Кори фыркнул, закрыл дверь в палату Крашера и вернулся в кабинет. Любопытство пересилило Кори. Он скорее набрал фамилию больного в поисковой строке и открыл первое видео.
«Доброе утро, штаты! С вами Фокс Юнион и шестичасовой гороскоп. Спонсор показа – Валмарт. Валмарт – цена и качество вас удивят. А вот Овнов сегодня удивят приятные встречи со старыми знакомыми. Первая половина дня пройдет…»
– Черт! – выкрикнул Кори вслух. Он знал этого мужика. Мать всегда переключала мультики, на эту противную рожу, когда они с Рейчел капризничали и отказывались завтракать. Передачу Юниона закрыли в две тысячи десятом. Не один канал так и не подписал с ним контракт, и он вернулся на родину. В Отектвуд. А в две тысячи двенадцатом пропала первая жертва. Говард Маквуд. Имена жертв были в каждой статье, на каждом сайте. А вот их дат рождения не было. Видимо, во избежание паники. Это очень предусмотрительно. Предусмотрительнее только везти помешанного на астрологии людоеда, мимо плаката наши праздники, где отмечены дни рождения всех работников.
Алабама, Отектвуд 7:50 p.m.
Даже в понедельник в Билле была толпа завсегдатаев. Пахло дешевым пивом и дымом. Кори закашлялся. Завидев, его Эйприл выбежала из-за барной стойки.
– Привет.
– Ты не звонил мне. Я думала ты обиделся.
– Что ты! Просто застрял на работе. И на что мне было обижаться?
– Отец наговорил тебе всякого. Извини его.
– Если бы я растил дочь в таком месте, то тоже бы обещал каждому вырвать ноги. – усмехнулся Кори. Эйприл повеселела. Налила ему самого дешевого разливного за счет заведения.
Кори отхлебывал и смотрел на посетителей. В этом городе видимо только два пути, либо спиться, либо свихнуться. Росс полулежал на стуле. Из носа вытекали сопли на футболку. Мерзкое зрелище. Его собутыльники расплачивались его картой за выпивку и снимали беднягу на камеру. Женщина с размазанной тушью, шаталась от стола к столу и допивала из чужих стаканов. Шахтеры после смены бадяжили разливное водкой, завернутой в бумажный пакет, и громко кашляли. Кори старался сосредоточиться только на Эйприл. Наблюдать как она протирает стаканы, наливает пиво, высыпает арахис на пластиковые тарелки и просит не мочиться на крыльце.
– Ты знала Говарда Маквуда?
Эйприл нахмурила брови:
– Парень которого съели? Отец был знаком с его семьей. Ужасно.
– Ты не знаешь, когда он родился?
– Нет.
– А Розалинда Томпсон?
– Ты хочешь узнать кого не успел убить тот псих? Рак и весы, – шепотом сказала Эйприл. – Только не говори никому на работе. А то начнут увольняться.
– Айк был прав. Я как приманка на охоте. У меня день рождения третьего июля.
– В день независимости? Вот это круто!
– В детстве мама говорила нам с Рейчел, что все парады и салюты это в нашу честь. А президент лично нас поздравляет. Я верил в это лет до пяти. А Рей класса до седьмого. Черт. Да ему скорее всего, уже рассказали. Тот же Мейсон.
– Ну знает он, что ты рак? И что дальше. Они же у вас за решетками и в смирительных рубашках.
– Они вышли из использования в девяностых.
– Правда? Я не знала. – Эйприл надула губы как маленькая девочка. – А ты знаешь, что уран на самом деле красный, а не зеленый как в Симпсонах?
– Знаю. Я не такой уж и городской. Бабушка и дедушка живут на ферме. Дед у меня таксидермист, так что я могу даже чучело сделать. Хочешь голову оленя в спальне?
– Ну уж нет!
– У вас проводят соревнования по бросанию коровьего навоза? – с серьезным лицом спросил Кори.
– Каждое первое воскресение апреля
– Я приеду ради этого в апреле.
– Только ради навоза? – игриво спросила Эйприл, наклонившись к Кори.
И Кори поймал себя на мысли, что он бы действительно еще приехал сюда. Не в больницу, разумеется. К ней бы он и на пушечный выстрел не подошел. Но вот к Эйприл. Сколько сестра не знакомила его с подругами, ничего серьезного у них не выходило. Наверное, потому что для них Кори был очкастым ботаником, который не играл в футбол, не читал реп и никогда не превышал скорость. А тут, в сравнении с местными, Кори настоящий джентльмен, хоть и с помятым носом.
– У тебя в Нью-Йорке есть девушка? – вдруг спросила Эйприл. – Только не ври.
Неужели он похож на Казанову. Для Кори этот вопрос был почти комплиментом.
– В Нью-Йорке нет. Только в Отектвуде.
Эйприл закончила в час. До двух они выгоняли последних гуляк и вынесли Росса, оставив на лавочке под фонарем. Отец Эйприл опять был на смене, поэтому весь дом был в их распоряжении. Кори почти привык, и больше не чихал из-за пыльных пледов и пепла на всех столах. Но спать не мог. Даже пять пинт пива не помогали. Кори просто боялся закрыть глаза и увидеть очередной кошмар. Боялся, что Эйприл застанет его в таком состоянии.
Он тихо встал с постели. Включил телевизор без звука в гостиной. Как всегда, в ночное время крутили ужастики. Кори бесцельно шатался по гостиной, разглядывал засохшие цветы в горшках, грязные тарелки, одежду, брошенную на стулья. В землянке сумасшедшего такого не было. Под кухонным столом лежала стопка старых газет, для кошачьего туалета. Кори вытащил одну из них.
Авария на руднике, объявление о продаже шевроле восемьдесят пятого, анекдоты.
«Честер Честити винит в аварии на руднике индейские проклятия.»
Честер. Кори принес рюкзак и достал дневники. Это имя уже упоминалось. Один из выживших в домашних экспериментах с электрошоком, да еще ощутивший терапевтический эффект этой панацеи. К тому же статья была очень похожа, на отрывок той, что он нашел.
«Мистический и загадочный Отектвуд.»
«Честер Честити проводит антикоррупционную проверку на рудниках Барнер Карбон Юнайтед.»
Между этими двумя статьями разница в три года. Парню три года понадобилось, чтобы разувериться в сказах о проклятиях индейских племен и начать искать настоящих преступников. Или, наоборот.
Кори прикрыл глаза. Что он видел под припухшими веками? Не прогулку с сестрой по Манхеттену. Снова видел себя без конечностей с огромным изрезанным животом, беспомощного, бесполезного. Рыба, выброшенная не берег, засохшее растение, которое забыли полить. Что видел Юнион Фокс, закрывая глаза? Как становиться героем, как возвышается над простыми смертными. Он царь зверей под названием люди. Что видел отец Игмен? Свою живую жену. Их счастливую большую семью. Что видел Чарльз Крашер? Тьму. Как уголь черную. Кожа головы все еще жжется после электросудорожной терапии. Он окружен монстрами, в белых измятых халатах, с кровавыми слюнявыми пастями. Только теперь он в этой тьме не один.
Лосуон заснул с газетой в руках на стуле. Как старик.
Невроз
Вода вперемежку с углем сносила все на своем пути. Вагонетки сбивали людей, и они с головой уходили в черную воду.
– Опускай клеть! – кричал Лукас.
Те, кто остался в нижних стволах уже утонули. Их тела он видел в потоке. Вода поднималась все выше и выше. Ему, старику Остину и еще троим индейцам, удалось зацепить себя ремнями, что не сгинуть в пучине угольной воды. Вода уже хлестала по подбородку. Инструменты, что она несла больно били по туловищу. Один из индейцев захрипел и стал уходить под воду. Вода кроме черного, окрасилась красным. Кирка воткнулась ему прямо в живот.
– Скорее! Мы долго не протянем!
Скрипучая железная клеть опустилась, накрыв их волной. Отплёвываясь от воды, Лукас отцепил ремень и забрался наверх. Индейцы тоже. Старик Остин все еще возился с ремнем.
– Лукас, я не могу отцепиться. Дай нож!
Лукас вытащил нож и застыл с полувытянутой рукой.
– Чего ты ждешь?
– Ты путался с Дороти?
– Что? – грязная вода заливалась Остину в рот. Он еле держал голову. – Какого черта?
– Ты трахал мою жену! – Лукас убрал нож за пояс. Вместо тонущего друга, перед глазами стояла картина, как его Дороти лежит под этим мерзким стариканом. Как его морщинистая задница двигается и Дороти стонет и кричит.
– Лукас!
Вода достигла потолка и уже скрыла дно клети.
– Поднимать? – донеслось сверху.
Света не было. Но Лукас знал, что индейцы сверлят его спину взглядом. Он бросил своего друга тонуть при них. Они расскажут. Они все слышали. Лукас снова достал нож.
– Поднимай!
Алабама, Отектвуд 8:00 a.m.
Когда подписываешься под правдой в кабинете шерифа, все смотрят косо, будто топил котят в ведре, на глазах у детского сада. Когда подписываешься под ложью в кабинете главного врача, все улыбаются, тянут руки, женщины томно стреляют глазками.
– Доброе утро, доктор Лоусон.
Лоусон вошел в кабинет и обнаружил там совершенно пьяного Фарелла. Он лежал в халате на голое тело. На лице размазалась чужая помада. На полу стояли два бокала и пустая бутылка Ред Лейбл
– Доктор Фарелл, отставить новый год! Роузкранс приказал перейти реку!
Фарелл подпрыгнул, сверкнув перед Кори своими гениталиями, но тут же его запал утих, и он принялся греметь пустыми бутылками, в поисках опохмела.
– Ранения слишком тяжелые. Ты сходишь на обход вместо меня? – взмолился Фарелл.
– Конечно, Лео. И надень штаны.
Кори собрал истории, и пошел на обход, а Фарелл шарил руками под диваном, напевая «Дональд, где твои брюки.»
Кори даже не думал, что на работе ему придется применять свои знания истории. В отделении, как всегда, был бардак. От запаха глаза готовы были заслезиться. Доктор Диссигвол крыла матом сестру Грегсон. Та опять перепутала дозировки, или фамилии больных. С ней такое часто случалось. А Грегсон заплакала. Это с ней тоже часто случалось.
– Простите, доктор. Я перепутала.
– Как можно перепутать восьмидесятилетнего старика и пятнадцатилетию девочку? У них что одна фамилия? Доктор Лоусон! Больная Малоун ведь в вашей палате?
– Да. А что?
– А то, что девочке, которая вены резала, третий день ставят гепарин, вместо деда из восьмой.
– Я перепутала.
– Тебя в роддоме перепутали! Уронили два раза вместо одного!
– Вы в своем уме? – закричал уже Лоусон. – А если бы у нее кровотечения открылись? А если бы она умерла?
– Да вам не привыкать, Игмен, теперь девчонка там. – Мириам скандалы любила, и не могла не остановиться и не поучаствовать.
– Вы судно выносите? Вот и несите! – рявкнул на нее Кори.
– А вы со мной так не разговаривайте доктор, я вам в матери гожусь.
– Я сказал, занимайтесь своей работой. – Кори еле сдерживался, чтобы не заорать на нее.
Грегсон все повторяла что перепутала и извинялась, Диссигвол стучала кулаком по столу.
– Я-то свою работу знаю. А вы видимо нет, раз зонд у больной не заметили.
– Да до каких пор ты будешь совать везде свой нос? Закрой уже свой рот! – Кори не сдержался. Все вдруг резко замолчали и уставились на него. Все кроме Мириам, которая уже откровенно смеялась Лоусону в лицо.
– Чего разорался то? Бабы не дают? Ничего на нас срываться.
Ответ заставил Лоусона занести, руку. Санитарка закрылась судном. Пациенты выглянули из палат, посмотреть, что случилось?
– Доктор, вы что хотели ее ударить? – спросила Грегсон.
– Она же женщина, полегче, студент. – теперь Диссигвол переключилась на него.
– Как же вы меня все достали! – Кори поднял стул, ударил о пол, разбив две плитки и убежал.
Кровь прилила к лицу. Стало жарко. Кори закрылся в туалете, снял халат, пиджак, рубашку. Взглянув на себя в зеркало, он увидел багровое лицо и набухшие от злости на висках вены. Он действительно едва не ударил Мириам, и теперь это незавершенное действие ломило руку, до самого плеча. Лоусон замахнулся и врезал кулаком по раковине. Стало больно. Костяшки заныли. Злость улетучилась и на ее место пришел испуг. Испуг от собственных действий. Он еще никогда в жизни и не на кого так не кричал.
Кори достал телефон, уронил в раковину. Снова поднял.
– Рейчел.
– Почему-то мне кажется, что не звонишь сказать мне доброе утро.
– Рей, я только чуть не ударил женщину.
– Ты с ума сошел?
– Я не знаю. Я не хотел. Просто она везде сует свой нос. В каждый разговор. Не дает даже с больными разговаривать. Она бесконечно мелит своим языком.
– Такую бы, и я захотела ударить. Но мне то можно, я ведь тоже женщина.
– Я ее не бил. Только замахнулся. Это вышло случайно!
– Успокойся. Просто подойди и извинись.
– Я не буду перед ней извиняться! Она сука!
– Кори! Она может быть сукой хоть тысячу раз, но ты нарушил этику. Это кто-нибудь видел?
– Да половина больницы!
– Тем более. Ты должен извиниться. При всех.
– Я никому ничего не должен. – Кори снова разозлился и кинул телефон на пол. Он громко шлепнулся экраном на кафель. Кори дышал, будто пробежал целый марафон.
Он вышел из корпуса Б по запасной лестнице и отправился на свое рабочее место. В Д. Здесь куда спокойнее и прохладно даже в жару.
Навстречу ему попался Мейсон.
– Эй, четырехглазый! – он преградил Кори путь, опершись рукой в решетку. – Только на баб можешь руками махать? Ссышь кого-то своей весовой категории?
Кори молчал. Было кое-что куда интереснее. Он наблюдал за Крашером, который не слышно приблизился к решетке и укусил Мейсона за пальцы.
Мейсон отдернул руку, как ошпаренный.
– Ты что творишь, бешеный! Пойду помоюсь со спиртом и отрежу себе руку. – Мейсон пнул решетчатые двери ногой.
– Ли, нужно сменить памперс во второй! – позвала его сестра Эдисон.
Кори не сдерживал улыбку. Крашер плюнул на пол и вытер язык рукавом.
– У него руки хлоркой воняют.
– Как у тебя дела?
– Я нашел новое развлечение. Смотри. – Чарльз прижался к одной из стен и постучал рукой. – Эй, Фокс! А если бы я попил воды из унитаза? Ты бы все равно не побрезговал меня есть?
Ответа не последовало.
– Фокс, я придумал тебе шутку для стендапа. Будучи каннибалом в психиатрической клинике, я наконец понял, как чувствуют себя девушки на диете! Или, вот еще. Решил я как-то съесть Санта Клауса, а он мне и говорит, не трогай, это на рождество. – Крашер залился смехом, а Кори начал кашлять, чтобы подавить смешок. Последнее действительно показалось ему забавным.
– Ты играешь с огнем.
– Я кое-что узнал. – Крашер снова прилип к решетке. – У него осталось два знака, до превращения в сверхчеловека. Весы и рак. Угадай, когда у меня день рождения?
– Я видел в истории.
– Эй, Фокс? Ты любишь день независимости? Я обожаю. Парады, барабаны, сладкая вата, день рождения моего лечащего врача! Как тебе такое? Просто шведский стол! Я-то костлявый. А вот Виски. Его печень сойдет за фуагра.
Кори был готов провалиться на месте. Он ожидал этого скорее от Мейсона или Мириам.
– Печенка. Послышалось из-за стены. Печень у живого организма. А субпродукт – это печенка.
– Спасибо, Джейми Оливер!
– Доктор Лоусон, вас доктор Шварц к телефону.
Шварца Кори боялся, даже больше, чем быть съеденным Фоксом Юнионом. Он подбежал в посту сестры и схватил телефонную трубку.
– Доктор Лоусон.
– Кори, ты сегодня заступаешь на дежурство, я поменял тебя с доктором Фареллом.
– Да. – согласился Кори.
– Извини если нарушил планы, просто завтра похороны миссис Игмен и доктора Апекса. А Фарелл может напиться и превратить поминки в свадьбу.
– Да. Ладно. Я не против. – Кори кивал, будто через телефон его могли видеть.
После обеда, больных повели на прогулку, Эдисон отпросилась отвезти внука к дантисту, и Кори впервые открыл свой отчет о практике. Он вставил титульный лист, оглавление, структуру больницы скопировал с официального сайта. И теперь смотрел в пустую страницу документа. Чему он научился и что применил на практике. Ничему хорошему. Какие назначения делал больным. Никаких. Ему это запретили из-за ограничений страховки. Кори отсканировал историю Крашера и вставил в документ. Теперь страниц даже больше, чем нужно. Он ведь отличник, никто читать не станет. Пролистают и поставят зачет. Никогда еще он не относился к учебе так небрежно. Даже поля не выровнял. Вот что с ним деревенская жизнь сделала.
Раздали ужин. Дневная смена отправилась домой, но Кори не мог видеть работников, спешащих домой. Окно в подвале было только одно, под потолком. Из него было видно лишь забор и пару окон корпуса Б.
Эдисон до сих пор не вернулась, а Ли он больше не доверял. Надев перчатки и взяв лоток с таблетницами, Кори двинулся по коридору. Дастин послушно закинул все таблетки, проглотил без воды и открыл рот. Кори видел, что сестры просто бросают препараты в ладошки больным и идут дальше. А больные смывают их в унитаз. Он все делал по правилам. В рот положить таблетку, проконтролировать чтобы сглотнул, проверить пальцем, что бы не спрятал ли за губой или под языком.
Когда Кори на занятиях задал вопрос: «А если палец откусят?» Профессор Хоуп тогда строго глянул на него из-под седых бровей и сказал:
«Пальцем меньше, пальцем больше, вы же не хирурги.»
– Открываем рот, пьем таблеточки.
– Доктор Лоусон… Ой, я вам не мешаю? – Барбара Калуум, которая еще была на работе.
Кори резко повернулся на голос, так как думал, что в корпусе один, и застыл, с пальцем во рту у Крашера.
– Я тут таблетки раздаю. Сестра Эдисон отпросилась к дантисту.
– Я тоже ухожу. Не могли бы вы на ночь дать моему больному Юниону игналятор. Два пшыка. Я оставлю на посту. И уберите уже руку!
Кори резко отдернул руку.
– Какого черта? – Лоусон вытер пальцы о халат.
Крашер хохотал, и стукался лбом в решетку. Кори вздохнул и пошел дальше.
Отчет о практике не продвигался. Время шло к отбою. Дантисты уже вряд ли принимают, так что Кори понял, что Эдисон не придет. К Юниону идти не хотелось. Это все равно что совать руки в клетку к тигру. Мейсон гремел ведрами в коридоре, можно было попросить его, но Кори не хотелось даже видеть этого человека. Он взял баллончик фенотерола, пульт вызова охраны и отправился к Юниону.
Уже включилось ночное освещение и в коридорах стоял полумрак. Кори растряс баллончик, подошел к камере. И никого там не обнаружил.
– Твою мать! – Кори бросился к дверям, зажимая кнопку пульта. На нем должна была загораться красная лампочка. Но почему-то этого не происходило. Кори вскрыл заднюю крышку зубами. Батареек нет.
Лоусон дернул ручку железной двери и чуть не упал назад. Дверь была закрыта. Он принялся барабанить по ней.
– Тревога! Больной сбежал! Откройте дверь! Дилан! – Кори стучал руками, ногами, плечами. Дергал ручку. Дверь была заперта снаружи.
– Дилан! – он знал, что пост охранника прямо за дверью, как он может не слышать?
От его крика, больные прилипли к своим решеткам и тоже начали подвывать.
– Вас пожрет гиена огненная. – оживился Рафаэль. И Кори был с ним согласен.
Половина экрана телефона побелела. Никакой реакции на прикосновения. Кори же сам кидался им в туалете утром.
– Черт! Черт! Нет!
Внутренний телефон, совсем старый с колесом вместо кнопок молчал. Не было даже гудков. Кори долбил кулаком по аппарату.
– Мейсон! У нас пациент сбежал!
Шумом он только больше взбесил больных. Они болтали, гремели железными кроватями. Они заглушали остальные звуки. В любой момент Юнион мог подойти к Кори.
Лоусон заперся в кабинете. Повернул ключ. Охрана придет. Они не могли все исчезнуть. Или могли? Может быть, это очередной кошмар? Воздуха стало не хватать. Кори достал баллончик и на вдохе пшыкнул два раза себе в горло. Астма не беспокоила его со школы. Он продолжал тыкать в разбитый экран.
– Это сон. Охранники не могли покинуть постов. Во сне невозможно ничего прочитать. – Кори сел за стол. – Отчет по практике ученика… – дверь в туалет для персонала скрипнула. – Кори не успел обернуться. Лицо больно смяли две руки. Рот зажали куском стерильной салфетки. Резкий запах ударил в нос. Второй приступ одышки не заставил себя ждать. Кори не мог даже дать отпор. Все силы уходили на то, чтобы не задохнуться. Он не знал, что случится первым, треснет его челюсть, или его задушат.
Алабама, Отектвуд 11:40 p.m.
От горького металлического привкуса во рту хотелось блевать. Кори казалась, что он поел хлорки, закусил грязными носками и запил прокисшим пивом. Было темно. Очень темно. Кори хлопал глазами, и не было никакой разницы. Под веками и то светлее. Попробовал пошевелиться. В руки больно врезались пластиковые стяжки. В ноги тоже. Плечи нельзя было расправить, они упирались в стены. Кори пришел к выводу, что он в гробу и истошно завопил. Ничего раздельного. Просто кричал, пока воздух не кончался в легких и крик терялся в темноте. Он брыкался, как выброшенная на берег рыба, пытаясь разорвать стяжку на руках. Он лежал на боку. Тело затекло. Кори начал падать и понял, что не лежит, а стоит. А значит не в гробу. Ну или в вертикальном гробу. Вместо стены он уперся что-то напоминающее человеческую фигуру. Закричал еще раз, что было совершенно бесполезной тратой кислорода. Очки сползли на щеки. Его положили в вертикальный гроб с трупом. Кому такое вообще в голову может прийти? Кори попытался вжаться в стенку, но понял, что он вплотную прижат к телу, иначе он бы упал головой вперед. Проверил локтем другую стенку. Она едва шевелилась. Снаружи гремело что-то металлическое. Замок. Это точно не гроб. Скорее шкаф. И точно не под землей. А рядом точно не труп, потому что, если перестать орать, то можно услышать чужое дыхание и почувствовать, как шевелиться грудь.
Кори принялся тыкать тело пальцами в живот и грудь. Судя по ткани, это больничная пижама. По торчащим ребрам – Крашер.
– Просыпайся! – Кори еще раз дернулся. Голова Крашера больно упала на плечо. – Твою мать. – Кори пнул Чарльза в ногу и тот издал какой-то недовольный звук.
– Еще пять минуток. А?
– Чарльз, приходи в себя.
– Виски? Ну ты и жирный. – простонал Чарльз.
Кори продолжал толкаться от одной стенке к другой.
– Прекрати, меня укачивает. – Чарльз громко стукнулся затылком о дерево.
– Юнион сбежал.
– Да я знаю. Успокойся, Виски. Ты что клаустрофоб?
– А тебе что, как в пятизвездочном отеле?
– Я никогда не был в пятизвездочном отеле. Прекрати орать мне в ухо. Через минуты десять зрение привыкнет к темноте. Начнешь различать силуэты. Обострится слух. Когда я проходил практику в шахте, Я всегда гасил фонарь и ходил в полной темноте.
– Не удивительно, что ты оказался в Отектвуде. Ты мне на ногу наступил.
Кори толкнул дверцу еще раз. В щелке показался слабый желтый свет и чья-то тень. Лязгнул замок. Дверца открылась, и доктор вместе с Крашером выпали на пол. Кори был готов целовать грязный пол. Глаза невольно заслезились. Привыкнув к яркому свету, он увидел Юниона. Старик, кряхтя тащил его по полу, занозы старого паркета втыкались в руки и спину.
Кори втащили в большую комнату. Воняло как на помойке. В комнате был старый телевизор тошиба и камера на подставке. Фокс бросил его и склонился к самым коленям. Ему было тяжело. Смешаная одышка, фиолетовые губы, отекшие ноги. Ногти – часовые стекла. Хроническая болезнь легких. Кори поставил ему диагноз, по одному осмотру. Не зря учился. Юнион разогнулся достал блистер эуфилина, разжевал сразу три таблетки и ушел обратно. За Крашером.
– Пусти, старый пердун! Ты мной подавишься. Чарльз сопротивлялся. Его тащили, как мешок картошки.
Чарльза он бросил рядом. Принес деревянный стул. Надел поверх больничной пижамы пиджак и сел напротив камеры. Лампочка загорелась. На старом выпуклом экране Кори увидел себя. Жалкое зрелище.
Юнион пододвинул микрофон. Выпрямился, поправил воротник и улыбнулся. Будто собрался читать новости на НБС.
– Доброе утро, Америка, – старик любил камеру. Он преображался перед ней. Словно ему снова тридцать, и он ведет шестичасовой гороскоп. Овнов ожидает приятная встреча. На старом проигрывателе заиграл гимн. Фокс встал, положил руку на сердце и принялся качать головой в такт. Усыпанный звездами флаг. Он играл каждое день рождение Кори и теперь играет на дне его смерти. Кори видел свою истерику на рябом экране и от этого становилось еще страшнее. Он будто герой триллера, который совершенно не важен для сюжета. И зрители скажут: «Убейте уже этого нытика.»
Последний аккорд стих. Фокс выключил звуковое сопровождение и вернулся на стул.
– С вами Фокс Юнион. И это мои двенадцать подвигов. Последний раз мы встречались с вами пять лет назад. И я, так же, как и Геракл совершил десять подвигов. Первым я победил кобылиц людоедок. Овнов. Я пропитался их решительностью и твердостью убеждений. Я решил начать именно с этого созвездия, чтобы страх, что живет во всех нас не мешал мне двигаться дальше. Следующим стал Немейский лев. Он придал мне мужества. Победив льва, Геракл обрел прямоту и благородство. Сразу после я укротил критского быка – тельца. Заменил упрямство и животную глупость на упорство и контроль над своими эмоциями. Моими стимфалийскими птицами стал стрелец. Я хотел начать с него, чтобы избавиться от негативных эмоций, перепадов настроения и страхов. Я вкусил смелость. Цербер – Козерог. С ним мне пришлось попотеть. Я едва не сдался, но взамен получил ясность ума, выдержку, стрессоустойчивость. В этот момент я уже почувствовал себя самым могущественным. Избавиться от гордыни мне помог водолей. Мои авгиевы конюшни. Я понял, что такое свобода действия и ответственность одновременно. Всю жизнь я думал, что буду красивым лицом с голубого экрана. Каждая американская семья будет слышать мое «Доброе утро, Америка.» И ни о чем больше я не мог мечтать. Это низменное чувство покинуло меня. Мне не хватало духовности, и ее мне помогли обрести Рыбы. У Геракла это был Герион и его коровы. Но я все еще не был сравним с ним. Мои животные инстинкты помогли преодолеть Скорпион и дева. Линейская гидра и Пояс Ипполиты богини Амазонок. До того, как я вкусил их плоть я и страдал от своей плоти и греховных желаний. Я перестал пресмыкаться перед женщинами и их телами.
– Член себе отрезал? – спросил Крашер и Кори сквозь слезы начал смеяться. Это походило на убогую истерику. Он позорится перед всей страной. Юнион словно не слышал комментария. Его поглотила камера.
– Мое тело было полностью готово к преображению. Оставался разум. Яблоки с дерева мудрости и близнецы. Как и Гераклу, мне не хватило двух подвигов. Из новостей, вы могли слышать, что меня арестовали и поместили на лечение в лечебницу Отектвуд, на востоке Алабамы. Я не довел свой разум до логического завершения и мое тело увядало. Я не мог прикоснуться к небесам, через бетонные стены и решетки. Но сегодня, я закончу свои подвиги, после чего войду в огонь и вознесусь над блаженными смертными. Сегодня я пленю эримафанского вепря и киренескую лань. Сегодня я обрету рассудительность, спокойствие, уравновешенность, терпимость от вепря, и сочувствие, эмпатию, любовь от лани. Не переключайтесь.
Последняя фраза прозвучала в стиле Ларри Кинга. Юнион, с трудом, поднялся со стула и снова скрылся в темной комнате. Кори тихо плакал, уткнувшись лбом в колени.
– Пользуясь случаем, хочу передать привет маме, тете Салли и всем соседям. – Крашер улыбался в камеру во все тридцать два. Это его защитная реакция. Не может он совсем не бояться смерти. Никто не может. Даже Юнион боится не закончить свои двенадцать подвигов.
Юнион, шаркая ногами вернулся с болгаркой и удлинителем. Розетки было в комнате всего две, а прерывать свое вещание он явно не собирался. Кори представил, как мать и сестра увидят в прямом эфире его расчленение. Он не просто закричал. Он зарычал, как дикое животное. Принялся кататься по полу. На пластиковой стяжке появился залом. Кори рванул руки в разные стороны изо всех сил. Пластмасса впилась в кожу. Резала ее. Юнион не обращал на него внимания. Он решил начать с Крашера. Чарльз упал ничком и впился зубами в его отекшую голень. Юнион пытался отпнуть его ногой, но ничего не выходило. Тяжело выдыхая синюшными губами, он шлепнулся на задницу. Сбив видеокамеру на треноге.
Стяжка лопнула. Кори освободил ноги, подобрал с пола пилу, запустил и принялся бить ей Юниона по туловищу. Живот, грудь, все что попадалось под руку. Пила визжала. Брызги крови летели ему в лицо, глаза и рот. Кори, зажмурившись, бил наотмашь. В нем пропала всякая жалость к этому больному человеку. Когда Лоусон все же открыл глаза очки были полностью залиты кровью. Живот Фокса Юниона превратился в талый фарш. Пила все еще визжала. Но кровь, которую Кори почти привык видеть в пробирках не пугала больше совершенно. Она была какая-то бутафорская. Будто томатный сок. И истерзанные пилой внутренности, не как в морге, где Кори падал в обмороки. Лоусон оценил свою работу, слегка наклонил голову и снова пустился пилить. На этот раз он дошел почти до кости. Пила заревела сильнее, стала дергаться в руках. Справившись с позвоночником в одном месте, Кори поднялся выше. Крашер молча сидел все еще в пластиковых стяжках и полуоткрытым ртом смотрел на ад, который творился в полфута от него. В него тоже летели кусочки костей и плоти. Кори в очередной раз дернул пилу, и та вырвалась из розетки. Визг стих. В ушах у Кори пищали будто сотни комаров.
– Виски! – тихо позвал его Чарльз. Болгарка выпала из рук и громко ударилась о пол.
– Виски! – он слышал, что Крашер звал его, но не мог ответить.
– Виски!
Кори протер очки. Посмотрел на изрубленное тело Юниона. Голова закружилась. В нос ударил запах крови. Кори вырвало прямо рядом с трупом. Колени тряслись. Одинокая лампочка без плафона начала двоиться. Стена накренилась и Кори едва не рухнул на пол во весь рост. Вовремя освободившийся Крашер, подхватил его за подмышки и выволок на улицу.
На улице было ослепительно темно. Кровь замерзала на коже и холодила. Кори опустился на крыльцо.
– Я убийца. Я убил двух человек. Я убийца. – повторял Кори.
– Да, покрошил ты его знатно. Но ты спас нас. Если бы не ты, этот Геракл распилил бы нас на куски и сожрал без соли. – Крашер стучал зубами. Ночь была холодная. Через частокол сосен пробивался свет мигалок скорой и полиции.
Кори бросил окровавленный халат на землю, снял пиджак и накинул Крашеру на плечи.
– Да я не замерз.
– Я не умею лечить пневмонию, так что надевай.
Чарльз извлек из кармана смятую пачку лаки страйка, вытащил две сигареты, прикурил и протянул одну Кори. Они молча смотрели, на клубы серого дыма и как к дому на отшибе подъезжает целый кортеж.
На Крашера надели наручники. На Кори одеяло и кислородную маску.
Алабама, Отектвуд 5:30 a.m.
Лица шерифа было не видать из-за дыма в допросной. Айк выдыхал дым ему прямо в глаза.
– Студент, ты скоро жить в участке будешь! Давай автограф свой оставь и иди.
– Я не буду это подписывать. Еще раз повторяю, Фокса Юниона убил я.
– Да ты всю машину заблевал, пока мы ехали. Ну какой из тебя убийца, студент? Давай подписывай и пойдем домой. Меня жена скоро узнавать перестанет.
Кори настойчиво отодвинул бумагу с показаниями.
– Я убил его сам. Своими руками. Там была камера. У него была шлифмашина. Болгарка. Фокс упал, когда Крашер укусил его за ногу. Мне удалось освободиться, я поднял пилу и начал просто резать его.
– Да что б тебя! – Айк ударил двумя кулаками по столу и вышел, громко хлопнув дверью. Кори слышал, как он с кем-то ругается, а потом в допросную вошел доктор Шварц. Он был краснее, чем обычно.