– Спасибо вам большое, Юрий Михайлович – произнес журналист, смотря в глаза уставшему дедушке, ему уже хотелось поскорее завести полученный материал домой, где бы можно было в тишине придумать общую идею его статьи. Алексей хотел было встать, когда в комнату зашла растерянная Настя. Она по всей видимости простояла все это время за приоткрытой дверью и могла слышать их разговор от начала и до конца.
– С вами все в порядке? – поинтересовался у нее Алексей, закрывая блокнот.
– Да, конечно, просто, знаете, я впервые слышу эту историю. Дедушка бы мне ни за что и никогда бы не рассказал о своем прошлом – ответила она.
– Тогда я скорей всего пойду – сказал журналист, приподнимаясь. Ноги немного затекли, сидеть в старом неудобном кресле на протяжении двух часов оказалось сложнее, чем он предполагал в самом начале. Когда он почувствовал, что в сиденье шариками скатаны куски поролона, ветеран уже начал свой рассказ, а отвлекать его просьбой пересесть Леша не хотел.
– Может чаю? – предложила ему Настя, видя, что гость уже засиделся в комнате.
– Нет, благодарю. Мне нужно идти – ответил Алексей, представив, что ему придется сесть обратно, ожидая, пока вынесут горячий напиток.
– Как жаль, что вы так быстро уходите, я провожу вас – сказала ему Настя, проходя к выходу.
– Очень рад был с вами пообщаться, еще раз спасибо за интервью, всего доброго – прощался Алексей с пожилым человеком. Тот лишь кивнул в ответ, провожая молодого журналиста взглядом.
Прикрылась старая скрипучая дверь, за ней раздавались голоса. Алексей прощался с Настей, благодаря за то, что она смогла организовать ему такую встречу. Та смеялась, что-то говорила в ответ, за стенкой было плохо слышно. Раздался звук захлопывающейся двери и поворачивающегося замка.
Настя вошла в комнату, где на стуле развалился дед. Он достал из портсигара одну папироску, которую смаковал, будто Сталин, курящий свою трубку. Юрий Михайлович сидел, уставившись куда-то вдаль. Ему не было дела до того, что Настя вошла в комнату и смотрела на него, ожидая хоть какой-то реакции.
– Так ничего и не скажешь? – спросила она его.
– Что я должен тебе сказать? – буркнул он, выпустив струю дыма.
– Надо было самой отмахнуться, когда он позвонил. Сказала бы, что он обознался или просто ошибся – произнесла она, закрыв за собой деревянную дверцу.
– Со мной все хорошо, не беспокойся – сказал дед, продолжая смотреть куда-то в сторону.
– Дура, зачем только ответила – процедила она сквозь зубы.
– Ты все сделала правильно, сейчас этим делом заниматься никто не будет. У меня будет замечательное алиби и нам не придется скрываться как и прежде – сказал ей дед, отвлекшись от папиросы.
– Ты уверен, что в твоей легенде нет пробелов, по крайней мере этот идиот может обнаружить какую-нибудь несостыковку, и тогда все, мы пропали – заявила Настя.
– Не паникуй, ему и в голову не придет, что дряхлый дед захотел его специально запутать и дал ложные показания – усмехнулся старичок.
– Может, мне надо было быть настойчивее с чаем? Он бы ничего не вспомнил, а мы с тобой были не причём – предположила она.
– Ты испортила чай? – переспросил он ее.
– Мне показалось, что он слишком сильно докапывается до подробностей – ответила она.
– Моя ты умница, но он не опасен, я это чувствую – сказал старик.
– Скажи это о тех, кто прочтет его статью. О тебе узнают и могут заинтересоваться еще больше – настаивала она на своем.
– Моя дорогая, никому из них и в голову не придет, что я стоял с отцом на этой чертовой наблюдательной вышке. Это был хитрый ход с его стороны, спасти меня, раздев и засунув в чулан, который бы не смогли поджечь напуганные охранники. Когда же пришил эти красноармейцы, нас отправили в союз. Открою тебе секрет, детей из лагерей старались забрать американские освободители, их брали и из германских приютов. Тогда советские матери подняли такой шум, требуя вернуть им их чад, что союзникам пришлось пойти на уступки – ответил дед.
– Это было в первый и последний раз, мне кажется, сейчас достаточно спокойная обстановка, чтобы мы смогли вернуться обратно в Германию – ответила она.
– Кончай с этим, у нас есть дела здесь, отдыхать будем в гробу, а пока, доставай ящик! – скомандовал старикашка, затушив папиросу.