Русская жена эмира

В ожидании ответа

В ожидании ответа из Дели минуло два дня. Все это время Даврон пребывал в молитвах в обществе местных дервишей и бродил с ними по кварталам, базарам, а также посещал святые места, чтоб в молитвах коснуться духа святых имамов, богословов.

С волнением Эссертон ждал телеграммы от вице-короля. Отныне ни о чем другом он не мог думать, хотя в душе была уверенность, что ответ будет положительным. И по этой причине ему совсем не хотелось заниматься делами службы. Это сообщение могло в корне изменить его жизнь. И Пит вел праздный образ жизни. Угощая помощника вкусными блюдами, они засиживались с бокалами вина до ночи. Им было о чем говорить, особенно об английской истории и ее тайнах. В такие часы им казалось, что они в родной Англии.

Теперь по утрам консул вставал поздно, ближе к полудню – прежде не позволял себе такой беспечности. Затем в восточном халате Пит сидел в кресле и читал книгу, пока слуга не занесет ему кофе на серебряном подносе. Но и после этого консул не спешил покинуть спальню и снова принимался за чтение романа «Ярмарка тщеславия». Медленное чтение с раздумьями доставляло ему еще большее наслаждение.

На третий день пришла телеграмма из Дели. Было утро, когда Роберт принял телеграфную ленту и занес ее к шефу. Эссертон уже сидел в кабинете и наводил порядок среди документов, разложив папки на столе. Увидев в дверях Роберта с лентой в руках, консул воскликнул: «Наконец-то!» И у стола помощник стал читать: «Мы не можем принять золото Бухары, так как хранить казну в резиденции Кашгара опасно. Могут напасть бандиты, а у вас мало солдат. Мы не хотим нести ответственность за казну Бухары. Вам надлежит в вежливой форме отказать эмиру».

Как только Роберт закончил чтение, внезапно Эссертон залился громким смехом. Помощник глянул на шефа в недоумении. Что это с ним?! Чему веселится? Ведь их радужные мечты рухнули.

– Не удивляйся, дружище Роберт, я в здравом уме, – и лицо консула сменилось грустью.

Пит осознавал: теперь ему не видать обещанного эмиром вознаграждения, а значит, он никогда не станет богатым, и все его великолепные мечты лопнули, как мыльный пузырь. Было ужасно обидно за свою неудачную судьбу. Конечно, Пит не мог об этом рассказать своему помощнику.

– Рассмеялся от того, – объяснил консул, – что, ослепленный золотом, я оказался слишком наивным, мечтая о славе, о высокой карьере. В самом деле, как я сразу не подумал: мы не сможем хранить такое количество золото в резиденции даже неделю. Здесь нет условий: ни сейфов, ни достаточной охраны. Здесь нет гарантии, что на нас никто не нападет.

– Я согласен с вами, – с грустью произнес Роберт и опустился на стул. – Сейчас вокруг Кашгара бродят банды разбойников, и если они объединятся и нападут на резиденцию, то нам не устоять.

– Если признаться, я рискнул бы. Пусть лучше золото достанется разбойникам, чем большевикам. Но, видимо, наверху решили перестраховаться, а точнее сказать, никто не захотел взять на себя ответственность, чтобы в случае неудачи не лишиться должности. Есть и другая причина. Если эмир удержится у власти или со временем вернется в Бухару, казну надо будет вернуть. Роберт, скажи честно, а как бы ты поступил?

– Я тоже не стал бы рисковать. В случае утери бухарской казны нашей стране придется возмещать ее в полной мере.

– Запомни, дорогой Роберт, плох тот политик, который боится рисковать, а таких трусов в нашем правительстве немало, и поэтому в английской политике одни неудачи. Надеюсь, этот разговор останется между нами?

– Без сомнения, слово джентльмена, – твердо заявил тот.

– Ладно, Роберт, иди к себе, мне нужно подготовить письмо эмиру. Да, если слуга вернулся с базара, отправь его ко мне.

Пит Эссертон понял: последняя надежда улетучилась, и вряд ли еще представится такой случай. На душе стало как-то пусто, не хотелось ничего делать, и он принялся расхаживать по комнате. Однако Эссертон имел сильный характер и смог подавить в себе чувство обиды, что являлось важным качеством для разведчика, и стал настраиваться на обычную работу дипломата: политические игры с местными эмирами, ханами, сбор секретной сведений информации о крае, отправка донесений в Дели и так далее.

– Мой консул, я к вашим услугам! – раздался веселый голос слуги.

Эссертон обернулся и увидел его в дверях. Слуга опять улыбался и кланялся по-восточному. Это разозлило консула еще больше.

– Почему твое лицо постоянно сияет? Чему ты радуешься, ведь живешь в нищете, в серости? – вскрикнул консул, и впервые слуга услышал грубый окрик хозяина – и разом побледнел.

Лицо несчастного застыло в страхе, он стал подбирать слова:

– Я… я счастлив, говорю вам истину, потому что имею работу, моя семья сыта. И все это благодаря вашей доброте. Да благословит вас Аллах и даст долгих лет жизни…

– А разве в этой жизни тебе больше ничего не надо? – уже спокойно спросил консул.

– Остальное, мой господин, уже Всевышний даст мне.

– Как все просто, оказывается. Ты немного успокоил меня. Извини, что резкий голос, сам не знаю, как это вышло. Да, вот зачем я вызвал тебя. Ступай в караван-сарай Абу Салима. Там ты найдешь дервиша Даврона, он из Бухары. Ты знаешь его – он был у нас три дня назад. Скажи ему, что я жду его.

С поклоном слуга удалился из комнаты. Консул же шагнул к шкафу, достал оттуда недопитую бутылку коньяка. На сей раз он выпил коньяк залпом, правда, без всякого радости, для облегчения души.

Консул вернулся к столу, чтобы написать ответ эмиру Бухары. Но прежде он открыл ключом металлический сейф, который был встроен внутрь письменного стола. Оттуда извлек печать и чистый лист бумаги с гербом Британской империи. Поставив перед собой стеклянную чернильницу, он приступил к письму со словами: «Досточтимый эмир великой Бухары! Получив Ваше письмо, я сразу связался со своим правительством и вскоре получил ответ от вице-короля. К огромному сожалению, Британская империя сейчас не в состоянии обеспечить сохранность казны Бухары и потому не сможет принять этот груз в резиденции английского консула в Кашгаре». Далее Эссертон во всех подробностях описал причины отказа, чтобы эмир не обиделся не только на английское правительство, но и лично на него.

А тем временем Даврон в сопровождении слуги консула быстро прибыл в резиденцию. Его завели в кабинет, и слуга удалился. Дипломат шагнул к дервишу и протянул ему конверт со словами:

– В случае опасности письмо уничтожить. А на словах передайте эмиру, что сейчас Англия не может ему помочь. Желаю вам удачного возвращения домой. Пусть ваша дорога будет светлой, да хранит вас Аллах.

Тайна гувернантки

Эмир ждал Даврона как никогда, потому что неделю назад в Самарканд прибыл еще один поезд красноармейцев – это казаки из Украины. Сомнений не было: большевики собирают там армию для похода на Бухару.

Любые сведения о движении «красных» эмир сразу же обсуждал с полковником Николаевым, который до революции служил в Генеральном штабе царской России.

– Ваше высочество, что случилось? Ваш слуга не дал мне даже помыться в бане, – спросил Николаев эмира, который сидел за огромным письменным столом в своем кабинете. На правителе был златотканый халат и шелковая чалма, сверкающая белизной. Полковник же никогда не расставался с мундиром русского офицера и двумя крестами на груди.

– Виктор, сядь ближе и слушай, что передает наша разведка, – сказал эмир по-русски с восточным акцентом. – В Самарканд прибыл еще один поезд с красноармейцами. Кажется, ты был прав: в скором времени они нападут на нас. Иначе, зачем собирать такую большую армию у меня под боком. Во время наших переговоров с большевиками комиссар Краснов обещал, что всех этих приезжих солдат из России скоро отправят в Ферганскую долину – против басмачей. Однако ни один солдат не сдвинулся с места. Зря я вел с ними переговоры, большевики обманули меня.

– Ты правильно делал, что вел переговоры: у нас просто не было выбора. Ко всему мы выиграли время. За этот год нам удалось подготовить часть своих солдат и от англичан получить оружие.

– Скажи честно, мы удержим Бухару? Все-таки у нас большая армия…

Николаев задумался: сказать Алимхану правду, но тогда эмир совсем падет духом, перестанет заниматься подготовкой армии, и большевики возьмут Бухару без боя.

– Виктор, скажи мне правду, как другу.

– Алимхан, у нас мало шансов. Хоть наша армия и большая, но «красные» хорошо обучены, многие из них прошли Первую мировую и имеют опыт гражданской войны. К тому же большевики смогли заразить красноармейцев идеей борьбы против богатых – у них высокий боевой дух.

– О чем ты говоришь, – недовольно произнес эмир, – какой такой дух-мух! Скажи честно, чем мои солдаты хуже, ведь большевики – это просто безграмотные разбойники.

– Хорошо, скажу тебе правду. Да, большевики – это сброд, разбойники, но ради своей идеи они готовы погибнуть. А в глазах твоих солдат пустота, они не хотят гибнуть за эмира. Пойми, бухарским солдатам нужна идея, ради которой они готовы сложить головы. Это очень важно.

– О какой такой идее ты болтаешь, никак не пойму, может, моему народу предложить идею европейской демократии? – усмехнулся эмир в кресле.

В комнате было жарко, и он распахнул халат, под которым виднелась голубая шелковая сорочка, обтягивающая большой живот.

– Надо сильно напугать наших солдат и таким образом расшевелить их, – дал совет полковник. – То есть каждый день внушать солдатам, что если Советы придут в Бухару, то будут насиловать их жен, дочерей, отменят ислам и обычаи предков. Как ты думаешь, тогда появится у них своя идея – защитить свой дом, свою религию?

– Вот теперь твоя мысль стала понятна. Это забавная идея, надо поразмыслить.

– Уверен, тогда солдаты будут сражаться до конца и не сбегут с поля боя..

– Ну что ж! Пусть будет по-твоему. Ради спасения Бухары я готов на все. Я думаю, в этом деле нам помогут муллы и дервиши. О, Аллах, помоги нам!

– Даврон еще не вернулся? – поинтересовался Николаев.

– Пока нет. Сам жду, нервничаю, не нахожу себе места.

– Будем надеяться, что на днях появится.

– Да, сегодня день рождения Наташи, и по этому случаю я велел накрыть стол в русском зале.

– Гостей будет много?

– Какие гости в такое-то время? Будут только свои, да и делаю это только ради нее. Одним словом, будет тихая вечеринка. Сейчас не до пышных торжеств. Через час приходи в Русский зал, а пока у тебя будет время подыскать Наташе подарок. Не скупись, она любит дорогие подарки, тем более, что здесь ты ее единственный друг и почти как брат.

– В таком случае я отправляюсь за подарком. Хорошо, хоть есть такие радости.

– Только прошу, Виктор, не пей много водки, а то потом ты становишься каким-то скучным.

– Это революция сделала меня таким, она лишила меня большой карьеры, а затем и родины. И все же ты прав, надо держать себя в руках. Надеюсь, еще вернутся прежние времена, и стану я генералом русской армии.

– Об этом я тоже молю Аллаха.

Полковник ушел от эмира в хорошем настроении: его радовала предстоящая вечеринка в компании с Наташей – женой эмира. Здесь она была единственной русской женщиной. Однако Николаев, как русский военный специалист, был здесь не одинок, кроме него, в бухарской армии служило еще два русских офицера.

У парадного крыльца резиденции его ждали два бухарских солдата – личная охрана советника. Оба в белой шелковой рубашке, красных штанах и папахе. По бокам у каждого из них свисали кобура с маузером и сабля. Их приставили к полковнику полгода назад, когда какие-то люди, должно быть, агенты большевиков, стреляли в него на базаре. Ни одна пуля не попала в советника, однако погиб десятилетний мальчик, который торговал сладостями на подносе, расхаживая между рядами. Одна из пуль попала мальчику в голову. Нападавший был на лошади, и ему удалось скрыться. С тех пор эмир запретил Николаеву находиться в одиночестве.

– Поехали на базар, к ювелирам, – бодрым голосом скомандовал Николаев, и солдаты поскакали за его конем.

У ворот базара они сдержали своих лошадей. Охрана оглядывалась вокруг, как бы какой-нибудь бандит не выстрелил из толпы в этого важного русского полковника. Тогда эмир не пощадит их. Тем более, что повелитель уже заявил им: если они прозевают убийцу, то будут брошены в зиндан на долгие годы.

Когда всадники приблизились к ювелирным рядам, в лавку еврея Дауда первым зашел старший охранник, за ним полковник. В тесной комнатушке возле прилавка стоял богатый мужчина в златотканом халате и поясе, украшенном драгоценными камнями. Рядом стояла его жена в синей парандже, вместе с которой он разглядывал набор колец на красной бархатной подушечке.

Увидев Николаева, худое лицо Дауда растянулось в улыбке: как-никак пожаловал близкий человек самого эмира, от воли которого здесь многое зависит. Евреи всегда нуждались в таких заступниках. К тому же этот русский – щедрый клиент.

– О, какое счастье видеть такого именитого господина в лавке бедного еврея. Как поживает наш досточтимый военачальник, который подобен великому Амиру Темуру? Лесть ювелира оказалась советнику не по душе, и он резко прервал его:

– Давид, смотри, не переусердствуй. У нас, у русских, есть пословица: кашу маслом не испортишь. Однако ты способен испортить эту кашу.

– Я понял ваш намек и искренне рад, что мои слова вам неприятны. Это у меня по привычке. Я тоже не люблю себя за лесть, но мы вынуждены это делать, дабы спокойно жить среди мусульман, – почти шепотом сказал Дауд и бросил испуганный взгляд на богатого мусульманина с женой, которые еще разглядывали товар. Кажется, те не слышали его – они просто не могли оторваться от золотых колец и перстней.

– Давид, мне нужно красивое женское украшение, – сказал Николаев и, наклонившись к ювелиру, тихо пояснил: – Это подарок для русской жены эмира, у нее день рождения. Есть ли у тебя что-нибудь для такого необычного случая?

– Что же вам предложить? – задумался ювелир. – Как я понимаю, это должно быть что-то изящное, дорогое и, конечно, с бриллиантами…

– Будет хорошо, если это украшение будет иметь еще и историческую ценность. Скажем, перстень Биби-ханым, жены легендарного Темура.

– О, полковник, до чего у вас богатый аппетит. Я весьма сожалею, но такие уникальные вещички крайне редко оказывались в моих руках, хотя между ювелирами ходят разговоры, что якобы имеется перстень самого Македонского и Чингисхана. Сам я мало верю таким разговорам. И все же для истинных ценителей старины у меня кое-что есть.

Ювелир обернулся и взял с полки жестяную коробочку из-под индийского чая. Дауд извлек оттуда серебряное кольцо, которое своим видом сразу разочаровало полковника: на нем не было бриллианта, а вместо него – бирюза, и вокруг – тонкий резной узор.

– Обратите внимание, – мягко сказал Дауд, – какая изящная вещица, не правда ли?

– Но на ней нет драгоценного камня.

– Согласен с вами, почтенный советник. Тем не менее это – бесценная вещь, она украшала палец знаменитой поэтессы Нодира-бегим, которая жила в этих краях. К тому же она правила Кокандом, разумеется, после смерти мужа. Верьте мне: это подлинное кольцо. Я его выторговал за большие деньги у внука поэтессы. Должен сказать, такое мог сотворить только именитый мастер. И самое главное, загляните внутрь, там имеется надпись: «Нодира-бегим».

Такие слова не могли не заинтересовать Николаева. Он взял кольцо и с любопытством стал разглядывать, а в голове крутилась мысль: «Может, этот еврей подсовывает мне фальшивку? Здешний народ не гнушается обмана. Но евреям можно верить: они отличаются честностью». Николаев поднял голову и заметил любопытные взгляды двух богатых супругов, которые вытянули свои носы в сторону полковника.

Николаев улыбнулся им, затем заговорил с ювелиром: «Беру его, сколько просишь?»

– Зная вас, как частого клиента, готов уступить за десять золотых.

– Давид, ты слишком завысил цену, тебе не кажется?

– Помилуйте честного еврея, эта вещь стоит того. И лишь такой образованный человек, как вы, способны оценить ее по достоинству.

– Ладно, возьму, – и советник вынул из кармана кителя мешочек золотых, отсчитал монеты и опустил их на прилавок.

Счастливый ювелир забрал деньги с легким поклоном. Стоявший у двери охранник был поражен, как можно отдать такие огромные деньги за женское украшение, тем более из серебра.

– Да, вот еще что, Давид, можешь найти мне красивые розы? – спросил Николаев.

– Такие цветы в Бухаре не продаются.

– Я и без тебя это знаю. Может, у тебя имеются знакомые, у кого во дворе растут сорта роз редкой красоты, каких нет во дворце эмира. Я хорошо заплачу.

– Рад вам услужить, но для этого нужно день-два, пока мы опросим людей.

– У меня нет времени. Ладно, обойдемся без цветов.

Хозяин лавки вышел за советником и уже на улице, когда военные садились на лошадей, жалостливым голоском еврей сказал:

– Уважаемый полковник, прошу вас, не говорите эмиру, что это кольцо купили в моей лавке. Сначала я как-то не подумал об этом, а вот теперь стало страшно. Дело в том, что дедушка нашего милосердного эмира Алимхана в свое время захватил Коканд и казнил непокорную поэтессу Нодиру-бегим. Как бы это не обидело нашего правителя.

– Не переживай. У эмира есть дела куда важнее, чем карать какого-то ювелира из-за такого пустяка.

В указанный час Николаев вернулся в Арк и там, у входа, заглянул в деревянную будку сапожника, который чистил сапоги до блеска. В приемной его встретил секретарь, быстро поднявшись со стула.

– В русском зале гости уже собрались? – спросил Николаев.

– Пока только Наталья-ханум со слугами, она готовит праздничный стол. Госпожа велела никого не впускать туда, даже самого повелителя. Право, я не представляю себе, как осмелюсь сказать такое нашему великому эмиру. Прошу вас, господин советник, помогите в этом деле. Может, сами скажете ему о наказе госпожи?

Николаев улыбнулся и согласно кивнул головой. В это время дверь распахнулась, и возникла тучная фигура эмир в сопровождении двух охранников. Он уже сменил наряд – голубой халат с золотыми узорами, пояс, усыпанный бирюзой, лазуритом и крупными рубинами. На плечах – генеральские погоны России, а на груди красовались три звезды, российские ордена, а всего он получил от царя шесть. Такие украшения ему нравились с юношеских лет, когда впервые оказался в Москве.

Его охрана застыла у дверей, сам же эмир подошел к Виктору и, улыбаясь, спросил по-русски:

– Где наша именинница?

– Уже в зале, однако, она просила пока не входить туда. Наташа украшает стол и сказала, что сама пригласит нас.

– Мне тоже ждать ее разрешения? – засмеялся эмир и почесал свою бороду. – Не малых трудов мне стоит ее перевоспитание. Никак эта женщина не может привыкнуть к тому, что жены не должна повелевать своими мужьями. Хорошо, хоть остальные не командуют мною. Но сегодня она именинница, и я прощаю такую дерзость.

Мужчинам пришлось ждать недолго. Двери русской залы распахнулись, и эмир с военным советником вошел в большую комнату. Возле овального стола стояла молоденькая женщина в белоснежном наряде, с бантами и в шляпке, как одеваются модницы Европы. Наташа встретила мужчин с открытой улыбкой хозяйки и хотела поклониться по-русски, широко, размашисто, однако для беременной женщины это оказалось непросто, и она ограничилась легким наклоном. Затем сказала:

– Дорогие гости, прошу вас к столу на именины, чувствуйте себя как дома.

По ее волнующемуся голосу чувствовалось, как ей приятны столь исконно русские слова, от которых веет Россией и домом.

Сияющая белизной скатерть, немецкий сервиз с рисунками замков, лесов, рек и озер произвели на Николаева самое радужное впечатление. Они напомнили ему не только Россию, но и Берлин, и Лондон, где ему довелось работать и жить. Ах, как хотелось ему сейчас очутиться в тех местах, но кому он нужен там: без работы, без денег.

Эта сценка пришлась по душе и Алимхану. Ему тоже наскучила унылая Бухара и хотелось разнообразить жизнь, хоть на время, чтоб не думать о политике, которая изрядно утомила его. Тем более по складу своего характера он всегда мечтал о тихой, беззаботной жизни. Но обстановка вокруг Бухары становилась все тревожнее, близилась война. Поэтому эмиру нужно было хоть на время отвлечься.

– Господа, прошу вас садиться, – сказала хозяйка. – Сегодня все блюда нашего стола состоят из русской кухни. Хотелось, чтобы это застолье напомнило мне о моем доме, когда наша семья собиралась за круглым столом.

– Ты так жалостливо говоришь, что можно подумать, тебе здесь плохо живется, – шутливо сказал Алимхан и первым опустился в кресло. Вслед за ним за стол сели его жена и полковник.

– Я не жалуюсь, – решила возразить Наталья. – Здесь хорошо: тепло, сытно, живу в роскоши, но в жизни есть такие понятия, как… – и не успела закончить свою мысль, как Николаев прервал ее.

Виктор знал, что простодушная Наташа сейчас будет возражать эмиру, а это ему не понравится. Тогда вечеринка может быть испорчена, потому что сердитый Алимхан обругает жену и даже может уйти из-за стола. Такое бывало с ним.

– Господа, я осмелюсь прервать вас, – сказал Николаев, – и напомнить о том, что наша именинница ждет наших подарков.

– Ты это верно заметил, не будем мучить мою женушку, – согласился эмир и тяжело поднялся с места.

Затем эмир засунул руку в халат и извлек оттуда красную бархатную коробочку. И прежде чем вручить подарок, он чмокнул любимую жену в щечку и произнес: «Я желаю моей Наташеньке крепкого здоровья, чтобы она родила мне сына. В своих молитвах я не раз просил об этом Всевышнего и надеюсь, он услышал мольбу своего верного раба. Может быть, в твоем животике уже сидит наш сыночек?»

В ответ Наталья не молвила ни слова, более того, с лица сошла улыбка. Что-то ее расстроило. Полковник заметил это, выпив рюмку водки. Лишь он один знал причину ее настроения. А точнее, тайну, о которой не догадывался эмир.

Однако Наталья быстро очнулась, и к ней вернулась улыбка. «Благодарю вас за пожелания», – ответила она и приготовилась к подарку. Эмир часто одаривал ее дорогими украшениями. Из-за этого другие жены эмира возненавидели ее еще больше, и Алимхан поселил жену-христианку в отдельном доме вне гарема. Этого хотела сама Наталья, боясь быть отравленной соперницами. Когда она поделилась своими опасениями с мужем, Алимхан громко рассмеялся и назвал это глупой фантазией, взятой из русских романов.

Наташа открыла бархатную коробочку, и перед ее взором засверкали золотые часики на длинной цепочке, усеянные мелкими алмазами.

– Какая очаровательная вещица, – восхитилась жена, – должно быть, они стоят огромных денег!

Наташа надела цепочку на шею и кокетливо спросила:

– Ну, как я выгляжу?

– Браво! Великолепно! – воскликнул полковник, и мужчины одобрительно захлопали.

– Ты стала еще красивее, – похвалил эмир. – Между прочим, эту вещицу мне подарил один английский министр от имени своего короля. Вот эти часики и пригодились. А теперь очередь за Виктором. Чем ты порадуешь именинницу?

Полковник поднялся с места и заговорил:

– Разумеется, я не могу сделать такой роскошный подарок – все-таки я не эмир, – и за столом все рассмеялись, – но буду надеяться, что и моя вещица обрадует именинницу, хотя она намного скромнее, но зато оригинальна.

И Николаев протянул Наталье серебряное кольцо. Пока женщина с любопытством разглядывала его тончайшие узоры, советник рассказал историю украшения. Такая необычная вещь удивила и эмира. Он взял ее из рук жены и стал изучать, особенно надпись. Алимхан подтвердил, что там написано «Нодира-бегим», и вернул кольцо Наташе, которая сразу надела его на палец.

– Алимхан, правду говорят, что твой дед казнил эту поэтессу? – спросил опьяневший Виктор.

– Да, было такое, – нехотя признался эмир и добавил: – Она сама виновата… Поэтесса оказалась слишком дерзкой на язык и наговорила моему деду всякие плохие слова, одним словом, она разгневала его. Какой бы умной, богатой, красивой ни была бы женщина, ей не следует забывать о своем месте в этом мире. К тому же эта давняя история. Не стоит осуждать моего предка, все-таки он был сыном своего времени. Я читал стихи Нодиры, и, должен признаться, они тронули мое сердце. Конечно, моему деду в делах политики не хватило сдержанности, культуры. Дело прошлое, и не стоит об этом говорить. Я желаю сказать тост, – и эмир встал с бокалом вина.

– Хочу выпить за мою Наталью, дабы эта женщина всегда оставалась столь же красивой и радовала мою душу. Конечно, нынче она беременна, немножко подурнела – так говорят по-русски, – но это ничего, все-таки скоро станет матерью. Надеюсь, будет сын. Одним словом, за красоту моей жены!

Эмир осушил хрустальный бокал до дна, и Николаев отметил про себя: «Последнее время Алимхан стал много пить. Видимо, ищет себе утешения от надвигающейся беды. Жалко его. Все-таки он не такой деспотичный, как другие. Чтобы провести в Бухаре экономические реформы ему явно не хватает ни воли, ни образованности. Однако это его личное дело. Самое главное, эмир щедро платит мне за службу».

Алимхан остался верен юношеской дружбе, а Николаев высоко ценил это качество в мужчинах.

– Вот, испробуйте эти блинчики, я сама их пекла, – и Наталья положила один в тарелочку мужа.

Лицо эмира засияло, и он попросил положить ему еще, сказав:

– Положи мне еще, ты же знаешь, как я их люблю.

– Нет, больше не дам. Я должна беречь тебя, ведь твой живот растет не по дням, а по часам. Он стал больше моего.

Все рассмеялись, но громче всех хохотал эмир, что на глазах выступили слезы.

Все принялись за блинчики. Эмир ел, причмокивая от удовольствия и качая головой:

– Ах, как вкусно! Вот за это, моя дорогая, спасибо тебе. Но, скажу честно, в кадетском корпусе готовили лучше, и я всегда просил добавку. И мне давали, да разве могли отказать сыну эмира.

– О, мне так приятна ваша похвала. В таком случае я положу вам еще блинчик, – улыбнулась Наталья и хитро мигнула глазом советнику.

Алимхан взялся за второй блинчик, откусил кусочек – и вдруг на его лице появилось изумление. Изо рта он извлек одну, а затем вторую золотую монетку и стал их разглядывать, недоумевая, как они очутились в еде.

Первой засмеялась Наталья, а за ней другие, и всем стало ясно, чья эта проказа.

– Это просто очаровательная шутка! – воскликнул Николаев и захлопал в ладоши:

– Браво! Браво!

Эмир сделал серьезное лицо:

– И без того злые языки болтают, что я в золоте купаюсь, а теперь, оказывается, эмир еще и ест его. Надо сказать, на вкус оно неприятное. Не буду больше есть золото.

Веселый смех опять разнесся по залу, на стенах которого висело несколько картин с видами Петербурга, Москвы и русской природы.

К сказанному Алимхан добавил:

– Такую же шутку устроил и наш Насреддин Афанди, когда из пирожков бедняка стали выходить золотые монеты, и люди кинулись скупать его товар, но ничего не нашли. Между прочим, Насреддин – мой любимый герой, несмотря на то, что ему не раз доставалось от правителей Бухары. Признаться, мне иногда стыдно за моих предков-тиранов. Я же простой человек и желаю себе и народу тихой, мирной жизни, а мои враги делают из эмира злодея, тирана. Какая несправедливость! Да, у меня имеются кое-какие недостатки – и в этом искренно каюсь. Первое дело – пью вино, второе – люблю женщин. Зато все женщины довольны мною.

– И как тебе удается с огромным животом? – заметила в шутку жена, и веселый смех разнесся по залу.

– Я боюсь, что однажды раздавлю одну из жен насмерть. Потому что в таких делах мусульманки так скромны, что будут молчать до самого конца.

Давно эта компания так не веселилась. Затем эмир вспомнил об имениннице и снова дал слово другу для тоста. Виктор взял графин за горлышко и наполнил во все бокалы, а себе – водки. Он пожелал Наталье Ивановне хорошего самочувствия и легких родов. Полковник говорил как-то вяло, хотя его душа была полна глубоких чувств. Одним словом, тост получился сухим, неярким. Но не будь здесь эмира, его слова звучали бы совсем по-иному. Ему было что сказать этой очаровательной женщине. И Наталье это было известно, и поэтому ее глаза сияли.

– Господа, не кажется ли вам, что для полного веселья здесь чего-то не хватает? – спросила Наталья и вопросительно глянула на мужчин. – Ну-ка, угадайте! Эмир задумался и принялся разглядывать стол. Затем широко улыбнулся:

– На нашем столе не достает красной икры, но про него лучше забыть: Каспий в руках большевиков.

– Не угадал, и все потому, что у моего мужа на уме только еда и политика. А что скажет наш вояка Николаев?

Тот стал оглядываться по сторонам. Затем встал с кресла и молча направился к столику, на котором стоял патефон. Покрутив ручку музыкального устройства, он опустил на черную пластинку «головку» с иглой. Сначала донеслось шипение, а за ним полилась по комнате музыка Штрауса. От радости Наталья захлопала в ладоши, вторя: «Браво! Браво! Я-то была уверена, что в голове наших мужчин лишь политика. Давайте танцевать!»

– Танцевать? Это хорошая мысль, как я сразу не угадал? Видимо, ваш эмир стал стареть, – произнес эмир и, тяжело дыша, вылез из кресла, затем пригласил жену на медленный танец, сказав. – Да, с таким животом не потанцуешь, особенно вальс.

– Ничего страшного, – ответила Наталья, танцуя, – теперь мой живот не меньше вашего. Это не вальс, а танец животов.

Все рассмеялись. И в самом деле животы супругов держали их на расстоянии. Но даже такие движения доставляли радость. Эмир научился европейским танцам в России, учась в кадетском корпусе. Но с годами он стал их забывать: в Бухаре не с кем было танцевать. И только приезд Натальи в 1917 году в качестве гувернантки позволил эмиру вернуться к забытым танцам. Об этих репетициях никто не знал, кроме верных слуг и чиновников из российского консульства в Бухаре, которые в те годы были здесь частыми гостями. Кроме них бывали агенты торговых фирм России, которые осваивали азиатский рынок.

Когда в России грянула революция, отец Натальи Сомовой, средней руки коммерсант, торговавший швейными машинками «Зингер» по городам Туркестана, оказался в нищете и не знал, как прокормить свою большую семью из пяти человек. А жили они в Москве. Большевики отняли у Сомова все деньги и товар. Наталья, старшая из детей, окончив университет, была готова на любую работу, лишь бы не видеть нищенское существование семьи. И как-то ее дядя, который находился в Бухаре по торговым делам, написал брату письмо. Он звал племянницу во дворец эмира для обучения детей правителя русскому языку и другим наукам. Со страхом в сердце Наталья отправилась на поезде в далекую, чужую Азию.

С первой же встречи эмир влюбился в эту русскую девушку и стал оказывать ей знаки внимания, делая дорогие подарки. Так прошел год. И после мучительных раздумий Наталья согласилась стать новой женой эмира – при условии, что ее семья в Москве не будет ни в чем нуждаться. Церемония свадьбы была весьма скромной, с участием пяти приближенных ко двору. Это событие держалось эмиром в секрете, и на то имелась серьезная причина: мусульманский народ будет не доволен женитьбой правителя на женщине из кяфиров. Этим могут воспользоваться тайные враги эмира, которые и без того распускают о нем грязные слухи, называя его вероотступником. Сейчас это очень опасно. Такие настроения могут толкнуть народ к смуте. Однако любовь Алимхана оказалась сильнее, ему трудно было устоять перед красотой светловолосой девушки. Венчание проходило в мечети на территории Арка. Там было безлюдно, когда к входу подъехали две коляски. Эмир весь сверкал в золотистом халате, а невеста была укрыта ярко-синей паранджой. Через минуту жених и невеста уже сидели на ковре напротив муллы, который держал в руке большой старинный Коран. Так как лицо невесты было закрыто, мулла не мог и помыслить, что перед ним сидит христианка. Когда же девушка назвала свое имя, мулла крайне удивился и еще раз переспросил, не поверив своим ушам. Но эмир тихо пояснил: «Не удивляйтесь, святой отец, она русская. Спокойно продолжайте свое дело».