Место для убийства было подобрано просто идеально. Площадь Пионеров58, примыкающая к Храму Матриарха Староградского (в который, согласно информации агента, Салем и направлялся), хорошо простреливалась с крыши главного здания заброшенного отеля «Четыре сезона», который также примыкал к площади с противоположной, от места богослужения, стороны. На площади всегда было много людей, особенно сейчас, в преддверии праздника, когда здесь открылась городская ярмарка, и человеческое море окончательно вылилось из берегов. Впрочем, такое столпотворение мне только на руку, ведь начавшаяся паника и неразбериха в связи с выстрелом даст мне громадную фору, а моя жертва надолго затеряется в толпе неизвестным телом, не дав хунте вовремя схватиться за ружьё.
В момент, когда я разложил своё орудие и принял выжидающие положение, Салем должен был только выходить из своей стеклянной башни, так что у меня было довольно много времени для того, чтобы полюбоваться народными гуляньями в оптический прицел. А наблюдать было за чем. Вот старушки торгуют какими-то сделанными из мусора и старой ткани игрушками, а также простенькими самодельными украшениями. Вот молодёжь праздно шатается, наглотавшись местных вин и глинтвейна. А вот детишки мечтательно бродят по ярмарке, рассматривая прилавки, и умилительно проникаются атмосферой праздника, несмотря на всю разруху вокруг.
И я так увлёкся разглядыванием творящегося внизу празднества, что непростительно потерял бдительность и позволил приблизиться к себе незваному гостю, который с легкостью мог бы испортить весь план. Думаю, излишне говорить, что бывает, когда стрелка, вроде меня, обнаруживают до того, как они начинают стрелять. Но тот человек, что практически бесшумно поднялся на крышу заброшенного здания и спокойно подошёл к месту, где я обустроил свою позицию, оставшись для меня незамеченным, лишь вежливо и учтиво поинтересовался:
– Извините, господин, вам удобно тут лежать?
Когда я услышал эти слова, меня всего передёрнуло, ибо до того момента я даже не подозревал, что здесь может оказаться посторонний. От ужаса осознания того, что меня раскрыли, я резко развернулся и хотел было сразу направить на неизвестного интервента свой Tungshern59, но даже не обнаружил его в кобуре, оказавшись в абсолютно безоружном положении.
Предо мной же был явно не солдат и не зевака, вроде тех, что слонялись внизу. Я вообще не имею понятия, как можно описать человека, посетившего меня в тот день на крыше. Он был во всех отношениях обычным и в то же время абсолютно чуждым обстановке. Единственная отличительная черта – странный балахон, покрывавший тело до колен и совсем не похожий на хорошую одежду для декабрьских холодов. Несмотря на ситуацию, в которой мы встретились, мужчина не выглядел враждебно, да и вообще выглядел так, словно встретил своего старого знакомого посреди улочки и желает поделиться с ним информацией о том, как там поживает тётушка Марта.
В полном недоумении я грозно вскрикнул, вновь угрожающе потянувшись к почему-то пустующей кобуре:
– Ты кто такой?!
– Я? – человек, стоявший предо мной, удивился, словно мной был задан абсолютно нелепый вопрос. – Так, обычный прохожий, который интересуется тем, удобно ли вам здесь лежать.
– Ты, кажется, не понимаешь, кто я и чем занят.
– Всё я понимаю. Ты стрелок, который должен убить этого вашего коменданта. Но это мне не интересно. Действительно, хотелось бы знать, удобно ли тебе тут лежать подобным образом, часами выжидая свою добычу?
– Погоди, откуда ты знаешь, что я собираюсь выстрелить в Салема…
– Ну, в некоторых местах я более сведущ, нежели обычные обыватели, – голос незнакомца стал несколько раздосадованным, – тем не менее, я не буду отвечать на твои вопросы и делиться своей информацией, пока ты не утолишь моё любопытство насчёт твоей профессии.
– Ну, вполне неплохо, если хорошо устроиться. Даже на бетоне, в колючих кустах и подобных местах со временем привыкаешь к неудобствам… Да и выбора нет.
– Тебе ничего эта ситуация не напоминает?
– Я всё ещё хочу знать…
– Но-но, сначала ответь на мой вопрос. Он даст гораздо больше ответов, чем любые утверждения.
– Ну, я не знаю. Понятия не имею, как удобство моей позиции может относиться к чему-либо.
– Ладно, помогу тебе с рассуждениями. Вот смотри, ты, будучи снайпером, жертвуешь своим удобством ради удобства позиции, с которой ты мог бы выполнить свою задачу. Не думаешь ли ты, что эта ситуация подозрительно напоминает то, что творится вокруг?
– Ну, может, ты хочешь сказать, что комендант жертвует удобством ронийцев, чтобы вольготно жить вместе со своей шайкой?
– Ну вот, все вы люди одинаково плоско мыслите. Меласки, Салем, Снёрдхейм, да какая разница? Все они равноценны, как бы ни хотели показать иное. Я про то, что твой край, который ты так любишь, переживает сложные времена, а ты, вместо того, чтобы пренебречь собственным комфортом, желаешь усугубить ситуацию.
– Я хочу спасти свою страну от тирана – ни больше, ни меньше. К тому же я простой солдат, что выполняет приказ. Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Простой солдат тоже может изменить историю. Вопрос в том, что он выберет: старого тирана или нового?
– Что ещё за «новый тиран»?
– Ну, можно сказать, что власть – это круговорот, подобный тому, что происходит с водой. Вот уходит один жестокий единоличный лидер, затем приходит другой, точно такой же, но объявляющий себя борцом с предыдущим режимом. А поскольку борцу надобно бороться, он начинает репрессировать всех сторонников старой власти и чуждых себе идей, для этого он узурпирует больше и больше места на политической арене, пока не останется стоять на ней в полном одиночестве. Тем не менее власть его со временем ослабевает, он стареет, и в нём зарождается паранойя. В этот момент против него собираются массы со своим молодым эксцентричным лидером и свергают безумного тирана. Жизнь идёт на новый круг.
– Хочешь сказать, что Меласки станет таким же тираном, что и Салем?
– Верно. Это закономерность, с которой ничего не поделаешь. По крайней мере, когда переворот уже произошёл. Но пока это не так. И именно тебе выпал шанс решить: позволить взойти на трон новому тирану или прервать этот порочный круг и оставить будущее неизвестным.
– И что же я должен сделать, чтобы прервать этот круговорот?
– Иногда для того, чтобы избавиться от ужасающих закономерностей, необходимо принять самое незаурядное решение. В данном случае тебе всё равно придётся убить, но не коменданта, а кое-кого более известного.
– Ну и кто это будет? И самое главное, где и когда?
– Время и пространство – крайне условные понятия. Но ни по тому, ни по другому тебе перемещаться не придётся, не беспокойся! Твоя новая цель будет прямо тут. Ты сразу её узнаешь. И когда это произойдёт, в тебе не будет сомнения. Если перед сапиенсом встаёт выбор, подчиниться судьбе или бороться, он выберет второе, не осознавая то, что на самом деле выбрал первое. Так что сделай всё, что должен, зная, что всё случилось так, как и должно, ровно так, как ты и решил.
– Если ты думаешь, что так просто меня убедил, подумай ещё раз. Я не куплюсь на все эти твои абстрактные речи! Я даже не знаю, кто ты.
– И не надо. Выбор уже сделан, вот увидишь. Моя задача была известить тебя об этом. До остального мне нет дела.
Стоило мне только открыть рот, чтобы попытаться возразить ему, как он в тот же момент растворился в воздухе, словно и не было его никогда. Словно то дух или мираж. Словно я не в своём уме. Может, я и правда не в своём уме? Может, моё безумие говорит правду, и иногда для того, чтобы изменить устоявшийся порядок, нужно сделать нестандартный выбор?
Да нет, мои убеждения стоят гораздо больше, чем уговоры сумасшествия. Я всегда верил в то, что тираны, вроде Салема, должны сгинуть во тьме времён. Так почему же, наконец увидев его в своём прицеле, я перевожу смертельное перекрестие на совсем другую персону, внезапно объявившуюся средь толпы? Птичка на мушке охотника. Птичка сегодня умрёт.
“Староградский мясник? Повстанцы? Сектанты? Террористы? Какое чудовище способно на такое преступление против всех нас?! Против всего цивилизованного мира?»
Вестник Цитадели, выпуск 01.01
В когтях зверя
04.01.85
Я мало что помню о событиях роковой ночи, последовавших за тем выстрелом. Все воспоминания были чересчур скомканными и очень обрывочными.
Заснеженная площадь. Куча разных людей о чём-то спорящих. Какие-то грязно-серые коридоры. Комендант, что-то обсуждающий на повышенных тонах с женщиной в белом халате. Эта самая женщина, наклоняющаяся надо мной с хирургическими инструментами. И большое количество последовавших за этим галлюцинаций и образов, абстрактных и невнятных.
Не знаю точно, сколько времени всё это длилось, но когда я наконец очнулась в здравом уме, за окном приличной белоснежной палаты уже давно светило солнце. Я же недвижимо лежала в аккуратно заправленной кровати с воткнутым в руку катетером, через который из капельницы, стоящей у кровати, мне в вены поступала жидкость странного тёмно-синего цвета.
Рядом с капельницей, на стуле, сидела та самая женщина, которая, по-видимому, и оперировала меня. Она читала какую-то книжку с настолько затёртой обложкой, что понять, что она читала, вовсе не представлялось возможным. Заметив, что я проснулась, девушка, всё так же не отрываясь от книги, обратилась ко мне:
– Наконец проснулась?
– Где я?
– В моей временной обители, а если конкретнее, то в главной городской больнице. И, предрекая множественные вопросы, да, я пару дней назад вытащила тебя с того света.
– Что это ты имеешь в виду?
– Совсем ничего не помнишь? Ну это вполне нормально для того, кто потерял столько крови и пережил клиническую смерть. Тебе очень повезло, что в Старограде оказался человек, который не только может вытащить пулю, но и успешно заменить тебе сердце.
– Вы хотите сказать, что у меня было повреждено сердце?
– Ну если слово «повреждено» ты считаешь подходящим для того фарша, что я из тебя извлекла, то, пожалуй, да, оно было повреждено.
– Спасибо вам, я даже не знаю, как я могу выразить свою благодарность!
– Не меня тебе надо благодарить! Я просто сделала свою работу. А вот Эрвин очень уж переживал, что из-за него тебя подстрелили, и сделал всё, чтобы ты сейчас всё ещё дышала.
– Эрвин?
– Комендант Салем. Если бы он не донёс тебя ко мне на своих руках, тебя бы сейчас уже ели черви и оплакивали фанаты. Да и Эрвин, можно сказать, чудом убедил меня за тебя взяться. Ты уж извини за прямоту, но семичасовая операция по спасению милашки вроде тебя от превращения в ангелочка на небесах – это вовсе не моя специализация.
– А вы разве не врач?
– А что похожа? Я учёный, пускай и доктор наук по биологии и медицине. И, несмотря на мои способности в этой сфере, я предпочитаю изучать и изменять человеческий организм, а не чинить его. Le génie c'est l'ésprit, qui sait son terme. Так у вас вроде говорят?
Родной язык, прозвучавший столь внезапно и так чисто, вернул мне ощущение реальности и освежил разум.
– Вы знаете оливийский?
– Да, было немного практики. Может, как-нибудь потом расскажу об этом. Для этого у нас будет ещё очень много времени.
Доброжелательный тон собеседницы и общая уютная атмосфера, царствовавшая в палате, производили довольно приятное впечатление. Я впервые за очень долгое время чувствовала себя в безопасности, полностью окружённая незримой заботой девушки, сидящей неподалёку.
– А что это за жижа в капельнице?
– О, это? Мой новый эксперимент. Я же говорю, я учёный, а потому вместо того, чтобы просто поставить тебе новое сердце, я решила попробовать установить кое-что получше. Не волнуйся, все твои жизненные показатели будут в норме, а возможно, даже улучшатся на фоне замены. Просто это было моим условием, в обмен на спасение твоей жизни. Прости за такой прагматизм и за то, что не поставила тебя в известность до процедуры, но, боюсь, сделать полноценный протез иным способом возможности у меня не было. Всё-таки новые органы на деревьях не растут и грузовиками их сюда не завозят, вот и пришлось прибегнуть к имплантату.
– И что же у меня теперь вместо сердца?
– Ничего супертехнологичного, всего лишь полностью новый грудной мотор, слепленный из выращенной в домашних условиях живой ткани по схемам из медицинских учебников моего университета, который мне так и не довелось окончить. В любом случае ещё какое-то время ты, Вивьен, должна побыть у меня под наблюдением, как минимум до конца процедуры замены крови. А потому мне придётся потерпеть всех тех, кто готов ради сенсации приехать даже в эту страну. Остаётся только надеяться, что недавний теракт привлёк их гораздо больше, – отложив книгу и поднявшись со стула в дальнем углу комнаты, на котором всё это время и сидела, сказала девушка.
– Замены крови?
– Новому мотору требуется новое топливо. Вот эта синяя жижа, – она указала на капельницу, – теперь твоя новая кровь. Я сама разработала её формулу, и она будет куда полезнее предыдущей. Ты как минимум будешь лишена риска получить тромб или сахарный диабет. Но за это поблагодаришь потом, а сейчас тебе было бы неплохо поболтать с парой моих друзей, которые ждут не дождутся шанса встретиться с тобой.
– Я не очень понимаю…
– Просто знай, что это необходимо для твоей безопасности. Эти люди, они мои знакомые из Босгора, и, возможно, при благоприятном исходе, они смогут увезти тебя из страны в более подходящее для такой милой пташки место. По крайней мере, они смогут сделать это аккуратнее и безопаснее всего.
– Я так и не поняла, что мне делать и как…
– Всё, что они скажут. Вероятно, они просто будут расспрашивать тебя и вживят маячок. Но, что уж поделать, такова их работа – пустословить и наблюдать. В любом случае им нужно будет какое-то время, чтобы обо всём договориться, и до той поры лучше бы тебе никому не рассказывать про их визит.
Наклонившись ко мне так, словно разговаривала с неразумным ребёнком, доктор, наигранно нежным голосом, произнесла:
– Ведь ты не хочешь навредить нашей дружбе?
– А мы друзья?
– Конечно. А друзьям принято заботиться друг о друге и не разбалтывать свои секреты.
Поправив мою подушку и одарив последним колким взглядом, девушка чинно вышла из палаты, оставив меня в полном одиночестве. Кажется, моя поездка окончательно превращается во что-то очень странное. Но я рада уже хотя бы тому, что жива, пусть и не до конца уверена, что моё текущее состояние можно назвать именно так.
Быть может, странное чувство отрешённости от мира, грызущее изнутри, возникает просто потому, что я в данный момент прикована к постели и этой странной капельнице, не имея сил даже для того, чтобы повернуться на бок. Ну или все эти переживания просто последствия стресса от недавнего происшествия и, по-видимому, крайне продолжительной операции.
Стараясь отвлечься от гнетущего чувства потерянности, я представляла предстоящую беседу с Венцеславом. Но легче от этого как-то не становилось, даже несмотря на то, что мне представлялось то, как он будет падать на колени в попытках получить прощение за два своих ужаснейших поступка, что и привели меня к тому состоянию, в котором нахожусь. А всё потому, что сейчас мне нужны вовсе не бесконечные объяснения и раскаяния, дарующие чувство победы в давно тлеющем споре, а родной дом, кружка горячего чая и горные пейзажи Оливии за окном.
И как раз в том, что менеджер сможет мне сейчас всё это обеспечить, сомнений была тьма. Ибо, вероятно, комфортную поездку мне и правда смогут устроить только друзья новой знакомой, приехавшие из Империи, а не бесчувственный доходяга, жадный до денег. А потому я просто терпеливо ждала очередного пустого и полного ненависти диалога. Всё-таки я всё ещё не простила его за тот злосчастный удар.
Размышления мои прервал резкий скрип двери в палату, через которую вошли двое. Это была крайне серьёзная и сухая женщина, на лице которой практически не проглядывались эмоции, и её не менее серьёзный, молчаливый и широкоплечий спутник. Оба они были облачены в чёрные комбинезоны и несли в своих руках по увесистому деловому чемодану.
Без лишних слов открыв свой, мужчина достал оттуда шприц и взял немного синей жидкости из капельницы. Женщина же села на то место, где только что сидела спасшая меня девушка, ибо это был единственный стул в комнате, и, достав свою записную книжку, заговорила:
– Итак, госпожа Ришар, у нас очень мало времени, а потому объясню кратко и быстро. Мы с агентом Скифом работаем на Министерство Тайных Наук, секретную организацию на службе у Босгорской Империи, и в данный момент мы занимаемся тем, что пытаемся доставить вас на родину. Вы, скорее всего, удивлены, что именно мы занимаемся вашим спасением, но кое-кто из нашей структуры не желает, чтобы с вами произошло что-нибудь плохое, так что считайте, что сегодня у вас появился собственный ангел-хранитель. Скажите мне, как вы себя чувствуете?
– Вполне неплохо, учитывая, что со мной случилось, даже очень неплохо. Конечно, я всё ещё чувствую слабость, но в целом ничего критичного.
– А как у вас отношения с комендантом Салемом?
– Не знаю, я виделась с ним буквально пару мгновений перед тем, как всё случилось, да и то, видимо, случайно.
– То есть вы не чувствуете угрозы от текущего правительства?
– Нет, большую часть времени, что я тут провела, я пролежала без сознания в этой больничной койке. Что вы, наверное, и так знаете, к чему эти вопросы?
– Мы хотим удостовериться, что вы будете готовы к перевозке, а местное правительство не будет строить нам препятствий. Уверяю вас, учитывая наши данные, они не позволят нам вас транспортировать просто так. Есть мнение, что комендант спас вас только для того, чтобы получить от правительства Империи выгоду, и хорошо если бы только от него. Возможно, если бы не защита пани Глиммер, может быть, вами бы уже торговались на чёрном рынке с вполне понятной категорией покупателей. Эта страна полна дикарей.
– Всё наверняка не так плохо, как вы говорите! Мне довелось увидеться с месье Шеймом, и он выглядел как вполне учтивый и приятный человек, даже несмотря на те обстоятельства, в которых нам довелось увидеться.
– Не хотелось бы вас расстраивать, но какой-то один человек не влияет на общую обстановку в здешних краях. Согласно нашему рейтингу, Рония занимает одно из последних мест по безопасности для стратегических персоналий, к которым и вы теперь относитесь.
– Я всё-таки думаю, что всё не так однобоко, как вы говорите. Тем не менее я буду совсем не против, если вы сможете увезти меня домой. Ибо я очень жду, что весь этот сумбурный кошмар наконец закончится.
– Уверяю вас, мы сделаем всё возможное. В любом случае благодарим вас за информацию. И думается мне, что мы встретимся с вами ещё не раз. А пока агент Скиф введёт вам датчик, который позволит нам следить за вашими перемещениями и помочь в случае чего.
– Что введёт?
– Ваше согласие не требуется. Вы даже не представляете, в какой водоворот сейчас попали, а потому лучше не делайте никаких лишних телодвижений и ждите. Так у вас есть шанс выйти из всей истории целиком.
Неэмоциональный мужчина достал из своего чемодана маленькую чёрную капсулу и, бесцеремонно пройдясь мне по руке маленьким лезвием, оставив тонкую ранку, из которой малюсеньким ручейком потекла моя новая кровь, вставил эту капсулку в свежий порез так, что снаружи та была совсем не видна. Затем он одним лёгким движением провёл по ранке каким-то странным инструментом, похожим на ручку, после чего та мгновенно закрылась. Мужчина кивнул спутнице, и они быстрым шагом удалились из помещения, громко хлопнув дверью.
Весь город сошёл с ума или только я?
“Ещё одна несчастная жертва Салема и его ужасающего режима! Известнейший музыкальный продюсер из Европы вчера был найден мёртвым прямо в отеле Палаци, что в старом городе. По нашим достовернейшим данным, он был заколот одним из рыцарей Ордена по неизвестной причине».
Революция ЗАВТРА, выпуск 03.01.
––
Luxuria «Удовольствие без совести»
V – Твари земные
«И сотворил Бог чудищ и гадов различных.
Твари разного рода заселили небеса, моря и землю.
Однако в их вольной жизни не было порядка, не было прогресса.
А потому Бог создал первых людей, женщину и мужчину.
Род человеческий напугал Бога.
Ибо вышли они уродливы и отвратительны, быстро плодились и, словно вирус, начали пожирать и осквернять мир, который был создан для них.
Бог сразу же захотел уничтожить то, что он сотворил, но у него не получилось.
Люди вышли из-под контроля и засоряли собой всё, до чего только могли дотянуться, и выкорчевать их род более не представлялось возможным.
И установилась новая власть.
И было это царствие Человека.
И понял Бог, что не справится сам.
Был вечер, было утро: день пятый».
Беззаконие и кексы
05.01.85
. . .
. . .
. . .
– Сэр, у нас новый труп! На этот раз прямо на пересечении Новосалемской60 и Старостаницкого Бульвара61, – не по ситуации бодрый и весёлый, голос сержанта вывел меня из раздумий, в которые я был погружён последние несколько часов.
Однако, несмотря на то, что я всё же вышел из глубин своего сознания, в которые обыденно погружался после обеда, смысл слов рапортующего мне Стечкина я не уловил, а потому переспросил:
– Прости, что?
– Труп, прямо напротив нашего здания, судя по первичному анализу, почерк тот же, что и в делах, посвящённых «Староградскому Мяснику».
– Неужели маньяк снова объявился? Дело уже передали следственному отделу?
– Да, пан, наши ребята уже работают.
– Хорошо. Хотя я всё ещё ума не приложу, какому монстру придёт в голову в такое время столь массово убивать людей?
– Следователь Лоусон считает, что кто-то просто не смог отойти от войны и прекратить убивать, вот и вершит злодеяния под покровом ночи.
– Будь это так, маньяк скорее стрелял бы солдат Ордена, пускай и столь скрытно, а не крошил на мелкие кусочки случайных прохожих хирургическим инструментарием. Старший следователь, видимо, забыл, что на войне ты привыкаешь стрелять только в одном направлении.
– Хотите знать моё мнение, капитан?
– Пожалуйста, Стечкин, рассказывай, хуже точно не будет.
– Я думаю, что это послание, не то нам, не то государству.
– Послание?
– Да. Ну вот сами посудите: все тела найдены недалеко от административных и правоохранительных зданий, все лишены какой-либо части тела, и при этом каждая жертва изувечена уникальным образом, пусть и с использованием одних и тех же инструментов.
– Допустим, версия неплохая, только всё ещё остаётся вопрос, кто сейчас, когда солдаты маршируют по улицам каждые пятнадцать минут и вершат правосудие на местах, способен заигрывать со следствием и правительством? А самое главное, что именно этот кто-то хотел нам донести?
– Мне кажется, вполне могут быть люди, что захотят именно таким образом действовать нам на нервы. Скорее всего, этим может заниматься кто-то из правительства или ОАР. Возможно, что убийц может быть несколько, ибо им как-то удаётся быстро заметать все следы. Всё же мы так до сих пор ничего и не нашли, несмотря на то, что практически все тела были выставлены на всеобщее обозрение. Это… будто бы насмешка над нами.
– Возможно, но почему этот протест начался только сейчас, хотя ещё месяц назад ничего не было слышно? Это какой труп уже, восьмой?
– Девятый. И мне всё же кажется, что это повстанцы активизировались. У них точно есть свой, практический интерес, а их схемы хаотичны и непонятны. Может, головорезы из ОАР захотели умножить хаос на улицах или что-то вроде того.
– Что же, вполне возможно. Ну ладно, возвращайся к работе, а я пока подумаю, как всё подать прессе…
Сержант кивнул и удалился из моего кабинета, хлопнув стальной дверью. Стоило шагам в коридоре стихнуть, как я тут же встал и направился к старенькому проигрывателю, что громоздился в углу, дабы поставить мою любимую пластинку. «Старая Богемия»62, прекраснейшая композиция, жаль, что утратившая уже былой блеск, ибо написана была в те времена, когда Город света, действительно, горел миллионом звёзд-огоньков, будучи райским садом, настоящим Эдемом нашего времени, пускай и со своими демонами.
Что же с тобой стало, Староград? Думая о былом и смотря на настоящее, волей-неволей хочется выпить; вот и сейчас, под великолепный блюз Золотого Столетия63, я не могу не утопить свою печаль по старой Ронии в стаканчике-другом яблочного бренди… Вот она, прекрасная бутылочка, с пленительной жидкостью – ещё один отголосок старого мира.
Однако насладиться вечером в полном единении с воспоминаниями мне, видимо, было не суждено, ибо стоило только плеснуть живительный напиток на дно стакана, как тут же зазвонил рабочий телефон. Поначалу я даже не хотел отвечать, но, подумав о том, что это может быть нечто важное, я всё же удосужился поднять трубку, из которой до меня тут же донёсся обеспокоенный голос Лесовского, офицера, что обыденно восседал в холле и принимал гражданских:
– Пан, прошу прощения за беспокойство, но тут к нам пришла какая-то женщина и очень уж настойчиво просит аудиенции с вами.
– Аудиенции? Вы пробовали узнать, чего именно она хочет?
– Она желает беседовать только с вами, по поводу какого-то очень важного дела. Говорит, что это вопрос жизни и смерти, и только вы можете ей помочь.
– Хорошо, пропусти её!
Уже через три минуты напротив меня сидела низкорослая старушка. Лицо её полнилось морщинами, тем не менее двигалась и жестикулировала она довольно бодро, для своих лет. В костлявых руках бабушка сжимала небольшую металлическую коробку, на которой местами уже проступала ржавчина.
Посетительница, по-видимому из приличия, не решалась первой начать диалог и всё-таки озвучить свою просьбу, ради которой она так рвалась ко мне в кабинет. Поэтому я взял инициативу на себя и спросил:
– С какой проблемой вы ко мне пришли?
Заметно оживившись после моего вопроса, старушка затараторила:
– Господин капитан, я знаю, что моя просьба может показаться странной, но вы тоже человек немолодой, дети у вас наверняка есть, а поэтому, думаю, что вы поймёте меня… – замолчав на несколько секунд, женщина достала из внутреннего кармана своего, поеденного молью, ветхого пуховика маленькую пластиковую банку, вытряхнула оттуда горсть таблеток, проглотила все разом, а затем, наконец, продолжила. – Мой внук, понимаете ли, попал в очень ужасную ситуацию, он мальчик хороший, прилежный, просто…
– Вы пришли просить меня освободить вашего мальчика? – прервал я старушку на полуслове.
– Да, его поймали на днях за вандализм. Но он просто связался с плохой компанией, и вместе они расписали стену в центре похабными надписями, его не должны были посадить надолго. А сегодня мне пришло письмо, что его уже приговорили к шести годам заключения и собираются отправить в колонию-поселение на трудовые работы. Это ведь абсолютно несправедливое и несоразмерное наказание!
– Вы хоть понимаете, что происходит на улице? Вы вообще в курсе, насколько ужасная сейчас ситуация с преступностью в городе? То, что ваш внук всё ещё жив, что бы он там ни натворил – чудо! Вы уже этому факту должны радоваться…
– Но ведь ему нельзя на каторгу! Особенно сейчас. Он же там просто не выживет! Ему всего шестнадцать, и у него всю его сознательную жизнь, кроме меня, никого не было. Как вот он вынесет ужасные условия переполненной тюрьмы в стране, где и на свободных людей денег нет? Я слышала, что там заставляют заключённых работать на каменоломнях и лесоповалах до смерти от изнеможения, а потом просто завозят новых. Такие варварские порядки просто немыслимы в нашей стране!
– Женщина, прошу вас, поймите, старой Ронии больше нет, а значит, больше тут нет и цивилизации. Теперь это дикая земля, где сильный пожирает слабого… Мне очень жаль, что ваш паренёк оказался слабым и теперь стоит на краю государственной мясорубки. Но мы все тут, внизу, рано или поздно в ней окажемся, и я не могу спасти всех, ибо так приближу и свой собственный прыжок в её жернова. У меня, действительно, есть дети, и я не хочу, чтобы они остались сиротами.
Старушка притихла и какое-то время грустно смотрела в пол. Несмотря на то, что моё сердце щемило оттого, что я отказываю в помощи этому несчастному человеку, но что я могу противопоставить всем тем, кто стоит надо мной? Да, я капитан полиции, но теперь правоохранители лишь доедают объедки за коллаборационистами и армией, которые сами, с большим удовольствием, вершат своё ужасное правосудие. Всё уже давно не так, как было когда-то, теперь мы и сами уже не на страже порядка, а просто репрессивный придаток маньяка, стоящего у руля…
Я уже даже был готов выдворить женщину из участка, мотивируя это своей занятостью и тем, что мы не уполномочены решать вопросы дальнейшего заключения, однако посетительница внезапно посмотрела на меня невероятно пронзительно и тихо произнесла:
– Неужели вы смирились?
Эти слова ввели меня в ступор. Действительно, неужели я сдался? Неужели я под старость лет стал трястись за свою жизнь? Я ведь приносил присягу и клялся защищать народ Старограда, а теперь, получается, встал супротив своих обещаний? Боже, эта война, эта оккупация, они изменили и меня…
– Ну что я могу сделать? – спрашиваю я.
– Что угодно, будет лучше бездействия. Жизнь, она ведь не закончилась после этой войны. Да, везде бардак, но разве это повод опускать руки? Так, всё-таки, из него точно не получится выбраться.
– Эх, ладно. Я ничего не обещаю, но всё же попробую вытащить вашего внука. Ну а вы следите впредь за своим отпрыском. Неровен час и уже уличный патруль придётся умолять о том, чтобы отдали его тело.
У старушки моментально навернулись слёзы, и она молча протянула мне маленький листик, где аккуратно были выведены имя и фамилия её внука, а также ту коробочку, которую она сжимала в руках с самого начала нашего разговора. В ней были уложены пять небольших кексов, обильно нафаршированных опилками. Это, конечно, не сравнится с теми яствами, что были до войны, но теперь выбирать не приходится, и такие кексы – пожалуй, самое вкусное, что только можно найти в Городе Света…
«Доблестная полиция всё ещё ищет загадочного убийцу, но не беспокойтесь! На улицах вскоре будет вдвойне безопасней, ибо правительство продляет комендантский час. Теперь перемещаться по ним можно лишь во время стандартной четырнадцатичасовой рабочей смены, с 6.00 по 20.00 (Староградское время)».
Вестник Цитадели, выпуск 10.27.
Экспресс
16.01.85
Война – это всегда жертвы, просто потому, что твоя жизнь, свобода и идеалы далеко не бесплатны и требуют того, чтобы за них ты отдавал что-то столь же ценное. А что в этом мире может быть столь же ценно? Жизнь, свобода и идеалы другого человека, конечно. На обычной войне ты приносишь на жертвенный алтарь врагов, а на гражданской – своих же сограждан.