баром со стаканом пива, на почтительном расстоянии от него толпилась привычная кучка подлиз. Напротив Вардана, за стойкой, стоял высокий улыбчивый блондин в изысканно потрепанной футболке, и, перегнувшись через зеркальную столешницу, что-то негромко рассказывал.
Беседа шла по-английски.
– …Не пойми меня неправильно, чувак, – говорил Саймон, – я не утверждаю, что ты при чем. Но это становится просто невыносимо.
– И? – Нетерпеливо огрызнулся Вардан, – и?!
– Ну у меня-то есть вон охрана, для меня проблем нет, а другие ребята очень недовольны. Народу и так мало, и…
– И чем я могу помочь?
– Не знаю, чувак, не знаю, ну я думал может ты знаешь кого…
– Чтобы сделать что, конкретно?
– Ну поговорить… Убедить… Договориться…
Вардан оторвался от созерцания оседающей пены и одарил Саймона одним из своих внимательно-презрительных взглядов.
– Я никого не знаю. Извини. Разбирайтесь сами.
– Да ты ж пойми, я к тебе просто как к нормальному чуваку обращаюсь, я же знаю ты нормальный, серьезный чувак… Вдруг что…
– Я понимаю, – отрезал Вардан, – Извини.
– Ну может быть ты знаешь кого-то, кто мог бы помочь?
– Я что, гангстер?
– Нет, что ты, просто…
Вардан несколько раз моргнул. Для него это выражало смесь раздражения с крайним недоумением.
– Я правильно тебя понимаю, – тягуче начал он, – Ты хочешь, чтобы я разогнал твоих торчков?
– Они не только моя проблема! – Тон Саймона стал оборонительным – Они всем мешают! Найди хоть одного серьезного человека в этом городе, кому бы они не мешали!
– Послушай, чувак, – с едва заметной издевкой продолжил Вардан, – Если к тебе ходят потусоваться гребаные героинщики, позови гребаную полицию.
– И какой смысл? – Горячо возразил хозяин.
– Саймон, я не полезу в твои разборки с компашкой проширявших мозги головорезов. Во-первых, мне это не выгодно. Во-вторых, ты, видимо, плохо себе представляешь, чем я занимаюсь. Я не бандит. У меня нет на примете парочки кровожадных поляков. Были бы, я бы с радостью их тебе одолжил.
– Эти суки, чтоб их, вместе со своим чертовым Джонни, мне по полклуба за вечер разносят! Пугают нормальных ребят! Твоих, между прочим, клиентов!
– Не моя проблема.
– Скоро будет твоя, – едко заметил Саймон.
– Вот тогда и буду разбираться.
Вардан отодвинул пиво и поднялся.
– Прости, чувак.
Саймон скривился.
– Пару унций мне подгонишь на сегодня?
– Вот это другой разговор. Это всегда пожалуйста.
Оба нехотя улыбнулись. Вардан снова сел.
– У нас с тобой симбиоз, чувак. Не надо его поганить.
Я решила, что серьезный разговор закончен, и теперь самое время влезть. Занимательнее всего было сделать вид, что я принимаю Саймона за обыкновенного бармена.
– Привет. Нальешь вина?
Тот форсированно закивал.
– Красное? Белое?
Политика тотального невмешательства, которую проводил Вардан в отношение всего на свете, допускала, впрочем, некоторые исключения. Ближе к Рождеству произошло событие, раскрывшее для меня еще одну сторону его философии.
Около полудня Влад прибежал к нам в крайнем возбуждении. Забывшись, он споткнулся о дыру в ковре и громко выругался. Отдышался и сообщил:
– Объявляется выходной!
– Что такое? – Спросил Вардан, не отрываясь от очередного фокуса.
– Облава! Менты предупредили Саймона, Саймон предупредил меня. В «Камере», с собаками, со всеми делами.
– Просьба всем оставаться на своих местах! – Продекламировал Макс – И сохранять полное спокойствие!
Потом подумал и обратился к Вардану, уже гораздо серьезнее.
– Слушай. Есть мысль.
– Пусть она будет не такая же тупая, как обычно, – взмолился тот, неохотно поднимая на Макса воспаленные глаза.
– Не, она умная. Смотри. У нас же есть конкуренция, так? Ну например тот же Эдгар. Он между прочим на норвегах с мексиканцами страшные бабки рубит. Ну мы ж кореша с ним. Давай я ему скажу, типа сегодня в «Камере» глушняк, у тебя перебои там с поставками или еще чего, пусть придет нарвется.
– Нет, – отрезал Вардан, – Это тупая мысль.
– Почему?!
– Потому что.
– Да нормальная мысль! Гениальная, я бы даже сказал. Выпишут ему предупреждение, люлей раздадут в колледже, он обделается по полной программе, и вот тебе минус конкурент.
– Нет.
– Ты что, шибко благородный что ли?
– Да при чем тут? – Возмутился Вардан, – Стратег хренов… А Эдгар, – протянул он, снова погружаясь в созерцание смирительной рубашки Гудини, – делает копейки. На крохах никому не нужного дерьма. И сам скуривает половину. А первое правило адекватного человека – Don’t get high on your own supply.
Макс пожал плечами. По дороге домой он упрямо мотнул головой и вернулся к своему коварному плану. Мы сидели на втором этаже автобуса, задрав ноги на спинки кресел впереди и крутили косяки.
– Я все-таки скажу Эдгару.
– Да зачем?!
– Выпендривается больно много.
– Может не надо?
– Надо, Федя, надо.
Я колебалась до последнего. Эдгар мне не нравился, и хорошенько проучить его не казалось такой уж плохой идеей. Да и подставлять перед Варданом доверившегося мне Макса не хотелось. Только поздно вечером, когда свита в полном составе – все без единого грамма запрещенных веществ – расселась на скамейках напротив «Камеры», с любопытством наблюдая за шныряющими тут и там терьерами, я решилась рассказать Вардану о выходке его предпринимательного шута. Вардан был совершенно не удивлен, только раздосадован.