Староград

Повстанцы понимают это. И сколько бы нас ни нарекали смертоносной и безумной силой, сколько бы наше руководство ни грызлось между собой, какой бы ужас мы ни наводили на гражданских своими деяниями, все они стоят того. Ибо на кону свобода и возможность самостоятельно выбрать дальнейший путь, каким бы он ни был.

Да, каждый описывает эту цель по-своему. Для одних – это порядок, для других – равенство, для третьих – возможности, но суть всегда одна – дать Ронии самой решать свою судьбу. И ради этого каждый из нас готов убить и даже умереть. Пускай свобода повлечёт за собой тысячи, сотни тысяч новых смертей, в результате грызни за будущий облик государства, это всё равно лучше, чем все те же смерти, только совмещённые с лизанием ботинок орденской швали.

Мне вот, если честно, всегда было плевать на то, как именно будет выглядеть свободная Рония и как она будет называться, единственное, чего я хотел с тех пор, когда променял свою скромную лопату на винтовку, так это того, чтобы моя земля принадлежала мне, а не каким-то уродам, возомнившим, что если у них есть танки, то они могут показывать свои мерзкие рожи из своей гадкой пустыни и претендовать на наши плодороднейшие поля и прекрасное побережье.

Нет, я не испытываю особенного отвращения к Карниму и его жителям, как некоторые мои товарищи, мне, если честно, вообще плевать, какой именно нации будут те, кто позарится на наши земли; их всех в равной степени должна ждать расплата за все те ужасы, что принесли они в наш дом.

Я говорю об этом просто потому, что порой сам удивляюсь тому, что среди ронийцев очень сильно укрепилась ненависть именно в сторону карнимцев, не как в сторону очередных посягателей на нашу идентичность и свободу, а как в сторону чуждой и отвратной культуры, которую мы никогда не сможем принять. Можно подумать, что если бы на нас напал любой другой сосед или давний враг, то всё сложилось бы иначе.

В конце концов, не бывает среди стран хороших друзей, и в особенности среди соседей, ибо кроме всех обыденных разногласий между ними появляется ещё и закономерное соперничество за клочки земли на границе, порой доходящее до абсолютного абсурда.

Вот, к примеру, Государство Малой Каскадии, или, как они теперь себя величают, Босгорская Автономия Новой Каскадии, почти двести лет были в составе Большой Каскадии, так Ронию называли до войны за независимость. Наша Родина же помогла им освободиться из-под колониального гнёта Босгорской Империи, запустив тем самым настоящий «Парад антиколониальных восстаний»⁶⁴.

Однако проведя все эти двести лет в достатке и имея множество привилегий, жители Малой Каскадии, видимо, возомнили о себе слишком многое, и как только началась война, они всадили нож в спину тех, кто их когда-то освободил, объявив о своей независимости и выходе из войны под протекцией Босгора. То есть фактически они забрали четверть территорий и треть промышленного и ресурсного потенциала нашей страны, добровольно уйдя в новое колониальное рабство.

И их стремление к такой специфичной независимости ещё можно понять и даже простить. Но вот то, что это произошло прямо в самом начале войны, являет собой самое настоящее предательство. И тут абсолютно не важно, сделано оно со злым умыслом или просто было удобной возможностью выйти из ненавистного им государства. Предательство непростительно и искупить его невозможно.

Даже того, что мы сотворим сегодня, будет неимоверно мало, чтобы отомстить за все те унижения, что мы испытали по их вине. К слову об этом, я чуть было не забыл упомянуть одну из главных транспортных артерий континента, которая невероятно активно использовалась до и даже во время войны, а также была приоритетной целью реставрации после неё, и по которой до сих пор, пусть и в гораздо меньшем объёме, ездят люди и различные грузы.

Я говорю про Североамериканский Экспресс – железную дорогу, что соединяет все крупнейшие страны Северной Америки. Начинаясь у самого края полуострова Флориды, простираясь вдоль восточного побережья и всех его стран, она делает огромный крюк вдоль южной границы Винленда и, проходя Малую Каскадию, заканчивается в Старограде, крупнейшем городе западного побережья.

И вот, из новообретенной колонии Босгора, поезда в Староград ходили с очень завидной регулярностью, по многим причинам. В основном, конечно, экономическим. Ибо, как я уже говорил, их часть Каскадии вовсе не пострадала от этой кровопролитной войны и была невероятным образом заинтересована в доставке товаров первой необходимости по завышенным ценам, как нашему правительству, так и просто на продажу.

А ещё бедную и разбитую Ронию северяне любили использовать в своей, довольно специфичной пропаганде. Ибо за довольно небольшие деньги, при полном согласии салемского кабинета, возили пропагандистские экскурсии на пассажирских поездах для всех желающих, словно насмехаясь над горем нашей родины, будучи при этом одной из причин этого самого горя…

Наш план был довольно прост и хорошо проверен великим множеством повстанческих организаций со всего мира, но ещё ни разу не доходил до Ронии. Ибо до сей поры повстанческие организации не были настолько смелы и озлоблены, чтобы решиться на такой подвиг, поскольку угроза отчаянного сопротивления, которое могли оказать как со стороны Каскадии, так и со стороны военных Салема, останавливала лучше любых стен и преград.

Однако Салем точно не мог держать свою стальную хватку вечно. Прошло уже больше четырёх месяцев с момента начала оккупации Ронии, и, судя по недавним событиям, а также попытке покушения, срок коменданта истёк. А значит, что настало время дерзнуть и взять то, что нам причитается.

Несколько наших агентов, включая меня (координатора операции), должны будут проникнуть на такой экскурсионный состав под видом рядовых туристов и с помощью пронесённого тайком оружия, а также угроз расправы, захватить локомотив и взять всех пассажиров в заложники, чтобы после потребовать выкуп за их жизнь и свободу.

При удачном раскладе, в котором мы практически не сомневались, мы бы не только получили довольно значительную сумму на офшорный счёт нашей организации, но и пресекли туристические, а возможно, и торговые поездки из Малой Каскадии, лишив Салема притока денег и товаров, а также испортив отношения между нашими странами. Одни сплошные выгоды, включая стандартное для подобных терактов устрашение всего мирового сообщества и лояльных правительству людей.

Но, как некоторые уже поняли, всё сложилось несколько по-другому…

Да, поначалу всё шло в точности с нашим планом, и даже лучше, чем мы могли бы предполагать, ибо мы даже не встретили ни одного охранника или военного ни на станции, ни внутри поезда. Один из наших агентов без особых проблем проник в кабину машиниста и получил полный контроль над движением поезда, экстренно остановив состав и дав сигнал к действию тем, кто сидел в самих вагонах. Я, как и мой напарник, мигом достали из сумок припрятанные штурмовые винтовки и сделали пару предупредительных выстрелов в потолок.

Ещё мгновение назад улыбавшиеся и тыкающие в ронийцев за окном, словно то были обезьянки в зоопарке, пассажиры теперь ошарашенно смотрели на нас. Видимо, никто из них не ожидал, что жестокая реальность, на которую они приехали поглазеть, достанет их и в этом уютном транспорте с мягкими креслами и вагоном-рестораном…

Без лишних слов и восклицаний в сторону заложников, которые и без того практически сразу бросили какое-либо сопротивление и вжались в свои сиденья, я вышел на связь с агентом в локомотиве и приказал ему заставить машинистов связаться с ближайшей станцией, чтобы те, в свою очередь, вызвали людей из правительства на переговоры. Последних долго ждать не пришлось, однако, вместо нескольких полицейских машин и штатного дипломата, на вызов приехали более грозные гости.

Это была настоящая военная колонна, в составе более пяти грузовиков, укрытых тентами, одной офицерской бронемашины и настоящего многотонного танка, угрожающе целящегося прямо в локомотив. Стоило им приблизиться на расстояние пары десятков метров, как из грузовиков тут же выскочило около сотни человек, вооружённых до зубов. Они быстро рассредоточились вдоль поезда, взяв окна на мушки.

Из бронетранспортёра вышел всего один единственный человек, в форме коллаборационистского офицера и с громкоговорителем в руках. Я сразу его узнал, ибо это был второй человек в правительстве и правая рука Салема, генерал Соколов. Небрежно поднеся аппарат ко рту, в котором была зажата неизменная папироса, офицер заговорил, обращаясь к нам:

– Итак, раз уж вы «Серьёзная организация», сразу перейдём к делу. У вас есть два варианта. Первый: вы складываете все свои игрушки и мирно покидаете состав, а за это мы подарим вам быструю и безболезненную смерть, пулей в затылок. И второй, на который я рассчитываю: вы отказываетесь выполнить мои требования, и мы открываем огонь по этой железяке. У вас ровно три минуты, чтобы подумать!

Такое развитие событий не могло не насторожить, однако я всё равно не верил, что Соколов решится стрелять по гражданским (даже для Салемского режима, теперь это было бы абсолютным варварством), скорее всего, он просто блефует, о чём я тут решил ему заявить, взяв припрятанный для такого случая рупор:

– Ты думаешь, что я так просто поверил тебе?! Нас так просто не запугать! Мы убьём всех здесь, если ты продолжишь пытаться блефовать!

Протяжно зевнув и чуть не выронив, при этом, изо рта тонкий бумажный свёрток, офицер взглянул на свои наручные часы и абсолютно безразличным тоном произнёс:

– У вас осталось меньше двух минут.

Он что, даже не обратил внимания на моё восклицание? Быть может, он и не шутит… Хотя чёрт, нет, меня действительно не напугать таким отношением. Что этот Соколов вообще о себе возомнил?! Однако мог ли я что-то противопоставить его безразличию, пускай даже наигранному? В размышлениях об этом я даже не заметил, как пролетело отведённое им время, и из раздумий меня вырвал всё тот же бесчувственный бас:

– Время вышло. Всё, как я и думал! – сказал офицер, сплюнув в сторону.

Махнув рукой солдатам, он вернулся в свой бронетранспортёр. Последние все как один вытащили из своих походных сумок по небольшому шприцу, подобному тем, которыми обычно колют адреналин, и по команде одновременно всадили их прямо в шею, замявшись на несколько секунд.

После чего они вновь подняли оружие и без предупреждения и сигналов начали просто расстреливать поезд так, что я еле успел лечь на пол. Правда, от последовавшего ужаса это меня не спасло, и уже через мгновение на меня обрушились осколки стекла, клочки ткани и то месиво из мяса и внутренностей, что отлетало от людей, которым повезло гораздо меньше, чем мне, и град бронебойных пуль превратил их в настоящий дырявый фарш.

Хотя можно ли сказать, что мне повезло? Нет, определённо нет, я будто бы оказался посреди настоящего ада, где крики ужаса смешивались с грохотом стали и внезапным хлопком. Судя по всему, это танк выстрелил по локомотиву, полностью уничтожив последнюю надежду спастись.

Всё это месиво продолжалось в течение бесконечно долгих минут, в продолжение которых я молил всех богов, каких знал, о том, чтобы в меня ненароком не попала шальная пуля. И они действительно смиловались надо мной, и в один момент стрельба прекратилась, двигатели вновь заработали, и колонна, судя по звукам, начала постепенно удаляться от поезда. Неужели меня пронесло?

Судя по всему, военные не сомневались в том, что после такого обстрела в поезде не осталось ни единой живой души. И, вероятно, я действительно был единственным, кто смог каким-то чудом уцелеть после этого бесцеремонного акта жестокости. Судьба меня явно любит! Чёрт, мне явно стоит выбираться отсюда как можно скорее, и не дай бог мне снова связаться с повстанцами! Больше мне так может уже и не повезти…

Тихонечко проползая по усыпанному стеклом полу между креслами, я медленно продвигался к концу вагона, где располагались выходы из него. На следы окружавшего меня безумия я старался вовсе не поднимать глаза и полз, уставившись в миллионы окровавленных осколков.

Так я, наконец, добрался до выхода и, облегчённо выдохнув, спрыгнул с подножки. Кажется, вокруг никого… Щёлк!

Я обернулся и обомлел, ибо всего в двух шагах от меня стоял Соколов, направивший прямо на меня пистолет очень странной формы, словно и не боевой вовсе. Я, дрожа с головы до ног, медленно поднял руки. Несмотря на то, что генерал был один, тягаться с ним у меня вряд ли бы получилось, ибо он держал меня на мушке и явно был готов в тот же момент наделать во мне не один десяток дырок, если этой штукой в его руках вообще можно было проделывать дырки.

Тем не менее рисковать, проверять на своей шкуре боевой потенциал оружия, которое генерал держал столь уверенно, я не хотел. Да и если бы я всё же не схватил пулю, то драться с человеком, который был на голову выше меня и слыл буйным, непобедимым, громилой всю свою жизнь, было бы чистым безумием. Да и у старого пса явно далеко не один приём в запасе, как раз для подобных ситуаций.

Да и выглядел он так, словно бы ожидал меня тут увидеть, и ничуть не удивился тому, что я выжил после такого чудовищного града пуль. Хотя, возможно, что на этом лице, закалённом войной, вообще никогда не отражалось и доли удивления. Он сухо бросил мне:

– Я смотрю, ты живучий. Хорошо, он точно будет доволен.

Ещё один щелчок ознаменовал выстрел, что отнюдь не был осечкой, ибо в тот же момент мне в живот прилетел тонкий дротик. После чего моё тело ослабло и осело на землю, а глаза сами слиплись, унеся меня в темноту.

“В этой ситуации абсолютно очевидна вина повстанческих организаций. В память о погибших в этот день ни в чём не повинных пассажиров туристического поезда, кабинет коменданта объявил минуту молчания и день всеобщего траура, в солидарность с правительством Малой Каскадии. Мы никогда не забудем тех злодеяний, что совершили бунтари!»

Вестник Цитадели, выпуск 15.01.

На тёмных улочках

10.01.85

Злачное место – это очень мягкое описание послевоенного Старограда, ибо его улицы, как сточные канавы после дождя, оказались заполнены различными нечистотами и отвратительно вязкой грязью. Но я почти не помню, когда в последний раз видела этот город другим, несмотря на то, что я отсюда родом. Ибо когда началась война, мне было всего тринадцать, и мой отец, взяв нас с мамой с собой, сбежал в Карним, где вступил в армию Ордена и стал воевать на его стороне.

Тогда я даже не понимала, почему всё произошло именно так, как произошло. И почему вообще отец решился бросить свою страну, где мы жили вполне роскошной жизнью в семейной усадьбе, и бежать за границу, чтобы устроить свою семью в довольно скудный домишко в предместьях Цитадели, а сам ушёл рисковать своей жизнью в горючих песках Мохаве. Теперь же, вернувшись на свою родину, я наконец поняла причину.

Он не бросил свою страну, а пытался её спасти. Поскольку в прошлом отец был крупным оружейным промышленником и, соответственно, был вхож в высшие круги старой Ронии, он видел все их пороки и дрязги изнутри. И, как он сам говорит, в один момент просто не захотел более идти на контакт со всем этим отребьем и участвовать во всех этих грязных игрищах. Однако в стране, где окнам многие предпочитают зеркала, если ты не заодно с властью, значит, против неё.

А потому банкиры и их ручные чиновники решили уничтожить прямое доказательство того, что можно жить по-другому. Они навесили большое количество долгов и попытались забрать всё, что было у нашей семьи. Отец же решил бороться против этого, но не в пучинах бюрократических механизмов, месте, где его враги были полноправными властителями, а на поле битвы, где все по-настоящему равны.

Орден Карнима казался отцу идеальным вариантом. Его прельщали строгость и порядок, царившие в рядах рыцарей, благодаря строгой иерархии и жёстким методам. Тем более отношения Карнима и Ронии после Великой Войны накалялись всё больше и больше, и война между ними казалась неизбежной, вопрос был лишь в том, кто первым схватится за оружие. Что же, папа не прогадал, и мы наконец вернулись на своё законное место, чему я несказанно рада.

Вернули мы и наш старый особняк, пусть и требующий теперь серьёзнейшего ремонта. Вернули и своё привилегированное положение в обществе. Ну и конечно, всю ту роскошь, которую я не видела целых три года.

Пока шли работы по восстановлению нашего родового гнезда, мы с семьёй поселились практически в самом центре Старограда, на Новосалемской Улице, всего в нескольких кварталах от здания правительства. Тут селились все сливки протектората, в основном, конечно, военные. И здесь же я познакомилась со своей лучшей подругой, также являвшейся дочерью одного высокопоставленного служащего протектората, Аней Дюжински.

Ох, и много же дел мы вместе натворили! В особенности я хочу отметить те дьявольские вечеринки, на которых собиралась вся золотая молодёжь Старограда, где вино лилось рекой, музыка рвала барабанные перепонки, а в воздухе повисал стойкий дым от раскуренной дурман-травы.

Сегодня была как раз одна из таких гулянок, организованная прямо в доме семьи Ани, находившемся на Проспекте Авицены, где-то в двух километрах от моего. Её отец всегда закрывал глаза на наши тусовки, в отличие от моего, считавшего, что всё это веселье плохо скажется на моём воспитании. Думаю, что он забыл, что я уже достигла совершеннолетия и меня уже поздно воспитывать. А веселье… Ну разве от него может быть хуже?

В любом случае, пока ситуация в городе не наладится, я нахожусь под полной опекой папы и вынуждена играть по его правилам. Однако же, правила существуют, чтобы их нарушать! Не сложно было под разными предлогами уходить из дома на несколько часов, чтобы вдоволь повеселиться и потом, как ни в чём не бывало, вернуться назад, до того как будет объявлен очередной комендантский час.

Однако сегодня я впервые засиделась слишком долго, будучи погружённой в дьявольский дурман и бесконечные рассуждения о природе авангарда. Поняла я это лишь когда последний «шарик», принятый ещё пару часов назад, стал меня отпускать, а Аня обратила моё внимание на большие напольные часы в её комнате и во всеуслышание заявила:

– Блин, кажется, уже без пятнадцати полночь!

– Ох, чёрт, как я теперь домой-то попаду? Комендантский час давно начался! – спросила я.

– Чё ты домой-то рвёшься? Давай ещё посидим, а то и оставайся на всю ночь, я тебе у себя постелю.

– Да отец меня прибьёт, если узнает, что я не ночевала сегодня дома… А по улице я сейчас точно не смогу вернуться, сама знаешь, сколько там сейчас солдат, после покушения-то, а у меня даже паспорта, как на зло, с собой нет.

– Ай, да ладно, забей на паспорт, ты ж дочь генерала Соколова, тебя никто и пальцем не тронет!

– Если узнают, конечно, да и то, скорее всего, сопроводят до дома с помпой, родичей оповестив. А если не узнают, знаешь же, солдаты порой бывают хуже бандитов.

– Ну тип это, не переживай, короче! Можно же и переулками пройти, я как раз путь один знаю, можно тип дойти до Новосалемской даже быстрее, чем по главной. Да и их наверняка не патрулируют, солдат бы не хватило на каждый здешний закуток покрыть.

– Переулками? Чёт стрёмно это как-то. Мало ли что там может произойти, и на помощь никто не придёт, при случае.

– Да ладно тебе, всё ок будет, я там миллион раз ходила, тем более мы будем вдвоём, чё бояться-то?

– Ну если ты так говоришь, то пошли, лишь бы под домашний арест не попасть, а то и под настоящий…

Попрощавшись со всеми, мы с Аней спокойно оделись и вышли из чёрного хода, который вёл на задворки между громадами зданий, почти не освещавшихся. Поначалу было страшно, конечно, но дурачливость подруги и её шутки быстро вывели меня из состояния напряжения, так что в скором времени я шла уже вовсю смеясь и крича на всю улочку, не переживая уже даже и о том, что нас могли бы услышать с большой дороги.

Да и путь, в целом, был спокойным, пока в один момент мы не свернули на другую такую же узкую улочку, где, прислонившись к стене, курили два коренастых парня в простенькой и очень грязной военной форме. Они сразу стали сверлить нас взглядом, а мы моментально прекратили своё весёлое общение и машинально, не сговариваясь, ускорили свой шаг, чтобы быстрее пройти мимо них. Заметив это, один из них прокуренным голосом сказал:

– Смотри-ка, каких девок нам ночь принесла!

– Да, ток пуганые, чёт, – заметил второй, а затем обратился к нам. – Эй, девки! Подваливайте давайте, повеселимся масть!

В надежде на то, что солдаты не станут нас преследовать, я старалась не обращать на них никакого внимания. Надежда эта оказалась напрасной, и они оба угрожающе направились за нами, следом.

– Э, куда вы? Нормально же общались.

Мы вновь ускорили шаг. Преследователи сделали то же самое. Я старалась не оборачиваться и хотела уже было бежать, так как ясно поняла, что добром эта встреча явно не кончится, однако тут меня за плечо схватила мозолистая рука одного из мужчин и резко потянула назад. Да так сильно, что спустя мгновение я уже стояла, находясь в стальных тисках плохо пахнущей туши, что была на голову выше меня.

От такого крепкого захвата моё дыхание спёрло, а кости, казалось, вот-вот должны были хрустнуть. Я не могла видеть нападавшего, однако могла наблюдать за Аней, которую в тот же момент прижал к стене второй мужчина, одной рукой зажав ей рот, а второй приставив нож к её горлу:

– Ну-ка, даже не вздумай орать, а то глотку перережу, поняла? Сейчас мы позабавимся чуть-чуть с такими зачётными кралями, а потом можете быть свободны!

Стоило ему убрать ладонь со рта, как Аня в тот же момент завопила, что есть силы:

– На помощь !!! Помогите!!! Кто-нибу…

Она не успела сказать и трёх слов, как подонок тут же исполнил своё обещание, лёгким движением вскрыв её горло. Крик моментально превратился в неразборчивый хрип, а из свежей раны алым фонтаном начала струится кровь. Мужчина разжал хватку и Аня, держась за горло, грохнулась на землю. От ужаса у меня даже онемел язык, и я в полной тишине наблюдала эту жуткую картину.

– На кой чёрт ты её полоснул? – спросил тот, что держал меня.

– Да плевать, у нас ещё одна есть, нам на двоих с головой хватит.

– Чё с трупом будем делать?

– А ни чё, тут оставим, не в первой. Эту грохнем, чтоб не разболтала кому потом, и тоже тут кинем, кто разбирать-то будет?

– Ладно, давай тогда эту используем, пока тоже от страху не подохла.

Угрожающе направившись ко мне и скривившись в оскале, убийца уже даже начал на ходу расстёгивать ширинку. Но всего через несколько шагов оказался остановлен выстрелом, прозвучавшим откуда-то сзади. Кровь проступила пятном на его и без того грязной форме, и он в тот же момент осел на колени, а затем упал лицом в потрескавшийся асфальт.

Державший меня разжал свои руки, и я также оказалась на асфальте. Не успев толком перевернуться, до меня донёсся второй выстрел, который, как я поняла, настиг второго обидчика. Ибо сразу же после него за спиной послышался глухой шлепок, словно мешок с мукой уронили на пол. Неужели спасение пришло, и какой-нибудь патрульный услышал весь этот шум?

Я попыталась встать, но, поняв, что силы покинули меня, села, повернувшись, чтобы посмотреть на спасителя. Но на героя этот человек явно не был похож: куча мешковатой одежды чёрного цвета, противогаз с тонированным панорамным стеклом да плащ с капюшоном – вот и все его отличительные черты. Разглядеть хоть что-то под этой одеждой вовсе не представлялось возможным.

Не произнеся ни единого звука и лишь бросив косой взгляд на меня, спаситель подошёл к трупу Ани, явно с интересом его рассматривая. А затем, сунув пистолет под плащ, он достал из него же хирургическую пилу и нагнулся к несчастному трупу.

Я наконец поняла, что из всех людей, которые могли бы прийти мне на помощь, мне достался Староградский Мясник…

Он, со знанием дела, стал осматривать конечности несчастной, будто бы выбирая то, что ему нужно, а затем абсолютно бесцеремонно принялся за свой ужасающий труд. Ловко орудуя пилой, Мясник увлечённо отсекал тонкую руку от трупа. Работал он быстро и явно второпях. Я же даже не могла отвести глаз от этого зловещего процесса.

Мысль о том, что я могу быть следующей, и вовсе пришла, лишь когда дело было сделано и маньяк увлечённо крутил в руках новое приобретение. Однако она сразу же привела меня в чувство, и я хотела было броситься прочь, однако в тот же момент Мясник отложил конечность в сторону и направился ко мне со странным пистолетом в руках (не тем, из которого он стрелял в нападавших, этот был больше похож на тонкую трубу, зачем-то спаянную с рукоятью, чем на боевое оружие).

Как ни странно, стрелять он не собирался и, сев на корточки напротив меня, свободной рукой слегка провёл по моей щеке тонкими пальцами, с какой-то странной нежностью… Мне и без того было не по себе, а тут я чуть было в обморок не упала от страха.

После чего маньяк нажал на спуск, и в тот же момент дротик с какой-то бесцветной жидкостью воткнулся в моё плечо. Руки стали ватными, а реальность поплыла перед глазами… И темнота.

«Пока стервятники сражаются за кости, зло всё скребётся по углам, готовясь нанести удар!»

Из «Новгородских топей», Пшемислава Левого

Длань Господа

20.01.85

…

«Когда я впервые услышал о том, что в последнее время происходит в той стране, которую мы когда-то называли Ронией, у меня пропал дар речи. Ибо ещё недавно она была островком мира и стабильности, а теперь, спустя пять лет после начала той кошмарной войны, за которой теперь с придыханием следил весь мир, является лишь бледной тенью самой себя, в которой процветают насилие и нищета.

Я говорил это на прошедшем заседании Мировой Лиги, говорю и сейчас – Ронию необходимо спасать!

Причём нам стоит уже перестать по сотому разу мусолить её проблемы и перейти к решительным действиям. Если же остальные участники мирового сообщества не готовы на них, Босгорской империи придётся взять всё в свои руки, впрочем, как и всегда, и отправить свой военный контингент для умиротворения всех сторон конфликта. Кто-то назовёт это вторжением, но, уверяю вас, что в наших интересах лишь обеспечить безопасность славянского населения Западного побережья, вне зависимости от того, кого оно поддерживает. Кроме того, Босгор всегда был и остаётся гарантом спокойствия мирового сообщества и полностью отражает его интересы.

Помимо военных, в Ронию также отправятся наши наблюдатели из Министерства Этики и Министерства Иностранных Дел, чтобы проконтролировать снижение насилия и агрессии среди местного населения. Безусловно, не обойдётся и без гуманитарной помощи, которую мы распределим между теми, кто в ней больше всего нуждается.

За Империю, за всех нас!»

Вяздо III, кронпринц Босгора

…

– Нет, из всех отстойных мест на этой планете принцу обязательно нужно было ляпнуть про самое отстойное! – недовольно заявил Карпов, гвардейский капитан.

Мы летели уже несколько часов в составе огромной воздушной флотилии (состоявшей в основном из конвертопланов), и все в командовании были слегка на нервах из-за столь внезапного решения о вводе имперских сил в страну, и без того ломящуюся от количества находящихся здесь вооружённых мужчин. Карпов же, славившийся своей незыблемой прямотой, всегда говорил то, что другие боялись:

– Или он действительно считает, что пара унылых клоунов из Министерства Этики способны принести мир в страну, где банда каких-то отморозков из подполья могут расстреливать целые поезда с мирными жителями?

Он был практически эталонным представителем военных Империи как внешне, так и внутренне. Высокий, практически полностью состоящий из мускулов и самоуверенности сорокалетний мужчина с классическим армейским ёжиком на голове и квадратными скулами, Карпов выглядел так, будто бы сошёл с агитационных плакатов. Впрочем, учитывая его биографию, вполне реальным кажется то, что их могли рисовать с него.

Единственной неприглядной чертой капитана была его ужасающая отметина на половину лица, заработанная им в ходе Инцидента в Киотове⁶⁵. Плоть на правой части его головы практически полностью была содрана, обнажая и челюсть и даже частично череп, который только чудом остался цел и сохранил своё содержимое в целости. Из внешних органов в этой части лица исключением оказался только правый глаз, лишённый век и практически полностью слепой, что, впрочем, казалось, вовсе не мешало Карпову выполнять его обязанности.

Даже более того, эти ужасающие метки былых заслуг внушали уважение и были свидетельствами отчаянной борьбы за свою страну в прошлом, ещё сильнее дополняя образ эталонного вояки.

– Тот теракт, послы из министерств, гуманитарная помощь – всё это, так или иначе, лишь предлоги, чтобы организовать вторжение и расширить своё влияние, – заметил я, показательно покачав головой. – Мне кажется, все это понимают, просто никто не говорит.

Я же вовсе не из тех людей, которых можно было бы назвать «эталоном» чего-либо, ибо я лишь простой военный наместник, это что-то вроде заведующего логистикой и снабжением, только в масштабах маленькой страны, что, однако, делало меня практически незаменимым участником планирования любой операции. Незаменимым, только в рамках Тихоокеанского Штаба Гвардии, где я был единственным штатгальтером. Но стоит мне стать хотя бы на чуток недееспобным или совершить больше одной ошибки, то на моё место сразу же пришлют нового перспективного генерала. Ибо в Империи нет незаменимых людей, она для этого слишком велика.

– И с каких пор в политике лицемерие стало главным и единственным атрибутом? И почему все так спокойно его воспринимают, как что-то должное? Вот у старика Императора, храни его богиня, слова всегда подкреплены действиями, в отличие от его отпрысков.

Капитан, сколько я его знаю, всегда был отпетым консерватором, из тех, кто чтит каждого прошлого и хоронит каждого нового самодержца. Когда же новый император стареет и становится понятно, сколько всего он успел сделать для страны, консерваторы, подобные Карпову, сразу же готовы причислить увядающего правителя к рангу святых. Впрочем, у наших принца и принцессы, императорских отпрысков, не слишком много шансов дожить до того момента, когда их будут почитать.

– Неужели ты думаешь, что всё это организовали без согласия Его Величества?

Императоры Босгора никогда не правят в одиночестве, они практически на равных заседают в Имперском Совете, вместе с представителями министерств, колониальными администраторами, генералами, адмиралами и прочими представителями высших административных органов государства. Но это касается только внутренних вопросов. Во внешней политике все решения всегда остаются только за Императором.