Таня проходит этаж, облезлый, прокуренный, пахнущий мочой, открывает, закрывает квартиру, волоча, ноги по паркету, идёт сквозь темноту коридора к своей комнате и падает в бессилии на кровать. Влад, должно быть, ещё возвращается домой, бредёт понуренным шагом. Она его представляет и думает о нём, о том, какой он глупый, как любит её, как ей нравится, что он её любит. Она жестока с ним? Нет – жестоко было бы гулять и целоваться, как с ним, с другими. А она? У неё ведь нет никого другого. Поэтому сегодня, в свой день рождения, она гуляла с ним, слушала металл.
Но как это всё скучно – Таня переворачивается – как это всё скучно: и Влад, и она, и эта пустая квартира. И головная боль. И мама – её нет, как обычно; утром сунула пять тысяч, и где она теперь – неизвестно. Но этих пяти тысяч хватит на небольшую татуировку. Мама выпучит глаза, когда увидит череп на Таниной руке. Таня представляет это её лицо и смеётся, и смотрит на потолок. На потолке – фосфоресцирующие звёзды, наклейки из её детства. Зелёное мерцание ей напоминает то, кажется, далёкое время, беззаботное, светлое. Но что в сущности отличает его от сегодняшнего дня? Те же бесцельность и безделье. Только сегодня минуты летят с неумолимой скоростью, а тогда они были плавны, тягучи, как дорогая толстая жвачка, которую Таня покупала себе вместо школьных обедов.