Коих под невидимым пузырем было двое.
Тяжким молчанием полнился пузырь. Мерцать? Лопаться? Как же, лопнешь тут. Струна, что удерживает пленку, сияет бирюзой. Знаки сил бледно посверкивают на узких холодных ладонях магессы: больше силы? Зачем? Того, что таится под веками статуи из белого мрамора, хватит до конца дней этого мира – и не только на поддержание жалкой Сферы Нуля. А если присоединится второй…
Пузырь не знает, что будет, если присоединится второй.
И пузырю было очень, очень страшно.
– Ну, угрюмо буркнул, наконец, «рерия от народа». – Долго мы тут будем двери подпирать? Густав, конечно, любитель дать храпака, но спать бесконечно он точно не будет. Зуб даю.
Статуя хмыкнула.
– Могу вырвать у тебя зуб и усыпить Густава на веки вечные, – прозвучал под куполом чистый, глубокий голос, не имеющий ни малейшего сходства с визгливым криком уличной торговки, что рвал уши получасом ранее у городских ворот. – Но это, как я понимаю, огорчит тебя, бедный братец. Да и маги местные обидятся, плохо будет. Куда нам, горным дурачкам, против утрантского волшебства… Один ты чего стоишь, верно?
– Софа, – мягко сказал Альсигл. – Кхм… вернее, Софита Вечнозеленая, верно? (статуя вздрогнула, камень лица исказился – словно рябь по песку прошла…). Ну, конечно. Я рад видеть в Утранте хоть весь ковен Горных, включая Мастера Газдреха в его посмертии… гм… и особенно тебя, сестра. Хотя должен сказать, что твои визиты в Утрант всегда приносят очень, очень много шума.
– Вот уж верно, – сказал купол.
И раскрылся, пропуская в тепло и сырость угрюмого невыспавшегося мужика в наспех натянутом плаще (сразу запахло тиной), каучуковом берете по самой последней моде и тяжелых, прочных сапогах с железными набойками на носах.
– Крыс пинать, – объяснил незваный гость, обнаружив, что Альсигл недоуменно уставился на эти набойки. – Развелись, проклятые… Книги грызут, спасу нет. Утречко, Софита. Сколько смертей ожидается в Утранте на этой неделе?
– Двадцать четыре, – машинально ответила статуя. – Дзендар… великие Дороги, тебя узнать нельзя.
– Зато тебя можно, – проворчал архимаг, стягивая берет. – Кто у нас в ящике? Надеюсь, хотя бы труп, а не строптивый студиозус? И… Софита? Нет… нет, нет, не говори, что я угадал!
Сконфузившаяся статуя – зрелище из редких.
– Дзендар, – кашлянув, начала женщина. – Я, конечно, не имею такой белоснежной репутации, как у тебя…
Архимаг поджал губы и согласно закивал. По мнению Дзендара, весь клан Горных не пользовался среди остального населения Черносеребряной Земли сколько-нибудь приемлемой репутацией. Когда гибли маги, Горные высасывали их силы из остывающих трупов. Когда гибли некроманты, Горные поднимали мастеров смерти в форме личей и Кау-призраков. Когда заварилась каша с Риаленн, Свиягой, Лесом и богом Камня…
Много позже узнал Дзендар, чем в то время занимались Горные.
А узнав, заперся у себя в кабинете.
И вышел – через какой-нибудь час, мимоходом велев прислуге приготовить новые покои, новое оборудование и новые книги.
Долго после этого обитатели Зеленой башни сторонились архимага. Какое там – в стены вжимались, едва завидев знакомую фигуру, мурлыкающую себе под нос отрывки из любительских арий. Шепоток несся вслед удаляющимся шагам: «Чудовище! монстр… там теперь такое живет… а слышал? Там… Зверь, не человек…».
– Дзендар, – повторила женщина, бросив взгляд, полный укоризны, на собеседника. – Там моя ученица. Молчи! Это лучшая моя ученица, она взяла Восьмой Круг на втором месяце обучения! Я не могу ее так бросить. Она… фгрммм?!
Ладонь архимага, прохладная, как весенний снег, зажала ей рот. Альсигл подобрался, отодвинулся к краю купола, освобождая место волшебнику. Дзендар тоже собрался – нет, сжался в тугой комок, словно атакующая сова – и выбросил вперед руку со скрюченными пальцами, намертво вцепившись в крышку гроба. Блеснуло синим; тонкая струйка пара взвилась из-под ладони мага. Пальцы дрогнули – и разжались. Дзендар потряс рукой, остужая кожу: от жара воздух у ладони заметно дрожал.
– Вот оно что, – пробормотал он. – Н-ну… И что теперь?
– Маг-поражение… – начала Софита.
– Это я понял. Что ты собираешься делать? Не в моих силах вылечить колдовскую кому. Кстати, как она ее подхватила?
Веки женщины дрогнули, и Альсигл вдруг понял страшную вещь: все это время, от ворот до бакалейной лавки, а может, и раньше, Софита Стросс, младший ковенспектор Горных, чье имя всегда произносится с тройным плевком через плечо – все это время она едва сдерживалась, чтобы не разреветься в голос.
– Черное Зеркало, – выдохнула статуя.
Лицо Дзендара перекосилось, словно ему довелось хлебнуть уксуса вместо разбавленной настойки.
– Случайность?
Софита мотнула головой. Какая там случайность… Молодые-юные, дай нам силы, да побольше, сколько унесем… Вот, несет. Лежит меж досками, строгая, холодная, мертвая. Несет. Сны, должно быть, видит – прекрасные и удивительные…
Думать страшно, насколько прекрасные и удивительные.
– Я знаю, – голос статуи сорвался. – Я знаю, здесь есть таверна… Я нашла его по Верхним Путям! Он может помочь, он знает, как! Что?! Что ты на меня так смотришь?!
Лицо Дзендара медленно приобретало пепельно-серый оттенок.
– Что. За. Таверна. – тихо, раздельно и по слогам произнес архимаг.
За куполом ударил гром: стихия пошла в первую серьезную атаку. Черно-фиолетовые тучи, острые гребни молний… Морось прекратилась полностью, все замерло в ожидании ярости небес. Под куполом давилась словами и обрывами слов грязная, жалкая, изможденная статуя.
Дзендар молча слушал.
А когда слова иссякли, взял статую за горло и придавил к двери бакалейной лавки.