Глава 2
Леман прижался к земле, стиснул зубы, и, впечатал Грэя лицом в грязь. Затем он бесшумно вытянул из ножен короткий клинок, и угрожающе воткнул в землю, прямо перед лицом несчастного. Вот только все это было бесполезно – даже перед угрозой смерти, Грэй никак не мог угомонить свой кашель. Дышать становилось все труднее – рот набился травой и трухой из пня, изъеденного древесными жуками.
На этот раз интуиция подвела опытного стрелка. Пень казался надежным, как скованные минойской сталью ворота Харпы. «Уачная позиция для лучника, – думал он, – все как на ладони. Пень скроет от дозорных, из-за него можно стрелять с колена, а если что и укрыться от чужих стрел; дерево защитит лучше любых доспехов» и вдруг, такое предательство: один неосторожный вдох и вот Грэй трепыхается на земле, булькая и елозя по ней исцарапанным бордовым лицом.
Ему казалось, что вместе с древесной пылью проглотил и жука, а может и целый десяток; он чувствовал, как колючие мохнатые лапки раздирают горло, въедаются в плоть и пробираются в легкие.
Конское ржание раздалось совсем близко, стук подков почти затих: кони сошли с усыпанной дробленым камнем тропы, трава и мягкая земля приглушали их шаги; всадники пустились вверх по склону, чтоб оглядеть окрестности с возвышенности.– Заткнись! Заткнись! – скрипнув зубами, требовательно прошептал Грэю десятник Тимох. Как змея, почти не шевеля лопухов и жгучих крапивных зарослей, подполз с другой стороны, и, схватив задыхающегося Грэя за ухо, стал помогать эрлу Леману прижимать его к земле. – Или ты заткнешься, или я разобью тебе голову, – пригрозил он. Глаза Тимоха налились кровью, он с силой сжал рукоять топора, замахиваясь, взглянул на Лемана, но тот отрицательно покачал головой.
С трудом сдерживая кашель, Грэй забулькал с новой силой. Леман гневно стукнул кулаком по земле, потом отнял у десятника топор и опустил на голову Грэя тупым концом. Лучник застонал, но не отключился. Леману пришлось повторить. На это раз он приложился основательно, даже слишком; тело Грэя затряслось, хрип и кашель прекратились, по щеке стекла струйка крови, и не было ясно мертв он или только оглушен.
– Что это было? – услышал Леман над головой встревоженный голос забравшегося на бугор дозорного. Их было трое. Сквозь стебли и листья крапивы мелькали темные силуэты. Ни доспехов, ни шлемов на всадниках не было. Одеты они были, как простолюдины и спешившись легко могли затеряться в толпе горожан на рынках или в пивных. Разведывая местность впереди отряда, им приходилось взбираться на холмы, продираться сквозь болота и чащи леса, и это еще одна причина по которой они не брали с собой мечей и не носили под одеждой кольчуги.
Выигрывая спасительные сантиметры, Леман прижался лицом к изломанной, режущей щеку траве; подобно играющему в прятки ребенку прищурил глаза и задержал дыхание. Прямо перед ним морщилось изъеденное оспой лицо Тимоха. Он жмурился, подражая советнику, и Леману показалось это забавным, он вспомнил, как спорил с владыкой о свойственной каждому рабской привычке угождать хозяевам. Вспомнил, и сразу забыл, потому что снова услышал тревожный голос.
– Я ничего не слышал, – ответил второй дозорный и, прислушиваясь, остановил коня. – Вороны? – спросил он, поднялся на стремени, и, вытягивая шею, вгляделся вдаль. Будто в подтверждение сказанному, в лесной чаще с той стороны дороги затрещали ветки, продираясь черными крыльями сквозь зелень листвы в небо вспорхнула стая крикливых ворон, наполняя его безупречную молчаливую голубизну противным карканьем.
– Кто-то их спугнул, – подчеркнуто тревожно сказал первый всадник. – Здесь ходят голодные. Я не говорил тебе: я не хотел тебя пугать. Но они здесь точно есть. Я слышал их ночью. Кто-то бродил вокруг лагеря и жалобно стонал. Огра послал разведчиков Мирона, и они видели следы.
– И все?
– Много следов… Два дня назад Мирон видел как девочка гналась за лосихой. Лосиха переплыла через реку, но девочка все равно догнала ее, обхватила шею руками и загрызла. Загрызла насмерть, будто это не дикая лосиха, а кролик какой-то…
– Да даже если и кролик… – задумчиво, произнес его спутник. – Может, обычная, просто очень сильная, и очень голодная девочка?
– О-о-очень сильная… О-о-очень голодная…
– Ты обманываешь меня Тиан, – сказал он с упреком.
– Кирс, малыш, зачем мне это? Спроси у Харона, он видел обглоданные человеческие кости. Харон! – крикну он. – Харон, проглоти тебя беззубый ящер!
– Да-да! – отозвался хриплый голос откуда-то издали.
– Вот видишь, Харон врать не станет! В Новом городе о голодных только и говорили. Торговка на рынке рассказывала: голодные спустились с западных гор. В город они не заходят, но каждую ночь нападают на фермеров. Их сотни, а может и тысячи. Голодные не убивают сразу. Говорят, они безумны, но это не так. Они месяцы будут водить тебя за собой по Черному лесу, и сосать кровь из жил на ногах. Они кормят пленных человеческой кожей, ведь кожу они не любят, а когда еда кончается, они прогрызают им темя и высасывают мозг. Человек живет еще неделю, а его тем временем едят… по кусочкам… Сначала руки… потом…
– О боги, Тиан, прекрати! – взмолился Кирс. – Зачем ты это делаешь?! Знаешь ведь, я итак не сплю ночами! Я плачу тебе, чтоб и ты не спал, когда я выступаю на дежурства, чего еще ты хочешь?
– Ничего, просто мы друзья, и я хотел предупредить.
– Проклятый лес! – выругался Кирс, дернул поводья и, повернув коня, поскакал обратно к дороге.
Двое других всадников, посмеиваясь над ним, отправились следом.
– Мальчишка слишком доверчив, – сказал Харон, хлопая по взмыленной шее черную, с белыми пятнами на крупе кобылу. – Но клянусь отцами самых старых богов, я действительно видел кости и слышал рассказы фермеров.
– Я не Кирс, – ответил ему Тиан, – и мне можешь не рассказывать. – Он сжал конские бока ногами, и, щелкнув плетью, пустил утомленного скакуна вскачь. Догнав Кирса, что-то сказал ему, потом крикнул Харону:
– Езжайте до реки! До нее кругов семь, не больше, я скажу Огре, чтоб они выдвигались и догоню вас!
– Кирс! – не спеша, направляясь к ним, крикнул Харон. – Видишь вон ту дубраву с желтыми кустами – проверь ка ее! Там точно найдешь парочку голодных!
Всадник испуганно посмотрел в ту сторону, вздрогнул и раздраженно изрек:
– Провались ты в пекло, к рыжему Тритону! А я с дороги больше не сойду!
Харон рассмеялся, потом махнул рукой, чтобы тот следовал за ним, и скоро все трое скрылись из виду.
Леман облегченно выдохнул, Грэй задвигался и снова начал кашлять.
– Нет, я все-таки прирежу эту свинью, – пригрозил Тимох.
– Пусть откашляется, пока они далеко, – сказа Леман, потом погладил желвак на голове Грэя. – Больно? Запомни, в другой раз будет больней.
– Будто под лед провалился эрл Леман, – прошептал Грэй, сплевывая на траву перед собой. – У меня было видение. На дне Черной заводи я видел мертвых и разговаривал с ними.
– И что же они сказали? – с недоверием спросил Леман.
– Они сказали, что будет война.
– После мира всегда приходит война, – сказал Тимох. – Тут пророком быть не надо. От живых ничего умного не дождешься, а о мертвых я вообще молчу.
– Нагая богиня Эллара просила меня бросить жену, – пригладив волосы на голове, а потом с непониманием разглядывая кровь на пальцах, произнес Грэй. – А голос прямо, как у нее. Она соблазняла меня.
– Но ведь ты не поддался? – с усмешкой спросил Леман.
В пяти шагах из кустов раздалось сразу несколько смеющихся голосов.
– А ну тихо! – прорычал Тимох.
– Кто там смеется?! – обернувшись, грозно изрек Грэй.
Над их головами просвистела длинная оперенная черно-белыми перьями стрела, и с гулким стуком воткнулась в толстую дубовую ветвь. Такие стрелы были только у Сирола одноглазого и его младшего сына Марка. Та же как и отец он потерял глаз в раннем детстве, что не помешало ни первому ни второму стать одними из лучших стрелков Диких земель. Стрела Сирола последняя из трех, пущенных по сигнальной эстафете.
– Едут, – интонацией выдающей возбуждение, какое часто случается перед неизбежной кровавой схваткой, произнес Леман. Грэй и Тимох, не сговариваясь, подняли правые руки ладонями к солнцу и прошептали короткую молитву «Тому который знает» – богу света, который хмурится людям, когда карает их, и улыбается, когда хочет спасти. Леман не верил в богов, и удачу считал исключительно делом рук человеческих, поэтому приподнялся на корточки и еще раз окинул взглядом весь склон, раздумывая, все ли он учел, и что можно еще успеть исправить.
Пятнадцать лучников прятались в кустах за серыми камнями по левую руку от него. Столько же было справа в дубраве, которую не стали осматривать дозорные. Пять человек и в том числе Сирол одноглазый будут стрелять с тянущихся в сотне метров от дороги скал, но тяжелее всех будет пятерке засевшей в осиннике у самой дороги. Их задача выманить на себя едущих вначале колонны конников, и если удастся, пехоту. В помощь им семнадцать латников из личной охраны Лемана.
Больше двух часов погребенные под дерном и песком, одетые в тяжелые доспехи войны томятся в тягостном ожидании. Леман представил, как затекли их члены, и ему самому захотелось размять свои ноги и плечи; он даже вознамерился встать, но вовремя заметил скачущих во главе колонны всадников и прильнул к земле.
Черной змеей колонна потянулась из Сыпучего ущелья . Гремели доспехи, ржали лошади, скрипели телеги, до верху груженые захваченным добром. Почти неделю рыцари под тарийскими знаменами грабили северную окраину Харпы. Перебиты два приграничных гарнизона, захвачен и разграблен Новый город, сожжены десятки селений. Это всего лишь пятая часть тарийского войска, четыре других отряда успели скрыться за границей союзнической Харпе Схалы.
Смысл этого набега оставался Леману не ясным. Харпа не по зубам обескровленной междоусобными войнами Таре: реакция харпского владыки будет жесткой и долго себя ждать не заставит. «Если пропившие последние мозги тарийские эрлы затеяли войну, то почему не пошли дальше? – спрашивал себя Леман. – Почему так поспешно отступили? И главное, как Схала, союзник, который обязан оберегать южную границу Харпы, пропустила через себя грабителей, не оказав ни малейшего сопротивления? Схала затеяла опасную игру: без Ротриков здесь не обошлось».
Ротрики – правящая династия Схалы, их герб десятилапый паук, когда-то красовался на флаге Пятигорья. Сегодня, бывшие провинции стали отдельными Мирами, но память о былом величии рода, никогда не давала Ротрикам покоя. Талин Ротрик – хитрый, цепкий паук крепко держался за трон, раскидывая сеть интриг от непролазных Серых гор до берегов Бескрайнего моря».
Леман так и не увидел хвоста колонны, но когда из-за поворота показалась сбившаяся в кучу толпа пленных женщин, понял, что главные силы вражеского отряда уже угодили в приготовленную для них ловушку.
– Полсотни конников, – сосредоточенно вглядываясь вниз, объявил Тимох, – семьдесят пехотинцев, и лучники. Всего сотни полторы, может и больше…
– Чем больше тем, лучше, – уверенно, с металлом в голосе, произнес Леман. – Затыкайте бутылку.
Грэй только ждал приказа, тетива его легкого лука была натянута до предела, изогнутое, перетянутое жилами древко напоминало улыбку; через секунду лук выпрямился, издав фыркающий звук, и возглавляющий колонну тарийский всадник, схватившись за пронзенное стрелой горло, повалился с коня. И почти одновременно, с высоких скал, из кустарников мелколесья и густой темноты дубравы вылетело еще сорок стрел. Поверженные конники падали на землю. Уцелевшие подались назад, самые решительные, пытаясь вырваться из капкана, устремились вперед, но сверху посыпались камни и испуганные лошади, понесли обратно. Пробиться через пустырь тоже не получилось: земля под лошадьми стала проваливаться, и всадники летели вниз натыкаясь на поджидающие внизу копья.
Стрелы с протяжным свистом летели со всех сторон, и укрыться от них было негде. Пехотинцы прятались за телегами, заползали за камни, и сбивались в кучу, подставляя друг друга, но это не помогало, смерть находила везде. Лучники даже не пытались отстреливаться, они отлично понимали, позиция их проигрышная, подними голову и стрела, впившаяся в глаз навсегда оставит его открытым.
По всей дороге, корчась от боли, стонали и бились в агонии поверженные войны. Минойская сталь наконечников пробивала кольчугу, а опытный лучник с небольшого расстояния мог проткнуть тарийские латы.
За первую минуту боя тарийцы потеряли половину своих людей, но несколько опытных десятников, наконец, сообразив, что к чему, послали пехотинцев к осиннику, в надежде выбить оттуда лучников и обезопасить свой левый фланг, но и здесь их ждала неудача. Поджидающие в засаде латники, не потеряв ни одного человека, в считанные секунды расправились с посланным отрядом.
Сопротивляться дальше было бесполезно, но тарийцы дрались до последнего война, и дело здесь вовсе не в храбрости: все они отлично понимали, что эта карательная вылазка в глазах харпийцев лишила их воинской чести, и просить о пощаде бессмысленно.
Глава 3
Пленных не брали. Грэй и Тимох специально задержали Лемана на верху. Они предлагали вторгнуться на территорию Схалы и устроить еще одну засаду. Леман долго объяснял старым, но не утратившим боевого пыла воякам почему это не возможно, а когда спустился к обозам, понял что верные подданные просто водили его за нос. Он не увидел ни одного живого тарийца, не услышал просьб живых, и стонов раненых. Войны дикой долины знали своего эрла, и поспешили расправиться с пленниками до того как благородный Леман начнет отпускать врагов направо и налево.
Знали и то, что он на них рассердится, поэтому старались не попасть под горячую руку, и под разными предлогами уходили в сторону, стоило только эрлу приблизиться.
– Тимох, ты мне нужен! – позвал он десятника, но тот обещал подойти, как только покажет этим юнцам, как надо сбивать с пленников цепи, и скрылся с глаз.
– Карэн, мой друг, иди-ка сюда! – позвал он молодого длинноволосого лучника. Отличительной чертой профессиональных лучников были не пропорционально развитые руки и плечи, он же в своей асимметрии превзошел всех. Говорили, что Гирам сапожник скроил Карэна из опоенного им молотобойца – и изгнанной из зенойского гарема наложницы. Карэн сказал, эрлу Леману, что у молчаливого Паттана глубокая рана на спине, и он спешит разжечь огонь, чтоб прижечь ее. Не успел он скрыться, как Леман позвал Эльдара. Эльдар, сказал, что Карэн просил помочь ему с костром, и убежал следом. Дарк умчался искать свою лошадь, а Сигул и вовсе ничего не смог придумать, просто крикнул кому-то невидимому на горе «А ну стой!», и, выхватив меч, покарабкался вверх.
Леман шел вдоль бесконечных телег, переступая через трупы и разглядывая освобожденных женщин и девушек, прячущихся в тени скал от жаркого полуденного солнца. С не меньшим интересом и они разглядывали его. Не смотря на то, что одет он был как обычный воин, в черные кожаные штаны и серебристую кольчужную накидку, многие угадывали в нем хозяина Диких земель. От непокоренных Серых гор, до крутых берегов Бескрайнего моря моря не встретить мужчины более статного и красивого.
Леману тридцать, эрлом он стал в восемнадцать, сразу после смерти владыки Харпы Элинора. Сын владыки Эмистан сел на золотой трон Харпы в двадцать два, и первым указом назначил себе шестерых советников, среди которых был и его верный друг и соратник Леман Таурон. Не имея ни знатной фамилии ни титула на удивление и зависть родовитых вардов Леман был назначен хранителем Диких земель. И со свойственным ему азартом, с первых дней правления, погрузился в бесконечные реформы и эксперименты.
Половину доходов уходила в казну Харпы, другая тратилась на развитие экономики, содержание армии, а с недавних пор школ и больниц Диких земель. Войско Диких земель одно из самых маленьких, всего три тысячи человек, однако и его потребности обходилось не дешево, и Леман неустанно уговаривал Эмистана взять эти расходы на себя, тем более, что большая часть его маленькой армии несла свою службу непосредственно в Харпе.
За счет казны Леман имел право выстроить себе новый замок, который мог бы передать своим потомкам, вместе с титулом и пятью процентами получаемых с Диких земель доходов. Однако, замки его интересовали мало, денег на себя почти не тратил, за исключением пожалуй, чрезмерно частой смены гардероба, и детьми он обзаводиться не торопился, так что все эти привилегии, по большому счету были ему не нужны.
Что-то тревожило Лемана. Он что-то искал, заглядывал в крытые повозки, ворошил кучи тряпок в телегах, сдвигал мешки с награбленным барахлом, но того что искал не находил.
В тени среди растрепанных, изможденных пленниц Леман увидел одноглазого Марка. Девочка с заплаканными глазами, ей было лет десять-одиннадцать, обнимала его с боку за талию, сам же Марк сжимал в объятиях невысокую в изорванной одежде и опухшим от побоев лицом женщину.
Леман вспомнил, что дочь и жену Марка схватили еще в первый день. Их и большую часть женщин его деревни забрали прямо с поля, где они скирдовали солому на зиму.
«Большая удача, что Марк нашел их, Элту и Кабишу повезло куда меньше, – подумал он, отводя взгляд от лучника и его семьи. Двинулся дальше по ущелью. – Как изуродовали они ее лицо, – не выходило у него из головы. – Беззубый Тритон с ними, с этими тарийцами. Это наше право на месть. Зря я накинулся на них. Прикончили раненых и правильно. Страшно подумать, что пережили эти женщины за пять долгих дней…»
Вдруг Леман остановился. То что искал было перед ним. Наконец, за долгие годы, он воочию увидел то, в чем бесконечно сомневался, и на что бесконечно надеялся.
Справившись с внезапной оторопью, он не спеша, но уверенно подошел к оставленной на обочине повозке. Передняя часть повозки и крыша обшиты досками, середину и заднюю часть стягивал каркас из стальных прутьев. На маленькой, в пол его роста двери, болтался массивный навесной замок. В самой клетке кто-то был. Леман подошел ближе и увидел томящихся в ней пленников, это были дети.
Всего их было шестеро: три девочки и три мальчика. Самой младшей из девочек, голубоглазой, с растрепанными локонами светлых вьющихся волос лет восемь, двум другим, темноволосой с черными узкими арпийскими глазами, и третьей бритоголовой с красивым лицом и кофейным цветом кожи, лет по десять. Мальчики были того же возраста, двое из них были из племени горцев, их выдавали теплые шерстяные штаны и жаркие меховые накидки. Третий, который показался Леману старше других, сидел к нему спиной, на нем одета широкая, с чужого плеча рубашка, и изорванные штаны.
Сидели они прямо на дощатом прогнившем от сырости полу, не переглядывались и не разговаривали друг с другом. Дети разных народов, как брошенные в одну яму дикие коты, не смотря на дни, проведенные вместе, они все еще относились друг к другу с опаской, и даже с враждебностью.
Леман обошел клетку стал с другой стороны, подергал ржавый металлический прут, и снова взглянул на самого старшего из детей. Теперь он был к нему лицом, и эрл ждал, что он посмотрит на него, но тот не проявлял к хозяину Диких земель никакого интереса. Другие же дети, не поворачивая голов, неустанно следи за ним газами.
Эрл Леман! – окликнул его кто-то из воинов. – Осторожнее с этими дикими! Разные слухи ходят. Вы слышали про голодных? Может быть они уже обращенные!
Леман узнал голос Сирола одноглазого, и оглянулся.
– Ведьмы ушли в горы, ловили и ели диких козлов, – продолжал Сирол, – а потом понесли детей от их мертвых духов. Появились грибусы, а от них пошли голодные. Теперь вся эта нечисть валит с гор! Святой Габриэл обещал Последний дождь уже этой зимой.
– Вздернуть бы твоего Габриэла, – огрызнулся Леман.
– Не говорите так эрл! Духовные отцы предупреждали, что смерть придет к нам через детей Тритона. Тарийцы звери, но не дураки, подумайте, зачем сажать детей в клетку? Посмотрите на них, это очень странные дети, не выпускайте их.
– А ты глупее, чем я думал, – с упреком бросил Леман. – Меньше бы слушал разные байки. Ты сын просвещенной Харпы, и до сих пор не научился читать. Кабачные сплетни и проповеди духовных отцов не лучший способ получения знаний. Темные люди Сирол, страшное оружие в руках хитрецов и разбойников…
– Я пробовал однажды читать, у меня не получилось.
Леман усмехнулся, показал на решетчатую дверь. – Мне надо сбить замок, принеси мне молот.
– Эрл Леман, народ Диких земель видел такое чего вам и не снилось! Послушайте стариков. Они расскажут вам…
Леман отмахнулся, давя понять, что разговор окончен, потом обратился к детям:
– Кто вы такие? – на вопрос никто не ответил, поэтому пришлось повторить строже: – Откуда вас привезли?
– Харла манагай кху … – хмуря брови, прорычала девочка арпийка, награждая его холодным надменным взглядом.
– Как? – не расслышал Леман.
– Хара манагай арука ррр… – повторила она что-то на своем и протянула к нему руку.
– Она хочет пить, – произнес мальчик, который до сих пор не обращал на Лемана внимания. На этот раз он поднял взгляд и посмотрел на эрла с нескрываемой неприязнью.
Леман снял с пояса мех с водой, и, протянув руку между прутьями, передал девочке. Она обхватила булькающий, покрытый испариной кожаный сосуд руками, вытянула зубами пробку, и, подняв его, приложилась губами к горлышку; пила жадно, большими глотками, проливая тонкие струйки на подбородок и шею.
Другие дети с ожиданием смотрели на нее, но арпийка не собиралась ни с кем делиться, опустошив почти весь мех, она снова заткнула его пробкой и, поджав ноги, спрятала между ляжками и животом.
– Вот как, – с удивлением произнес Леман, когда понял, что его мех нашел себе нового хозяина. – Сейчас мы собьем замок, дадим вам пить, накормим, и подыщем что-нибудь подходящее из одежды. Можешь им перевести? – спросил он все у того же неразговорчивого мальчика.
– Они вас поняли, – ответил он.
Светловолосая, самая маленькая из девочек наклонилась в сторону арапийки и прошептала ей что-то на непонятном языке.
– Аграбар марак, – громко ответила ей та.
– Нет, эта белобрысая не арапийка, – прежде чем Леман спросил, ответил мальчик. – Ее зовут Эльза, ее привезли из страны Голубых озер, она знает сто языков.
– Нет больше, – тихим голоском, почти шепотом, с обидой произнесла белокурая. Не выдержав внимательного взгляда эрла, она опустила глаза, и добавила: – Я знаю все языки.
Леман обрадовался тому, что хоть кто-то из детей понимает его. Он улыбнулся девочке, потом хитро прищурился и потянулся правой рукой к рукояти меча. Это бы не простой меч, владыка Калхалы подарил его Леману по совету своей любимой жены Эйнар. Тогда Леман посетил множество Миров Затерянных гор. Он шел по следам древних кочующих мерийских племен. У Эйнар остались прекрасные воспоминания о проведенных с Леманом ночах, а Леман оставил себе меч и секрет Алата – минойской стали. В подвалах сожженной библиотеки Калхалы, под толстым столетним слоем пыли он нашел нужные ему книги.
Меч подаренный Эйнар был пожалуй единственной вещью, к которой Леман был по настоящему привязан. Меч для избранных, для воинов победивших превосходящего по силе врага, о чем и гласила, будто просвечивающаяся сквозь золотистое полотно, надпись.
– Она знает все языки, но читает не на всех, – будто, угадав намерения эрла, произнес мальчик.
Леман вытянул наполовину меч из ножен, потом рассмеялся находчивости мальчика и сунул меч обратно.
– Я читаю не на всех языках, – виновато пропищала Эльза, – но надпись на вашем мече эртукийская. На нем написано: «льву льва убившему вручаю…» Дальше я не увидела, покажите еще раз, и я прочитаю полностью.
Леман изменился в лице. Он хотел спросить девочку, кто научил ее языку народа, который исчез пять столетий назад, и с какой целью, но мальчик опередил его.
– Никто не учил ее языку народа, который вымер пять веков назад, – озвучил он слово в слово его мысль, и в первый раз улыбнулся, радуясь удивлению отразившемуся на лице и в глазах эрла.
– Ты читаешь мысли? – спросил Леман.
– Нет, мысли читает она, – сказал мальчик и показал пальцем на темнокожую девочку с бритой головой, – а я всего лишь вижу будущее, и иногда изменяю его.
– Беззубый ящер меня забери! – услышал Леман у себя за спиной, и оглянулся. Позади него стоял перепуганный Сирол, и, трясущейся рукой направляя молот в сторону клетки, начал твердить: – Ведьмы и колдуны, дети Тритона… Слуги мертвых, порожденье мрака! Я предупреждал вас эрл Леман! Я предупреждал! Тьма! Тьма явилась по наши души!.. – Единственный глаз Сирола жил своей жизнью и от страха, казалось, вот-вот выскочит из орбиты.
Эрл подошел к лучнику, и, склоняясь над его ухом, чтоб больше никто не услышал, прошептал:
– Закрой рот!
– Слуги мертвых, эрл Леман! Это уже не дети, это кара ниспосланная на все Пятигорье!
Леман схватил его за грудки, и, сотрясая, в надежде, что тот придет в себя, снова потребовал замолчать.
– Убить! Убить! – не слушая его, закричал Сирол. – Мы еще успеем!
Дикие земли, полны суеверий и страхов перед неизвестным. И Леман знал, что страх даже овцу может заставить кинуться на волка. Страх делает непокорным самое преданное войско, и люди, которые миг назад готовы были отдать за тебя жизнь, сами убьют тебя, если встанешь между ними и детьми проклятых.
Размашистым ударом кулака по челюсти Леман сбил Сирола с ног, потом выхватил из рук тяжелый молот и силой уронил на камень рядом с его головой. Сирол замер от страха, взглядом безумного впившись в ожесточенное, полное суровой решительности лицо эрла. Отдыхающие на холме войны, и те, что убирали с дороги и сносили в повозки тела убитых тарийцев с интересом стали наблюдать за происходящим издали. Разговоры смолкли. Несколько рыцарей, несущих к лесу мешки с бобами и огромный, подернутый синей копотью котел, тоже остановились, и, удивляясь вдруг наступившей тишине, стали оглядываться по сторонам.
– Еще одно слово, и я размозжу тебе голову, – прошептал Леман.
– Подумайте эрл Леман, – немного придя в себя, пробурчал одноглазый. – Хорошо, подумайте…
– Уже подумал, – приподнимая молот, произнес эрл. Сирол был уверен, что он убьет его, но вместо этого Леман положил молот ему на грудь и, взглянув на отпечатанный на ручке герб, уверенно произнес: – Это молот Рэя, но теперь он твой. Храни его как память о своем втором рождении, но помни, если когда-нибудь, кому-нибудь ты проболтаешься об этих детях, этот молот разобьет тебе голову. – Леман выдержал паузу, дожидаясь, пока смысл сказанного дойдет до объятого ужасом сознания одноглазого, потом спросил: – Ты услышал меня?
Сирол помолчал, потом моргнул единственным глазом, еле заметно кивнул, и, как все, признающие лидерство более сильных, отвернулся в сторону.
Леман вернулся к клетке, еще раз, взгляну на детей, на секунду задумавшись над тем, что говорил одноглазый, но быстро прогнал темные мысли, и, вцепившись руками в клетку, с натугой и хрипом, багровея лицом, разжал толстые прутья.
Скоро щель оказалась достаточной, чтобы через нее мог пролезть ребенок, но дети вылезать не торопись.
– Ну, – позвал он жестом, сидевшую ближе других девочку арпийку, но та смерила его презрительным взглядом, и, скрестив руки на груди, отвернула лицо.
– Эльза, – позвал он самую младшую, – не бойся, я не причиню тебе зла. Ты ведь голодна и умираешь от жажды. Давай свою руку.
– Одноглазый хочет убить нас, – потупив взгляд, пропищала она.
– Уже не хочет, – с уверенностью произнес Леман, подкрепляя слова улыбкой.
– Нет, хочет, – уверенным, взрослым голосом произнесла темнокожая девочка. Даже не в смысле слов, а в самом звучании звуков было что-то зловещее, холодное, и от этого Леману стало немного не по себе. – И тебя тоже хочет… – заглядывая ему за спину, добавила она. – Опасайся его.
Леман оглянулся, Сирол был далеко, он и еще несколько раздетых по пояс рыцарей, смотрели как Тимох и Карэн дрались на кулаках, за право обладать трофейным черным как сажа, красавцем жеребцом. Дрались не до смерти, без злобы, подначивая друг друга смешками и шуточками.
Сирол, будто чувствуя, что о нем говорят, оглянулся, встретившись глазами с эрлом, учтиво поклонился, и поспешил повернуться к дерущимся.
– Акха знает о чем говорит, – сказал назвавшийся провидцем мальчик.
– Акха, – повторил за ним Леман, с интересом разглядывая темнокожую девочку. – Акха иеронское имя. У меня есть много друзей в Иероне, но лица их белые как снег. Кто назвал тебя Акхой?
Девочка не ответила.
– Когда к тебе обращается хранитель Диких земель, достопочтенный этион верховного круга, и второй советник светлейшего властелина Эмистана Басила, надо отвечать, – строго произнес Леман.
Акха бросила на него ироничный взгляд и произнесла с усмешкой: – Хорошо, эрл Леман, второй советник светлейшего властелина, на какой из твоих вопросов мне ответить?
– Эрлу принято говорить «Вы», – поправил ее Леман. Ему это начинало надоедать, во что бы то ни стало, надо было приструнить этих детишек: не только дети учатся дурным манерам у взрослых, но зачастую бывает и наоборот. А всего один рыцарь, не знающий дисциплины, может погубить целую армию. – Откуда ты родом, больше я у тебя ничего не спрашивал, – холодно сказал он.
– Да, с волосами, я была бы куда красивее, – сказала она, – и может быть я даже похожа на Мануэль Арри, не знаю, я ее не видела, но вам эрл Леман, лучше знать. И нет, у женщин на дальнем юге тоже растут волосы. А свои я сбрила, потому что в трюме, до того, как меня подняли наверх к ним, – она показа на остальных детей, – были вши, от них чесалась голова, и я не могла спать. И наши с вами дети, эрл Леман, не обязательно были бы темными как я. И вы в самом деле хороши, и я не думаю что Нэт Эрилтон завела себе нового любовника в ваше отсутствие. И еще – не переживайте, мы не уроним вашей чести в глазах подданных.
Слушая девочку, Леман смущенно закашлял. Он судорожно пытался вспомнить, о чем еще неприятном и постыдном он думал с того момента как появился здесь. «Даже Нэт Эрилтон приплела, – с обидой подумал он. – Ведь только на секунду вспомни о ней, и далеко от сюда… Надо было сразу одеть кольцо…»
– Не расстраивайтесь, – сочувственно произнесла девочка. – Вы не хуже других. Все мужчины думают о женщинах. И вы бы очень удивились, если бы узнали что думали о вас освобожденные женщины, когда вы проходили мимо.
Пока Леман разговаривал с Акхой, Эльза, а за ней остальные дети, по очереди стали выбираться из клетки. Арапийка отказалась от его помощи, и оттолкнула протянутую руку. Акха, наоборот с удовольствием приняла оказанную ей любезность, и не отпускала его пальцев, даже после того, как он подхватив ее на руки, опустил на землю.