– Ну? И?
– Так и пошло. Но сколь не пытайся отделить бытие от небытия, всё равно, ты раз за разом будешь тыкаться ликом в рождение и смерть, только по очереди и с перерывами на дряхление. Ты же и сотворил время, странник. Твоя Вселенная всё стремится к центру, но не тут-то было. Она наоборот отдаляется от центра так же, как очередной слой обмотки отдаляется от оси накручивания. И чем дальше от оси этот слой, тем больше он становится и скорее наматывается. Ты растащил большое и малое по разным сторонам и тем перевернул пространство вверх дном, умник… – Мультик вдруг замолкает, и возникающая пауза растягивается на срок, не поддающийся измерению.
– Ну? И?
– Тихо! – отчитывает Ивана Ивановича наставник, закрыв большие веки и указывая лапкой на этакого хулигана: – Ну и как прикажешь собирать тебя обратно, коли ты у нас такой «сам да сам»? Сам ты можешь только зигзагами туда-сюда маячить, будто танец живота исполняешь – так, для хохмы. Якобы «борьба противоположностей» у тебя там – всё нормально, не расщепление сознания. Красные – налево, белые – направо. И война – двигатель прогресса… Немедленно благодари Творца за то, что подсказывал тебе путь прямой! Чтоб не оставаться тебе неблагодарным в вечности…
– Я готов благодарить Творца всю эту вечность! Но скажи, ужели я отвечаю за всё и вся? Вторую мировую – тоже я?..
– Так-то твоя работёнка, но есть нюансы. Ты отражаешься в конкретном осколке, вот на нём и сосредоточься. С каждым отдельным тобой я прямо сейчас хихикаю беседую, а лично ты не отвлекайся… Разобранный ты у нас, да ещё и морды себе мутузишь. Жалко мне тебя. Те осколки твои, что послуша́ются Ходу Божьему, сольются в единое, и ты вернёшься обратно целым да абстрактным. Я даже буду к тебе на «Вы» обращаться, хе-хе! – подмигивает мультик.
– А что станет с осколками, которые не послушаются Ходу Божьему?
– Ну а те пребудут не в своей тарелке. А ты просто маши и улыбайся. Да будет же вечное торжество добра и зла на фоне друг друга!
– Но какая же сила засыпает тогда, когда я просыпаюсь? – Иван Иванович наконец задаёт наболевший вопрос.
– То обратная сторона твоя, с коей вы чужды ввиду изложенной «выше» драмы. Она же – твоя вторая половинка.
– Моя вторая половинка? То есть Анастасия Владимировна?
– Называй свою Еву как угодно.
– Анастасия Владимировна – моя законная жена. И мы не чужды: «сорок лет» рука об руку…
– Ой-ой-ой!..
– Бежим от развода, как от черни демонической…
– Ох-ох-ох!..
– При несметном терпении…
– Чур тебя, чур! – отмахивается смешарик.
– А «когда» мы с ней свидимся?
– Другая половинка прозябает с обратной твоей стороны, но не спеши глядеть себе в затылок – здесь действуют иные методы. Ты шагаешь тропою начала, а она шагает тропою конца. Ввиду твоих выкрутасов начало и конец, некогда единые, отвернулись друг от друга и теперь глядят в разные стороны как два полюса, между которыми крутится время. Но не будем уже о том, раз мы с тобой центровые друзья. Скажу по секрету, что скручивается уже твоя Вселенная обратно в точечку, не переживай, не успеешь и моргнуть, как история иного бытия прекратиться. И вот тогда, при таком коловороте, всё неподатливое будет перемолото и… о, горе тем, кто далеко ушёл от надлежащего! А когда летоисчисление того мира сожмётся до одного мига, ты сойдёшься со своей обратной стороной лицом к лицу, познаешь круговорот Любви и обретёшь дар беседовать с Творцом! Ох, и завидую же я тебе!
– Но это самое летоисчисление почему-то не скручивается, а наоборот раскручивается. Вселенная по-прежнему распухает… – Иван Иванович всматривается в историю иного мира.
– Тогда почему ты здесь?
– Не знаю…
– Себя в утробе видишь?
– Да.
– А в гробу?
– Нет.
– Не может быть! Чтобы иметь честь беседовать тут со мной, твои рождение и смерть должны сомкнуться в одном мгновении. Ты как вошёл сюда, фокусник?
Тут смешарик принимается моргать во всё своё рыльце, как барахлящий механизм. Какое-то откровение вдруг настигает его врасплох. Его нижняя челюсть опускается вниз, загораживая всё тельце, а сам он летит с коробки на пол, сохраняя выражение лица. В полёте он успевает о чём-то долго размышлять, словно падает на самое глубокое дно самого глубокого ущелья. Долго ли коротко ль он достигает ковра, отскакивает обратно на коробку, становится на ней что на трибуне и, направив взор в сторону воображаемой аудитории, делает важное заявление:
– Товарищи! Мы собираемся здесь для решения архиважных вопросов в момент, когда вершатся судьбы мира. И каждый из нас крутится-вертится вопреки личному. Но некоторые наши товарищи, – продолжает мультик, искоса поглядывая на Ивана Ивановича, – отлынивают от общего дела, напрямую их касающегося. Будто бы и забыли, что здесь им – не «там», что не лыком шиты мы, что нас сковал Великий Гений. Вот стои́т перед нами экземпляр неизвестного происхождения. Ни Земле – червячок, ни Небу – ангелок. Снаружи – вечное творенье, внутри – типичный временщик. Место ли таковым среди нас? Думаю, ответ здесь очевиден для каждого порядочного товарища! И я ходатайствую за то, чтобы исключить сие лицо из нашего мира…
Произнеся выдающуюся речь, смешарик взлетает с трибуны и несётся навстречу Ивану Ивановичу. Едва последний успевает опомниться, как видит пред собой два океана, в глубине которых просматривается благородное возмущение. Мультик всем своим торсом выталкивает гостя в далёкое неизвестное и на прощание напутствует: «Всё, дружок! Дуй отсюда!»…