Следующие несколько минут перед моими глазами трепетала снежная завеса из взметаемого в воздух снега. Ветер ударял в лицо, обмораживал щеки, закладывал уши. Окаменевшими руками я вцепился в края рюкзака, который метало из стороны в сторону на откосах и неровностях. Батя держался за меня. Приклад автомата, висевшего на его плече, неистово болтался, задевая меня за бедро. Не то, чтобы я видел куда мы летели – скорее молился, что попадем прямо на озеро. И что оно в это время года будет еще во льду.
Руки уже стали слабеть, когда я почувствовал внезапный сильный удар, словно наши импровизированные сани встретились с препятствием. Это заставило меня еще крепче вцепиться в рюкзак. От удара мы подлетели в воздух – хорошо, что были приязаны к рюкзаку тросом – и потом с грохотом опустились на снег. Или лед? Послышался характерный треск, который так боишься услышать посреди замерзшего озера. Рюкзак замедлил ход, белая завеса перед глазами растворилась россыпью снежинок, и я увидел, что мы скользим по гладкому льду.
Я подождал, пока рюкзак замедлит ход, а потом кончиками ботинок затормозил наш ход. Мы плавно остановились неподалеку от занесенного снегом берега. Триглав остался позади нас. Мы спустились на озеро – безумный побег удался. Словно пытаясь осмыслить произошедшее, мы некоторое время просто лежали, глядя перед собой. В ушах звенела тишина – поразительный контраст с бурей и громом, которые мы сейчас прошли. Первым нарушил молчание отец.
– Андрейка, живем! Живем! – радостно кричал он.
– Это прекрасно, – прокряхтел я. Грудная клетка была сдавлена, и я не мог набрать воздуха. – Нам бы… экххх… встать…
– Андрейка, ну ты дал! – продолжал он, будто не слыша, – Ото моя школа!
Я потянулся к карабину, отстегнул трос, и мы оба завалились в сторону, прямо на припорошенный снежинками ледом. Несмотря на время года, лед был еще прочный. Поскальзываясь, собирая вместе разъезжавшиеся ноги, кое-как поднялись и не говоря друг другу ни слова, в общем порыве обнялись.
Я хотел что-то сказать, но слов было так много, что я не говорил ничего. Да и правильный был момент? Мы сбежали с горы, но это полдела. Теперь нам предстояло спуститься в долину и отправиться на встречу с Лукасом. Какой она будет? Я только сейчас осознал, что четкого плана у меня и не было. Я думал, что он появится во время побега, но…
Отец одобрительно похлопал меня по спине, сказал серьезным голосом:
– Я с ним поговорю.
– С кем?
– Со старым своим кумпелем35.
– И что ты ему скажешь?
– Ну опций у нас невелико, – развел руками отец. – Лукас-то неглупый человек. Разумеет, что все это масакра.
Действительно, так считал и я. Лукас не мог не понимать, к чему приведут публичная казнь, силовой захват края. Как только по Европе пронесутся новости, что в мирной, благополучной евродеревне завелся новый тиран, миротворцы не будут сидеть без дела. И все-таки что-то снедало меня… Я вспомнил, что сказал нам Зоран в пещере. Точнее передал слова Лукаса: «Можешь убить их прямо здесь». Разве он мог отдать прямой приказ убить? С другой стороны, он задумал устроить казнь перед толпой людей. Разве с этим человеком можно договориться разумно? Меня стали снедать сомнения.
А потом стало страшно. Страшно от того, о чем я вдруг подумал. Как вчера, в пещере, когда вспомнил о брате. Нет-нет, с Мило точно покончено. Я не могу так поступить. И с Лукасом мы обязательно попробуем договориться. Но откуда тогда эти мысли?
Отец увидел мое замешательство, но наверно подумал, что я трушу. Он хлопнул меня по ладони:
– Не тот час, абы волноваться! Все будет добре!
Его сын был в опасности, мой брат! Как он мог оставаться таким спокойным! Но в этом был весь батя – всегда себе на уме, не прошибить ничем. Если он что-то задумал, то всегда упорно шел к цели.
Мы поднялись на берег, оставив «Слезу Марии» позади. Раскрылась панорама Нагоры. Ее уже не скрывали одеяла туч. Но оставшись там, в вышине, они не давали пробиться и солнцу. На родной край не падало и яркого лучика, от чего долины и поля казались мрачными и серыми. Якоря, оставленные для нас Лалу, оказались на видном месте.
Мы осторожно, нащупывая подошвами камни, стали спускаться по каменным жилам. Мои уставшие после безумного слалома руки едва держали веревку. Я старался не глядеть вниз без необходимости – не хотелось держать в голове, что под ногами бездна и любой просчет чреват гибелью. Оставалось только карабкаться и карабкаться. «Ничего», – утешал я себя, перехватываясь руками, – «Спустимся, отдохнем немного. Там и Каролина должна еды принести». Об этой части плана я пока не рассказал отцу. Внизу мы должны были встретиться с Каролиной. Прошедшей ночью к ней тоже должен был прийти Лалу.
– Андрейка, тссс, – окликнул меня отец, – Слухай.
Я внимательно вслушался. Меня окружали привычные горные звуки: капала воды, завывал ветер. Хотя нет: откуда-то еле слышно, на грани восприятия, прорывался какой-то стрекот. Я запрокинул голову, но ничего не увидел, кроме гроздьев облаков. В горах вообще трудно понять, откуда идет звук. Возможно, источник звука был справа или слева от меня, но отразившись от скал, пришел сверху.
– Что это? – спросил я отца.
– Такое тр-тр-тр? – уточнил он. Помотал головой, – Не ведаю. Може, канатная дорога так делает?
– Но она ведь не работает, – ответил я.
Долго думать над загадкой мы не стали и продолжили спуск. В конце концов, стрекотание затихло само, и я совсем позабыл о нем к моменту, когда наши ноги ступили на землю. Возле спуска была небольшая рощица, за которой нас и ожидала Каролина. Дороги не было, за исключением едва притоптанной тропки, и мы некоторое время блуждали меж деревьев, прежде чем выйти к равнине.
Каролина действительно ждала нас там. Но сперва я увидел не ее. Как только мы вышли из рощи, нас встретил отряд солдат в камуфлированных костюмах. У всех на груди красовалась нашивка «Sun & Son Security». И все они, человек десять, как по команде, подняли автоматы и взяли нас на мушку. Каролина стояла чуть поодаль, руки ее были сведены за спиной, наверняка скованные наручниками. Пара солдат держала за узды лошадей, которых я просил привести – Белку и Лозу.
Бороться не было смысла. Равно как и убегать. Нас бы мигом изрешетили, метнись мы в рощу. Мы оба сразу это поняли. Отец бросил автомат на землю. Без видимого, впрочем, сожаления. Оружие он правда терпеть не мог.
– Мы сдаемся! – крикнул я, поднимая руки, – Опускайте ваши пушки.
Но они не опускали. Несколько минут мы стояли друг напротив друга в полной тишине. А потом до наших ушей донесся низкий гул. Он все нарастал и нарастал, пока не перерос в оглушительный рокот. Я поднял голову вверх в поисках источника звука. Пелена серых облаков в точке прямо над нами завихрилась, завертелась вокруг оси, а потом распахнулась, пропуская огромную боевую машину. Прибивая ветром к земле травинки и задирая полы солдатских курток, вертолет медленно опустился на поле прямо напротив нас. Это был видавший виды «Ми-8» классической зеленой раскраски. Пулеметы по бокам смотрели в нашу сторону хищными оскалами. Сквозь оглушающий рокот лопастей до меня донесся возглас отца:
– Курррва мачь!
Добавить было нечего. Я даже помыслить не мог, что армия Лукаса имеет на вооружении военный вертолет. Лалу вовсе не упоминал об этом!
Когда лопасти остановились, я уже знал, кто выйдет нам навстречу. Дверь кабины распахнулась, и на траву опустились тяжелые черные берцы.
– Вот мы и встретились вновь, Андрей! – провозгласил Зоран.
***
Раскинувшееся за окном до самого горизонта золотистое поле растворялось в мрачневшем небе. Мы неслись, сидя на заднем сидении военного джипа, по узкой полоске свежеукатанного асфальта. Это была новая дорога, проложенная Sun & Son от Бойкова до Купав. Следы ее строительства я наблюдал несколько дней назад на останках Ильмень-рощи. Теперь она была готова. И по ней нас везли на расстрел.
Руки у всех троих – меня, отца и Каролины – смирно лежали на коленях, скованные наручниками. Мы молчали и ничего не говорили друг другу. Я не знал, что говорить. Я терзал себя за наивность и, более того, за собственную немощность. В конце концов, я был попросту жалок. Я не смог защитить своих родных в самый важный момент и обрек их всех на гибель.
Когда на поле опустился вертолет и из кабины вышел Зоран, я думал, что у нас еще есть шанс. Я просил его доставить нас к Лукасу на переговоры. Говорил, что его действия обернутся катастрофой для всего края и что Зоран и его армия пострадают сильнее всех. «Когда придет армия НАТО, что ты будешь делать?» – сказал ему. Он скривил губы в презрительной гримасе, бросил в ответ: «Никто не придет. Европе на нас плевать. Всегда было плевать». Это были чудовищные слова. Зоран открыто признавал, что совершает зверство, прекрасно понимая, что не будет нести за него никакие последствия. Но хуже того: я, пугая его европейской армией, сам не был уверен в своих словах. Действительно, кому нужен был этот клочок земли на задворках Восточной Европы? Кому до нас было какое дело?
Зоран велел стать на колени, а сам отошел в сторону и долго разговаривал с кем-то по телефону. Я не разбирал слов и не знал, с кем он говорил, но в тоне его слышалось удивление, смещанное с какой-то досадой. Когда он закончил разговор и вернулся к нам, то поначалу ничего не сказал, а просто велел полезать в джип. Солдат схватил меня за руки, но я рванул из его хватки, гневно спросил Зорана, куда мы едем. У меня уже было недоброе предчувствие, которое только усиливалось его поведением. Прежняя решительность, с которой правая рука Лукаса совершал все действия, исчезла. Он не смотрел нам в глаза, постоянно хватался за шею, в том месте, где у него был шрам. В нем чувствовалась нервозность. Будто ему не нравилось то, что он услышал по телефону.
«Ты говорил с Лукасом, да?» – спросил я, – «И что он тебе приказал?». Ответа я не ждал услышать – вояка уже силком заталкивал меня в джип. Однако Зоран приказал своим солдатам остановиться и все-таки зачитал нам «вердикт». Он пытался говорить громко и решительно, но его слова звучали выхолощенными, будто он зачитывал с бумажки. «За нарушение мира в Нагоре глава Великого совета Кацпер Собепанек объявляет вас преступниками. Вы приговариваетесь к смерти через расстрел». Сказав это, он быстро кивнул своим головорезам, чтобы опять пихали нас в джип. Не хотел видеть нашей реакции.
Однако теперь настала очередь отца. «Лукас – глава Великого совета!», – кричал он, отталкивая в стороны солдат. А потом разразился хохотом: «Ха-ха-ха! Да лепей был бы курчак36!». Зоран ничего не ответил, с каменным выражением прошел мимо нас и сел за руль джипа. Нас бросили на заднее сидение, а с переднего какая-то откормленная морда наставила на нас автомат. «Тихо сидите, не двигайтесь», – сказала морда и усмехнулась, – «А то еще до приезда расстреляем».
Именно такой поворот событий и привел нас к этой безвыходной ситуации. Еще полчаса назад я праздновал счастливое спасение от Зорана и предвкушал встречу с Лукасом, а сейчас нас троих везли на расстрел, что коров на убой. Что было делать? Я не знал и трусливо поглядывал на отца: может, он что придумает? Может, сейчас вскачит…
«О боже, как надоело твое нытье! Скорей бы тебе уже пустили пулю в лоб! Я вообще удивлен, что ты смог как долго прожить»
– Мило?!
Я был настолько ошеломлен его возвращением, что огласил криком всю машину. Отец и Каролина метнули на меня удивленно-испуганные взгляды. Жирная рожа нахмурилась, наставила мне в грудь ствол. Послышался голос Зорана с переднего сидения:
– Мило? Про кого ты говоришь?
– Да я так… Сам с собой… – промямлил я.
А сам молниеносно продолжил внутренний диалог. Теперь Мило нельзя было отпускать!
«Мило, какого черта ты не появлялся?!»
«Ты сам просил меня не лезть в свои рыцарские дела, забыл? Ну давай, не буду мешать тебе сдохнуть»
«Я был неправ! Сейчас мне очень нужна твоя помощь!»
«Уже не знаю, хочу ли помогать такому слабаку, как ты. Помню, тогда в Москве, ты горел огнем борьбы. А сейчас… Сейчас ты слизняк мягкотелый»
«Да какая к черту разница!? Когда ты пробуждаешься, я сам другой! Ты разве не видишь? Нам всем конец, если ты не появишься»
«И что с того? Есть много других борцов за свободу, которые не предавали меня. А ты зовешь, только когда тебе это выгодно»
Тут он был прав. Я боялся Мило. Боялся из-за того случая с Димой. И подсознательно знал, что если с помощью Мило все закончится хорошо, то я снова закрою его в чулан и повешу огромный замок на дверь. С Мило у нас могли быть только такие отношения. Я совершенно не мог управлять им, и кто мог дать гарантию, что я не обращусь в хладнокровного убийцу, дай ему полный контроль?
«Ты ведь знаешь, что вот эти слова я тоже услышал? Я так и думал. Борьба с тиранами тебе не интересна. Только собственная выгода»
«Я не убийца, Мило. Ты знаешь, я не могу дать тебе полную свободу»
«Кто сказал, что мне нужна свобода? Чего ты боишься, Андрей? Что я буду проламывать черепа всем встречным? Убивать детей?»
Точно в корень. Именно этого я и боялся.
«Тогда скажи мне вот что. Кто виноват, что ты настолько слаб, что стоит мне взять контроль и в тебе больше ничего не остается? Ты, твоя личность, называй как хочешь, сидит в углу дрожащим щеночком и глядит на зверства, увещевая себя: «Это не я, это не я, это не я»»
«Мило, у нас мало времени. Помоги мне!»
«Тогда дай мне полную волю»
«Нет!»
Ответа не последовало. Мило снова замолчал. Курва, если бы только у меня был скополамин!
«Тебе не нужны таблетки. Только твое желание»
«Хорошо, пусть будет по-твоему! Только спаси нас!»
«Ты говоришь, но в тебе нет желания силы. Ты снова избавишься от меня, когда устыдишься своего монстра»
«Нет, я хочу! Мило, умоляю, пробудись!»
Ответа не было, а дверь рядом со мной уже распахнулась. Пока в моей голове шел напряженный диалог, оказалось, что мы уже приехали. Грубая ладонь схватила меня за воротник и выкинула из кабины лицом в землю. Выплевывая сухую траву, я поднял голову и замер от вида срубленных деревьев. Спутать это место с любым другим было невозможно. В отдалении, за нагромождениями мертвых ветвей, лежал огромный, переломленный пополам гигантский вяз. Мы были на останках Ильмень-рощи. Вслед за этим пониманием моих ушей достиг надсадный вопль:
– Курва, что вы зробили! Как могли?!
В крике Каролины смешались гнев, ужас и вместе с тем внушающая дрожь тоска. Я посмотрел в ее сторону: хозяйка дома в Купавах обратилась в яростную фурию. Локоны дредов развевались на поднявшемся ветру – огненно-рыжий цвет придавал им сходство с языками пламени. А глаза! Если бы сочивший ярость взгляд мог ранить, то вокруг нас лежали бы мертвые тела.
Один из солдат имел неосторожность осадить Каролину: схватил ее за скованные наручниками запястья и стал что-то хмуро говорить в лицо. Она ловко разорвала его хват, вонзила левую ступню в землю и метнула правой ногой ему в челюсть. Ильмень-рощу огласил звук, похожий на хруст раскалываемого грецкого ореха, и солдат грузно упал на землю. Тетя поставила ботинок на его бедро и грозно оглядела солдат Зорана, которые мигом взяли ее в кольцо.
– Кто еще цощь хцэ мне поведать? Но ходь!
Эти зычные слова совпали с ударом грома, который обрушился с небес. За ним последовала молния – одна, другая! Тучи скопились над нашими головами. Ветер рвал их, бросая завихрениями. На фоне мрачневшей погоды Каролина казалась порождением самой природы – мстительным духом Ильмень-рощи.
Гнев Каролины дал толчок и нам с отцом. Вот только сил уже не оставалось. Я повернулся в сторону своего охранника, надеясь выбить у него из рук оружие. Однако меня быстро осадили – солдат прытко увернулся от замаха и поставил мне подножку. Я споткнулся, но остался на ногах, а когда распрямился, то увидел перед собой оскал «Калашникова». Отец тоже вступил в борьбу со своим конвоиром, но тщетно: охранник легко поборол батю. Каролина еще долго не подпускала к себе солдат, но в конце концов сдалась и она. Зоран велел солдатам взять нас в кольцо и повел к остовам срубленных деревьев.
Я шел и думал: насколько же цинично со стороны Лукаса было свершить казнь именно здесь! Место, которое имело для каждого из нас особое значение (а для Каролины вовсе священное), теперь становилось нашей могилой. Лукас наверняка знал о его значимости: я вспоминал фотографию из альбома, которую мне показывала Каролина. Он был здесь, в Купавах, в 90-е вместе с отцом. И после этого он дал приказ уничтожить Ильмень-рощу для своей дороги! А сейчас он намеренно хотел пристрелить нас здесь. Как, боже мой, как?! Как можно было совершать такое отвратительное, мерзкое по своей натуре действие?!
Слабость во мне постепенно перерождалась в гнев. Лукас ведь говорил, что хочет уничтожить мою семью. То, что происходило сейчас, было лишь воплощением в действие его слов. А я не верил… Думал, что человек не может пойти на такое. Пасть так низко! И все ради чего?! Ради жалкой мести!
И эта мысль – что я был наивен, что не разглядел злую натуру – не на шутку стала меня распалять. Со мной можно было делать что угодно. Издеваться, угрожать, пытать – все равно! Даже смерть меня особо не страшила. Но если вы что-то сделаете с моей семьей… Я убью. Я убью вас.
И только эти мысли овладели мной, как тело стал охватывать огонь. В его пламени я словно рождался вновь. Слабость и нерешительность, которую я накопил в своем сердце, истлевала. Раньше я просто не понимал на что был способен Лукас, надеялся, что смогу решить все мирным путем. Наивный дурак! Лукас был готов убивать (хоть и чужими руками), и единственный ответ на то был – покончить с ним самим.
«Наконец-то. Момент настал»
Зоран велел остановиться. Нас поставили в ряд перед обрубленными стволами деревьев. Я повернулся лицом к нашим палачам. Пять человек, включая Зорана, все, как по команде, переключали автоматы в одиночный режим. Темные дула поднялись, нацелившись в нас. Зоран молчал, не отдавая команды. Я видел его лицо в тот момент – и совершенно явно видел, что он сомневается. Он не хотел нас убивать.
– Отвернитесь! – срывающимся голосом приказал он.
Как же! Неприятно смотреть нам в глаза!
– Пуля в затылок, да?! – возгласил я в ответ, – Нет уж, Зоран! Если стреляешь в нас, то смотри в лицо. Как ты когда-то смотрел в лицо тех, кто убивал тебя. Тогда, в чистом поле Боснии. Или не помнишь, как рассказывал мне?
Ответа не последовало, но мои слова явно задели Зорана – он отвернул взгляд. Я заметил колыхание деревьев позади него, там, где часть рощи еще сохранилась. В тени листвы будто промелькнула какая-то фигура, хотя мне могло показаться.
– И еще знаешь! – я кричал, чуть не выплевывая из себя легкие. Воздух вырывался будто даже не из горла, а из самого моего существа. – Стреляй мне прямо в сердце, чтобы уж точно! Что мне голова?!
Зоран не ответил, а вместо того как-то раздраженно махнул рукой своим солдафонам – команда опустить оружие. Они повиновались, бросив на него вопрошающие взгляды. С хрустом давя сухие ветки под ногами, он подошел к Каролине. Схватил ее за руки, выдернул из нашего строя.
– Как благородно! – расхохотался я, – Женщин он не расстреливает! Ты все равно палач, Зоран!
Мгновение, и он стал напротив меня – суровый воин бывшей Югославии.
– Ты должен понять… – медленно, неестественно хриплым голосом, проговорил он. Будто боялся, что сзади его услышат.
«Пусть, пусть говорит. Недолго этому псу осталось»
– Я знаю, что ты хотел спасти своего отца, Андрей, – проговорил Зоран, – И это достойно уважения. Но Лукас тоже стал для меня отцом. Понимаешь? Когда у меня ничего не было, когда мою семью вырезали, Лукас дал мне работу, дал мне дом. Я не могу противиться его воле.
– И потому ты стал марионеткой тирана?
– Что?
Он нахмурился. Не ждал такого услышать.
– Для Лукаса ты всего лишь инструмент. Жаль рушить твою иллюзию, но твоему идолу на пьедестале нет до тебя дела.
Его глаза встретились с моими. Немой вопрос. Он заметил во мне перемену, но не понимал, что происходит. Не знал, что говорит уже не с Андреем.
– Трезвитесь, бодрствуйте…
Я сделал шаг вперед, оказавшись нос к носу с Зораном. Он отшатнулся, почти в испуге. С хищной улыбкой на лице, рокочущим сильным голосом я продолжал:
– …потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить!
Уважаемый читатель, события следующего получаса я буду описывать от третьего лица. От лица Мило, если конкретнее. В момент, когда моим разумом овладевает Мило, у меня происходят провалы в памяти (что многие из вас наверняка уже заметили из моего рассказа). Мне понадобилось опросить Каролину и отца, чтобы достоверно описать, что произошло в тот значимый миг в Ильмень-роще. Мне кажется, они – намеренно или неосознанно – сгущали краски, так что последующее повествование вышло… скажем так, весьма драматичным. Но вам судить.
Мило ринулся на Зорана. Тот принял было боевую стойку, но поздно – Мило оказался ловчее. Одно движение, захват рук, заламывание назад, и вот уже Зоран стоял на коленях – униженный и беспомощный. Мило выхватил ключи от наручников, снял с себя оковы – наконец-то свобода (какая уже по счету)! Он с силой нажал Зорану на плечо, у того аж захрустел сустав и во всю глотку огласил:
– Да начнется бой!
Солдаты оказались в смятении – не палить же по своему боссу? Но тут одному прилетел огромный молот в бок: он упал ничком на землю – выведен из строя. Второй только развернулся – и молот опустился уже ему на голову. Огромная косматая тень била сильно, била нещадно, так, что конвой Зорана разлетался, как щенята. Великан вышел на свет – грудь вздымается под порванной рубахой, а в окровавленной руке – импровизированная булава.
– Григорий! – радостно прокричала Каролина.
Она собрала у стонущего на земле солдата ключи, сбросила наручники и понеслась к Григорию. Тра-та-та! – раздалось над рощей. Снова кровь, но теперь Григория. Впрочем, это была небольшая рана – пули чуть задели бок великана. Каролина в два прыжка оказалась рядом с солдатом, метко выбросила руку, и автомат прочертил дугу прямо в заросли. Вторая рука уже рубила ладонью по плечу солдата. Он упал на колени, и достаточно было могучего щелбана подошедшего Григория, чтобы отправить его в нокаут. Еще минус один. А где же последний, четвертый? Он спрятался в роще, чтобы дать новую очередь. Промахнулся, на счастье. Слышится торопливая перезарядка, но Григорий делает олимпийский замах гигантским бревном-рукой и – вжуууухххх! – выстреливает молотом в тьму рощи. Бедняга издал короткий вопль, и никаких очередей больше не было слышно. Григорий и Каролина, в окружении тел поверженных врагов, поворачиваются в сторону Зорана. Их взгляды полны воинственного пыла.
– Пусти змея этого, – прогремел Григорий. Потом – Зорану, – А ты… Сдавайся по-хорошему!
Но Зоран сдаваться не собирался. Как раз наоборот! Он завел ступню за щиколотку Мило и сильной подножкой обрушил их обоих на землю. Хватка Мило разомкнулась, Зоран вмиг вскочил на ноги. Григорий пошел на него, накрыв своей тенью. Казалось, у Зорана не было никаких шансов против кузнеца – особенно после того, как он положил всю его гвардию. И вот каменный кулак полетел в лицо прислужника Sun & Son. Но Зоран вихрем увернулся от удара, одновременно повернувшись к Григорию спиной. Тот по инерции повалился прямо на своего противника, и тому оставалось только резким броском перекинуть кузнеца через себя. Словно огромный многовековой дуб упал в роще: с таким грохотом обрушилось тело Григория на землю. Растерянный, он не смог уже подняться: Зоран опустил колено ему на шею и стал молотить по лицу кулаками.
Каролина бросилась Григорию на помощь. С размаха приложила Зорана ногой в плечо. Не ждавший атаки, глава охраны Sun & Son опрокинулся на спину. Тут же перекатился через себя и вновь был на ногах. Каролина приняла выжидающую стойку, сдула заслонившие взгляд дреды. Зоран не нападал, осторожно ходил вокруг женщины – наверно, оценивал уровень опасности.
Так продолжалось около минуты. А потом кипевшая в сердце ярость сыграла с Каролиной злую шутку – увидев, что Зоран подошел близко, она кинулась к нему, схватила за руки, и хотела подножкой бросить на землю. Но Зоран легко вырвался из хватки и теперь уже сам держал ей запястья. К чести Каролины, она разорвала захват, ловко развернувшись вокруг своей оси. Вместе с этим она уже делала замах ногой, чтобы следующим движением приложить Зорана в лицо ботинком – как раньше это удалось сделать с беднягой-солдатом. Но Зоран уже знал этот прием: он припал к земле, так что ботинок прошел над его головой, а сам бросился к опорной ноге Каролины, повалив ее на землю. После короткой борьбы, она была повержена. Зоран надел на обоих наручники, оставив беспомощно лежать на земле. За спиной его раздались громкие хлопки. Мило бил в ладоши и кричал:
– Браво!
Он cмотрел на Зорана оценивающе, но в то же время подчеркнуто снисходительно. Зоран сплюнул на землю, процедил:
– Я не понимаю радости. Ты следующий, Андрей.
– Андрей? Ты все еще ничего не понял?
– Что я должен понять? У меня есть долг…
– У тебя хорошая тренировка, – перебил его Мило. Неторопливым шагом, даже вальяжно двинулся в сторону Зорана, – Я следил за тобой. Дзюдо, тхэквандо, немного от бокса. Очень жаль, что ты ступил на сторону зла.
Зоран развернулся в сторону Мило. Он не понимал перемену в Андрее, и это его сильно раздражало.
– Кто ты? – спросил из-под нахмуренных бровей.
– Ты уже встречал меня ранее, Зоран Брегович. Хотя в другом обличье.
Снова вопрос в глазах Зорана. Он наморщил лоб в попытке вспомнить. Хотя что было вспоминать?! Все происходящее не имело для него никакого смысла. Слабый парнишка в одно мгновение превратился в самоуверенного воина – так не бывает!
– Дай я освежу твою память, – вкрадчиво сказал Мило, – 95-й год, Босния. Оборванец бегает по терзаемой головорезами стране, ища приюта в каждом доме. У него убили семью, близких нет. Он доверяет незнакомцам, и пока ему удавалось выжить. Но вот он попадает к злым хозяевам. Они ненавидят боснийцев и хотят выдать его надвигающейся армии. Хотя, впрочем, зачем выдавать? – думает хозяин дома. Мы прирежем его прямо здесь, когда он заснет в подвале, куда мы заботливо положили его спать. Но паренек спит чутко, слышит как его пришли резать будто свинью. Он кричит во все горло, его хватают за шею. Шансов на спасение почти нет, но его слышат солдаты, случайно проходившие снаружи. Солдаты отряда, имени которого не осталось в истории.
– Стой, – прервал его Зоран. Он изумленно, но в то же время с недоверием, смотрел на Мило, – Откуда ты знаешь эту историю?
– Я был главой того отряда. Мы сражались против сербов, но мы были и не на стороне боснийцев. Мы боролись против самого зла в человеческом сердце.
– Одред неподобан… – прошептал Зоран.
– Именно так, – кивнул Мило, – И после того, как мы спасли этого паренька и преподали урок хозяевам, он рассказал нам свою историю. Ту историю, которую ты поведал Андрею несколько дней назад. И маленький Зоран тогда, в тот далекий 95-й год, захотел примкнуть к нам. Конечно, я отказал. Возиться с ребенком в условиях войны – глупая затея. Однако мы помогли ему покинуть Боснию на грузовике с солдатами ООН. Они как раз трусливо бежали в безопасный Евросоюз. Все было так или я ошибаюсь, Зоран Брегович?
– Так, так, – проговорил Зоран. Он все еще был поражен происходящим, но постепенно приходил в себя, – Потом, из Германии, я искал ваш отряд. Но все говорили, что вас уничтожили. Всех, кроме главы – человека по имени Мило. Он бежал, но никто не мог сказать, куда. И все звали его «Многоголовая гидра». Теперь я вижу, почему… Но как?
– Я думаю, на этом месте самое время покончить с сантиментами. Теперь, когда я официально представился, мы можем перейти к самому главному.
Голос Зорана надломился, словно он не мог поверить тому, что слышал:
– Ты… ты хочешь драться?
– Не вижу другого способа решить наш конфликт. Никаких автоматов, только кулаки. Это будет честная битва. Одно условие – мы будем драться насмерть. Я выигрываю – сворачиваю тебе шею. В конце концов, чего стоит воин, если он не готов отдать свою жизнь? Кроме того, я буду знать, что ты дерешься в полную силу, если на кону твоя жизнь.
Раздался голос Каролины. Она лежала на сухих ветвях, скованная наручниками, и истошно кричала в сторону Мило, думая, что говорит с Андреем:
– Что ты молвишь такое?! Прошу, не надо убивать никого! Хватит смертей!
– Не могу этого обещать, – покачал головой Мило, – Посмотри на Содом и Гоморру, которые устроил в безвинном крае этот безумец. Таких чудовищ нужно уничтожать решительно.
– Андрей, ты с ума сошел! Не надо!
Зоран тем временем обдумывал слова Мило.
– Из того, что ты сказал… Это звучит безумно, но я верю тебе. Нам не надо драться. Мы можем вместе служить…
– Оставь пустую болтовню, – отрезал Мило, – Я никогда не примкну к Лукасу. Все мое существо противится таким уродам, как он. И я не хочу слушать твоих жалких оправданий, почему ты на его стороне. Он держит тебя на поводке денег, играет в твоих глазах роль погибшего отца – не важно. Переубедить тебя уже поздно – ты слепец, верящий только в сладкую лесть своего покровителя. Говорить с тобой можно только на языке воинов.
– Добре, – проговорил Зоран, сжимая кулаки.
Растерянный взгляд его теперь стал суровым и твердым. Он сбросил с плеч куртку, откинул ее в сторону. Под темно-серой рубашкой выделялись рельефы накачанных мышц груди и кряжистые горы плеч. По сравнению с ним, Мило выглядел узником концлагеря после недели без еды и воды (что, впрочем, было недалеко от истины). Всякий, кто взглянул бы на них со стороны, наверняка поставил на победу Зорана в грядущей схватке.
– На смерть? – спросил Зоран. Из тона голоса можно было заключить, что волновался он не за себя.
– Что, боишься, в рай не попадешь? – насмешливо бросил Мило. Потом, с деланной досадой в голосе, – Давай же, последний выживший! Докажи, что не зря я тебя из того подвала вытащил!
Эти слова возымели желаемый эффект. Хотя Зоран старался этого не показывать, но в его действиях появилась некоторая поспешность, словно он хотел поскорее расправиться с назойливым оппонентом. Он недооценивал Мило. Точнее, он недооценивал Мило в этом теле.
Первый удар был мимо цели. Зоран только выбросил вперед кулак, а Мило уже был позади него. Мгновенный разворот, защитная стойка – но перед ним лишь насмешливый взгляд. Зоран снова сделал выпад – и снова Мило увернулся. Скорость реакции была невероятной: казалось, он просто исчезал, а потом появлялся с другой стороны противника (по крайней мере, так это описывала Каролина). Казалось бы – ну теперь атакуй! Но Мило ничего не делал, а только наблюдал, как Зоран крутится вокруг своей оси, стараясь поспеть за ним. Будто для него это была какая-то забавная игра. А возможно, этим он хотел Зорана вымотать.