Америго

В Парке Америго, он, как это ни удивительно, по-прежнему чувствовал себя пресно и решил весь день проспать в тени какой-нибудь декорации.

Вечером того же дня со стороны кормы налетел сильный ветер. Саймон попал в его холодные объятия, когда возвращался домой по 5-й Восточной улице. Ветер сорвал с него белую кепку и вынес ее за высокую ограду между палубами. Мальчику пришлось бежать к воротам. Когда он нашел их и выловил кепку под каким-то навесом, он уже порядочно взмок, а ветер стал еще холоднее! Миссис Спарклз пугала его страшными болезнями, которыми Создатели наказывали тех, кто не принимал благоразумие и вообще вел себя легкомысленно и праздно. Саймон вспомнил об этом, когда, следуя другому совету мамы, натянул кепку на мокрую макушку. Тогда он поспешил домой, в апартамент на 2-й Южной, и там выяснилось, что папа вернулся из Ратуши и уже сидит в цветнике, а мама пригласила парикмахершу миссис Саттл и увлеченно обсуждает с ней последние события на Корабле. Они обе перебегали из комнаты в комнату, не оставляя без внимания ни «примерочную», ни комнату Саймона… но когда Саймон снова оказался у себя, они перестали заходить туда и в конце концов обосновались в гостиной.

Мальчик зажег лампу и взял книгу… но сегодня читать было невозможно. Хотя строки на одеждах и лицах Господ проступали очень отчетливо, в обычных книгах тексты превратились в бессмыслицу, напечатанную совершенно неразборчивым шрифтом. От попыток ее прочесть у Саймона заболела голова, и он отложил книгу, затем сам лег на кровать, на мягкую перину, – и к нему пришло некоторое облегчение.

Когда совсем стемнело, он подошел к огромному окну, отодвинул портьеры и стал смотреть на звездное августовское небо.

Как-то зимним вечером в Парке Америго учитель показал ученикам путеводное созвездие в виде буквы «А» и пересказал историю создания его творцами. Саймон тогда, как ни старался, не мог различить эту букву в небе. Он долго разглядывал небо и сейчас… но звезды не желали складываться ни в какие буквы алфавита. Вместо них Саймон видел очертания птиц, зверей, насекомых, существ какого-то иного рода, – но не буквы. А еще немного спустя он увидел и буквы, и даже слова! Но все эти слова принадлежали какому-то незнакомому языку. Может, это и был высший язык? Саймон изучал все сплетения звезд и думал: ведь это уже третий сон за день! Что это может значить? Неужели…

Ночь не прошла для него так незаметно, как обычно. Он сознавал, что спит, и что-то холодное, осязаемое заставляло его сознавать и течение времени. Он несколько раз, недоумевая, просыпался, так что наутро ему показалось, что он проспал несколько дней.

Тем же утром у Саймона закапало из носа.

– Почему такая небрежность? – удивилась миссис Спарклз и вытянула из кармана его рубашки чистый платочек.

– Не знаю, – честно ответил Саймон и шмыгнул. Миссис Спарклз вдруг нахмурила брови и оглянулась в поисках мужа. Потом она решила, что тот еще не вышел из цветника, и направилась в эту комнату. Саймон наклонился к приготовленной для него чашке. Кофе не издавал никакого запаха, как и растворенные в нем терпение и благоразумие.

Недолго думая мальчик вылил его в кухонную мойку и вернулся за стол. Вовремя! Мама выглянула из-за портьеры.

– Сегодня побудешь дома, – объявила она, не заходя на кухню; глаза ее пугливо метались из угла в угол, нарочито избегая Саймона.

Саймон пожал плечами – он не горел желанием идти в Школу. Что в нем действительно горело, так это щеки.

Оставшись наедине с собой, Саймон целый час сидел за кухонным столом и развлекался тем, что чихал, тихонько шмыгал, считал пальчики на ногах и высматривал на мостовой какое-нибудь движение, надеясь, что придет сон и там наконец появится что-нибудь интересное.

За окном ничего не менялось… пожалуй, кроме одного: старый господин МакКой, который зачем-то обходил, вернее, обшаркивал, опираясь на свою трость, все улицы Юга Аглиции каждое утро, в этот раз так и не появился. Впрочем, его уже давно не замечали на 2-й Южной, так что это никак не могло быть началом нового сна. Саймон вздохнул и возвратился в свою комнату.

Окно комнаты Саймона выходило на крыши малоэтажных апартаментариев с той же стороны 2-й Южной. Внизу домов, облицованных неровным камнем, помещались всякие невзрачные заведения – вроде сувенирной лавки, что торговала безделушками, высмеянными комедиантом в Кораблеатре. Все эти апартаментарии с их солидными, полированными, парфюмерными коридорами и толстыми дверьми не слишком отличались друг от друга внутри и снаружи, но по улице дальше, на одной из плоских крыш, виднелась оранжерея, блестящая, как стеклянное пресс-папье с островной зеленью. «Если бы целый дом был сделан из стекла, – сказал себе Саймон, – это было бы по меньшей мере забавно». И вот уже, казалось, апартаментарий должен был стать совершенно прозрачным… но ничего подобного не произошло! Саймон не на шутку испугался. Значит, все-таки он не мог видеть сны без терпения и благоразумия? Но видел же он и звезды, и книги, и строки на лицах. Нет, дело было совсем не в этом! Но в чем же? Он решительно не понимал, в чем именно.

Саймон отошел от окна и отправился спать – он теперь чувствовал себя не только разочарованным, но и утомленным странной ночной тяжестью.

В этот раз он вовсе не был уверен, удалось ему заснуть или нет.

Очнулся он, во всяком случае, сидя. Ощупал широкое покрывало, не понимая, зачем ему это нужно; затем понял, что где-то рядом звучат голоса и он делает это для того, чтобы прислушаться; затем понял, что перепутал, и приложил ладони к вискам; затем понял, что перепутал все, и догадался воспользоваться ушами.

– Развитие? Ради вашей же выгоды? Вы лицемер, а не индивидуалист! И комедиант из вас, как я погляжу, отменный.

– Мистер Фатом! Как убедить вас в том, что направлять трудовые ресурсы на благоустройство моего города полезнее, нежели растрачивать их на бесплодные копания в легендах прошлого и питание несбыточных надежд? Я признаю ценность ваших исследований, но и вы, разве вы не разделяете мои убеждения как служитель науки, разве не человеколюбие стоит во главе ваших наук?

Первый говорил странными, пренебрежительными обрывками, и притом глухо, словно из какой-то трубы. Второй обстоятельно тянул слова.

«Как будто у нас в гостиной», – с удивлением подумал мальчик. Он встал с кровати, сделал несколько робких шагов и бесшумно двинул портьеру.

Точно, в гостиной собрались люди, много людей – может, два десятка, а может, еще больше! С диванов были сброшены подушки, их место заняли мужчины в коричневых костюмах. Кругом них расположились, оттеснив комоды и шкафы, мужчины в темно-синих – цвета ужасного Океана! – халатах и блузах.

В кресле у стеклянного столика сидел, бесцеремонно раскинув ноги, какой-то особо значительный человек – одетый в комбинезон такого же синего цвета. Он был лыс и довольно крепок на вид, кроме того, он вертел в руках какой-то незнакомый рабочий инструмент.

Напротив него стоял – сунув одну руку за отворот двубортного коричнево-кремового пиджака, другую в карман коричневых брюк – еще один заметный гость. Он был усат и безукоризненно причесан, а рядом к стене была приставлена его длинная тросточка.

Саймон не знал, что думать об этих людях и об их беседе.

Мама могла вызвать для него докторов на дом, – но почему же их так много, и почему они одеты в неподобающие их положению цвета? Что там говорить, такие цвета на Корабле не носил никто!

Саймон вспомнил воскресенье в магазине и решил, что перед ним – участники парада в благоприличных праздничных нарядах. Но ведь Праздник Америго в этом году начинался только с первого понедельника сентября! Да он и не оправдал бы присутствия здесь всех этих Господ… собственников… пассажиров? Саймон не знал даже, как их следовало называть.

Гости меж тем продолжали бросаться друг в друга всякими непонятными выражениями, вроде таких: «мнимый альтруизм», «ваши автократические претензии», или даже «культ несостоятельной идеи». Саймон, несмотря на страх, увлекся этим разговором и нечаянно вылез из-за портьеры.

– Спарклз!

Мальчик остолбенел.

– Спарклз, вы прибыли! – повторил усатый человек – тот, кто тянул слова. – Не беспокойтесь, мы предупреждены.

Саймон все еще стоял как вкопанный. Лысый закатил глаза, подвигал треугольной челюстью и принялся нетерпеливо перекидывать свой инструмент из одной руки в другую.

– Что за ступор? – наконец поинтересовался он. – Не выношу тех, кто не знает, чего ему надо. А вы, Спарклз?

Говорил он все так же странно, будто его мучили желудочные боли – низко, глухо и не разжевывая окончания слов.

– Ну же, Спарклз, – дружелюбно добавил усатый, – мы собрались здесь ради вас.

Мальчик теперь неловко переминался с ноги на ногу.

– Простите, но кто вы? – спросил он.

– Шуткуете, да? Я с шутниками дел не вожу, – неодобрительно буркнул лысый и замахнулся инструментом.

– Подождите, Фред, – нахмурившись, проговорил усатый. – Кажется, он и впрямь не имеет представления о том, кто мы такие. Вы из какой Сферы? – обратился он к Саймону.

– С-сферы?

– Верно. Вы ведь рассчитывали занять здесь какое-нибудь место. Так из какой вы Сферы?

– Я…

– Они похожи на стратификатора, – прямо заявил Фред. – Все на бумаге важные персоны, а как дойдет до живой коммуникации, то и знать не знают ни людей, ни своего дела.

– Это правда? – Мужчина в коричневом костюме, кажется, очень обрадовался. – Тогда вы прибыли очень кстати. Я давно не привлекал таких работников – у нас ваша Сфера устроена немного иначе, понимаете ли. Но, уверяю вас, эта встреча принесет ценный опыт нам обоим!

– Извините, но я, наверное, не понимаю, – гнусаво пробормотал Саймон.

– Что же вы скромничаете, – запротестовал усатый. – Вы не хотите произвести приятное впечатление?

– Я… я лучше пойду… – пролепетал Саймон и выбежал из гостиной.

Он кинулся под одеяло и задрожал уже скорее от страха, чем от озноба.

Откуда взялись эти люди?

«…Устройство моего города…»

В книгах говорилось, что города умеют строить только на острове Америго.

«Вы из какой сферы?» – а такого не было и в книгах!

«Мы собрались здесь ради вас…»

«…Вы прибыли очень кстати».

Может быть, они хотели пройти в какое-то заведение и приняли апартамент семьи Спарклз за кабинет или что-то в этом духе, но отчего? Их апартаментарий совсем не был похож ни на какое заведение, и внутри гости не могли ошибиться – на двери висела табличка с выгравированной фамилией!

«Это уж слишком, – подумал мальчик. – Не может быть, чтобы столько взрослых не сообразили такой простой вещи».

И все-таки они узнали его, значит, они пришли именно к нему. Но откуда?

Не с палубы, не с Корабля!

Не с Корабля! Таких людей не было на Корабле! Но откуда же, если не с Корабля?

С неба? Выходит, это Создатели? Глупости! Создатели выглядели совершенно иначе. Уж во всяком случае не так, как обычные люди, это было бы просто бессмысленно! Учитель рассказывал о какой-то незримости, хотя для Саймона эта незримость была так же непонятна, как вездесущность… к тому же всех этих гостей было очень хорошо видно.

В конце концов ему надоело строить догадки, он успокоился и все же приподнял одеяло. Солнце еще заливало стены теплым пунцовым светом, а голоса уже не доносились из гостиной: таинственные гости его не дождались.

Через час там опять заговорили, но голоса принадлежали теперь господину и миссис Спарклз. Они не привели с собой никаких докторов. Они пока ни в чем не уверились, тем более что Саймон в этот вечер почувствовал себя несколько лучше.

– Мама, что значит «индивидуалист»? – спросил он за утренним кофе.

Миссис Спарклз сперва улыбнулась – по привычке, но потом ее заметно передернуло, хотя она умела скрывать подобные чувства. Альберт Спарклз невозмутимо смотрел в окно, помешивая ложечкой в пустой чашке. Фелиция растерянно молчала, но скоро о чем-то догадалась.

– Ты давал ему читать газету? Это ведь оттуда? А ну-ка, повтори, сынок… – ласково обратилась она к Саймону, украдкой подталкивая мужа в спину.

– Индивидуалист, – простодушно повторил Саймон, и на сей раз услышал и папа. Он тоже забеспокоился, хотя совсем уж паниковать не думал.

– Я и сам никогда этого не встречал, вернее сказать, не помню… – Он озадаченно почесал в своей плешивеющей макушке. – А вот что! Я вчерашний номер не брал. Может, там попалось?

– Ума палата! – не выдержала миссис Спарклз и понарошку замахнулась на проплешину. – Откуда бы он его взял, если у нас его нет?

– Друзья в Школе… сказали, – предположил господин Спарклз, слегка оробевший от такого поведения жены. Он тут же глотнул воздуху из чашки, – как обычно улыбнувшись с виноватым видом.

– Тебе смешно? – измученным голосом спросила миссис Спарклз. – Какие друзья? Твой сын был дома один! Он болен!

– Не торопись, – мягко ответил Альберт. – Может, оно не так серьезно. Со мной вот тоже бывало. Случалось, что… Да наверняка со всеми. И я иной раз такое мог наболтать… не нарочно. Может, это все пустяки, а? Может, порции надо увеличить чуть-чуть… благоразумие.

– Не понимаю, не понимаю, – забормотала взволнованная Фелиция, – это ведь бывает только у тех, кто не пьет благоразумие! А Саймон? Разве он может так? Саймон, милый, ты же не забыл выпить благоразумие?

Мальчик, разумеется, помотал головой – «нет, не забыл», хотя он и в этот раз ловко подсунул свой кофе рассеянному отцу.

– Ты же подала нам кофе, – пожал плечами Альберт. – А он, как видишь, уже все выпил. Что еще нужно?..

– Все-таки я должна пригласить доктора на выходной день.

– Согласно действующей редакции Свода законов для пассажиров любого возраста и положения разрешаются формальные вызовы служителей на дом, – уверенно ответил Альберт.

Фелиция неодобрительно покачала головой, и он, рассудив, что не может больше быть ей полезен, отвернулся к окну.

– К нам приходили гости, – задумчиво сказал Саймон. Он теперь тоже глядел в окно.

– Гости? У нас вчера не было гостей, – удивилась миссис Спарклз. – К папе заходил господин Гришэм, но он только передал кое-какие бумаги, и ты как раз…

– Они приходили днем, – продолжал мальчик. – Я думал, что я сплю, но я не спал, потому что я сидел и слушал, как они говорили.

Мама взяла его за подбородок.

– Сынок, у нас не было никаких гостей, – сказала она севшим от волнения голосом, и Саймон, глядя на нее, пришел в себя.

«Я что, уснул? – в ужасе подумал он. – С чего все началось? Я не помню…»

Саймону снова стало нехорошо, и, кое-как отбившись от расспросов, он отправился в свою комнату.

Апартамент вскоре опустел, но на палубу обрушился такой гулкий ливень, что заснуть Саймон не смог. Лежа на боку, он наблюдал за тем, как бесконечные потоки осаждают большое оконное стекло. «Что, если дождь не кончится и весь Корабль зальет водой? – думал он. – Создатели спасут нас? Или мы в конце концов пойдем на дно?» Капли разбивались о мостовую, приближая наступление злых вод Океана, а Саймон лежал в полузабытьи. Время от времени он чихал и, уронив после этого голову обратно на подушку, бесцельно таращился на дверцы книжного шкафчика. Он уже не мог повернуться – от этого начинало ныть все его больное тело.

Он не заметил, как окно погрузилось на глубину.

Из-за портьеры донеслась спокойная, протяжная речь – усатый. Второй говорил отрывисто и глухо; это был, очевидно, лысый.

В очередной раз подняв голову, Саймон навострил уши. Дождь, как ему показалось, все же прекратился, а голоса явно были чем-то удивлены и не замолкали теперь ни на секунду. Тогда мальчик собрался с мыслями и решил – несмотря ни на какую боль! – выяснить, кто эти люди и как – и откуда! – они попали на Корабль.

Шагнув в гостиную, он обнаружил, что с момента его вчерашнего побега не изменилось ровным счетом ничего! Сопроводители в синих и коричневых одеждах все так же скученно располагались на диванах, в креслах и просто на полу (как же могла миссис Спарклз целый день не замечать беспорядка, устроенного в гостиной?). Лысый в комбинезоне сидел в том же кресле у столика. Усатый мужчина все еще вальяжно прятал руки в недрах своего костюма, и его трость не сдвинулась с места ни на сантиметр.

– Куда это вы запропастились, Спарклз? – первым спросил он.

– Они шуткуют, – презрительно сказал лысый. – Предлагаю всем присутствующим разойтись. Пускай…

– Ну что вы, мистер Фатом, – перебил его мужчина в костюме. – Проявите же уважение к нашему гостю! Вы хотите, чтобы резиденты Океании-Б считали нас заносчивым, инертным, ни на что не годным руководством?

– Они имеют право думать о вас все, что только захотят, Раймонд, – фыркнул мистер Фатом. – Океания-Б вам не принадлежит.

– Это – вопрос времени и развития моего города, – улыбнулся мистер Раймонд и затем обратился к вошедшему: – Итак, мистер Спарклз, добро пожаловать в Океанию-А – величайшее из подводных поселений!

Саймон, который на все это время опять превратился в нерешительность, наконец подал голос.

– Мы под водой? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Ну не над водой – это уж точно, – хохотнул Фред (однако Саймону показалось, что смех этот чем-то омрачен).

– Что с вами, Спарклз? – взволновался Раймонд. – Вы пострадали от чего-нибудь по дороге? Вы прибыли в Океанию-А из Океании-Б в междугороднем батискафе. Да у вас еще и вода стекает с носа! Неужто авария?..

Фред ничего к этому не добавил, но он порылся в карманах своего комбинезона, извлек оттуда синий носовой платок, скомкал и швырнул его Саймону. Мальчик поблагодарил.

– В любом случае – не стоит терять ни минуты, – вновь улыбнулся усатый. – Конечно, вы желаете посмотреть на Океанию-А – оценить, так скажем, будущую рабочую обстановку. Не станете возражать, если мы покинем «Уотерхоллс» прямо сейчас?

– «Уотерхоллс»?

– А вы не помните и вывески? Вы не могли ее не заметить при приближении!

Саймон растерялся и промолчал.

– Что ж, взглянем и на нее!

Раймонд поднял свою тросточку и указал ею на стеклянную дверь за сдвинутой портьерой.

«Как же так? – изумился про себя Саймон. – Там ведь нет никакой двери…»

И это было только начало!

Мистер Фатом и все, кроме Раймонда, скрылись за появившейся дверью. Мужчина в коричневом костюме задержался.

– Прежде всего следует представиться, – сказал он и протянул руку. – Я – Эдвин Раймонд, главный распорядитель города Океания-А и заведующий Сферами Образования. Теперь попрошу вас – не держите зла на второго распорядителя. Между нами есть разногласия, но вас они ни в коем случае не касаются… Так или иначе, экскурсию для вас проведем мы оба – но по отдельности.

Саймон пропустил почти все сказанное мимо ушей. Он с превеликим удивлением разглядывал то, что когда-то было его пижамой – необыкновенный бархатный костюм, какому позавидовали бы почтеннейшие участники праздничного парада! На нем теперь была синяя пелеринка с прямоугольным белым воротником, обшитым рюшами, тугой черный корсаж на шнуровке поверх белой рубашки и синие бриджи поверх привычных белых чулок, милейшие черные башмачки с открытым подъемом и синим бантом на лодыжке. Он вытягивал то одну, то другую руку, осматривая длинные сборчатые манжеты, потом снял с рыжей головы синюю бархатную шляпу, украшенную белой лентой, и принялся бестолково вертеть ее в руках. Видя такое замешательство, Эдвин Раймонд не стал дожидаться ответа на свой жест и вежливо кивнул.

– Надеюсь, на месте ваш энтузиазм не иссякнет, – добродушно прибавил он и направился к стеклянной двери.

Через эту дверь они должны были попасть в комнату Саймона, но разве могла теперь там быть комната Саймона?! Стекло, повсюду одно стекло – кое-где треснутое, немытое, оцарапанное… но все здание состояло из стекла! Здание ли? Апартаментарий? Нет! Их окружали изогнутые, полусводчатые стеклянные комнаты, и они располагались так необычно, что у Саймона помутнело в глазах и он едва не потерял равновесие. Он не понимал, где верх, а где низ, что на чем и что к чему; вполне возможно, они с Раймондом были притянуты к стене или подвешены к потолку… Но здесь не было ни привычного потолка, ни привычного пола.

Они попали внутрь огромного стеклянного шара!

От страха Саймону захотелось лечь на стеклянную плоскость под ногами и передвигаться только ползком. Но мистер Раймонд уверенно зашагал вдоль того, что в здании имело бы право называться кольцеобразным коридором или, скорее, галереей (но на самом деле было периферией верхнего сечения шара), затем свернул налево и вдруг начал медленно проваливаться в стекло по наклону. Саймон был вынужден догонять его; повернув за ним, он увидел огромную стеклянную лестницу, которой воспользовался главный распорядитель. Глянув отсюда вниз, он вскрикнул: внутри шара помещались десятки шаров, последовательно уменьшающихся в размере!

«Вот так сон!» – подумал потрясенный Саймон. Или же не сон?

Какой это сон мог превратить целый Корабль в стеклянный шар?

Лестница все же выглядела настоящей и довольно прочной. Отложив раздумья, Саймон взял себя в руки и скоро поравнялся с мистером Раймондом.

Они спускались по широким стеклянным ступенькам к самому центру гигантского шара, минуя кольцеобразные галереи (это была, в сущности, только одна, спиралевидная галерея) и комнаты – десятки комнат – на этажах-сечениях, похожие на бесформенные прозрачные шкатулки, полные сувениров и украшений. Многие комнаты были завешены разноцветными портьерами, на других же портьер не было, и стеклянные стены и двери показывали всякую интересную утварь. Вся внутренняя поверхность шара излучала мягкий свет круглых ламп, вставленных в стекло. А за этими лампами Саймон рассмотрел темно-синий цвет, охвативший собой все внешнее пространство, и если он не был небесами, – в чем Саймон не сомневался, – то он, очевидно, и вправду был водой!

– Это Океан? – вырвалось у него. – Мы – в Океане?

– Мы – в Океании-А, – подтвердил Раймонд.

Лестница закончилась, когда они достигли предпоследнего шара; на его единственном сечении заканчивалась также одна спираль удивительной галереи и начиналась другая, спускающаяся вниз. Последний шар находился между ними, прикрепленный на небольшой высоте к причальной раме, явно рассчитанной на два таких шара. Он был совсем невелик – около четырех метров в диаметре – и напичкан всякими механизмами так, что казалось – едва ли в него сможет влезть хотя бы один человек.

Раймонда, однако, вид этих механизмов ничуть не смутил. Он отворил стеклянную дверцу и жестом пригласил спутника внутрь. Разумеется, места было достаточно для обоих, да и, пожалуй, еще шести-семи сравнительно худотелых экскурсантов. И все же почти вся площадь шара была скрыта под трубами, баллонами и клапанами, металлическими коробками и проводами, шестернями, пружинами и маховиками, указателями, лампами, экранами и другими странными предметами. Среди них было втиснуто круглое окошко – иллюминатор, а под сечением Саймон увидел самую настоящую водную пучину и тут же попятился обратно к дверце, чуть-чуть не уронив с головы синюю шляпку. Эдвин Раймонд, не выдержав, улыбнулся.

– С вами определенно что-то не так после междугороднего переплытия, – заметил он. – Должно быть, вы не можете привыкнуть к воздуху Океании-А?

Саймон не ответил, он завороженно глядел вниз, в бездонную синюю глубь, кругом которой зыбились размытые контуры стеклянных стен и перегородок. Главный распорядитель пожал плечами и потянул на себя какой-то рычаг. Шар медленно отделился от рамы, под ним раздвинулись стеклянные створки, и он начал опускаться одновременно с уровнем воды в наклонной шахте. Под стеклянным полом раскатилось множество пузырьков, заслонившее обзор, и Саймон перевел взгляд на шумно заработавшие механизмы. Отойдя на шаг в сторону от Раймонда, он увидел над доской управления большую табличку с надписью «ПРИМИТЕ БЕЗОПАСНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ОЖИДАЙТЕ ОТБЫТИЯ». Тут он заметил, что распорядитель держится за поручень, выдавшийся из какого-то ящика. Саймон решил, что безопаснее всего будет следовать этому примеру, но поручень находился на недосягаемой для него высоте. Стоило только это понять, как позади раздался негромкий щелчок и вывалился другой поручень, едва не стукнувший его по затылку. Саймон схватился за него, и сию же секунду стекло под ногами начало дрожать, изгибаться и принимать разные неустойчивые формы; скорость спуска воды значительно увеличилась.

– Батискаф! покидает! «Уотерхоллс»! господин главный распорядитель, – сказал кто-то над головой таким голосом, что Саймон сразу вспомнил дребезжащие реплики мисс Бриан. «Господин? – подумал он. – Все-таки он – Господин? Или…»

У Саймона что-то щемило внутренности, но он держался твердо. В тряске ему удалось даже выловить из кармана бриджей платочек мистера Фатома и прижать его к ноздрям. Стеклянные стены в иллюминаторе исчезли, шар погрузился в воду и теперь, не переставая шуметь, завертелся вокруг своей оси с неопределенной скоростью. Если бы все было спокойно, Саймон попытался бы разглядеть в круглом окошке обещанные взрослыми вечные муки, но он не мог выпустить поручень, и некоторое время даже говорить было ужасно трудно, – так что он решил пока не расспрашивать мистера Раймонда обо всем необыкновенном происшествии.

Несколько секунд спустя вращение все же замедлилось и можно было смотреть в иллюминатор. В Океане было почти темно, но мимо глаз раз за разом проплывала вдалеке та самая вывеска – огромные вертикально соединенные буквы «У-О-Т-Е-Р-Х-О-Л-Л-С», горящие ярким синим светом… и словно по волшебству скользящие по меридиану прозрачного шара вверх и вниз! Наверняка и в это был вовлечен какой-нибудь механизм, но рассмотреть его из водной глубины не представлялось возможным.

– Замечательная работа, – не оборачиваясь, громко изрек Эдвин Раймонд. – Избавители потрудились на славу.

– Кто такие избавители? – выдавил Саймон.

Главный распорядитель в ответ трижды кашлянул, давая понять, что шутки здесь неуместны. Саймон, который, как ни странно, вспомнил этот жест из своего сна, допытываться не стал. В иллюминаторе между тем появился новый гигантский шар, – вернее, его нижняя часть, в которой открывался новый шлюз для маленьких самоходных сфер.

– Батискаф! прибывает! в Сферу Искусства А! – подтвердил неприятный голос над головой.

Сфера Искусства – вероятно, не единственная в своем роде – сияла таким несметным числом цветов и оттенков, которое было просто поразительно для непривычного глаза жителя Корабля – даже того, кто видел Кораблеатр. Цветные предметы за стеклянными стенами отличались от убранства комнат «Уотерхоллс»; как будто все они были сделаны из стекла, и среди них, кажется, не повторялась ни одна форма, несмотря на то что количество их не укладывалось в сознании.

– Было бы неправильно, – заявил мистер Раймонд, – начать ваше знакомство с моим городом не с этой Сферы. Ваши старые друзья мечтают о том, чтобы увидеть ее хотя бы однажды в жизни, но не всем, как вы понимаете, удается. Вам стоит поблагодарить меня, мистер Спарклз.

– Спасибо, – покорно сказал Саймон. Батискаф зашел в шахту, и он уже очарованно наблюдал за пузырьками в иллюминаторе.

Когда они поднялись к центру Сферы Искусства А, второй батискаф исчез в собственной шахте шлюза – без явного участия в этом людей.

– И здесь я не заметил вывески, – первым делом признался Саймон, выйдя из батискафа на сечение центрального шара.

– Искусство определяет себя само, – покровительственно ответил мистер Раймонд. – Вы не увидите здесь ни вывесок, ни надписей.

Саймон недоуменно промолчал: когда об «искусстве» говорили на Корабле, то имели в виду комедии Юджина Ховарда, представления с дымом и юмор от Создателей на экране Кораблеатра. У обитателей Океана, видно, было свое понимание искусства. Начиналось оно с причальной рамы, к которой присовокупилась сфера батискафа: рама была со всех сторон увешана небольшими стеклянными шарами, наполненными шестеренками, пружинами и прочими деталями, какие имелись в самом батискафе. Эти шарики были похожи на его сувенирные копии. Саймон показал пальцем вверх:

– Это игрушки? Или сувениры?

– Ни то ни другое, – снисходительно улыбнулся мистер Раймонд. – Это – первый экспонат.

– Что?

– Экспонат. Иначе говоря, выставленный в этой Сфере предмет искусства.

– Шары?

– Вы видите только шары, мистер Спарклз?

Саймон покраснел.

– Я понимаю, что это батискафы, – пробормотал он.

– Не просто батискафы! – воскликнул главный распорядитель. – Вы должны видеть в них кое-что еще!

Саймон снова поднял глаза кверху.

– Кажется, все вместе они походят на люстру, – задумчиво сказал он. – У нас на Корабле… – И осекся.

– Люстра?

Мистер Раймонд покачал головой. Он был настолько обескуражен, что не принял во внимание последние слова экскурсанта.

– Что ж, просмотрим другие экспонаты, – произнес он наконец и решительно стукнул тростью о сечение.

Стеклянный свод над здешней парадной лестницей по всей своей длине был разрисован неправильными, своеобразными фигурами, которые нельзя было связать ни с одной существующей вещью, и странными, неописуемыми узорами без всякой закономерности. Каждый шаг наверх был достоин навечного сохранения в памяти человека. Саймон не видел среди этих рисунков того, что он видел среди звезд, того, что уже принадлежало чьей-нибудь задумке… но им, похоже, не нужны были привычные значения и очертания, они сами зарождали какой-то особый смысл, не известный ни ему, ни их создателям, ни даже, может быть, бескрайнему Океану; может, смыслов было целое множество, столько же, сколько и красок; а может, их не было вовсе, хотя Саймону не нравилась такая догадка и он старался думать об этом поменьше.

Раймонд пропускал выходы с парадной лестницы, пока они с Саймоном не добрались до верхнего сечения самого большого шара.

– Мы посетим только первую субсферу, – пояснил он. – Для остальных у нас, увы, не хватит времени. Но вы непременно побываете там позднее…

Преодолев последнюю стеклянную ступень, они повернули направо и занялись исследованием сечений. Здесь уже появилось немалое число мужчин и женщин в желтых, бирюзовых, лиловых костюмах самых различных фасонов. «Есть ли у них какой-нибудь Праздник? – подумал тут Саймон. – Как же они выглядят в праздники?» Удивительно, но вся местная палитра нисколько не раздражала глаз, напротив, от нее становилось приятно и светло, несмотря на близость сумрачного Океана, и внутренность шара – а вернее сказать, субсферы – обретала благодаря ей весьма гостеприимный вид. Люди говорили не повышая голоса, и медленный стук каблуков по стеклу почти не действовал на слух.

Экспонаты со стороны Океана были вставлены в прозрачно-сияющую стену шара. Экспонаты со стороны второй субсферы красовались на полочках из тончайшего стекла.