И не мог шевелить головой,
Словно я в самом деле был пьяный.
Постепенно в сознанье придя
Я свою обнаружил пропажу;
Но не мог понимать ещё я,
Как тот маленький орган был важен.
Навсегда мой позорный инстинкт
Надо мною утратил влиянье,
Возвратился былой аппетит
Испарились срамные страданья.
Год промчался, вернулась весна,
Вновь раздались котов серенады.
Им, беднягам, опять не до сна,
Их бы тоже кастрировать надо…
Я сидел на крылечке сыром,
Попивал простоквашу из миски.
Вдруг,– гляжу – на заборе моём
Греет спинку на солнышке киска.
Я не знал тогда, как поступить,
Чтоб она обратила вниманье,
Глаз не мог своих отворотить
От прелестного хвостовилянья.
Её смелый пленительный взор,
Как стрела, на меня устремился;
И, – о боже, – какой позор!
Я в неё безрассудно влюбился!
Грациозным и ловким прыжком
Она враз на земле оказалась,
Я с крыльца полетел кувырком,
Чего прежде со мной не случалось.
Я ещё не совсем понимал,
Чего ждёт от меня эта львица,
От эмоций я где-то летал
Всё не в силах никак приземлиться.
Она тёрлась пушистым лицом,
Ну а я от стыда чуть не помер.
Я навек обречён быть скопцом!
Я сейчас только всё это понял.
А она одарила меня
Беспощадно насмешливым взглядом…
В этот миг об одном думал я,
Где б нажраться крысиного яда!
От ужасного чувства стыда
Я запрыгнул в собачью будку,
Чтоб собака загрызла меня,
Но она всё восприняла в шутку.
Все попытки покончить с собой
К моему огорченью не сбылись.
Я топился в колодце с водой,
Но способности плавать открылись;
Я наелся смертельных грибов,
Но в итоге расстроил кишечник;
Я бросался с высоких домов,
А теперь я ещё и сердечник.
Монотонно проходят года,
Я смирился с постыдным увечьем,
У меня есть жильё и еда.
И тупая любовь человечья.
Жизнь течёт, я как будто во сне,
Мои чувства сковали морозы.
Только лишь иногда по весне
Я роняю кошачьи слёзы…
Премудрая птица
Расскажи мне, премудрая птица,
Отчего у тебя вместо глаз
Кровоточат пустые глазницы?
Я столкнулся с таким в первый раз.
Оттого, что сама захотела
Я отныне не видеть людей.
Я весь мир на сто раз облетела,
Но не видела зверя страшней.
Мне противно и жутко слушать
Мракобесье речей людских.
Я б себе оторвала и уши,
Если б только имела их.
Ну зачем над собой изголяться,
Когда можно укрыться от них?
Неужели не больно лишаться
Острозорких очей своих?
От людей невозможно укрыться.
Не осталось угла на Земле,
Где бы эти постылые лица
Не мелькали в своей суете.
Оттого я себя и лишила
Острозорких своих очей.
Да, лишаться их больно было,
Только видеть ужасных людей
Все же было намного-намного,
Все же было намного больней.