Америго

Когда я навещаю Эрику, она садится мне на спину, как ты, и припадает ухом к моей шее, и кружит вместе со мной по хрустальному залу. И пусть я счастлив, что могу говорить с ней в это время, но на ходу не разглядеть красоту хрустальных игл и самой Эрики: не различить мне их в безликой круговерти. Я могу любоваться вдоволь лишь на то, что несу в руках, и в этом моя маленькая радость жизни. Эрика боится лечь на руки; она говорит, что ей это не дозволено.

Но если я стану, о, если я стану – я тут же совсем ослепну, лишившись тела. Такова будет кара, когда я дерзну пренебречь моим дарованием. Ты чуешь пустынный ветер, что так зло бросается на нас всю дорогу? Ты чуешь, как он изнемогает от праздных порывов? А ветры – не кто иные, как мои мертвые братья, скороходы. Они глупцы, предавшие отца, незрячие духи, развеянные по острову, без лица, без памяти, обреченные преследовать каждого, кто остается верен отцу. Они кидаются из стороны в сторону, сметая все без разбору, ворочают камни и тревожат пресные воды. Они докучают волшебникам, людям и другим живущим существам, вторгаясь в их селения и не находя себе там приюта. Они несут тоску и немощь, которым не место на острове высших Благ. По ночам они воют от одиночества. Самые одинокие из них – прибрежные; всяк боится приблизиться к водам ужасного Океана, а Океан и нем, и глух, ибо он чистая злоба, что не внемлет словам и слов не знает; ветрам остается гонять его острые волны, злобой на злобу.

Неразумные, по мудрости отца они иной раз приносят с собой добрые вести и добрые запахи. Так я узнал о беспокойном страннике, чья дорога долга и трудна. Отец призвал меня помочь страннику, и я исполню его наставление с большой радостью. Но я не могу быть с тобой до конца, ибо я держу собственный путь. Как хочется мне услышать твои истории! Увы, я не заслужил еще говорить с тобой наравне. Я не должен останавливаться. Что за судьба умирать на острове высших Благ! Я не должен умереть – минуя испытание, я докажу отцу свое усердие. Я встречу его, увижу его краем глаза, и это будет лучшая награда.

Он кончил свою речь и ускорился до предела, совсем оторвавшись от песчаных волн, и все нутро волшебника скрутило, будто бы от страха соскользнуть с мокрой спины. Тяжко было дышать, и Крионис нет-нет да и поднимал всклокоченную голову, набирая чуточку воздуха, и наловчился делать это так, чтобы как можно больше песчинок задерживалось в его волосах.

Так скороход и седок мчались до тех пор, пока гребни гор не встали на горизонте необъятной цепью; еще было очень светло, но ни тот, ни другой не видели их, и Эмин, который, защищаясь от песка, бежал с закрытыми глазами, находил эти горы по памяти.

О чем говорят очертания гор на небосклоне, когда тебя к ним на собственной спине везет Эмин? Они говорят, что горы совсем близко, рукой подать, и скороход вот-вот очутится прямо у подножия одной из них, и, прежде чем повернуть вспять и унестись восвояси, замрет на одно мгновение, хоть это и так опасно для его жизни, и выпрямит спину, давая тебе мягко свалиться на глинистую землю, а в следующий миг он оставит за собою маленький песчаный вихрь.

– Эмин! Разве твой отец не милосерден? Разве он не позволит тебе насладиться прекрасными Благами, если ты воззовешь к нему? – отчаянно воскликнул волшебник, когда скороход уже скрылся в розово-желтой мгле вместе с блуждающим ветром.

Тут наглотавшийся песка Крионис зашелся кашлем. Наполнив глиняный кувшин простым движением, он выпил воды, вызвал рвоту и таким образом облегчился.

Затем он обратился к ближней горе. «Как она крута и сурова, – думал странник, меря гору взглядом, – пусть я одолевал и не такие вершины, но когда же конец?»

Он нашел вход в узкое ущелье, где пески и глина сменились редкими клочками травы на каменистом дне и по стенам разросся разноцветный лишайник. Положить белый плащ было некуда, так что он бережно подобрал его и обернул вокруг пояса, прежде чем устроиться на привал. Прильнув к одной из стен в ее необжитом месте, юноша ненадолго погрузился в дрему.

Вечером, когда над ущельем зажглись звезды и потянул приятный холодок из остывшей пустыни, Крионис начал восхождение. При свете звезд и месяца он отыскал в склоне горы покато идущую ложбину, по которой когда-то раньше сбегал ручей. Подниматься в ней оказалось не так трудно, хоть туфли и скользили на мелкой осыпи; неторопливо и непрерывно волшебник шел в гору. На склоне не росли деревья, весь он казался открыт взгляду и уже не внушал особой тревоги.

На полпути наверх тропинка исчезла, и впереди встали черные, крутые ступени, изрезанные глубокими трещинами. Пусть это не доставляло ему большого удовольствия, но Крионис умел немного менять форму своего тела по собственной воле, сохраняя его упругость и гибкость; такое умение здорово помогало ему взбираться на зазубренные временем края и угловатые камни и находить опору там, где это было бы недоступно человеку. На отвесных стенах, где ухватить было не за что, он сооружал небольшие ледяные выступы при помощи волшебства. Это отнимало драгоценные силы, которых у Криониса было не так уж много (украшение подземной пещеры стоило ему дорого).

Труднее всего было удержать волшебный кувшин. Крионис привык путешествовать налегке и обыкновенно отказывался от подарков, потому и не носил с собой ни походной сумки, ни приспособлений для привязки груза к поясу или спине. Он продевал кисть руки под ручку кувшина и так лез вместе с ним наверх, глядя в оба, чтобы не ударить его ненароком о черные стены и не запустить в тесную трещину, из которой его нельзя было бы вызволить.

Глубокой ночью он достиг первой из двух вершин, окутанных снегом и льдом, и спустился на перевал между ними, на котором снег местами доходил едва не до пояса.

Забравшись на вторую вершину, он глянул вниз – на пелену тумана, нависшую над противоположным склоном. По ту сторону завесы увидел обширный лес, отделенный от подошвы хребта темной полосой, протянутой далеко влево и вправо; вероятно, то была узкая речушка, каких он переплыл уже немало.

Задумавшись, стоит ли спускаться прямо сейчас или же приступать к этому на рассвете, он не мог оторваться от необозримого вида и стоял в расслабленной позе. В какой-то несчастный миг глиняный кувшин, принесенный ему в дар хозяйкой хрустальной пещеры, выскользнул у него из рук. Быстро скатившись по ледяной стене, волшебный сосуд взлетел с уступа и разбился вдребезги где-то на туманном склоне. Крионис понурил голову и повернул назад к перевалу. Зарывшись в сугроб, он провел остаток ночи почти без сна. Тяжесть в сердце не давала сомкнуть глаз, и особенно горько было ему оттого, что такую случайную слабость нельзя предусмотреть и на самой вершине.

Утром, как назло, светило солнце, не жалеющее своих ласк ни для одного жителя острова высших Благ. Впрочем, до верха горы тепло его лучей не доставало, и Крионис чувствовал себя неплохо, если не считать того, что он окончательно упал духом.

После короткой ночевки, полной невеселых мыслей, ему совсем не хотелось продолжать свой поиск. Он не знал, куда теперь направляться, – ведь расспросить неудержимого скорохода не удалось, а Эрика ничего не сказала; все обернулось намного хуже, чем он предполагал. Надежда для него крылась только в одном. Впереди ждал большой лес; такие леса населяло бессчетное множество разумных существ, и в этих краях из уст в уста ходили легенды и слухи, давным-давно забытые в других странах. Кроме того, Крионис не находил причины остаться здесь, на вершинах; снег был ему приятен и близок, но праздно валяться в нем было просто скучно.

Скрепя сердце он выбрался из-под снежного одеяла и вышел на гребень. К уступу он осторожно сполз на животе, а потом выискал на кромке такое место, где удобней всего было соскочить на нижележащую ступень склона. Склон со стороны леса был заметно более пологим, и каждая новая ступень становилась ровнее и длиннее; спускаться можно было без больших усилий, не напрягая глаз от недостатка света.

Туман внизу рассеялся, и странника постигло неприятное откровение: полоса, которую он принял за реку при лунном свете, оказалась широкой трещиной, расколовшей землю острова в стародавние времена. Он старался не всматриваться больше вдаль и не думать о том, как будет вынужден обходить зияющую пропасть. Постройка ледяного моста через трещину была худшим выходом из положения – так восстановление продлится на несколько дней.

Когда ступени горы совсем сгладились, стало гораздо теплее и на каменистой земле появилась растительность в виде редких кустарников и небольших сосен.

Пройдя немного дальше, путешественник наткнулся на диковинное зрелище: на приподнятом участке склона росли несколько замечательных гранатовых деревьев, и у одного из них на цыпочках стояла крылатая девица. Она ловко орудовала большими ножницами в виде двух скрещенных цветков, обрезая сухие ветви граната. Юноша подкрался ближе к деревьям и спрятался в кустах сирени, чтобы как следует рассмотреть незнакомую фею.

На феечке было короткое платье с юбкою в складку, из странной упругой материи, выкрашенной в нежно-зеленый цвет, а поверх платья – бархатистый зеленый корсаж. Рыжие, как цветки гранатов, волосы были собраны в два хвостика за ушами, на макушке сидел ободок из древесной коры. Запястье левой руки и лодыжки обеих ног украшали браслеты из плодовых косточек и пестрой гальки, а шею – ожерелье из самоцветов в чашечках желудей. На ногах было много свежих царапин и комариных укусов. Феи напоминали обычных людей, и их плоть тоже не слишком отличалась от человеческой, пусть только на первый взгляд.

Поработав ножницами, девушка вложила их в петельку, пришитую к корсажу на спине, и они превратились в новое изысканное украшение. Чтобы убедиться, что ножницы не мешают, она повернула голову, вытянула спину и, отведя назад плечи, несколько раз бесшумно взмахнула красивыми мохнатыми крылышками, похожими на крылья мотылька. На это было так приятно смотреть, что Крионис начал подтаивать от нежданного блаженства. Вдруг девушка подняла стоящий у дерева кувшин – точь-в-точь сгинувший подарок волшебницы Эрики. Взлетевши в воздух с полным кувшином в руках, она с широкого размаху оплескивала кроны водой. А вот опять встала босыми ногами на землю, поставила опустевший кувшин перед собой, опять подняла его и принялась поливать вокруг корней.

Крионис в своем белом плаще, видно, все-таки выделялся среди розовых кистей и зеленых листьев. Обойдя подопечное дерево и посмотрев случайно в сторону кустарника, девушка встрепенулась, бросила кувшин и тут же снова взлетела. Он понял, что застал ее врасплох, и вышел из-за кустов, чтобы просить извинения. Но фея спряталась от него где-то в листве гранатов. Она была небольшого роста и, судя по всему, очень гибкая.

– Чего тебе? – спросила она смешным звонким голоском.

– Меня зовут Крионис, и я – хладорожденный волшебник, странствующий по острову, – назвался юноша и на всякий случай добавил: – Не бойся меня.

– «Не бойся»? – визгнуло дерево и залилось язвительным смехом. Фея вынырнула из-за цветков и листьев и кувыркнулась в воздухе. – Уж мне ли, покровительнице плодовых деревьев Соре, бояться всякого проходимца и соглядатая? Ты понимаешь, глупец, насколько это ниже достоинства феи? – кричала она, виясь вокруг него.

– Я не проходимец, – возразил Крионис, – хоть, может, я и вправду глуп.

– Все равно тебе здесь не место, – грозно сказала девушка, пытаясь изобразить басовитый голос. – Феи не любят тех, кто за ними подглядывает. Фи, какая праздность и гадость. Мне от тебя тошно!

– Я направляюсь в лес, – сказал Крионис, – чтобы раскрыть для себя одну тайну. Если б я мог обойти эти горы, я так бы и сделал. Взойдя на вершину, я уронил чудесный кувшин, подаренный мне доброй волшебницей из подземной пещеры, и он разбился где-то на этом склоне. Я заметил, что прекрасная фея поливает деревья водой из сосуда с таким же рисунком, и это привлекло мое внимание. В твоем кувшине не кончается вода, а это значит, что он обладает теми же волшебными свойствами.

– Ты лжешь, – возразила капризная фея. – Раз ты потерял такой ценный предмет, тебе нельзя доверять. Должно быть, ты его у кого-то стащил, а теперь тебе воздалось за содеянное.

Она с довольным видом смотрела на него сверху вниз, но тут до нее дошел смысл слов, услышанных ею ранее.

– Что ты о себе возомнил, любитель подсматривать! – воскликнула она оскорбленно и зависла прямо над ним вниз головой, едва не тыкаясь носом ему в лицо. – Выкладывай сейчас же! Что за тайна?

– Боюсь, что тебя она никак не касается, милая Сора, – пробормотал волшебник и отступил от нее на два шага. Девушка хотела щелкнуть его по лбу, но он увернулся.

– Вот как? Ну и подумаешь! Очень надо! Только не вздумай обращаться ко мне за помощью. Между прочим, кстати говоря, заметить к слову, я знаю одного лесного мудреца, что ведает старинные тайны. Он и сам древний, как эти высокие горы, поэтому такой мудрый. Только он не захочет видеть всякого бродягу и проходимца. Так что не питай надежд. Прощай навсегда!

Она показала ему язык и вернулась к своим гранатам. Юноша покачал головой и с улыбкой отправился вниз по склону. Не прошло и минуты, как Сора нагнала его и вновь явилась прямо перед ним – с волшебным кувшином в руках, в исполненной достоинства позе, задержавшись на две пяди от земли.

– Разве ты не хочешь забрать свой кувшин, Крионис? Я бы, конечно, не стала возвращать его задаром…

– Зачем? – удивился юноша. – Ты собрала черепки и склеила их, должно быть, своими руками, значит, теперь он принадлежит тебе. Тебе он и полезнее, чем мне. Деревья жаждут питья, а мне вода нужна только для охлаждения в зной.

Сора захлопала глазами и двинулась в сторону.

– Ты не так прост, – сказала она. – Наверно, ты хочешь, чтобы я устыдилась того, что присвоила его себе. Этого ты точно не дождешься!

И она продолжала медленно лететь рядом, на уровне его плеча.

– Тут почти не бывает дождей, – рассказывала она с сожалением. – В моем лесу часто льют ливни. Дожди идут даже в пустыне… только на горе все время засуха. Поэтому я приглядываю за ее растениями и ухаживаю за всеми, кто в этом нуждается, хотя в своем лесу я отвечаю только за часть плодовых деревьев.

Крионис все не сбавлял шагу.

– Обычно я беру воду в лесу и ношу ее сюда в кадке. Но сегодня на рассвете я нашла неподалеку отсюда целую кучу неблагоразумно разбросанных обломков. Не могла же я взять и пролететь мимо! Я сложила все обломки в кадку, срезала немного смолы с коры сосен, а Пирис, огнерожденный волшебник, живущий близ лесного озера, помог сделать из нее прекрасный клей. Посмотри, какая славная работа! Мы очень старались.

Крионис остановился и посмотрел ей в глаза.

– Сора, – уверенно сказал он, – все хорошо. Кувшин твой. Пусть будет твоим. Твой!

– Выходит, ты ждешь благодарности, – решила фея и, задумавшись, полетела дальше петляя. – Что бы тебе такое дать, чтобы ты не мнил о себе лишнего, – бормотала она себе под нос. – Нашла! Ты же ищешь тайну, верно? А я рассказала, что в моем лесу есть мудрец, который может дать тебе ответ. Это же справедливый обмен, ты согласен?

Крионис снова замер, не оборачиваясь.

– Значит, ты его не выдумала?

– Нахал! – завопила фея. – Разве что немного приврала, – добавила она чуть погодя. – Я с ним не знакома и не знаю даже, где он живет. Говорят, что он такого размера, какого никто и не видывал, но при этом его совсем не легко найти. Сплошные загадки. Тебе нравятся загадки, Крионис? Готова спорить, раз эта твоя тайна такая тайная – ты любишь разгадывать трудные загадки.

– Ты недалека от истины, – отвечал волшебник.

Подумав еще немного, рыжая Сора сказала:

– Неси этот кувшин, пока мы не доберемся до пропасти.

Крионис посмотрел на нее через плечо.

– Я помогу тебе попасть в лес, – пояснила она. – Только не забывайся и не воображай себе ничего такого разного. Мы, феи, гордый народ, и я оказываю тебе большую услугу.

Волшебник кивнул и взял глиняный кувшин у нее из рук, и разноцветная компания пустилась дальше в путь. Соскучившаяся феечка продолжала болтать.

– Люди называют мой лес недобрым местом, ведь в нем легко заплутаться, водятся дикие звери и, кроме того, каждый день противная непогода. Но разве на острове высших Благ может быть злое место? Все эти звери живут там по мудрости отца, к тому же они совсем смирны, если не тревожить их праздными выходками. Волшебным созданиям в моем лесу уж точно бояться нечего, и блуждают в нем только самые неблагоразумные из людей, которые не знают, чего хотят. А что же дожди? Дожди помогают нам, феям, давая больше времени на наслаждения! Да, может, они бывают чуть-чуть неприятны, – у некоторых по их милости намокает шерсть или лиф из старой коры дерева. Мне вода во всяком случае не страшна – мое платье сделано из древесного молочка!

И она описала круг прямо над головой юноши, потирая зеленую материю на своих ляжках для убедительности.

– Что это за молочко такое? – спросил Крионис, снова позабывший обо всем на свете. Сора ухмыльнулась.

– Не скажу и не покажу! – заявила она. – Для того я слишком занята. Но без такого платья, признаться, пришлось бы туго. Только вот корсаж все равно надо прятать от дождя, потому что его сшил человеческий портной, а этим невдомек потребности особы, проводящей все время на открытом воздухе. С другой стороны, это подарок, а у нас, фей, отвергать хорошенькие подарочки как-то не принято.

– Уж не Эмин ли тебе подарил его? – с улыбкой на белом лице предположил Крионис.

Фея открыла было рот, потом густо покраснела, а потом надулась и лягнула его в плечо босой ножкой.

– Ничего не Эмин! Как тебе такое в голову взбрело? И что тебе до того, кто подносит дары могущественной фее? Это история не для ушей праздного бродяги!

Крионис засмеялся. Он был в хорошем расположении духа с тех самых пор, как увидел волшебный кувшин в целости и невредимости. Соре такое поведение не нравилось, и она еще поддала ему другой ножкой по шее, но в этот раз отпрянула, ощутив острый холод, и, обиженная, полетела вперед.

Крионис продолжал идти под гору с веселым видом. Сора мелькала чуть ниже над откосом, по привычке делая круги и высматривая сиротливо торчащие кустарники. Ближе к самому низу гора порастала пышной травой, кругом появились раскидистые миндальные деревца. «Как она успевает везде и всюду?» – недоумевал про себя юноша. Рыжая фея порхала между деревьями, осведомляясь об их самочувствии, и время от времени раздавались щелчки изящных ножниц. Вскоре фее стало опять скучно, и она как бы невзначай зависла над необычным камнем, похожим на истукана. Крионис поравнялся с ней.

– Устала?

– Вовсе нет, – резко ответила Сора. – Чего это вдруг?

– Я имею в виду, что все время махать крыльями должно быть изнурительно. Спустись на землю и отдохни со мной на этой мягкой траве.

– Я не устала, – упрямо повторила она. – Нечего обо мне беспокоиться. Отцу лучше знать, когда я должна касаться земли.

– Значит, у тех гранатовых деревьев ты работала на земле с его позволения?

В Соре опять заиграла природная спесь.

– Могущественная фея острова высших Благ может делать все, что пожелает! Просто я люблю своего отца и готова следовать его наставлениям, он все-таки мудрее всех на свете. А ты, Крионис? Отчего ты странствуешь? Тебе не хватает Благ и утех? Неужели отец оставил тебя? Или, может быть, ты его не слышишь?

Юноша промолчал. Сора укоризненно помотала головой, но и сама внезапно примолкла. В конце концов она заговорила с несвойственной ей легкой грустью:

– Стоит мне коснуться земли с праздными намерениями – и больше мне не сдвинуться с места. Ты видел причудливые камни, что напоминают человеческие фигуры, разбросанные в лесу, на равнинах, по берегам лучистых рек? Это тела застывших фей. Это мертвые злодейки, которым недоступна радость жизни. Однажды они поддались искушению и тотчас же были наказаны. Так говорит мой отец. Кому-то везет превратиться в куст или дерево, но и участь самого высокого дерева для нас незавидна: хоть дальше твоего видят только горы, картина все равно наскучит тебе рано или поздно, и ты будешь гнить и трясти своими ветвями, не в силах оторвать от земли корни, покуда твое место не займет тот, кто будет на нем счастлив. О, я люблю растения больше всех, только отца люблю еще сильнее! – Она прижала руки к груди. – Я докажу ему свое благоразумие, и он явится передо мной, похвалит мой прекрасный лес и, может, даже разрешит мне провести с ним сколько-нибудь времени. О, как мне важно быть благоразумной! Хоть я дитя земли и ее кормилица, но каждому свое место, отец говорит мне – каждому свое место.

Сказав это, она снова повеселела, и юноша решил не донимать ее спорами.

– А как же ты спишь, Сора? – спросил он без всякой задней мысли.

– Я сплю, разумеется, в воздухе, – гордо ответила девушка. – Мои чудесные крылья спокойно держат меня над землей. Я могу расположиться и на ветке дерева, но это не так удобно. Я же не птица.

И тут Крионис подумал, что этой феечке выпала не такая уж трудная доля, в отличие от Эмина, который, как следовало полагать, спал на бегу.

– Отец будет мною доволен, в этом нет сомнений. Сколько в моем лесу прелестных цветов, грибов и деревьев! не то что в какой-нибудь пустыне… или даже плодородной долине! Сколько сладких и сочных плодов, просто не сосчитать! Но слаще всего, конечно, блаженные сношения, – щебетала она, танцуя в воздухе. – Сношений мы, жители волшебного леса, имеем столько, что мысли мешаются от блаженства, как бы с ума не сойти! Ручаюсь, ты захочешь остаться с нами навечно…

Слушая ее милую болтовню, юноша и думать забыл о своей печали. Еще недавно он был само уныние, а сейчас, вдохновленный порывистой спутницей, потихоньку мечтал и гадал, какую новую цель найдет себе, если теперешнее путешествие кончится полной неудачей. Нужна ли была вообще какая-нибудь цель? Столько любопытных созданий встретил он по дороге, и каждый был достоин того, чтобы хоть ненадолго отвлечься ради него от любой цели, какой бы важной и вожделенной та ни казалась. Спорить с ними иной раз бывало сложнее, нежели подниматься на самую высокую гору, взор их оказывался глубже самых глубоких озер и рек, а образы их затмевали красоту всего острова. Даже легкомысленная Сора вызывала в нем восхищение не меньшее, чем благородный Эмин, великодушная Эрика из хрустальной пещеры и все-все прочие.

Ему нравились и люди: пусть они были льстивы, подчас трусливы и скоры на суд, доброта их сердец делала эти недостатки вполне сносными. Конечно, Крионис никогда не думал о жизни среди людей, им и без него жилось очень благостно, а сам он преследовал большее, нежели тепло и гостеприимство. Но все-таки он рад был встречаться и с ними – время от времени, чтобы не успевали наскучить.

Пока Сора в красках описывала любимые ею прелести и утехи, приближался полдень. Легкий спуск скоро закончился. У подножия горы деревья росли почти сплошь, и там образовывалась маленькая роща, усыпанная сочными фруктами. В этой роще волшебник и фея утолили чувство, заменяющее им чувство голода.

Меж фруктовыми деревьями и стеною большого леса поперек пути проходила бездонная трещина, и она была значительно шире, чем казалось раньше с высоты.

– Почему никто не построил здесь мост? – спросил Крионис.

– А кому нужен мост? – усмехнулась рыжая фея. – В мой лес ведут многие дороги, а эта – самая трудная. Ей пользуются прежде всех достойные феи, обладающие даром полета, а уж потом всякие бродяги с непонятными секретами. Горная живность в лес не стремится, у них и дома еды довольно. Людей здесь нет, а волшебных существ, умеющих строить из камня, еще поди найди.

– Почему же непременно из камня? – сказал Крионис, слегка зевая. – Можно срубить ближайшее дерево… Но ведь у нас нет топора, да и длинный ствол волочить как-то не хочется.

– Страх потерял, да? – зарычала фея.

– Шутка, – развел руками юный волшебник, – эта пропасть слишком широка для одного деревца.

Прежде чем она спикировала прямо ему на голову, он проворно отскочил. Разъяренная Сора едва не шлепнулась наземь, и только большой опыт полетов спас ее от неминуемой участи. Крионис, несмотря на серьезность положения, хохотал от всего сердца, а фея, выругавшись так, как не подобает ругаться жителям острова высших Благ, вдруг тоже начала хихикать, прикрывая рот ладошкой. Не переставая смеяться, она снова подлетела к нему сзади, обхватила руками за грудь, а ногами за талию, и крылышки заработали во всю мочь. Когда, наконец, ей удалось его поднять, они плавно набрали высоту. Перед тем как спуститься на другой стороне, Сора сделала несколько кругов над пропастью, чтобы Крионис убедился, что ей это вполне по силам. Снизившись у самого края, она едва не выпустила волшебника из объятий, скорее всего, нарочно, а он нарочно вскрикнул, чтобы подыграть ей.

– Все-таки ты славный малый! – сказала она, как только юноша очутился на твердой земле. – Жаль, что такой холодный. А вообще-то, – задумалась она и чуть дрогнула, – у нас бывает так душно… если хочешь свидеться еще, я не прочь! Теперь отдавай кувшин.

Крионис еще раз взглянул на подарок Эрики, получивший вторую жизнь из рук крылатой спасительницы, и охотно вернул его фее.

– Удачи, – сказала та на прощание, – а я лечу по делам.

И она в мгновение ока исчезла в глуби леса. Просто удивительно, как ловко у нее выходило порхать в глухих зарослях, не застревая при этом между сучьями и не запутываясь в кустах и лианах. В самом деле, раз она могла за день слетать несколько раз туда и обратно и отделаться парой десятков царапин, то должна была знать свою страну вдоль и поперек.

В лесу, под пологом листвы, было нежарко, и Крионис был вполне доволен такой погодой. Еще больше радовало восхитительное многообразие местной природы. Его встречали неведомые деревья с прямыми и извилистыми, голыми и ветвистыми стволами, благоухания листьев и пряных трав, ручьи, обложенные замшелыми камнями, шипящие водопады, скрытые от глаз нависшими побегами. Под ногами расстилались всевозможные мхи. Цветы, точно разноцветный хрусталь, росли отовсюду, ожидая самого пристального внимания. Там, где цветов не было, селились чудо-грибы, похожие на цветы или даже превосходящие их в красоте и затейливости. С теми и другими могли потягаться летучие и наземные насекомые, которых в этом лесу было отнюдь не меньше. Они гудели на разные голоса, недоуменно приветствуя чужестранца.

На многих деревьях и кустах виднелись привлекательные плоды, которым Крионис не знал названия. Одни торчали на недосягаемой высоте или хитро прятались в колючих ветвях кустарника, другие висели прямо над головой и сидели на стволах перед глазами, словно напрашиваясь в руки. Крионис пробовал их понемногу. Он садился под сенью деревьев и изучал собранные ягоды и фрукты, стараясь как следует запомнить их внешний вид. В это время жуки уступали очередь певчим птицам: насвистывания и трели тогда наполняли округу. Все убеждало путника в том, что этот лес как нельзя лучше подходит для гулянья и отдыха.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы волшебник считал свое странствие в лесу блаженной прогулкой. Он озабоченно осматривал местность, уверенный, что с минуты на минуту около него окажется еще кто-нибудь из тех, кого можно расспросить о загадочном мудреце. Но ему, как нарочно, попадались только мелкие зверюшки, которые в страхе бросались врассыпную, только завидев незнакомую бело-голубую особу; должно быть, хладорожденные сюда раньше не заходили. Однажды он, как ему показалось, увидел неподалеку от себя юркого эльфа в легких прозрачных одеждах, – но тот исчез так же быстро, как и явился. В другой раз из города белых грибов выглянула забавная голова гнома; но и тот как сквозь землю провалился (наверно, где-нибудь рядом был вход и в его обиталище, но Крионис с почтением относился к частной жизни).

Он вспомнил, что феечка говорила о лесном озере и огнерожденном волшебнике Пирисе, живущем поблизости от воды. «Попытать счастья с ним? Его я, по крайней мере, могу позвать по имени, уж это должно привлечь его, пусть и ему придется не по нраву мой холодный вид».

Уже минул полдень, а юноша все бродил по лесу. Водопадов и мелких речек тут было великое множество, и чутье приводило странника к ним, но ни одного озера найти не удавалось. Крионис снимал свой плащ и влезал на орех или другое высокое дерево, чтобы обозреть окрестность, – но только зеленые гребни, затянутые белой дымкой, громоздились по всем сторонам над зелеными коврами, словно развалины людских построек. Возмущенное дерево тем временем норовило сбросить его вниз…

Крионис поворачивал назад, надеясь, что те, кто прятался от него, одумались теперь и вышли, – но никто не показывался на свет. А ведь по рассказам Соры выходило, что ничто не способно отвлечь местных жителей от их блаженных забав, и оттого было досадно вдвойне.

Он мог возвратиться к пропасти и заночевать там, карауля на рассвете трудолюбивую Сору. Да ничего другого и не оставалось, думал он. Прежде чем снова идти обратно, он присел отдохнуть на свежей тропинке… и почуял, что земля под ним как будто теплеет. Он быстро провел ладонью, чтобы не свести излучение на нет собственным холодом.

Тепло шло едва различимое, но и такого хватало опытному волшебнику. Юноша напряг все свои чувства и нашел примерное направление. Следуя ему, он часто припадал к земле, стараясь не касаться ее ухом.

Скоро земля согрелась так, что сперва пожух, а затем и вовсе исчез подлесок; очевидно, дождевая вода высыхала здесь слишком быстро, и феи-покровительницы то ли не успевали за всеми ухаживать, то ли избегали Пириса так же, как избегали чужаков, несущих с собой непонятную им стужу.

Крионис еще раз взобрался на верхушку развесистого дерева и рассмотрел впереди за стеной густой зелени светлый край водоема. Спустившись, он бросился бежать по голой, жаркой земле. Вот наконец деревья расступились и перед ним обнаружилось маленькое озеро с песчаным островком посередине.

На острове стоял фиолетовый домик – невысокая пирамида о шести гранях, сложенная как бы из нежных кистей глицинии. Окажись она в любом другом уголке леса, непременно заинтересовала бы Криониса больше всего остального. Но тот огляделся, ища источник тепла, и увидел его поодаль на пустом берегу.

Тут уж дитяти холода и льда впору было предаться доброй зависти. Огнерожденные обладали куда более выразительной наружностью.

Волшебник Пирис сидел неподвижно, обращенный лицом к острову. Правая рука его лежала на приподнятом колене, пальцы левой руки касались щеки и губ. Источающее жар тело юноши было прикрыто до половины бедра свободной черной туникой. Голени его и ступни окручивали изящные плетеные сандалии. Непрестанно тлеющая алая кожа походила на киноварь, а переливисто-красные волосы стремились вверх, как языки пламени, и жили своей жизнью, испуская мельчайшие искорки. Казалось, что это одинокая туча подсвечена закатным солнцем и вот-вот окунется в озеро.