– Да, череп хорошо, красиво, – повторяет в смятении Влад, поглаживая напряжённой рукой чёрные волосы. – А мама что скажет?
– Что скажет?.. Ничего не скажет. Может, ей даже понравится, – Таня говорит это нарочно, хотя знает, что мать не терпит татуировки. Может, потому Таня и хочет набить на запястье череп.
Они подходят к тускло освещённому подъезду. Влад доходит с ней до самого домофона, глупо стоит рядом, пока она ищет ключи. Таня их достаёт, сжимает в руке и молча смотрит вниз, на каменные ступени. По-детски наивный взгляд Влада к ней неотрывно прикован – чувствуя это, она с трудом сдерживает хихиканье, холодно его чмокает, оставляет в растерянности перед захлопнувшейся дверью подъезда.
Таня взбегает по лестнице и, сама не зная отчего, смеётся, а в лифте уже, вслушиваясь в мигрень недосыпа, стоит с полуоткрытым ртом, глядит на своё отражение. Год назад, когда она только покрасилась, хвост был ярким, ядовито-зелёным, а теперь он тускл, как листва городских деревьев. И серьга в носу словно вросла в него, стала чем-то повседневным. И синяки под глазами, и вся она, Таня, такая обычная, скучная, сонная, ненужная – что она? Сегодня ей пятнадцать – вроде день рождения, но день этот так же мелочен, ничтожен, как любой другой, и голова её болит точно так же. И вообще…
Двери лифта открываются.