Магнифит

Она вспоминала свой день рождение. Все сидели в базилике за большим столом. Среди белых колон, увитых красными розами. В свете сиреневых витражей и ярких подсвечников. Все веселились. Была вся её семья, её подруги, семья невесты. И Карлен. Там был Карлен. Он как раз сидел и шептался со своей любовью, а она скромно подавляла смех и улыбалась ему.

Глава 10

Роберт был уже у двери своего подъезда. Терпел невыносимый натиск ударов шпаги Мнаца. Он блокировал, как мог, почти стоя на коленях. Весь город превратился в бойню. С того момента, когда Роберт и Лев преградили путь к Талии, город поднялся на клинки, и кровь стекала по ним, как по желобам, заливая ниши брусчатки. Лев дрался где-то в гуще. Мнац прижал Роберта к стеклянной двери. И стал резать шпагой его пространство. Как бы ни парировал Роберт, остриё шпаги проходилось по его туловищу, нанося раны.

Мнац бил его так, что стекло за ним гнулось и должно было уже выпасть из филенки. И вот Мнац вонзил острие ему в плечо. Роберт схватился за лезвие и стал стягивать его назад голыми руками. Из его объятий мерно капали капли крови ему на брюки. Мнац со звоном резко вытащил шпагу из его плеча. Роберт, прильнувший к двери, почувствовал горячую боль. Оставив на стекле кровавый след, он упал набок.

С каждым тяжёлым вздохом у него закатывались глаза и дрожали веки. Но Мнац сказал ему, что он умрет после того, как увидит боль своих детей. Он взялся за ручку двери и тут его окликнул голос.

Толпа расступалась. К нему шла стройная фигура в чёрном мундире. Корнеид встал перед ним. Мнац поравнялся. Лев подбежал к отцу, захотев его увезти, но тот рукой схватился за него, не давая себе встать. Эта тишина. Она предвещала смерть. Все замолчали от уважения к ней. В узкой улице люди расступились и прижались к стенам, освободив им дорогу для боя.

Лицо Корнеида, как и его поведение, были возмутимо спокойными. Он расстегнул мундир, и тот спал с его плеч к ногам. Корнеид остался в сорочке, которая липла к плечам и спине. Он вытащил шпагу и встал к Мнацу боком, держа шпагу за собой. Да так встал, что стойка у него была вся изогнутая. Он стоял не просто с прямой спиной, поясница и лопатки были так изогнуты, что его бедро поддалось немного вперёд. Его руки легко свисали вниз. Он выглядел дико, как и подобало человеку, кующемуся в скалах. Перед лицом опасности никто бы не встал так открыто, как он. Но все понимали, что на такое был способен человек только подобного воспитания.

Удар Мнаца. Остриём в противника. Корнеид поворотом отразил и оказался у него за спиной. С таким же резким разворотом Мнац начал наступать, поддавшись ногой вперёд. Борьба шла тремя ударами, по очереди от каждого. Потом двумя. Потом, взявшись двумя руками, по одному удару. Их шпаги были подняты над головами. Блок и удар. Блок и тяжёлый удар. Почувствовав, что руки сейчас опустятся, они в один миг взялись за предплечья друг друга и стали крутиться. Корнеид ногой ударил его в живот, оттолкнув в сторону храма.

Мнац, упав на пол, попятился на площадь. Корнеид пошёл за ним тяжелым и интенсивным шагом. Он не бежал, а просто шёл, давая ему встать на ноги. Подойдя, он стал наносить удары. Мнац, блокируя, со скрежетом выкидывал шпагу в бок. Потом он собрался с силами и стал бить быстро, попадая не на середину шпаги, а на её концы, чтобы выбить из рук. Но Корнеид начал бить так же, отчего произошёл танец двух мастеров. Мнац взялся обеими руками, поймал момент, прокрутил его шпагу и выкинул её из его рук в сторону.

Корнеид оказался безоружным. Но по его лицу не проскочил страх. Мнац с последним волнением стал делать выпады, но Корнеид, заложив руки за спину, с легкостью уклонялся боком. Он занёс шпагу, чтобы подсечь с плеча, но Корнеид проделал финт: изогнувшись спиной к земле, он прокрутился, увернулся от удара и оказался за его спиной. Но перед тем, как оказаться за ним, он успел ударить ногой назад по рукоятки его шпаги, от чего она взлетела вверх, перелетала Мнаца, упала в руки Корнеиду, и он с таким же размахом разрезал ему спину.

Спина Мнаца изогнулась вперёд от боли, а ноги засеменили быстро вперёд, держа равновесие, чтобы не упасть. Он шёл так, будто сзади дул ветер и раздувал его, как парус корабля. Согнув руки, он прокрутился и стоял уже грудью к Корнеиду. Перед его глазами разыгрался паттерн. Его будто унесло ветром. Взгляд так прокрутился, что он увидел лица людей, крыши домов, облака, крест церкви, а после брусчатку. Он рухнул наземь и закрыл глаза. Из его спины стала исторгаться лужа крови.

Люди молча продолжали смотреть на Корнеида. Он устало стоял. Но по выражению его лица этот бой ему ничего не стоил, хотя он победил непобедимого. Ещё несколько минут назад Мнац дал отпор Роберту и Льву.

Руки Корнеида свисали, еле держа рукоять. Но тут он резко приосанился. Встал в свою стойку и посмотрел на дорогу, по которой его когда-то привёл священник. Его шпага лежала в той стороне. Он подошёл. Нагнулся. Взял. И пошёл к базилике. Народ сзади него не делали ни шагу вперёд.

Дверь в церковь оказалась тяжелее, чем он думал. Словно огромная плита. Он отодвинул её, зашел внутрь, повернулся и закрыл. В зале стояли белые колоны с золотыми капителями, вздымающиеся высоко вверх. Они держали широкие архитравы, меж которых свисали золотые люстры. Перед ним шла дорога к алтарю. На плиточном палу лежала мраморная Мария с распростертыми объятиями. В храме расстилались три нефа, меж ними строились длинные ряды скамей из темного дуба. А по бокам, в полукруглых альковах, стояли огромные иконы с подсвечниками и свисающими лампадами. Весь храм освещался сиреневым светом витражей, изображающие библейские сюжеты. Над алтарём возвышался балкон для хора с органом.

Он подошёл к Марии, опустился на колени и припал к её объятиям, а потом сел на первый ряд. Вот и всё. Свершилось. Теперь здесь его место. И сейчас ему не встать. Не поднять своё тело. Его колыхала только дрожь. Он уснул, а проснулся в темноте. Сиреневые отсветы через витражи тянулись к его ногам. За ними пьяно переливалась луна. Мария из белого мрамора тоже была в голубом оттенке.

Он поднялся, поцеловал её в лоб и снова сел. Подперев подбородок руками, закрыл глаза. Одиночество мерно разделялось тишиной. Он не знал – один он в базилике или нет, но душил его томительный холод храма.

И он упал в сети сна. И во сне тоже спал в объятиях. Так закончились тёмные времена, и начались дни Магнификата.

Часть 3. Магнификат

Глава 1

Когда он открыл глаза, то увидел её перед собой. Она сидела перед ним на корточках и приглаживала его волосы рукой, дотронулась до его щетинистой щеки. Она о чем-то задумалась, отвернув взгляд чуть в сторону, смотря сквозь него.

Вокруг все было соткано из ночи. Все покрылось фосфорной оболочкой. И колоны, и скамьи, и Мария, и лепестки цветов, и она.

«Я ничего не могу прочитать в её глазах. Они тоже немы. Из них источается женское тоническое мычание, связывающее меня. Они мне сочувственно и ласково улыбаются. А что ты мне так улыбаешься? Как все вдребезги разбито. Осколки скрежещут внутри моей груди при одном лишь дыхании? Бесчувственная стеклянная пустыня. В каждом её дюне я вижу своё разбитое отражение. Чего же ты так мне улыбаешься своими месяцами в глазах?».

Эля подняла его за предплечье. Корнеид другой рукой, дрожащей судорогой подтянулся. Он шёл с ней к лестнице. Всё тело отяжелело. Еле поднимались ноги. Волочились по ночной холодной плитке. Она его тащила. Он опирался о каждую скамью, словно об трость. Они скрипели при каждом его напоре тела.

Они поднялись в фамильную капеллу. Старая, но огромная дощатая дверь стояла на пути. На её притолоке было написано: «Тот кто сотворит зло, да возвратится оно ему в сто крат». Они зашли в сводчатый зал, чьи стены и потолок были исписаны фресками. Дальше шли двери в различные комнаты. Корнеид у каждой останавливался. И хоть Эля его тянула за собой, он сопротивлялся. Корнеид зашёл к Роберту. С ним сидела Кнара. Они оба не спали. И завидев его, захотели привстать, но он мановением приковал их обратно на свои места. Роберт хотел что-то произнести, но Корнеид опередил его, сказав, что по выздоровлению он должен продолжить служить в этом храме священником – нравится ему это или нет.

Он пошёл дальше. В соседней комнате лежал раненный Лев. Он тяжело дышал. Стонал от боли. Рядом с ним сидела Талия. Увидев её, у Корнеида любовь вспыхнула в глазах, но боль сердца это всё уняло. Лев уже начинал подтягиваться, поставив под себя локти, но Корнеид приказал ему лежать. Лев, перепрыгивая болью согласные, поблагодарил Корнеида, что тот спас им всем жизнь. Он посмотрел, как его рука лежала в ладонях Талии. Он поднял глаза на её. Только их увидев, он громогласно захлопнул дверь.

Они пришли в комнату, которая предназначалась хозяину Магнифит. Но выглядела она по-женски. Большая кровать, над которой был поставлен балдахин, и с него свисал матовый полог. Рядом стояли массивный шкаф из темного дуба и туалетный столик. Напротив – полукруглый витраж, занавешенный бежевыми гардинами.

Эля уложила его на кровать. Он лёг, с болью растягиваясь на всю длину. Она его раздела. Укрыла. Потрогала лоб. Припала к нему губами. Он почувствовал их прикосновение. И потянулся к ним своими. Он поцеловал её с благодарностью: ведь только она могла к нему прийти и забрать оттуда.

Корнеид устало поднял руки и стал говорить с ней.

«Хочу, чтобы это комната была твоей. Я все равно уйду. Отныне у тебя будет все, что ты пожелаешь».

Она хотела ему возразить, но он закрыл глаза и не смотрел на неё. Он уснул, и на этом все было кончено. В ту ночь темные времена закончились.

Талия ухаживала за Львом. Взяла на себя эту роль. Ей больше ничего не оставалось делать. Она чувствовала, что пришла в чужой дом, в чужой город, даже в чужую семью. Абсолютно все смотрели на неё косо. О ней ходили сплетни, гуляя по ночным улицам.

Это был позор, который создали жители города, а не она сама. Они его сшили, как колючее покрывало, и с улыбкой подарили, любуясь и перешёптываясь в сторонке. Но если это колючее покрывало укрывало всю семью, то со временем оно спало только на неё.

Корнеида не могли осуждать из-за его положения. К тому же он очень быстро смог взять власть в свои руки. Теперь его уважали. Его никогда не было дома. Поговаривали, что он так и живёт на горе. А кто-то говорил, что он весь в делах. Но Талия точно знала, что он исчез. Она чувствовала себя виноватой по отношению к нему, но и сама ничего не могла поделать. Ту любовь, что она питала, изваляли в грязи. На самом деле она была так же разбита духом, как и он. Они оба не были ранены, как Роберт или Лев, но оба были растерзаны изнутри. Из-за того, что Корнеид пропал, Талия никак не могла сдружиться с Элей, потому что та винила её за это.

Корнеид разъезжал по своей области, узнавал все слабые и сильные стороны. Он вернул в город духовную жизнь и начал протягивать поселения к морю. Он приехал на аудиенцию к королю, и тот одобрил его власть официально.

В те дни Лев для неё стал всем. Он жил своей жизнью. Не очень понимал все эти местные законы, не видел в них ничего серьёзного. Талию он любил и всегда веселил её. Они целыми днями проводили время вместе. Лев возмущался, что ему не разрешают выпить кофе или выйти на улицу. Это все было несовместимо с его лечением. Тем не менее, он не менялся, а оставался тем, кем был.

За то время, что они были вместе, Лев много ей поведал о себе и о своей семье. Когда ему стало немного лучше, он ходил в таверны вместе с ней и своими друзьями. Никто и слово не мог даже за километр сказать или посмотреть на неё, когда она была вместе с ним. Он всюду сопровождал её. Прошло время, и она его искренне полюбила. Но никак это не проявляла. Ей было совестно очернять его жизнь.

В её душе все ещё жил Корнеид. Она понимала, что он чувствует то же самое. В ней зародилась двойственность, в которой она запуталась и уже ничего не понимала.

Талия оставалась подавленной. Ночью она выходила за спину храма к озеру. По чёрной воде плавали отсветы огней города. Звёзд было очень много. Казалось, что они плавились под летним зноем и растекались, размазываясь по чёрному куполу. Загибались за горизонт и окаймляли кромки чёрных гор.

Каждую ночь она сидела в ночной рубашке, укутавшись в простыню. Зарывала голые ноги в песок. А со спины доносилось веселье площади. По воде проскальзывали со всплеском рыбы, врываясь в её спокойствие.

В один из таких вечеров к ней пришёл Лев. По голень он зашёл в воду и стал ходить по берегу, погружая пальцы в чёрный песок. Талия на него смотрела и улыбалась. И внезапно он подошёл к ней. Снял с неё простыню и взял на руки. Он пошёл с ней в воду. Она стала на него кричать, но Лев посмеялся и лишь передразнил её. Он вошёл с ней по пояс и начал её обмывать. Рукой проводил по ключице, по плечам, ногам.

Она не могла вырваться из его сетей. И уже чуть ли не плача, попросила его отпустить её. Стала кричать, что ему нельзя в озеро. А он, то ли серьезно, то ли в шутку сказал ей, что именно ему нужно очистить её, что пусть все плохое уйдёт в это озеро. Пройдёт через реки. В моря. В океан. Где и будут бушевать грехи.

Глава 2

С тех пор прошёл год. Все улеглось, и жизнь продолжала идти своим чередом. От войны и внутренних конфликтов не осталось и следа. Народ жил, работал, перемещался по календарю верхом на своих традициях. Настал главный праздник для всех григориан – день Марии. Сумерки уже давно загустели и вспенились далеко за чёрными горами, выкидывая свет на матовые горы.

Корнеида уже как год не было видно. Сам город расширился до моря, где юноша и должен был обитать, но никто его не видел, хотя его приказы выполнялись в полной мере. И по оценке Роберта, Корнеид оказался чутким и внимательным лидером для их города. Роберт служил священником в базилике. Рано утром он мог провести службу, днём поиграть в карты с другими стариками, прийти во время сиесты домой и отобедать, а после сидеть в исповедальне до ужина. Так проходили все его дни. Когда ему нездоровилось, Кнара рушила его график, и он невероятно расстраивался.

Талия и Лев были влюблены друг в друга, хоть и не жили вместе, как мужчина и женщина. Лев хотел сказать Роберту о своих намерениях, чтобы он дал разрешение, но Талия после случая с Корнеидом не хотела повторять ситуации. Время прошло, а она все его любила и даже надеялась, что где бы он ни был, он тоже её любит. Когда надо было разлюбить – она с этим справиться не могла. И это ужасно разрушало её дух.

Они всегда проводили время вместе. Талию больше не обсуждали и не осуждали. Все жили новой жизнью. Лев работал на разных работах, никакой не гнушаясь, помогал семье. К нему не было никаких вопросов. Он самый беззаботный, его не взять ни одной проблемой. Ему бы музыки послушать, над всеми посмеяться, попить кофе или вино и поцеловать в щечку Талию или Элю. Корнеида он оставил мысленно в покое. Единственный в семье, кто так поступил. Он понимал его так, как никто другой не мог понять. Для Льва его решение жить своей жизнью было очевидно.

Та, кто больше всего не могла смириться с отсутствием Корнеида, была Эля. Эта красотка не переставала цвести, а теперь у неё ещё были и разные украшения, платья и статус. Она ещё больше похорошела, стала самой завидной невестой в городе. Гуляли слухи, что почти каждый день в базилике появлялся жених и просил у Роберта и Льва отдать ему Элю. У Роберта постоянно были разговоры с друзьями, предлагающие своих сыновей. Всем им отказывала Эля.

В один из вечеров Лев и Талия сидели в таверне. Укутались в карманную темноту переулков. На столах стояли запотевшие бокалы сангрии. Талия прильнула к могучему телу Льва и была желанной пленницей его объятий. Вино закрывало веки. Она всматривалась в молодых людей. Свечка освещала их лица. Она слушала их спор со Львом. Это были друзья Льва, два брата – Аркадий и Анатолий.

– Послушай, ты, конечно, можешь прийти, но моя сестра уже от всего этого устала, и её можно понять. Понимаешь?

– Что значит «можно понять»? Я понимаю, что она самая желанная невеста, но она всего лишь невеста, и… – начал Аркадий.

– Эу, моя сестра тебе не «всего лишь». – сказал он, сменив тон и выражение лица.

– Вот об этом я тебе и говорю. Лев, к любой другой можно прийти, поговорить с её отцом, и он разрешит с ней погулять, а если она будет согласна, то и забрать к себе домой.

– Слушай, мужик, вот и иди к любой другой. В чем проблема?

– В том, что она всем отказывает, а ты этому потакаешь. Ты что, хочешь, чтобы твоя сестра прожила без мужа и детей?

– Нет, и дело не в этом. Я лучше любого из вас знаю свою сестру. Вы даже и не старались её узнать. Сначала приходили, сидели, вели себя, как я не знаю кто. Вы все хотите от неё одного. Хотите быть с ней в постели. Возможно, я не спорю, вы все будете с ней нежны и ласковы. Возможно, вы все испытываете к моей сестре нежные чувства, я не спорю. Но этого мало. Никто из вас не пытается её узнать, её полюбить. Возможно, что-то ей предложить, чем-то завлечь, просто заинтересовать. Нет, вы приходите: «ё-моё, я мужчина, я хозяин. Я-я-я». – Талия ухмыльнулась. – Что это такое? Это я ещё помалкиваю, что вы все её стыдитесь. – друзья Льва сразу загалдели, убеждая его, что это не так. – Не надо мне что-то говорить, я с ней всю жизнь прожил. Я вижу, кто и как к ней относится… У кого есть табак?

– На, держи, брат. – предложил Анатолий. – Все остальное есть у тебя?

– Да, слушай, они так этот табак продают. – Лев стал рыться по карманам и вытаскивать из них бумагу и фильтры.

– А-а, у тебя белые. Они вообще жёсткие. На, возьми мои. – он дал ему коричневые цигарки.

– Да ладно, не надо.

– Нет, возьми, пожалуйста. – встряла Талия.

– Чего такое? – улыбнулся Лев.

– От них запах плахой. А коричневые вишней пахнут.

– Вот, понятно вам. Как моя девушка считает. И надо прислушиваться. Идти на уступку. Когда полюбите, так же вести себя будете. Гляди, сигареты бросите. Да? – спросил он Талию.

– Да… – смущённо улыбнулась она.

– Вечно у меня табак заканчивается, а бумага и фильтры остаются.

– Меньше клади тогда. – сказала Талия.

– Тогда нет смысла курить. – ответил Аркадий.

– Ну вот, значит, и курить не надо.

– А что, пахнет, когда целует? – спросил Аркадий.

– Ты тут не путай. – усмехнулся Лев.

– Ну я же девочка. Мне не нравится.

– Вы кофе будете? – спросил Анатолий.

Все согласились, и Анатолий заказал всем кофе. Мимо столика проходили и здоровались разные компании юношей. Официанты, видя, кто сидит за столом, всячески угождали молодым людям. Рядом с бокалами уже оказались голубые чашечки с чёрным кофе. Лев попросил ещё маленькую чашечку молока.

– Зачем тебе это молоко?

– Так лучше. Они обжаривают зерна так, что невозможно пить. Молоко ничего не испортит. И тебе не надо пить кофе с кислой мордой. Я вам давно предлагал сделать кофейню.

– Где? Здесь? Зачем? – воскликнул Аркадий. – Надо ехать к морю и там открывать.

– А-а, ну вот тут и загвоздка. Как я уеду? Я возьму Талию, если она будет согласна. – Талия опустила свои глаза. – А Элю я куда дену?

– И что? Ты из семьи Магнифит. – ответил Анатолий.

– Я не Магнифит. Я Розари.

Талия в этот момент вмешалась.

– Это не важно. Ты же знаешь, что это не так. Ты всегда будешь сыном для наших родителей.

– У меня и свои есть, не обижайся только.

– Я не обижаюсь. – осеклась Талия.

– И я не смогу здесь оставить Элю. Вот если она выйдет замуж, тогда я буду спокоен. Но она не та, кого я могу вот так легко оставить. Она очень одинока.

– Лев, ты не думай, что мы стыдимся её немоты. Ты знаешь, если она твоя сестра, она и нам сестра. – сказал Анатолий.

– Да знаю, знаю. Если бы не эта немота, я бы разрешил ей самой встречаться, с кем она хочет.

– Но так нельзя. – важно сказал Аркадий.

– Это у тебя нельзя, а у меня все можно. В моем доме так к женщинам не относились. И в доме Корнеида тоже.

– Где он сейчас? – спросил Анатолий.

– Не знаю. Где-то живет. Я рад за него. Единственный из молодых парней, кого моя сестра любит. С детства он был к ней внимателен. Я тебе клянусь, был бы он здесь, уже пошёл и давно бы предложил ему свою сестру.

– Ещё чего? Чтобы наши женщины ложились под этих аспирийцев? Мало они нам зла сделали? – разозлился Аркадий.

– Проявляй к нему уважение, Аркадий. Аспириец или не аспириец, мне все равно. Он правитель Магнифит. Советую это не забывать.

– Лучше ей кого-то выбрать, пока её ни похитили. – улыбнулся Анатолий.

– Толик, кто у меня что украдёт, я сам кого угодно украду.

– Ну смотри, украдут и все, если через вас с Робертом нельзя договориться.

– Ладно, пошли мы. – встал Лев.

– Обиделся, что ли? – спросил Аркадий.

– Нет, дома уже ждут. Сегодня же день Марии.

Они возвращались домой, держась за руки. Лев молчал и был на взводе. Весь город в тот вечер возвращался по домам. Все готовили сладкие лепёшки. После семейного ужина накрывался стол со сладостями. Каждый член семьи должен был положить кусочек себе под подушку, и тогда ему приснится его вторая половинка.

Храм был украшен цветами: всё в белых розах и бегониях. Вдоль стен горели лампады, догорали свечи, отбрасывая последний свет на почерневшие иконы. В их семейной капелле стоял круглый стол, накрытый белой скатертью, тянувшейся до пола. Кнара и Эля бегали туда-сюда с тарелками.

Эля состригла себе волос до плеч. При виде брата ее розовые губки расплылись в улыбке. На шее у неё висел чокер с жемчужиной, в ушах продеты серебряные кольца. Рубиновые разрезы глаз подведены, их ореховый оттенок блестел, а на ресницах был наложен блеск. Одета она была в вечернее платье голубого цвета. Квадратное декольте и длинная юбка, которая уходила в пол с разрезом, открывая одну ногу.

После того, как прошёл праздничный ужин, Кнара всем наказала в обязательном порядке взять по сладкой лепешке и отправиться спать. Они убрали со стола. Стали расходиться каждый по своей комнате. Эля заискивающе улыбнулась брату и исчезла за дверью. Талия рывком схватила руку Льва, пока дверь за ним ни закрылась, и вцепилась в его губы. Поцеловала. Обиняком улыбнулась и ушла к себе.

Она положила сладость под подушку, а другую закинула себе на грудь, обхватив руками. Долго не могла заснуть. Подушка была большая, как могучая спина Льва. Именно её она себе и представляла. Вились сны за закрытыми веками.

Она спала, и ей снился её Лев. Но на мгновение ей приснился и Корнеид. Он просто ходил рядом и охранял её сон. Она почувствовала его губы у себя на лбу и резко вскочила.

Проснулась она, будто спала всего пару минут. Открыла глаза и побежала ко Льву. Но кровать была пуста. А в центральном нефе храме стояли его друзья и разговаривали с родителями, успокаивая их. В ту ночь похитили Элю.