Осколки Мира. Архив первый: антагонист

Не то, о чём я хочу здесь писать. Гиперборея и так падёт, это очевидно, это просто миссия. Моя миссия, миссия прочих святых, нечто ясное и предрешённое. Совсем не то, о чём я хочу написать. Я не знаю, о чём хочу мыслить. Может, со мной что-то не так?

Или это всего лишь очередной нелепый обычай нелепых созданий.

Параграф 05: возвращайся

Две бредущие сквозь туман тени наконец обрели очертания. Старый ба’астид внимательно осматривал незнакомцев. Манеры и поведение парочки нельзя было назвать угрожающими, скорее, они выглядели беззаботно, путники непринуждённо что-то обсуждали. Однако полутигр заметно нервничал. У него были на то крайне веские причины.

При одном взгляде на незнакомцев старика передёрнуло, может из-за отвращения, может из-за страха, может вовсе из-за ненависти. Сомнений не было, одним из путников был демон. Присмотревшись, полутигр понял, что демон – всего лишь безобидная суккуба, о которых он читал в старинных архивах. Но хоть суккубы и слыли самым жалким и беспомощным народом среди всех Девяти Кругов, факт оставался фактом. Демон беспечно разгуливал по столице Епархии, и не где-нибудь, а рядом с демоническим монументом.

Суккуба была одета в короткое изящное платье того же насыщенного красного цвета, что и её глаза. Дополнявшие платье ленты извивались вокруг демона, словно продолжая её движения – и жизнерадостную походку, и множество активных жестов, и, казалось, даже слова. Пожилой ба’астид задумался: «Конечно, это всего лишь суккуб, но совершенно точно – она далеко не проста. Живой Доспех, надо же.» Полутигр за свою жизнь неоднократно видел армии, он видел множество воинов не только Епархии, он чётко осознавал, что Доспех был в то же время и оружием. Мало кто из воителей мог похвастаться столь ценной экипировкой, которая могла не только принимать любую желаемую форму от повседневной одежды до походного облачения, но и спасти владельца в гуще самого ожесточённого сражения. Не говоря уже о том, что само освоение Живого Доспеха являлось доказательством могущества – только сильнейшие из воителей могли подчинить Доспех и выжить.

«Но опасаться стоит и второго. Кто он вообще?» – взгляд полутигра остановился на неизвестном юноше с тусклыми, словно выцветшими тёмными волосами и матовыми серыми глазами. Сосредоточившись, ба’астид заглянул в душу непонятного существа: «Что за… Никогда о таких не слышал. Не может же быть такого, чтобы сила духа не зарождалась, а просто хранилась, как в сосуде. Да ещё его одежда. Если это именно то, о чём я думаю…» – Неизвестный был одет в простецкую на вид мешковатую куртку с капюшоном из грубой ткани тех же цвета и текстуры, что и древесная зола. Юноша бросил короткий взгляд на пожилого ба’астида, и, когда их глаза встретились, на мгновение исчез. Нет, не стал невидимым и не переместился. Незнакомец на доли секунды исчез из его памяти, из мыслей и внимания. Этого было достаточно. Ба’астид окончательно убедился. Однажды он уже видел существо в точно таком же облачении.

***

Неподалёку от границы Епархии Ма’алаки». Недавно, а для кого-то и вовсе будто бы только что…

Пожилой полутигр расставлял принесённые бочонки. Вернее, хоть как-то пытался расставить, не уронив ни одного. Загноившиеся раны на рассечённой спине уже не просто мешали двигаться. Старика лихорадило. Он знал, что в таком состоянии долго не протянет. Но сейчас его беспокоило другое. Полутигр искоса поглядывал на свою дочь, подготавливавшую кубки на мраморном столе, и на сидевших за этим столом демонидов.

Один из демонидов, оборотень-нетопырь, которых обычно именуют вампирами, ласково обращался к Хано:

– Нет, серьёзно, ты же совсем на меня не смотришь. Неужели я тебе нисколечко не нравлюсь?

При вопросе похожего на подростка-утопленника вампира тигр вздрогнул, а его дочь и вовсе уронила на пол один из кубков. Подобные реплики нетопыря в адрес этой ба’астидки звучали не впервые, и раньше они всегда оканчивались лишь презрительными насмешками прочих демонидов в сторону своего соратника. Причиной тому были суровый нрав и глубокая религиозность предыдущего центуриона. Однако теперь всё могло измениться.

– Ну сколько можно ломать комедию, Басабар? Если тебя и правда не тошнит от мысли сношаться с этой швалью, так отдери её уже. Только, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не пришлось на это смотреть. – Могучая воительница из народа берсерков сварливо ворчала, но её грубый голос выдавал приподнятое настроение. Её словно высеченное из камня покрытое шрамами лицо излучало благодушие. Сторонний наблюдатель, заметивший неожиданный задор в её словах, вряд ли смог бы понять, что смогло развеселить медведицу, очередная ли выходка товарища, или же внимательно изучаемое ею письмо с клеймом легиона.

– Шеф, ты ничего не понимаешь в романтике! Ты предлагаешь воспользоваться вещью. Но только представь, как чудовище душой и чудовище телом, будто созданные друг для друга, избытком ощущений гасят мысли, как излишек масла гасит огонь…

– Вот же старый извращенец. – Берсеркия закончила изучать документ и мельком глянула на улизнувшую под шумок полутигрицу, наполнявшую кувшин содержимым одной из бочек. Впрочем, никакого желания интересоваться шепчущейся со своим отцом ба’астидкой, равно как и отвратительными желаниями своего теперь уже подчинённого, у неё не было. Воительница продолжала разговор с вампиром, но теперь словно обращалась ко всем сидящим за столом демонидам, до того косившимся на нового центуриона в ожидании. – Да плевать, делай что хочешь. Знаешь, Басабар, ты был прав – моё назначение прошло как по маслу. Никаких подозрений. У нас первый приказ, и это не вшивые зачистки. Через три полных ночи мы присоединяемся к Дикому Легиону.

За столом раздалось довольное бормотание, все присутствующие вояки испытали облегчение. До этого момента они чувствовали некоторую неуверенность.

– Так говоришь, будто до сих пор сомневалась в моём плане… шеф. – Надменный вампир самодовольным голосом особо подчеркнул слово «шеф» и сопроводил его наиграно-учтивым поклоном.

Берсеркия в ответ лишь глухо засмеялась и приняла кубок у возвратившейся к тому времени ба’астидки. Вампир же в свою очередь не собирался продолжать этот разговор. Полутигрица вновь приковала к себе внимание вечно молодого демонида, что тот наглядно продемонстрировал, демонстративно развернувшись спиной к столу – заскрипев разворачиваемым тяжёлым стулом. Басабар больше не обращал внимание на своих соратников, которые в свою очередь также старались не обращать внимания на очередную безумную выходку вампира.

Басабар жестом остановил Хано, явно спешившую поскорее выполнить свою работу и вновь улизнуть. Та смиренно остановилась и опустила глаза, всей своей позой выражая покорность. Вампир недовольно скривился, его явно не устраивало такое отношение объекта своей симпатии, однако он взял себя в руки и вновь вернулся к ласковым манерам, в которых на этот раз проскальзывали деловые нотки:

– Послушай, Ханарифай… Я правильно произношу твоё имя? Ходить угрюмой, это, должно быть, весьма занимательно, но и у приветливости есть свои безусловные достоинства. К примеру, неожиданные возможности, или, скажем, получение желаемых выгод.

Хано невольно покосилась на отца. Она осознавала, что его жизнь висит на волоске, она отдавала себе отчёт и в том, насколько беспрецедентной можно считать помощь умирающему от ран ма’алаки» в лагере демонидов. Тигрица собралась с духом, и неуверенно прошептала:

– Хано’Ра’Фиа. – Её голос почти утонул в шуме обсуждений нового назначения, и тем не менее вампир прекрасно расслышал сказанное, он был слишком увлечён собеседницей и сосредоточен лишь на происходящим между ними.

– Хано’Ра’Фиа… Как непривычно звучит.

Вампир понимал, его недвусмысленная манипуляция сработала. И всё же происходящее было далеко от желаемого результата. Басабар твёрдо нацелился развить полученную инициативу, он взял полутигрицу за руку, от чего та, не в силах противостоять нахлынувшим эмоциям, содрогнулась и крепко зажмурилась. Вампир с горечью отметил про себя, что столь бурная реакция является вполне ожидаемой, и начал поглаживать вставшую дыбом шерсть на занемевшей руке. Басабар увлечённо ворковал, он был полностью поглощён разговором с испуганной ба’астидкой:

– Ты, наверное, думаешь, что я хочу тебя купить, Хано’Ра’Фиа. Но, поверь, если бы я хотел купить тебя, то делал бы это где-нибудь подальше от всех этих ханжей. Да, есть то, что я хочу купить, за что я готов заплатить немалую цену, в чём ты сможешь убедиться очень скоро. Даже не доверие, всего лишь одна твоя мысль, Хано’Ра, одна мысль о том, что, может быть, стоит хотя бы попытаться взглянуть непредвзято на этого одинокого старого вампира.

Вампир окончил свой небольшой монолог. После секундного молчания он начал с силой сжимать нежную руку тигрицы, из-за чего та невольно вскрикнула от боли. Наполненный презрением незнакомый голос, больше похожий на рык, громом пронёсся сквозь наступившую тишину просторного зала:

– Самые сопливые предсмертные слова, которые я слышал.

Хано, уже успокоившаяся и набирающаяся смелости для того, чтобы встретиться взглядами со своим сумасшедшим возлюбленным, наконец открыла глаза, хоть и не по первоначальной причине.

Ба’астидка смотрела на наполненный ужасом лик вампира, её словно загипнотизировала агония, она хотела отвести взгляд и не могла себя заставить сделать это. Она не хотела видеть, но всё равно видела. Хано видела не только этот лик. Ещё недавно, всего несколько секунд назад возбуждённо беседовавшие демониды застыли. Некоторые откинулись на спинки стульев, некоторые сложили головы на стол. Всех их объединяло одно – их черепа были насквозь пробиты кинжалами-мизерикордами. Такими же мизерикордами, которым также насквозь была пробита шея Басабара. И сидящий на краю стола ухмыляющийся незнакомец в одежде цвета древесной золы, одной рукой медленно проворачивающий кинжал в шее вампира и другой аккуратно придерживающий тому голову.

В отличие от своей дочери, старый ба’астид наблюдал за происходящим безотрывно. Ему намертво въелась в память каждая деталь с того момента, как оборотень-нетопырь взял за руку Хано. Ба’астид увидел, как всё время стоявший возле выхода рослый беловолосый незнакомец в простецкой мешковатой куртке цвета пепла скинул капюшон и в один прыжок добрался до стола, не издав при этом ни единого шороха, не создав ни одного дуновения ветра. Только тогда старик в удивлении понял, что незнакомец уже давно стоял в дверном проёме, но по неизвестным причинам его присутствие казалось самым несущественным из возможных явлений. Ба’астид наблюдал за тем, как этот неизвестный одним движением, за которым почти невозможно было уследить, оказался на середине стола. В полёте незнакомец всё с той же невообразимой скоростью совершил некое подобие танцевального па, дополненного вспышками металлического блеска. В своём беззвучном танце, сопровождающимся, словно аккомпанементом, романтическим монологом вампира, размытая серая тень коснулась каждого из сидящих за столом демонидов. Полудемонов как будто расположили для выставки, украсив им головы стальными кинжалами. Естественным заключением немого либретто стал росчерк ещё одного кинжала в руке бесшумного убийцы. В точности такого же кинжала, что украшали теперь головы истекающих кровью неподвижных оборотней-демонидов.

Грациозный убийца лениво и всё также беззвучно опустился на край стола, за спину произносящему речь вампиру, и приставил к его горлу мизерикорд. Кинжал почти касался движущегося кадыка будущей жертвы, и тем не менее убийца терпеливо ждал – лезвие вошло в плоть лишь после заключительных слов небольшого монолога «одинокого старого вампира».

Хано пребывала в оцепенении всё то время, пока незнакомец неспешно крутил в шее вампира свой кинжал, вворачивая его и тем самым разрывая нестареющую, но гниющую плоть. Вервольф был доволен. Да, неизвестный определённо был волком-оборотнем, об этом говорили характерные для его народа волчьи клыки и глаза. Но вряд ли Хано’Ра’Фиа это осознавала, она лишь попятилась, и, когда волк-оборотень опустил наземь обессилевшее тело, споткнулась, шумно растянувшись на каменном полу и даже не заметив этого.

Старый ба’астид пытался осмыслить увиденное и понять, что ему следует делать дальше и следует ли делать хоть что-то. Для него было очевидно лишь, что произошедшее далеко вышло за рамки нормального течения событий, и тем не менее он не чуял смертельной опасности ни для себя, ни для своей дочери. Полутигр пребывал в растерянности, если не сказать, в смятении. Не до конца отдавая себе отчёт в своих действиях, он наполнил один из кубков только что принесённым из погреба фиорским мёдом и подошёл к вервольфу, учтиво предложив ему напиток и постаравшись хотя бы казаться спокойным:

– Это было… поразительно…

Удивлённо вздёрнувший брови вервольф принял кубок свободной рукой и залпом осушил его, после чего также беззвучно, как и всё совершённое прежде, поставил его на стол. Единственный живой демонид в этом зале посмотрел на творение своих рук и немного неуверенно, как будто самому себе, сказал-прорычал:

– При совершении правосудия ни один кубок не пострадал. – Слова волка-оборотня звучали отрешённо и неуверенно, что совершенно не вязалось с веющим непоколебимой силой рычащим тембром его голоса. Невооружённым глазом было видно, что этот рослый демонид совершенно не привык обсуждать с кем-то свои действия, что подобные разговоры были для него настолько же обескураживающие, насколько обескураживающим для пожилого ба’астида было зрелище мгновенной расправы над сильнейшими воинами центурии.

Пожилой тигр понимал, что этот разговор, сопровождавшийся разве что, звучанием капель стекавшей на пол крови, должен получить логическое завершение, и потому продолжил, невольно копируя интонацию пугающего собеседника:

– Никогда не видел такого мастерства, даже не знал, что нечто подобное возможно.

– Пф, мелочи, можно и лучше. Есть к чему стремиться. – Вервольф немного скептически осматривал своё творение, и вдруг очнулся, словно только что заметил своего собеседника. Теперь уже полуволк явно разговаривал с полутигром, теперь его речь соответствовала рычащему тембру и неоспоримой силе, пусть и не до конца вязавшимися со стилем боя первого. – Вроде, старый хилый кошак, а не из робких. Я прям зауважал!

Вервольф оценивающе посмотрел на пожилого ба’астида, и, когда их глаза встретились, ненадолго выскользнул из его памяти и внимания. Ба’астид как будто на несколько мгновений перестал понимать, почему он стоит рядом с экспозицией безжизненного застолья и смотрит в пустоту. Тем не менее вызывавшая дрожь кратковременная потеря памяти не помешала привыкшему к ужасам вечных войн старику продолжить бесспорно опасный диалог:

– Старым быть тяжко, хилым быть постыдно, но быть робким при дочери недопустимо.

Вервольф перевёл взгляд на явно не спешившую вставать девушку и хрипло рассмеялся, прикрыв обнажившиеся клыки тыльной стороной кисти, из-за чего находящийся в ней кинжал коснулся длинных серебристых волос:

– Кх-хе-хе, верно говоришь, дед. И зачем упырь ради какой-то ма’алаки» нарушил Право Сильного?.. Хотя, не будь кошка осквернена кровью ангела, была бы, может, весьма…

Старик начал переживать, что допустил ошибку в «переговорах», и постарался отвлечь от своей дочери внимание невероятно опасного собеседника:

– Право Сильного? Мне казалось, что Вы пришли из-за убийства предыдущего центуриона, достопочтимого…

– Что за чушь!? Хочешь править – возьми право, таков закон! – Речь полуволка стала ещё более резкой, отрывистой, она наполнилась гневом и презрением. – Если бы Андабат пал в честном бою, то и быть посему. Взявшись за меч, будь готов умереть. А сброд, который своей подлостью посмел предать законы собственной расы!.. – Вервольф вдруг опомнился, он тяжело вздохнул и задумчиво произнёс. — Эх, тебе то откуда об этом знать, кошак… Право Сильного…

Старый ба’астид не был уверен, стоит ли вмешиваться в размышления собеседника. Хоть он и не чуял смертельной опасности для себя и своей семьи, но всё же прекрасно понимал, что есть вещи не менее страшные, чем потеря этой последней оставшейся у него ценности. Полутигр лихорадочно обдумывал, как прервать столь напряжённое для него молчание, и потому до него не сразу дошёл смысл слов вновь развеселившегося демонида:

– По правому берегу озера сейчас ни одного охотника Легиона. Примерно в четверти перелёта встал кто-то из ваших. На’аги, вроде. Возьми свободу, если вправе. – Вервольф вновь обнажил волчьи клыки. – И если день будет долгим.

Демонид отсалютовал своим окровавленным мизерикордом и неспешно направился винному стеллажу, пробормотав себе под нос: «Хорошее пойло мне старик подсунул. Взять бочонок, что ли?..»

Старый полутигр понял, что разговор окончен, но на всякий случай застыл на месте, чтобы выразить учтивость, когда неожиданный освободитель повернёт в сторону выхода. В отличие от своей дочери. Ба’астидка наконец решилась встать, и едва слышным дрожащим голосом то ли спросила, то ли сообщила:

– Нас не убьют…

Услышавший шёпот ба’астидки вервольф подбросил свой кинжал и резко развернулся, театрально встав в позицию фехтовальщика с рапирой. Разве что без рапиры. Демонстрируя остроту волчьих зубов, он надел маску надменности на своё почти человеческое лицо:

– Тебя явно не учили общаться с кровожадными монстрами, киска. – Мизерикорд идеально приземлился в протянутую руку. Благодаря заменившему рапиру кинжалу статуя «позиция фехтовальщика» могла считаться завершённой. Окрашенное красным остриё указывало на девушку, словно вызывало её на поединок.

Явно довольный произведённым эффектом вервольф рассеялся. Вновь забывший о существовании ба’астидки, он вопросительно посмотрел на её отца, направив оружие на один из бочонков – он явно хотел узнать, какое вино только что пробовал. Старик утвердительно кивнул.

Полуволк одним движением плеч распахнул свою пепельную куртку и убрал в неё как кинжал, так и указанный бочонок. Оба предмета скрылись под складками одежды, словно их и не было вовсе. Затем вервольф повернулся к выходу и начал готовиться к бегу. Его внешний вид начал преображаться: заострились уши, ногти превратились в когти, густой серый мех начал покрывать всё тело. Он проворчал как будто сам себе:

– Додумаетесь хоронить упыря – выслежу и лично выпотрошу. – После чего накинул на свою голову капюшон и на несколько секунд исчез из памяти обоих своих зрителей.

Осознавшая, что весь этот «спектакль одного актёра» наконец закончился, обессилевшая ба’астидка готова была рухнуть на каменный пол, её била сильная дрожь, слёзы застревали в уголках её высохших губ. Отец вовремя подхватил её. Он крепко обнял свою дочь и внезапно осипшим сдавленным голосом как мог, пытался её успокоить:

– Тише, тише, Хано. Девочка моя, всё хорошо. Всё будет хорошо, слышишь. Всё будет хорошо. Представляешь, мы идём домой. Слышишь, домой. Скоро ты будешь дома. Ну? Дома, а там мальчики. И Хару, и Мару, представь, как они обрадуются. Всего то и осталось – дойти до дома…

***

21 день с начала внеземной интервенции.

Сообщение:

«Привет, Даниель! Ты, наверное, ещё не успел раскидать бумаги по полкам и расставить фотографии на столе, но заниматься этим тебе придётся после совещания. Со старыми коллегами тоже здороваться будешь после. Да уж, тебе как всегда не везёт. Срочное совещание в первый же день. Начало через двадцать минут. Обнаружили разумного представителя вторженцев. Судя по докладу, это какой-то синий говорящий шарик, который общается нелепыми фразами и записками. Хорошо, что хоть общается. В общем, не опаздывай. Ах, да, ещё кое-что. Рад, что ты к нам вернулся, хоть и при таких обстоятельствах. В слух повторять не собираюсь, учти. Не опаздывай.»

Параграф 06: предвосхищение и его отсутствие

Пожилой ба’астид скользил взглядом по двум путникам, вышедшим из густого тумана. Встретившись глазами с одним из них, юношей неизвестной расы в пепельных одеждах, он на мгновение потерял незнакомца из вида и даже забыл о его существовании. Нахлынувшие в этот момент воспоминания заставили полутигра потеплеть и похолодеть одновременно.

Несмотря на возникшую бурю эмоций, старик оставался собран и постарался ничем не выдать своё беспокойство, он лишь слегка поклонился незнакомцу и начал всматриваться в хлопья вечного тумана, плывущие по загадочной пустоши. Со стороны невозможно было заметить, что краем глаза ба’астид продолжает следить за беспечными с виду путешественниками и прислушивается к их разговору.

Юноша с идеально серыми волосами скептически осматривал стену изъеденных временем высоток:

– Как ты говорила? Деревушка?

– Н-да, деревушка малость распухла…

– И заодно превратилась в свалку.

– А я так надеялась на ресторанчик… Всё-таки придётся охотиться.

– На кого? На местных бомжей? Один в наличии уже имеется.

– Не-е-е, это тоже представитель народа кошкодевочек. Вообще-то у кошкодевочек часто рождаются особи с отклонениями, их ещё называют самцами. Вместо того, чтобы милосердно усыпить несчастных уродцев, кошкодевочки используют их для размножения. У этого, наверное, срок годности вышел, вот и выбросили, но всё равно, есть его будем, только если не найдём ничего другого.

– Кошкодевочки? То есть, ба’астиды? – По словам и поведению юноши было невозможно определить, действительно ли ему интересно, или же он просто поддерживает разговор.

– Ага. Кошкодевочки – милашки! Да в общем-то и те двое мелких тигрят тоже сойдут, если подумать. Даже жаль, что в итоге они вырастут.

Пожилой ба’астид готов был сорваться. Нет, не из-за унизительных высказываний незнакомцев. Жизнь давно уже отучила его обращать внимание даже на столь сильные оскорбления. Ба’астид услышал кое-что куда более важное. Стараясь быть как можно более сдержанным, он учтиво поклонился и обратился к путникам:

– Позвольте поприветствовать вас. Моё имя – Муавва’Ра’Хира.

Красное пламя в глазах демона на мгновение окрасилось в зелёный цвет. Суккуба оглянулась на полутигра, но большей реакции, чем удивлённое «ха?», тот не получил – в глаза почти сразу вернулись красные всполохи, признаки удивления исчезли так же быстро, как и появились, заинтересованности не было вовсе. Суккуба явно не собиралась останавливаться для беседы с потрёпанным ба’астидом. В отличие от своего спутника.

Юноша проявил своего рода интерес к полутигру:

– Постой, Вета, это же первый контакт. Кактусы и суккубы не в счёт. – Незнакомец остановился и в точности повторил поклон старого ба’астида, однако в его поведении не чувствовалось ни вежливости, ни живого интереса. Незнакомец словно изучал полутигра под увеличительным стеклом, он словно прикидывал, стоит ли препарировать неизвестный организм. – Привет. Меня зовут… Хм… Вэ Соли, видимо. Вам что-то нужно?

От пронизывающего взгляда незнакомца Муавве стало ещё более не по себе. Как бы то ни было, он и был готов ко многим вариантам развития событий, и потому продолжил:

– Простите, что проявляю бестактность, вмешиваясь в чужой разговор, однако я невольно услышал, что Вы упомянули маленьких ба’астидов. Не могли бы Вы рассказать мне об этом подробнее?

– Да, без проблем. Мы с этим крылатым недоразумением натолкнулись на двух мальчиков. Примерно на половине пути отсюда до… – Соли вопросительно глянул на свою спутницу.

– Раньше Храмом Лже-Демона называли, не знаю, как сейчас. – Вета явно скучала, она облокотилась на вонзившиеся в землю кожистые крылья и ковыряла носком сапога подвернувшуюся кочку.

– То есть, он так и называется, Храм? Не дом? Не особняк? Может, хотя бы замок? – В голосе Соли чувствовалась издёвка.

– Не смотри на меня, это не я придумала. – Суккуба недовольно поморщилась, в её глазах промелькнула оранжевая вспышка.

– Итак, мы встретили детишек на пол пути к… Храму. – Юноша особо подчеркнул слово «храм», чем заставил девушку поёжиться. Слегка вздохнув, Соли начал обращаться уже исключительно к Муавве. – Не знаю, что они ожидали там увидеть, но от нас они убегали как от ночного кошмара. Странно, что Вы их не встретили. Ваши дети?

К своей радости ба’астид отметил, что манеры неизвестного юноши несколько изменились. Дело было даже не в участливости вопроса, а в том, что старик перестал чувствовать себя объектом изучения. Теперь Соли всего лишь сухо излагал факты. По крайней мере, именно так это ощущалось, несмотря на слова.

– Ну что Вы, не льстите мне, Вэ Соли, в таком почтенном возрасте иметь маленьких детей уже попросту неприлично. Это мои внуки. Убежали на пр… туманный пустырь, заставили переживать. – Ба’астид вовремя одёрнул себя, он был уверен, что не стоит называть пустырь «проклятым». По крайней мере при тех, кто его таковым, скорее всего, не считает.

– Да уж, в таком тумане можно и заблудиться. Что же, хорошо, что Вы так сильно переживаете о внуках, приятно это видеть. Мой опыт подсказывает, что подобная забота встречается не так часто, как хотелось бы.

– Мало что сравнится по значению с тревогой о потомках, ибо сказано: «Ивма’Ра жил сто сорок Всеурожаев, и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвёртого рода. И умер Ивма’Ра в старости насыщенный днями.»

Демоница решила вмешаться в разговор:

– Теперь ещё и проповеди… Мелкие светят своими перепуганными душонками в той развалине. – Вета раздражённо указала в сторону одного из покосившихся домов. Видимо, ей окончательно наскучила кочка, давно превратившаяся в ямку. Она поторопила своего друга. – Чтоб тебя, Соли, пойдём уже!

Юноша махнул на прощанье пожилому ба’астиду и двинулся дальше так, словно того и не было. Немного возмущённый, он критиковал свою спутницу:

– Я, между прочим, проверял пособие.

– Пособие?

– Ага, «Пособие по общению без целей и причин для чайников». Мне его сестрёнка сама написала. Вручила на днях, советовала выучить. А тут повод проверить, как работает. Немного обидно, что работает паршиво. Готов поспорить, Глория сильно старалась.

– А, по-моему, работает отлично. Выглядело так, будто ты поломался.

– Хм… Пожалуй, не стоит судить по одному наблюдаемому случаю… – То ли сам себе, то ли своей спутнице, пробормотал Соли.

Направившийся было в сторону указанного дома ба’астид остановился. Его сковал страх. Даже не страх, скорее это был леденящий ужас. Ма’алаки» почуял смерть так, как не чуял никогда прежде. Впервые в жизни он предчувствовал гибель не только свою, не только своей дочери, своих внуков, он ощущал неотвратимость гибели всех в Порочном Квартале, в Калварии, возможно во всей Епархии. Муавва вслушивался в странный диалог двух странных незнакомцев, он лихорадочно думал, что же изменилось.

Ма’алаки» смотрел вслед удаляющимся незнакомцам, он чуял – чем дальше эти двое, тем ближе смерть. Старый полутигр, переживший многое, искал способ пережить бедствие. Он было подумал, что зря процитировал писание при демоне, но дрожь души подсказала ему – писание не при чём. Он вспоминал слова о внуках, о тумане, о Храме Лже-Демона – всё это не имело значения. Он прокручивал в голове все те оскорбления, которые теперь уже вовсе не имели никакого значения: когда-то деревушка превратилась в свалку, народ милашек-кошкодевочек, особи с отклонениями, охота на бездомных и ресторанчик… «Ресторанчик»??? В голове ба’астида едва ли не зазвучал колокол, он чуял слабый огонёк надежды в этой пучине отчаяния. Ресторанчик, который неизвестно как мог спасти от катастрофы – готовый отдать все свои оставшиеся годы за малейшую подсказку старик смотрел вслед удаляющимся незнакомцам, которые шли в сторону… В сторону полигона Академии Истинного Правосудия, а в противоположной стороне находился небольшой трактир, недавно построенный одним чудаковатым святым.

От этой мысли, промелькнувшей в голове ещё сильнее постаревшего полутигра, повеяло надеждой, от неё не пахло смертью. Муавва вздохнул с облегчением, он окликнул почти уже скрывшихся в беспощадно узких улочках путников:

– Постойте, уважаемые! – Догнав «стихийное бедствие», пожилой полутигр тяжело отдышался. – Вы, кажется, искали место, в котором можно отобедать? Могу посоветовать одно заведение неподалёку. Конечно, это всего лишь трактир, но кормят там весьма достойно, особенно по меркам Порочного Квартала. Пройдите в ту сторону, по улице не сворачивая. Трактир называется «Остров Яблонь», его трудно пропустить.

– Эм-м-м. Спасибо, наверное. – Соли озадаченно посмотрел на побледневшего и в то же время довольного ба’астида, затем свернул на указанную улицу.

Вета была не менее озадачена. Она пошла вслед за другом, удивлённо сверкая зелёными бликами в пламени своих глаз:

– Что не так с этим котиком?..

– Никаких идей. Да и не мне судить, я здесь впервые. Так, для справки.

– Чего он так испугался?..

– Может, решил, что ты его вместе с внуками на стейки пустишь, если нормальную еду не найдёшь?

– М-м-м, жареное мяско… Ну, его можно понять. Нет, всё равно странно. Даже в те времена, когда химер выращивали на мясо, кошек почти не готовили.

Старый ба’астид Муавва’Ра’Хира направился к указанному Ветой полуразрушенному дому на границе проклятого пустыря. Хоть он и чувствовал до сих пор некоторый страх, однако теперь, когда неотвратимая безысходность превратилась в некоторую вероятность, Муавва позабыл даже то, что его родная дочь сейчас должна находиться в одной из обшарпанных клоак, выделенной его семье для поселения. И эта клоака, это убогое подобие жилища, находилась аккурат по пути следования двух незнакомцев, чьи голоса, наконец, затерялись в темноте каньонов-улиц Порочного Квартала.

***

Дневник Иессея из рода Наки’ир.

547 год Эпохи Эугенес, день 18 Девятой Луны.

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я завёл эту странную книжку. Случайно вспомнил о ней, когда сортировал псалмы. И, кажется, понял, о чём я хочу написать.

Иногда у меня бывают свободные дни, порой даже недели. Когда я только родился, то не понимал, зачем это нужно. Мне уже не менее одиннадцати лет отроду, но я до сих пор не понимаю. Впрочем, не мне осуждать указания моего ангела, моего Наки».

Поначалу я просто странствовал по миру в свободное время. Как мог избавлялся от скуки и ощущения собственной ненужности. Тогда я и натолкнулся на это место. Трактир «Остров Яблонь». В самом трактире не было ничего особенного, просто дешёвая гостиница с дешёвой едой и дешёвой выпивкой. Ничего примечательного, тем более для меня, для такого существа, которое не испытывает усталости, покуда благодать при мне. Но было в этом месте кое-что особенное. Кое-кто.

Боудикка. Хозяйка трактира. Она возненавидела меня с первого взгляда. Я, конечно, понимаю, что не все люди доброжелательно относятся к нам, святым, сколь бы благие вести мы им ни несли. Что поделать, таковы, наверное, все войны, всегда может остаться лишённый и обиженный. Но Боудикка ненавидела именно меня. Нагло, беспричинно, неприкрыто. Не понимаю этого. И всё равно продолжаю в свободные дни прилетать в «Остров Яблонь». Не понимаю. Почему меня так радует лицезрение этого человека. Просто радует. И просто печалит её отношение ко мне. Не понимаю.