Мерцание света жизни: опыт смены мировосприятия

Ставшая привычной, деятельность преподавателя омрачалась необходимостью выполнять множество бумажных формальностей в виде рабочих программ, оценочных материалов и отчетов, никак не влияющих на качество учебного процесса, но отнимающих много времени и сил. Интуитивно понимая, что только творческие порывы способны изредка пробуждать во мне интерес к своей работе, я придумывал для студентов интересные практические задания в виде разных проектов, использовал свою систему учета и оценки их успеваемости, разрабатывая оригинальные методические пособия.

Постепенно я стал замечать, что обычная, не требующая особых усилий деятельность, давалась мне совсем не просто в плане эмоций, а такие довольно сложные вещи, как написание диссертации, руководство научными проектами, проведение научного семинара для преподавателей воспринимались мной с гораздо большим энтузиазмом, даже когда я не слишком представлял, как это сделать. Получалось, что мне гораздо проще впервые в жизни одному отправиться в другую страну без надлежащего опыта и знания языка, чем провести вечер с понравившейся мне девушкой в компании её родителей и бабушки, поскольку во втором случае психологическое напряжение было значительно выше, сковывая не только мои движения, мимику лица, но речь и мысли, лишая меня всякой уверенности в себе, а порой и адекватного поведения.

Присматривая за домом друзей, когда они летом уехали за границу, мне в течение месяца утром и вечером приходилось выгуливать их здоровенного пса, но невероятное ощущение свободной от родительского внимания жизни стоило того. Получив этот бесценный опыт, я покинул квартиру родителей и стал жить самостоятельно. Живя отдельно, моей излишней пунктуальности, приверженности порядку и предусмотрительности, которые я стал усердно проявлять, организовывая свой повседневный быт, позавидовал бы самый придирчивый аудитор. Наведение порядка в квартире, своевременное выполнение запланированных дел доставляло определенное удовольствие, создавая иллюзию контроля над обстоятельствами, но отсутствие спонтанности и более глубоких устремлений вызывало ощущение искусственности жизни.

Отважившись однажды впустить в свою заорганизованную жизнь девушку, мне пришлось расстаться с привычным порядком в квартире, приобретая навыки принятия решений с учетом потребностей и желаний своей спутницы. В первое время определиться с приоритетами было не просто, поскольку ее упорство и мой эгоизм в отстаивании своих интересов порой выталкивали наши отношения на грань разрыва, и только компромиссный выбор каждого из нас давал шанс их развитию. Истоки формирования характера моей будущей супруги стали понятны, когда я познакомился с ее родителями. Отец солидного вида, со взглядом из-под густых бровей, производил впечатление отставного генерала, но, несмотря на это, обладал по детски шутливым чувством юмора и довольно спокойным характером. Мать, чувствуя, что на ней держится большая часть домашнего хозяйства, отличалась вспыльчивым непреклонным характером, не упуская случая, чтобы напомнить мне, кто в ее доме хозяин.

Рождение ребенка поставило все наши планы в полную зависимость от этого кричащего комочка инстинктов. Наблюдая за тем, как взгляд сына наполняется все более осознанным любопытством, а его способности познавать окружающий мир расширяются с удивительной быстротой, я проникся глубокой привязанностью к этому родному существу, испытывая страх от одной только мысли, что с ним может что-то случиться. Предполагаю, что именно этот страх вынуждает родителей запрещать ребенку практически всё, что реально или только потенциально может угрожать его жизни и здоровью.

Внутренняя открытость и естественность поведения подрастающего сына постепенно сменялась всё частым и напористым утверждением главенства его «я», окончательно разрушив у меня иллюзию, что переходный возраст только у подростка. Сын стал требовать еще больше внимания и общения, вооружившись словом «почему», все меньше удовлетворяясь ответами: «так надо», «все так делают», «ты еще маленький, чтобы понять».

Прошло несколько лет, и я слышу, как супруга делает сыну замечание: «Ты не должен рассказывать своим дворовым приятелям о том, о чем мы с тобой беседовали дома. Тебя могут не так понять. Ты же не хочешь, чтобы они потом на тебя косо смотрели». Вдруг эти слова эхом отозвались во мне, отчетливо напоминая о принятом в подростковом возрасте решении, разорвавшем тогда меня на две части, поместив сознание в ловушку «правильности».

В этот момент я наиболее остро почувствовал внутреннюю разобщенность с самим собой, которая заставила меня снова погрузиться в книги по психологии, философии и духовным учениям, в поиске новых практик, способных открыть мой истинный жизненный путь. Я больше не хотел казаться кем-то, я желал быть собой, принимая полностью свою жизнь и себя, несмотря на то, что впитанная с детства привычка показывать окружающим, что ты «правильно» живешь, работаешь и даже отдыхаешь, всячески мешала честно посмотреть на себя, не прячась за статусом своей должности, какими-то достижениями или семейным положением.

Со временем я стал умело сочетать утреннюю зарядку, чтение священного писания и выполнение комплекса упражнений цигун с употреблением, как правило в выходные дни, крепких напитков в виде коньяка, виски или рома, которые служили надежным чистильщиком сознания от нежелательных мыслей. Когда стремление «почистить» сознание иногда затрагивало и рабочие дни, то впрессованная в меня «правильным» поведением функциональная устойчивость, по прежнему позволяла справляться как с домашними делами, так и с профессиональной деятельностью. Подобный образ жизни постепенно начинал меня выматывать, с одной стороны, помогая решать текущие задачи, а с другой, способствуя нарастанию напряжения от осознания своего нежелания так жить.

Наступил момент, когда я должен был решить, стоит ли тратить свое время и силы на работу, которая превратилась в рутину, не вызывая во мне никаких творческих порывов, на восточную практику, смысл которой таял вместе со спиртовыми парами в похмельное утро, делая мою жизнь каким-то тривиальным фарсом. Поэтому заключенный накануне трехлетний договор, а также более чем двадцатилетний стаж научно-педагогической деятельности не смогли удержать меня от подачи в отдел кадров заявления об увольнении по собственному желанию. Уволившись с работы, перестав выполнять упражнения, я стал терять свою самоидентификацию как в социальном, так и личностном плане, что вызвало сильное внутреннее желание увидеть настоящего себя.

Много лет, несмотря на довольно сильную близорукость, я старался не носить очков, используя их при крайней необходимости, объясняя это тем, что мышцы глаз должны работать. Поэтому, впервые в своей жизни надев линзы, я обратил внимание, что из зеркала на меня уставился кто-то с непривычно расширенными глазами, оплывшим круглым лицом, сутулыми плечами и неприлично выделяющимся животом. Меня охватила какая-то неприязнь и не желание больше смотреть на себя. Но стоило оглядеться вокруг, выйти на улицу, как меня захлестнул восторг от того, что я вижу всё в мелочах, казалось, я обрел нормальное зрение, которого у меня не было более тридцати лет.

Преодолевать неприятие своей внешности, я решил, записавшись в тренажерный зал, оплатив не только абонемент, но и занятия с тренером. Зеркальные стены помещений фитнес клуба, линзы в моих глазах, тело, олицетворяющее многолетний нездоровый образ жизни на фоне атлетических фигур тренера и занимающихся, вызвали во мне комплекс неполноценности. Деньги уплачены и обратной дороги нет, каждый раз, преодолевая свою неуверенность, я стал регулярно посещать занятия. По настоянию тренера ограничил себя во многих пищевых удовольствиях, сев на диету.

Отсутствие работы высвободило не так много свободного времени, как хотелось, поскольку большая его часть заполнилась школьной жизнью моего восьмилетнего сына и возросшими домашними обязанностями, которые я взял на себя, понимая, что сейчас в нашей семье только один кормилец, моя супруга. Оставшуюся часть своего времени я стал посвящать книгам-тренингам по развитию навыков общения, позитивного мышления, познания себя, к которым у меня пробудился неподдельный интерес. Постепенно стало появляться желание заглянуть в свое прошлое, в давно забытое естественное мировосприятие с искренними убеждениями и стремлениями, чтобы увидеть, услышать и почувствовать себя настоящего.

Религиозные учения и духовные практики приносят свои плоды только в том случае, если находят отклик в душе последователя, даря ему осознание истинного предназначения жизни, пробуждая в нем свет бескорыстной любви и всепрощения. Поскольку моя душа оказалось не восприимчива к опробованным практикам, то я решил к зарядке и тренировкам добавить утром и вечером спокойное сидение, которое я назвал «услышать себя в тишине». Спустя несколько месяцев безрезультатного, но усердного сидения, в моем сознании стали появляться образы событий, одни из которых были мною практически забыты, а те, что помнил, раскрывались удивительными деталями, открывающими новое понимание их роли в моей жизни.