Я сидела вместе со своим мужем. Вся семья на первой скамье. Рядом со мной Роберт. Кнара лежала у алтаря, утопая в цветах. Позади нас стояли люди, созидая собой огненное море в белом храме, держа свечки. Они ярко горели на фоне их чёрных одежд. По сути, все это ничем не отличалось от моего венчания, только все в чёрном, а глаза лишь украдкой смотрели на гроб. У них были задумчивые взгляды.

Я сидела рядом с Робертом. Он не плакал. Лишь хмуро смотрел на свою жену, нагромоздив седые брови на прозрачные от горя глаза. Я взяла его за руку, чтобы поддержать. Он легко улыбнулся и одобрительно похлопал мне по коленке. Если он даже пустил бы слезу, то это было бы незаметно: ведь она бы затерялась в ощетинившихся серебром щеках. По другое его плечо сидела Талия, и было видно, что к её поддержке он куда охотнее прилегал. Лев смотрел в мою сторону. Я поняла, что он наблюдает за Корнеидом.

Я посмотрела на мужа. Он сидел, подперев голову, яростно прорезая взглядом пространство перед собой. Когда я взяла его за руку, он вдруг проснулся, взглянул на меня и нежно поцеловал в лоб. Он всегда так делал. Это означало, чтобы я никого не беспокоила.

Священник стоял впереди и читал молитву. Позади него находилось огромное распятие с Христом, увиваемое лозами. Его окружили трое молодых священников. Один держал библию. Двое других подпевали. А я сидела, и вдруг в голову закралась мысль: ведь я когда-нибудь окажусь на её месте. Или на месте Роберта. Меня и Корнеида так же будут провожать. И наши с ним дети будут сидеть и смотреть на наши еле видные за цветами профили лиц. И мой маленький Сандро будет скорбеть и в то же время побаиваться нести крест своих предков.

Священник хлопнул библией и обратился ко всем людям. После все встали. Крышку гроба закрыли и понесли вперёд по центральному нефу на выход. За гробом сначала пошли Роберт с Талией, за ними – Лев, а за Львом – я с Корнеидом.

Мы шли пешком. Всю дорогу перекрыли. Людская река медленно текла по прохладной улице, когда сквозь жгучий свет солнца продувался морской ветерок. Сверху люди бросали лепестки бегонии. Это было очень красиво и благородно. Они провожали госпожу Магнифит в последний путь. Корнеид шёл, заострив свой взгляд на спине Льва, ни капли не обращая внимания на штопором падающие лепестки. Я взяла его за руку, но он томно взглянул на меня и снова посмотрел на Льва, что-то задумывая. Я догадывалась, о чем он думал, но не могла в это поверить. И по дороге молилась за брата.

Когда Кнару похоронили, все мы стали возвращаться в храм. Гостям из больших бидонов наливали вино. Люди пили всю ночь терпкий напиток под сенью храма. Нас обволакивал небольшой ветер морской пыли. Я с Корнеидом сидела на скамейке. Он за всеми наблюдал. Я не хотела от него отходить. Думала, что он как-то отгонит от себя свою хандру и даже поговорит со мной. Но ему хватало просто держать меня за руку и приглаживать её большим пальцем. Я прильнула к нему, захотела его нежности, и он приобнял меня.

Солнце тонуло в море. На небе стали появляться звезды. Звезда потухла и вспенила все пространство, погрузив улицы в туман.

Все стали расходиться. Мы зашли в храм. Корнеид нас молча оставил и быстром шагом пошёл за алтарь. Он вышел с двумя шпагами. Кинул одну Льву и в запальчивости стал подходить к нему. Резким движением руки он отбросил в сторону чехол от своей шпаги, обнажив её. От грохота Талия дернулась и страшными глазами посмотрела на них обоих. Роберт подбежал к нам и отвёл в сторону.

Они стали драться. Сначала наступали друг на друга по центральному нефу, потом залезли на скамьи ногами. В храм стали заходить люди, услышав звон шпаг. В нем даже становилось темнее от толпы, будто она поглощала свет, который источался через витражи. Корнеид выбил его шпагу из рук. Она упала и затерялась где-то на полу между рядов. Лев в изумлении развёл руками, а Корнеид невероятно быстрым движением полоснул сталью ему по груди. Его пиджак расстегнулся, а к ногам упали купюры.

Лев стал пятиться назад, к алтарю. Корнеид сначала стоял на месте, рассматривая аспирийские деньги. Он пошёл медленно вперёд, наступая на них. Он приставил острие шпаги к его горлу.

– Ну, скажи мне причину, чтобы не перерезать тебе глотку.

– У меня нет причин. Я сделал то, что посчитал правильным.

– Убить своих соотечественников?

– Эти соотечественники насиловали женщин, убивали детей.

– Это не меняет того, что ты убил десятки григориан одним махом.

Позади люди начинали шептаться.

– Я сделал это, потому что их нельзя было остановить законом.

– Ты сделал это, потому что тебе заплатили аспирийскими деньгами! – закричал Корнеид.

– Я сделал это, потому что они тоже люди, и мы росли с ними.

– Да что ты можешь знать! – Корнеид взбесился, взял его за грудь и выкинул в сторону выхода. Лев не успел подняться, как Корнеид подскочил и подставил шпагу к его груди. – Тебя там не было. Ты не знаешь. Ты всего этого не видел. Я стоял в очередь на костёр и слышал женские и детские крики, горящие заживо. Среди них были и крики твоей матери. – Лев захотел подняться. – Еще раз дёрнешься, клянусь, я убью тебя.

– Это ты считаешь справедливостью, да? Хочешь отыграться? Хочешь, чтобы они также страдали, как и ты? Это не справедливость. Это высокомерие. Какой же ты мужчина после этого?

– Довольно. Я тебя изгоняю. Тебе больше нет места среди григориан. И советую уходить быстрее, пока я не передумал.

Лев поднялся и пошёл к выходу, пробираясь через толпу, утопая в тёмном осуждении людей, которые нехотя пропускали его, ударяясь с ним плечами. Теряясь в ней, он смотрел чистыми глазами на любимую, словно закрываясь от этих невежд. Талия вырвалась из рук отца и побежала к нему. Роберт ей крикнул, пытаясь остановить, но Корнеид не стал её удерживать. Так Лев был изгнан, и Талия последовала за ним. Вместе они уехали в старую часть города.

В тот день Корнеид велел мне и Роберту возвращаться домой к детям. Роберт был подавлен больше всех. Мы ждали Корнеида. Я игралась с детьми. Они целый день были под присмотром няни. Маленький Сандро устал и уснул на нашей с Корнеидом кровати. Я игралась с Дианой. Она все время мешала братику спать. Сынок слегка поднимал головку, прищуренным глазом смотрел на неё и снова ронял её на кровать.

Я забрала Дианку на кухню, где стоял Роберт у плиты, смотрел новости и поглядывал на кофе в турке. Он уже не слышал, как оно шипит, поэтому не отрывал взгляд, чтобы не вскипятить его. Теперь он сам себе варил кофе. И даже не мог обыграть Кнару в карты, чтобы она ему сама приготовила. Он всегда с ней жульничал, а она знала и молчала. Ей нравилось с ним просто играть. Дело было не в победе.

Придя на кухню, я посадила Диану на диван. Кофе в турке начинало набухать, и он вылил его в маленькую чашечку. И вместе с тарелочкой пошёл к своей внучке. Положил кофе на маленький столик, взял пульт дрожащей рукой и переключил на мультики. Диана радостно улыбнулась ему и не отлипала взгляд от экрана.

Я готовила небольшой ужин, чтобы накормить Корнеида с Робертом, когда муж придёт, и наблюдала украдкой за Дианой. В мультике что-то происходило, и она повторяла реплики героев Роберту. Она знала их наизусть, так как далеко не первый раз их смотрела. Дети так забавны: им нравится каждый раз одно и то же, чем что-то новое. Она бегала в комнату и приносила разные игрушки, показывая их деду, а тот попивал кофе и трогал их, показывая свою заинтересованность.

Когда пришёл Корнеид, я захотела накрыть на стол, но он сказал, что ляжет спать. Он уложил детей в другую комнату, подошёл к Роберту, что-то ему сказал и пошёл в спальню. Я побежала к нему. Он сидел на краю кровати и расстёгивал рубашку. Я захотела ему помочь, но он отошёл от меня. Он был переполнен ненавистью, и я не знала, что с этим делать. Я прекрасно понимала, что с ним происходит, но никак не могла его от этого избавить.

Я легла вместе с ним. Он зарылся в подушку на своей половине. Я долго смотрела в потолок, на катающиеся по нему оттиски фар от проезжающих машин. Они заставили мои глаза закрыться и упасть в холодную реку, где спали перелетные птицы у плоской скалы. Она мне что-то шептала. Белый лист, который привлекает художника. Скала меня звала, и её голос было невозможно терпеть. Вдруг я оказалась в своей детской комнате. Из тёмного угла на меня смотрела Мария, а после я проснулась в поту. Видимо, я не кричала. Комната стала темнее. По потолку больше не строчились фары. В дверном проёме не выбивался свет из кухни.

Корнеид спал рядом. Он повернулся лицом ко мне. Я приблизилась к нему, обняла его и поцеловала. Мне так хотелось, чтобы он меня любил, как раньше. Но он не мог. Ему нужно было выбрать между долгом и местью. Подобный выбор убивает любовь. Я не могла ему позволить совершить преступление. Я была уверена, что всю мою жизнь Господь готовил меня к этому дню. Бог дал мне дар, будто говоря, что мне нужно идти туда, куда всю жизнь он меня звал. И я пошла.

Я отпустила его из своих объятий и пошла к детям. Своё сердце я рвала на лоскуты, чтобы вложить в них своё благословение, и молилась, чтобы вновь увидеть их. В ту ночь, сидя у кроватей своих детей, я поняла, что теперь вместо Кнары, что мой долг, как госпожи Магнифит – защищать людей. И если это не может сделать мой муж, то это должна сделать я.

Я отправилась в речную часть города. Зашла в реку. Она была такая холодная, что сжала в судороги ступни. Я нашла место, где был песок, и зарылась в него пальцами, разбудив маленьких рыбок, плавающих по моим ногам. Передо мной была та самая скала. Все горы были облицованы строительными лесами. Ночь уже голубела утренним маревом, и вода становилась прозрачной. Я стояла маленьким силуэтом на фоне горной стены, вдоль которой лилась река.

Она спряталась в борделе. Все её знали и во всем ей помогали. Никто до сих пор не может сказать, как она сделала то, что сделала. Её потомки могли лишь только гадать о самой великой госпоже Магнифит.

Глава 15

По солнечным лучам плыла пыль. Дверь храма была открыта настежь. Ветер у порога запевал, подметая листву.

На улице нагонялись тучи, волновалось море. Между облаками и небом на горизонте всё было в разводах бури. Она затушевала даль, скрыла острова. Где-то вдали мокло солнце.

Корнеид сидел в чёрных брюках и тоненьком свитере. На коленках у него был расстелен платок, а на нем лежал котёнок. Беленький пушистый комочек, помещающийся на ладони, с розовым носиком и чёрными бусинками, которые только открылись. Она лежала и засыпала после того, как Корнеид накормил её из шприца молоком. Он гладил её легонько пальчиком, а она дрожала и сопела.

Он её нашёл с утра в переулке. Она прижалась к стенке в тенёчке. Корнеид с ней просидел час, дожидаясь, что её заберёт хозяин или найдёт мама. Так обидно было её забирать. Он сидел с ней на тротуаре, а потом забрал с собой, когда увидел, что погода портится.

Прошло уже много времени, как исчезла Эля. И он не мог её найти. Он искал, но все было тщетно. Вместе с Робертом он ухаживал за детьми. Они постоянно спрашивали про свою мать. Корнеид стал выдумывать, что она помогает дяде Льву и вернётся, когда у тёти Талии родится ребёнок. Теперь он им принесёт котёнка, от которого они получат хоть немного нежности. Все, что им мог дать отец.

Нападение на старый город каждый раз откладывалось. Выжидали удобного момента. Корнеид не торопил короля. Ждал вместе со всеми.

Пошел ливень. Капли шумно били по ступенькам паперти. К Корнеиду подошёл священник, протянул ему тарелку с едой. С уважением попросил господина поесть. Корнеид положил её на скамью и лениво стал отламывать ломти сладкой лепешки. Он смотрел на котёнка и вспоминал, как подрагивала ручками Диана, когда была новорождённой, а Эля боялась, что она замерзает, и не отходила от люльки. Она его спрашивала, могут ли ребёнку сниться кошмары, и вопросительно ждала ответа. Она будто хотела, чтобы Корнеид зашёл к ней в сон и отогнал кошмары. Он вспоминал это и умилялся, глядя на котёнка. Священник ходил и тушил свечи, рукой развеивая поднимающиеся вензеля.

Вдруг священник вздрогнул от появившейся тени на пороге. Капли спадали с его волос и бороды. Пришёл человек, которого так долго ждал Корнеид.

– Здравствуйте, господин Магнифит.

Корнеид обернулся и увидел знакомое лицо. Он приближался со шпагой, чтобы заколоть, но Корнеид никак не отреагировал и повернул голову обратно, поедая свой хлеб.

– Долго ты. Я уже давно жду тебя. Лучше опусти свою шпагу, пока я сам ни убил тебя.

– Неужели вы сможете убить меня в храме? – спросил его человек.

– Ты сомневаешься?

– О нет, я в вас не сомневаюсь.

Священник дрожал и обратился к Корнеиду.

– Господин…

– Все хорошо. Идите к себе. Не стоит бояться этого сумасшедшего. Идите-идите.

Священник ушёл, а человек со шпагой приблизился и встал перед Корнеидом, держа острие близко к его шее. Корнеид увидел постаревшее лицо. Морщины всё избороздили. Поседевшие пакли волос несуразно свисали. Рука дрожала. Спина сгорбилась. Дыхание слышно издалека. Это был Мнац, который выжил от руки Корнеида дважды. Теперь он пришёл убить некогда недооценённую угрозу.

– Ну здравствуй. И чего ты хочешь?

– Отмщения.

– А получится ли, старичок? – издевательски спросил Корнеид.

– Мелкий сосунок! – крикнул он.

– Тише, – цыкнул Корнеид, – не видишь, ребёнка разбудишь.

– Вставай. Я сказал встать!

– Хорошо-хорошо. – встал Корнеид, подняв руки. – Ты только не перенапрягайся. А то умрешь раньше того, как я смогу тебя убить.

– Иди к чёрному ходу.

– Зачем?

– Я убью тебя на улице.

– Ничего себе! А ты с каких пор такой набожный?

– С тех пор, как второй раз выжил после тебя. Как я мог не догадаться, что это ты был тем осведомителем? Кто ещё может обладать такой информацией и умертвить столько григориан разом.

– Это сделал не я, а Лев.

– Довольно, я сказал, на выход. На выход! – поддавшись эмоциям, Мнац не заметил, как Корнеид одним махом выхватил у него шпагу из руки и ударил рукояткой под дых. Он сел на своё место, а Мнац упал на пол.

– Скажи, а как ты не отравился?

Он кашлял и держался за живот.

– Я не все выпил. Люди моего поколения не пьют этот ваш новый кофе. Я сделал глоток из вежливости, а потом его допил другой парень. Бедный малый, он блевал кровью всю ночь от твоей двойной порции.

– Да, этого я не учёл. – пожал плечами Корнеид.

– Должен признать, я тебя недооценил. Ты самый хитрый и жестокий из всех правителей, что были до тебя. Если бы мне ещё тогда сказали, что мальчик превзойдёт всех своих предшественников, то я бы рассмеялся. Но тебя не победить. Жаль, что ты родился так поздно. Уже мог быть королём.

– Если это комплимент, то спасибо. – он помог ему подняться и посадил его на скамью рядом с собой. – Вот так, отдышись.

– Почему ты не убьешь меня? – испугано спросил Мнац.

– Зачем мне это? Я не убийца.

– Ты дважды пытался.

– Ты угрожал Талии, а после был лидером преступной организации, которая убивала женщин и детей. Если бы вы это не сделали, то остались бы моими союзниками.

– Значит, ты не отрицаешь, что это был ты? И что это ты нас отравил?

– Вас отравил не я, а Лев. Вы решили, что я действовал в одиночку, но нас было двое.

– Но это твой приказ.

– Верно. Он выполнял мои приказы. Но многое он придумал сам, а я не стал ему препятствовать. – Мнац смотрел на него непонимающими глазами. – Посиди здесь, присмотри за котёнком. – Корнеид встал и направился к выходу. – Если что-нибудь с ней сделаешь, смерти тебе не миновать.

Он ушёл. Окунулся в полог из капель дождя, льющихся с крыльца. Скрылся за этим маленьким водопадом. Вернулся с ящичком стеклянных бутылочек, в которых теплились разноцветные шоты.

Он присел рядом с Мнацем, который смотрел на спящего котёнка.

– Люблю пить шоты в такую погоду. Жена всегда приносила мне их. Угощайся.

– Не понимаю?

– Чего ты не понимаешь?

– Что ты за человек?

– А что тут непонятного?

– То ты стремишься к власти, используя все средства, то выглядишь невинным.

– Я никогда не стремился к власти. Она сама пришла в мои руки.

– Ты предаешь своих. Ты предал свою любимую. Ты предал своего друга. Ты приказал человеку убить людей, а после прилюдно скинул это преступление на него.

– Этот человек мне предан. Лев мой брат. Он продолжает выполнять мои поручения. Это не изгнание, а выполнение моего плана. Все это лишь хорошо отыгранный нами спектакль.

– Спектакль?

Корнеид засмеялся.

– Разбросанные аспирийские деньги – такой дешевый ход. Такие люди, как я и Лев, думают сейчас немного в другую степь. Но тебе это не понять?

– Что тут непонятного: ты хочешь устроить резню. Разве он не предал тебя в этом?

– Я никогда не хотел устраивать резню. В связи со своим статусом я должен делать вид, что предан короне. Но тут вы, вышедшие из моего контроля. Тут мне и понадобился Лев, чтобы убить вас, а затем обвинить его, чтобы увести от себя подозрение, а его отправить в старую часть города. Мне нужен там свой человек, которому я смогу дать сигнал о том, когда на город состоится нападение.

– На город будет нападение?

– Да, король хочет повторить историю Красного города. Мне нужен Лев, который сможет увести из города женщин и детей, а потом направиться с сопротивлением ко мне.

Мнац широко раскрыл глаза.

– Ты хочешь столкнуть григориан с аспирийцами?

– Если мужчинам так нравится убивать друг друга, я мешать не стану. Я смогу переместить битву подальше от города, пока дети и женщины уйдут к границе. Это и есть мой план. Я не могу допустить повторение Красного города.

– Это предательство. Погибнут как аспирийцы, так и григориане. Ты столкнёшь две стены, которые развалятся в одном месте. Ты придаешь свою родину.

– Я беженец. Моя родина – это спасение невинных детей и их матерей. Я не хочу, чтобы они попали в темные времена. Моя национальность – это любые дети Григориании.

– Почему ты все об этом рассказываешь мне?

– Потому что я хочу, чтобы ты мне помог. Больше некому. Кто-то должен прикрывать мне спину, если Лев не подоспеет. Ты лучший, кого я знаю в фехтовании. Власть сделала меня куда более одиноким, чем Роберта и тебя.

– Не власть меня сделала одиноким. Роберт убил моего единственного сына.

– Твой сын поднял руку на легитимную власть.

– Мне все равно. Я не успокоюсь. Я шёл сюда с мыслями убить тебя. – он посмотрел на крест Корнеида. – Что я получу за свою помощь?

– Если пришёл за этим, тогда забирай. – Корнеид взял крест и протянул Мнацу. Тот с недоверием осмотрел розарии и побоялся их брать.

– Что ты опять задумал?

– Идём со мной защищать наш город. Ты хоть и стар, но остаёшься одним из лучших фехтовальщиков. Выживешь – сам поймёшь, что дальше делать с этим крестом. Поверь мне, чтобы не случилось, этот крест сам выбирает себе достойного. – Мнац недоверчиво смотрел на него. – Убив меня или Роберта, ты не отомстишь. Твоего сына убила война, я же предлагаю тебе убить войну. Ну что, ты со мной?

Глава 16

За храмом солнце катилось по горам, опускаясь за их гребень и оставляя зубчатый силуэт. Все небо порозовело. Перед храмом стоял Лев, позади него -Аркадий, Анатолий и Талия. Лев обращался к людям на аспирийском языке. Он созвал всех звоном колокола.

Он стоял на ступенях паперти, и все собирались к нему. Он каждый день убеждал их, что в город придут григориане и всех перебьют. Они не верили его словам. Наступил последний день: братья принесли письмо от Корнеида, где было написано время и место наступления. Всех созвав, он показал, что оно было подписано королем и адресовано лично Корнеиду. У Льва не получилось уговорить людей бежать, но мужчины охотно согласились идти к врагу навстречу.

Лев знал, что битва будет проиграна, и уговаривал увезти их семьи к границе. Чтобы посеять в аспирийцах доверие и решимость действовать, Лев сказал, что пойдёт с мужчинами, а Талия сказала, что уведёт женщин и детей. Лев резко осёкся на неё и отвёл в строну. Аспирийцы стали готовиться к сопротивлению.

– Ты с ума сошла? Куда ты пойдёшь с ними?

– А ты не сошёл с ума? Идти на смерть вместе с ними?

– Таль, послушай меня, я не погибну. Клянусь, я вернусь к тебе. Григорианцы меня не тронут. Когда мы придём, я перейду на их сторону.

– Я верю и хочу помочь тебе. Позволь сделать это.

– Их могут провести Аркадий с Анатолием.

– Нет, ты не пойдёшь туда один. Это опасно.

– Милая, все это и без того опасно. А ты хочешь подвергнуть опасности ещё большей и себя, и ребёнка?

– Мы семья. И все, что сделаем, мы это сделаем втроём. Знай это всегда. Если этим самым тебе хоть как-то помогу, я это сделаю. – она обняла его и поцеловала. – Пообещай мне, что вернёшься.

– Обещаю тебе, скоро все это закончится. И все мы будем прежней семьей. Я, ты, Роберт, дети, Эля с Корнеидом.

– Нет, не произноси даже это имя мне.

– Таль…

– Он предал всех нас.

– Он никого не предавал. Пойми, Корнеид… Ему приходится сложнее, чем всем нам.

– Ничего ему не сложнее. Он жаждет лишь крови. Он не успокоится, пока ни отомстит.

– Это правда, но он никогда нас не предавал. Поверь мне, все это его план. Нападение было не избежать, и благодаря нему все эти женщины и дети останутся в живых.

– А их отцы будут им убиты.

– В этом он никак не виноват. Всё произошло не по его воле. Мы оба с тобой никогда не были на его месте.

– Как ты можешь так говорить? Ты и Эля пострадали не меньше, чем он.

– Нет, поверь мне, ни я, ни Эля не знаем какого ему.

– Почему?

– Такому, как он, всегда суждено быть чужаком. Так получилось, что он никому не нужен. Людей так волнует этот глупый вопрос национальности. Всё никак не могут успокоиться. Они не понимают, что все мы и есть одна нация. Все те, кто хочет жить в этой стране и заботиться о ней. Но нет, как же, надо зациклиться на этой внешности, зациклиться на его крови. Как будто она что-то действительно значит. Да ничего она не значит. И никогда не значила. Это все не более чем сказки.

– Ты всегда его защищаешь. Всегда ему верен. Когда ты намного лучше него.

– Я это делаю, потому что он муж моей сестры и отец моих племянников. Я делаю это, потому что верю, что он настоящий помазанник, который способен спасти невинных. Я делаю это, потому что знаю, – Лев замолчал, – что ты всегда его любила.

– Перестань говорить глупости, Лев. Неужели ты и правда об этом все это время думал? Что я до сих пор люблю его? Разве ты не видишь, что я испытываю к тебе?

– Разве не то же самое, что и к нему?

– Я поверить не могу, что ты мне это говоришь. Да, мы были вместе, прожили много лет в той скале и любили друг друга. Я тебе скажу больше, мы были всем. Но я не знаю, как тебе это объяснить. Мы были отстранены от всех. Он был невероятно похож на Карлена. А Карлен всегда любил меня. Но та любовь, она так и осталась в той скале. После того, как я была опозорена, все во мне надломилось. И только ты не отвернулся. Тебе всю жизнь было все равно на все эти глупости. Ты всегда защищал Элю, когда она что-то натворит. Всегда был опорой для родителей. Всегда поддерживал Корнеида, вечно одержимого местью. Всегда скрывал любовь от меня ради него. Я никогда не забуду, когда ты открыл глаза в нашей комнате. Ты потерял своих родителей, но все, что тебя заинтересовало – это я. Ты не отрывался от моих глаз. Как и я не отходила, когда ты был ранен, так и сейчас не отойду от тебя ни на шаг. И это не Корнеид спасает этих детей, а это ты на самом деле их спасаешь. Потому что ты такой. Ты упрям в своей любви. Никто и никак: никакой геноцид, никакое социальные положение тебя не разубедят верить по-другому или любить по-другому. Это твоё упрямство, твоя ухмылка, эти твои фразочки, эти твои друзья. Ни что в этом мире не переубедит тебя быть таким же испорченным. Точно так же, как и ничто не переубедит меня в любви к тебе и к нашему ребёнку. А Корнеид, давай будем честны, их отношения с Элей всегда были особенными. Они созданы друг для друга.

– Да, это правда.

– Милый, мне больно, что ты все время так считал. Это никогда не было так. Я клянусь тебе. Господи, если бы ты только знал, как я благодарю бога, что мама тогда устроила отцу скандал, чтобы он ей разрешил купить эти два дебильных ковра. Если бы ты только мог это знать. – у неё стали течь слезы, и она закрыла лицо ладонями.

– Талия. – Лев обнял её.

– Возвращайся ко мне.

– Слушай меня внимательно: Аркадий и Анатолий пусть сначала останутся с тобой. Если люди не захотят уходить, то пусть поджигают город. – Талия отвела лицо от его груди и посмотрела на него. – Ещё с темных времён в подвалах остались залежи дров, солярки и всякого сена. Пусть поджигают, а после бегут ко мне на помощь. Уведи всех мирных отсюда. Когда сюда прорвутся григорианцы, они не будут слушать не мои, не Корнеида приказы. Если потребуется сжечь город ради спасения детей, да будет так! – Лев усмехнулся. – Слышал бы сейчас меня мой отец…

Корнеид со своим войском шёл в старую часть города. Было слышно лишь журчание реки, пение птиц и хлюпанье ботинок. Они рассматривали скалы, можно было разглядеть множество рисунков на них, но тут они дошли до того места, где стоял бордель. Дома вокруг были абсолютно пусты. Из-за темноты мужчины не сразу увидели, но после они встали в ступор.

На плоской скале, что стояла у входа в старую часть города, была нарисована картина во весь её рост. Словно что-то древнее предстало перед ними, что-то спрятанное, как ценная фреска за белой шпаклевкой. Глаза, нагота, выбивающиеся локоны волос выглядывали изнутри камня, будто выходили из него наружу и будоражили все похолодевшие жилки внутри. Весь дух был скован их взглядами, так что войско остановилось и стояло на месте. Она сидела, словно страж, никого не пропуская в старый город.

На всю скалу была нарисована дева Мария со всей своей красотой вечной молодости. Она сидела на троне, а четверо маленьких детей игрались у неё на коленках, закрывая её наготу и её плоть из скалы. Голова была покрыта белой тканью, из под неё выбивались каштановые локоны. Они словно прилипли к потным плечам и лбу. Её босые ноги выходили из под юбки, свисая над домами. А её взгляд не смотрел на людей, он любовно и нежно приглядывал за детьми, сидящими на большой высоте. На людей глядели лишь дети. Их взгляды преследовали. Они прижимались к её телу, словно ребёнок, который прислоняется к матери во время сна, чтобы не упасть в кошмар.

Корнеид смотрел на эту картину. И теперь он знал, где находилась его жена: ведь только она могла изобразить его мать. У Марии было её лицо. Эля хотела этим рисунком остановить его.

Он со звоном серебра вытащил шпагу и погрузил её в воду перед собой. А сам встал на колени, ощутив, как липнут брюки к ногам, как дрожит все тело от холода. Он стал молиться. Мнац стоял рядом с ним и смотрел на скалу. Григориане позади молились, а кто-то просто задумался – никто не хотел идти дальше.

Молитву Корнеид использовал, чтобы дождаться Льва. И через некоторое время григориане увидели, как он идёт к ним с толпой аспирийцев. Все приготовились. Стали звенеть шпаги.

Лев медленно подошёл к Корнеиду, обошёл его и встал позади вместе с Мнацем. Корнеид оставался стоять на коленях с закрытыми глазами между двумя вооруженными группами. Он открыл глаза и развёл руки, дерзновенно и с вызовом смотря в глаза смерти, которая его преследовала с детства. Он со всем презрением и пренебрежением смотрел на них, оставаясь на коленях, всем своим видом говоря, что он, не вставая, убьёт их. Аспирийцы, видя, что шпаги нет ни в руках, ни на поясе, стали к нему приближаться. И вот один, словно бык, побежал на него, поставив перед собой шпагу остриём вперёд. Корнеид, на всеобщее удивление, смог увернуться и оказаться за его спиной, перед этим успев из под воды взять шпагу и разрезаться ему живот. Аспириец упал к ногам Мнаца и Льва.

Корнеид воткнул шпагу в реку и снял мокрые ботинки, оставшись босым. К нему подошли Лев и Мнац. Они стали угрожать двум сторонам, показывая свой нейтралитет. Впечатление от скалы привлекло ещё григориан в их отряд, создавая третью сторону. Их битва была похожа на оркестр, который в один такт поднимал блестящие шпаги. Вся ночь запахла кровью и огнём. За гребнем гор вздымался дым.

Старый город горел. Братья подожгли старые склады, а когда огонь стал распространяться, Талия убедила всех идти к границе. Взрослые всё не уходили и тушили пожар. И тогда она сама забрала детей.

Всю ночь она шла по пустой дороге вместе с детьми. Добрались они при рассвете. На границе их попросили подождать в поле, пока за ними ни приедут машины. Талия сидела, охраняя их ещё несколько часов. Сотня маленьких детей лежали вместе с ней. А она отбрасывала все свои уставшие дремоты, обняв свой живот. Кто-то нежился в собственных снах, кто-то резвился, но от неё никто не уходил. В этом поле она для всех была матерью. Этот поступок Талии вспоминали два народа. К детям на следующий день вернулись их мамы, а сама Талия отправилась домой, чтобы найти Льва с Корнеидом, оставив Аспирии символ мира.

Лев, весь израненный, лежал на камнях, а холодная струя щекотала ему щеку. Он проснулся от этого и увидел перед собой трупы, заполонившие реку. Ему казалось, что вода стала подниматься от количества тел, чтобы смыть их с себя. И действительно, уровень воды немного поднялся, затопив островки, прогоняя с них птиц. Розовые ибисы взлетели, словно души павших. Он искал своим взглядом тех, кто прикрывали его спину. Лежал Мнац, лежали братья, а Корнеида не было в его поле зрения. Он смотрел на Марию, и его глаза закрывались.

Всех раненых перенесли в бордель. Лев на время разомкнул глаза, увидев над собой фанеру кровати и занавешенный красный полог. Он смотрел и неожиданно для себя широко улыбнулся, обнажив зубы. Он вдруг поймал себя на мысли, что сестра может быть где-то рядом, что Корнеид лежит где-то здесь с ним и умирает. И сама смерть ему показалась забавной. Умереть, как умер его отец. Его ничто не пугало. Жизнь казалась невесомой в его руках, ощущая всю легкую тяжесть её иронии. Чувствуя всю её цикличность. У Корнеида было два ребёнка, как и у его Александра. А у него один, как у Сандро. И они оба умирают где-то рядом. Может, и их отцов куда-то перенесли, и они смогли подумать напоследок. Как жаль, что они оба не увидят, как растут их дети и какими храбрыми они станут. Эта мысль странно веселила Льва: ведь не было даже смысла огорчаться перед смертью. «Это ведь моя жизнь. Я сделал то, что смог». Он думал о своей Талии последние минуты. И его глаза закрылись.