Гунны

– Но Парфяне будут преследовать и уничтожат нас еще до того, как мы сможем пройти и несколько миль. Против их кавалерии мы бессильны. Они снова просто забросают нас стрелами, не дав нам возможности вступить в рукопашную схватку.

– А сколько парфян там? – поинтересовался я.

– В лагере легионеров, которым командует парфянин, было три тысячи конных лучников. В двух милях был еще один лагерь, где их пятнадцать тысяч и три тысячи катафрактариев.

«Их сейчас, возможно, будет меньше. Хотя, царь парфян должен понимать, что если мобилизуют силы для войны с Антонием, то оголит границы с тохарами. А последние узнав, что восточные территории Парфии остались практически без защиты, точно нападут. Надо было заключить с ними союз против парфян, когда они предлагали», – подумал я и взглянул на близнецов.

Те сидели и смотрели на меня как на сумасшедшего, разинув рты. Увидев, что я посмотрел на них, Иргек произнес:

– Ты, что хочешь натворить? Лишить нас единственного союзника? Ты что совсем лишился разума? После того, как ты окончательно отобрал Согд из-под влияния тохаров и Хорезма, те объединятся с дахами и тогда вместо ханьской армии, здесь будет стоять их объединенная конница и среди них будет много кочевников. Тогда уже ты не сможешь использовать наше преимущество, и никто уже не придет тебе на помощь. Глупцам духи предков и Тенгри не помогают. Мало того еще и Сакман угрожает нам и он может объединиться с сарматами. Ты еще забыл про своего дядю Кокана, который ждет удобного случая покончить с тобой.

– Да все нормально будет. Дахи с тохарами настолько ненавидят друг друга, что союза против нас заключить не смогут, даже если и захотят. Сейчас дахи отвлечены на войну с Римом, а потом еще будут долго заняты внутренними разборками. Так что в ближайшие пять лет им будет не до нас. Хорезмийцы сцепятся с тохарами за влияние в Согде. Сакман, если бы хотел, уже давно выступил против меня, еще тогда, когда ханьцы осадили город. Он умен и благороден и думаю не стоит его считать заклятым врагом. Потому мне надо будет с ним встретиться как можно быстрее. Ну, а Кокан еще долго не осмелится повести своих воинов против победителя лучшего ханьского генерала. Если он начнет войну со мной сейчас, то рискует тем, что половина его гуннов перейдет ко мне. Так что Гай, выбери с десяток центурионов, завтра поведешь их в Маргуш. Твоя задача проникнуть в лагерь, уговорить легионеров поднять восстание и уничтожить трехтысячный гарнизон. Вы, Иргек и Ирек выступите одновременно с легионерами. Возьмете пять тысяч гуннов, десять тысяч усуней и саков. Но пойдете только в Хорезм. Дайте несколько сражений и уходите обратно в степи. Нужно отвлечь Артаву от мыслей о Согде и помочь укрепиться там Парману с Фарухом. Только не увлекайтесь. Ну, а я последую вместе с легионерами, – сказав это, я свистом подозвал коня, вскочив на него, помчался галопом в город. За мной последовали десяток Угэ, бдивших до этого неподалеку.

Город напоминал улей. Всюду сновали люди, которые таскали каменные глыбы и строительный лес, слышались удары кувалд о железо в десятках кузниц. По моему приказу вместо деревянной внешней начали строить каменную стену. Центральную цитадель расширяли и строили в нем тронный зал, где я уже мечтал принимать иностранных послов. Казармы и бараки рабов разобрали. Над городом стоял густой черный дым.

«Надо будет позже перенести этот металлургический завод куда-нибудь за территорию города», – решил я, откашлявшись от першения в горле возникшего в результате вдыхаемого едкого дыма.

Я подъехал к стоящей толпе под большим навесом между кузниц и плавилен. Ко мне подошел сак – кузнец Кусэк, который был кем-то вроде главного инженера на этом «заводе».

Кусэк, коротко приветствовав меня и сказал:

– Великий хан, принимай нашу первую работу. Мы выполнили твое поручение. Отличные доспехи вышли. Никогда бы сам не додумался до такого.

Я сошел с коня и увидел, как из-под навеса выходят десять воинов экипированных как рыцари из музейных экспонатов. Конечно, до изящества французских доспехов было далеко, но на вид были гораздо более практичней. Латы одетые поверх кольчуги были сплошными, защищающими все тело, но при этом не стесняли их движений, так они легко, без посторонней помощи сели верхом. Их кони также были полностью покрыты кольчугой и усилены на груди и голове сплошным железным панцирем. Я был удивлен. Конечно, я в подробностях объяснил кузнецу как должны выглядеть латы, но не ожидал, что у него получится точная копия рыцарских доспехов с закрытым шлемом.

Кузнец, с удовольствием наблюдая за мной и видя, что я как минимум, не разочарован, предложил проверить мне их прочность, подав мне заряженный китайский арбалет и выстрелить в воина на коне.

– Нет, а если доспех не выдержит?

Тогда Кусэк вырвав у меня арбалет и развернувшись, выстрелил в упор в ближайшего «рыцаря», тот от неожиданности чуть было не слетел с седла от удара стрелы, но выучка степняка привыкшего с трех лет ездить верхом помогла ему удержаться.

Я в свою очередь хотел накричать на кузнеца, но увидев, что «рыцарь» спокойно спрыгнул с коня и идет ко мне сдержался. Осмотрев панцирь, обнаружил глубокую вмятину, в том месте куда попала и отскочила стрела.

– И как скоро ты сможешь сделать мне пять тысяч полных комплектов этих доспехов? – поинтересовался я.

Кузнец рассержено запыхтел.

– Да не обижайся, – примирительно похлопал я по плечу Кусэка, – теперь вижу какой ты великий мастер своего дела и больше не буду сомневаться в твоей работе, – и, видя как преображается его лицо и появляется довольная улыбка, снова задал ему тот же вопрос. На что он ответил:

– Изготовить запрашиваемое тобой количество доспехов мы сможем только к наурызу. Но у нас железа мало. Даже если переплавим все оружие ханьцев, нам хватит в лучшем случае на двух тысяч всадников.

«Та-а-ак, почти год жать. А что, праздник наурыз здесь тоже отмечают? Хотя это естественно», – и вслух сказал:

– Пока продолжайте ковать эти две тысячи. Будет вам материал. И, Кусэк, ты смог, э-э-э, конечно же, ты сделал, что я еще у тебя просил?

Сак еще больше самодовольно заулыбался этой моей заминке и, нарочито растягивая удовольствие, махнул рукой. Через несколько секунд из-под навеса выскочили два парня, неся на руках четыре длинных свертка. Кусэк развернул первую, самую длинную, и продемонстрировал саблю в железных ножнах, украшенных золотом. Я вытащил саблю из ножен, длиной она была сантиметров в сто, рукоять с гардой тоже были украшены золотом. Само лезвие было широким, с изгибом и заострялось в конце. Сабля в руке ощущалась гораздо удобнее и была легче, чем мой палаш. Я крутанул саблю в руке. Центр тяжести был удален от эфеса сабли, что увеличивало силу удара при максимальной легкости этого оружия. Клинок был идеальным. За два с лишним месяца, которые нахожусь в Древнем мире, я ознакомился и научился владеть всеми видами рукопашного оружия, используемого здесь: от китайского меча и римского гладиуса до палаша гуннов и акинака саков. Меня сначала гонял Ужас, а после его отъезда тренировали близнецы. Последние вообще были звери, не давая мне ни дня отдыха, поочередно фехтовали со мной, а иногда нападали одновременно вдвоем, отчего я все время ходил в синяках и царапинах. Но, в принципе, я был благодарен им. Воинская наука была для меня здесь просто жизненно необходимой. Да и ученик я оказался толковый. В последнее время стал одолевать близнецов, за счет большей быстроты и ловкости, мог успешно противостоять им обоим одновременно. Видимо все же рефлексы старого хозяина бывшего прекрасным воином и мышечная память этого на удивление сильного и развитого тела, несмотря на молодость, быстро адаптировались под новое сознание.

Кузнец, продолжая наблюдать за мной, предложил испробовать саблю на качество. Я посмотрел на стоящего рядом воина. Но Кусэк, громко рассмеявшись, предостерег:

– Если ты не хочешь убить его, то этим оружием не стоит рубить доспех на нем. Лучше попробуй вон на этом, – и показал на чучело, одетое в бронзовый шлем и пластинчатые доспехи, накинутые поверх кольчуги.

Я подошел к «манекену», снова крутанув саблю, с размаха опустил его на шлем и, не останавливаясь на ходу перебросив саблю с правой руки в левую, крутанувшись на месте, ударил по корпусу чучела. Шлем и корпус развалились в три куска. Сабля прошла по доспехам как раскаленный нож сквозь масло. Посмотрев на лезвие, увидел там свое отражение, но, не обнаружил и одной зазубрины. Видевшие все это кочевники с восторгом загудели.

– Теперь таким оружием я буду вооружать всех своих воинов, – крикнул я окружающим на эмоциях.

Все дружно взревели, восхваляя меня. Повернувшись к кузнецу и показывая взглядом на орущих, спросил:

– Ты понял, Кусэк?

– Да, каган, – ответил он.

– Давай, показывай остальные.

Вторая сабля оказалась близнецом первой. Осмотрев ее и убедившись, что она не хуже первой, передал ее Угэ.

Затем изучил содержимое следующих свертков. Там тоже были клинки, так же как и сабли заостренные в конце лезвия, но с меньшим изгибом, без украшений и короче, длиною чуть больше восьмидесяти сантиметров. Я положил шашки в ножны, к которым уже были прикреплены по моему желанию ремни и закинул их за спину так, чтобы обе рукоятки находились по обеим сторонам головы.

Я выхватил оба клинка и совершил несколько финтов, в развороте, прыжке, крутя шашками над головой и впереди себя.

«Ну, Иргек и Ирек, теперь вам еще тяжелей будет со мной справиться, даже вдвоем», – подумал я, вкладывая клинки обратно в ножны. Оружие в моих глазах было идеальным. Такие клинки, только с моих слов и рисунков, мог выковать настоящий мастер с десятками лет опыта изготовления оружия.

– Сколько времени тебе понадобиться, чтобы изготовить еще пять тысяч сабель? – спросил я у кузнеца

– Эти мы ковали почти тридцать дней. Теперь мы умеем и знаем, как подобрать нужную прочность стали и угол заточки, следующие изготовим быстрее. Здесь по твоему велению соорудили пятьдесят кузниц и собрали сорок два кузнеца с их учениками. Но нам еще нужно выполнить предыдущий твой заказ, – он показал пальцем на стоящего рядом «рыцаря» в новеньких латах. – Вот если бы к нам прибыло мастеров и построить еще сотню кузниц…

– Всего тебе мало, Кусэк. Металла мало, кузнецов мало, мастерских тоже мало. Ладно, пока пусть начинают строить кузницы. Только не в городе, а туда, куда-нибудь подальше, а то дышать нечем уже здесь. А мастеров я тебе скоро добуду, – ответил я ему.

Садясь на своего коня, я обратился к Угэ:

– Возьми эти два клинка и отнеси их в мою юрту, – и, хлестнув коня, помчался по направлению к юртам где жили Иргек и Ирек, подумав: «Жалко, что я не металлург, а то можно было бы и усовершенствовать процесс изготовления оружия».

Глава

VII

Мы обошли земли Хорезма мимо северных ее границ. Я отказался от первоначального плана посылать Иргека и Ирека в Хорезм. Вышли к лагерям парфян с той стороны, с которой они не ждали нас. Вообще-то они не ожидали того, что гунны атакуют Парфию, так как не считали нас врагами. Но я их разочаровал.

Парфяне увидев, что с севера на них движется тридцатитысячная орда с синими знаменами гуннов с явным намерением убивать всех встреченных, снялись с лагерей и ушли под защиту стен Маргуша, оставив пеших легионеров одних. К чести римлян они не бежали, побросав оружие, а быстро перестроились с походной колонны в одну широкую шеренгу, повернувшись к армии кочевников и приготовив для броска свои пилумы.

– Ну, иди, обрадуй их, – сказал я Гаю, показывая на стоящие в пятистах метрах от нас легионы, – а то они собрались умереть.

Стоявшие рядом Иргек и Ирек, вождь присоединившихся ко мне усуней и саков Акпан и Скун, вождь аланов Батразд и Сакман, на поясе последнего висела новенькая сабля в золоченых ножнах, громко, не хуже своих лошадей на которых они сидели, дружно заржали.

* * *

«Вот надо же быть таким придурком! Нет, ну на кой черт я поперся один на охоту в эти камыши. Еще и коня своего оставил. Мало того, что вот уже полдня брожу никого не выследив, на меня напал кабан, который чуть не порезал меня своими «бивнями». Хорошо еще, что он сбив меня с ног в эту затхлую грязевую лужу, пронесся мимо и скрылся дальше в солончаках. С одной стороны возвращаться без добычи не хочу, но с другой, комары и мошки скоро до смерти замучат. Да и жрать охота, ничего с собой не взял», – думая об этом, держа в руках охотничьи лук и стрелу брел в камышовых зарослях, растущих на много километров вдоль реки Сырдарья, называемой кочевниками этого времени Яксартом.

– Ну здравствуй, Богра, – донеслось у меня позади, – долго я ждал, пока ты останешься один. Наконец духи предков услышали…

Я, не дослушав того, что там услышали предки стоящего позади, резко прыгнул влево в боковом сальто и, приземлившись на ноги, пустил стрелу во врага.

Сакман без труда поймал пущенную мною стрелу левой рукой. Все-таки, стрелял я не боевым луком.

«Вот же сука», – подумал я. Вот он держал в правой руке лук боевой, без стрелы. Да это был канлы Сакман, вождь рода идель, сестру которого убил Шоже. Я посмотрел за его спину. Там никого не было. Затем более внимательно осмотрел его. Он был одет просто: в кожаные штаны, заправленные в высокие, почти до колен сапоги и в легкую куртку, тоже из кожи. Доспехов на нем не было как впрочем и на мне. На поясе в простых деревянных ножнах висел палаш и пара ножей, за спину накинут колчан, наполненный стрелами.

– Ты пытался застрелить меня в спину? – крикнул я, выхватывая две мои шашки из-за спины.

Сакман, ухмыльнувшись, ответил:

– Если бы я хотел убить тебя стрелой, то ни какие сайгачьи прыжки тебе не помогли бы. Ты был бы уже мертв, – и, бросив лук, выхватил свой палаш.

– Сакман, я не хочу с тобой драться, давай поговорим. Не виноват я в смерти твоей сестры. Я не помню, что говорил Шоже.

Драться с ним я действительно не хотел. Не потому что не хотел убивать Сакмана. Все-таки моя жизнь для меня дороже, чем его. А потому, как уже опытный боец, видел и чувствовал, что он воин наивысочайшего класса, во много раз опытнее, сильнее, быстрее меня. Поэтому я хотел протянуть время. Должны же были начать искать своего кагана его телохранители – «Вот же дебил! Надо же было сунуться одному в эти солончаки».

– Послушай меня, Сакман, давай сначала выясним все, а потом…

– Не думал, что потомок великих каганов и сам великий каган начнет скулить подобно щенку, – скривилось в презрительной гримасе лицо вождя рода идель.

Тут я разозлился, и у меня отключилось здравомыслие и, соответственно инстинкт самосохранения. Я прыгнул навстречу ему, сокращая дистанцию между нами и несколькими взмахами моих шашек ударяя его колющими, рубящими ударами, целясь ему в живот, в горло и в голову. Сакман с легкостью отбил все мои выпады и нанес в свою очередь рубящий удар сверху с явным намерением расколоть мою голову, как арбуз надвое. Я отбил этот удар шашкой, находящейся в левой руке и, направляя инерцию его палаша в сторону, одновременно уходя вправо, увидел его незащищенный бок, в который и хотел воткнуть свой свободный клинок. Но не тут то было. Сакман в стиле аля-карате, ударом ноги, называемом в мое время «екой», долбанул меня в грудь с такой силой, что я отлетел обратно на тоже место, где стоял до начала поединка.

Я вскочил на ноги еще до того, как он мог приблизиться и снова крутанул обеими шашками. Смотря на него со злостью, осторожно начал приближаться к нему, медленно сокращая дистанцию и внимательно наблюдая за его движениями. Меня охватила ярость.

Сакман к моему изумлению сделал два шага назад, в его вдруг расширившихся глазах, смотревших до этого на меня с прищуренным спокойствием, я увидел страх. Он опустил свой палаш и сделал еще два шага назад.

– Что, Сакман? Исппууу… Тут я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит. Туда и смотрел с ужасом Сакман. Я повернулся.

– Твою мать! – крикнул я на русском и инстинктивно прыгнул в сторону и, не удержавшись, снова плюхнулся в тухлую лужу.

За мной стоял огромный волк, ростом выше меня. Шерсть у зверя была странной с синим отливом. Морда волка оказалась в тот момент прямо у моего лица.

Хищник прошел мимо, даже не взглянув на меня, остановился между мной и Сакманом. Глухо зарычав, он снова стал медленно приближаться к нему. Тот стал пятиться, что-то умоляюще шепча. Затем выронив свой палаш и упав на колени громко взмолился:

– Прости меня, Кок Бори, прости. Я не понял, я не хотел понять твоих посланий мне, прости меня, о Тенгри-и-ии, – и, закрыв лицо руками, зарыдал.

Волк, подойдя почти вплотную к нему, снова глухо зарычал, а затем, прыгнув в камыши исчез.

Я встал, выйдя с лужи начал отряхивать одежду от налипших больших кусков грязи.

– Что за день сегодня? На меня дважды напали звери и оба раза повалили в вонючую лужу!

Сакман продолжал стоять на коленях, закрыв лицо руками.

– Эй, Сакман, очнись. Ушел твой Кок Бори.

Канглы, убрав руки с лица оглянулся, а затем, посмотрев на меня ответил:

– Он не мой, он твой! Его Тенгри послал охранять тебя. Не будь его, я бы уже убил тебя.

– Ой, да ладно, не будь так уверен в этом, – сказав это, я почувствовал тупую боль в груди, от которой перехватило дыхание и мне пришлось с трудом сесть. Я расстегнул куртку и приподнял до подбородка рубашку. На груди расползлась огромная красная гематома.

«Да уж, будь я немного тяжелее, он бы сломал мне грудную клетку» – пришел я к такому выводу после того, как осмотрел себя.

Сакман, увидев гематому, подошел ко мне и сел напротив. При этом вытащил с висевшей на поясе небольшой сумки маленькую глиняную чашку. Открыв крышку, он зачерпнул пальцами мазь желтоватого цвета и смазал мне кровоподтёк. Боль сразу же стала утихать.

– Что эта за мазь? – спросил я у него.

– Не знаю. Мама делает. Знаю только, что много хаомы добавляет, – ответил он.

«Ну да, морфин Древнего мира, неплохо снимает боль», – подумал я.

В это время Сакман, аккуратно закрыв крышку, положил мазь обратно в сумку. Подобрал мой охотничий лук и лежащую на земле стрелу, которой я выстрелил в него молча ушел в солончаки. Свой, боевой, он оставил возле меня.

Я лег, положив под голову свернутую куртку, и уснул, не обращая внимания на комаров.

Проснулся от треска, который исходил от горевшего рядом костра. Неподалеку Сакман разделывал кабана с «бивнями».

«Не тот ли это кабан, который чуть не убил меня? Да и как он притащил его сюда? Весит кабан на вид килограммов триста» – удивился я.

Я посмотрел на небо, солнца уже было не видно. Сакман, разделав тушу, стал жарить два куска мяса, нацепив их на свои ножи, не обращая внимания на то, как я бездельничаю в это время и просто наблюдаю за ним.

От костра начал исходить аромат готовящейся еды, от чего я начал глотать слюни, вспомнив, что с утра ничего не ел.

Хорошенько прожарив мясо, Сакман сел рядом со мной и отдал один нож с большим куском, меньший взял себе. Я жадно накинулся на угощение.

Мы ели молча. Сакман сидел, нахмурившись и смотрел «в никуда». Я хотел разрушить это молчание, начать с ним разговор, но не знал как. Не найдя ничего более подходящего, спросил:

– А что за послания тебе посылал Кок Бори?

Сакман вопросительно посмотрел на меня.

– Ну, когда волк, э-э-э, рычал на тебя, ты сказал, что не понял его посланий.

Немного помолчав, он ответил:

– С того времени, как я уехал с совета вождей после поминок твоего отца, я принял решение убить тебя и этим отомстить за смерть своей сестры. С тех пор каждый раз во сне ко мне приходил Кок Бори и рядом всегда стоял ты. Мне тогда сразу надо было понять, что Тенгри запрещает мне мстить тебе. А сейчас он зол на меня. И духи предков отвернулись от меня, когда я пошел вопреки воле Небесного Отца. И сестра моя останется неотомщенной, – горько вздохнув, закончил он.

– Послушай, Сакман. Я не виноват в смерти твоей сестры. Я ничего не говорил Шоже. Ну, может быть, говорил, но это был не я. Ну, короче слушай…

И я рассказал ему все о себе. Рассказал первому человеку в этом времени кто я, где я родился и мои предположения, как попал сюда и в это тело. Рассказал, что не попади в это тело я, Чен Тан выиграл бы сражение с Шоже и канглы, а их всех казнил. Сакман слушал внимательно, не перебивая меня. Лицо у него при этом все время было задумчивое. После того, как я завершил свое признание, он, неожиданно широко улыбнувшись, ответил:

– Тенгри отомстил за меня, убив дух Богра, и допустил бесславную гибель Шоже, умершего от гниения. Но в милости своей он не оставил своих детей и дал телу Богра новый Кут²⁰ – Кут великого кагана Модэ. И теперь я понимаю, что Тенгри зол на меня, но он простит меня, как прощают родители нашкодившее дитя, – и, резко повернувшись ко мне, вытащив из колчана стрелу и встав напротив меня на колени, торжественно произнес:

– Великий каган! Прими мою верность и верность всего рода идель. И если кто из моего рода нарушит клятву, пусть огненная стрела Тенгри поразит его и его дух никогда не пополнит небесную конницу Небесного Отца, а попадет на суд в подземный мир Эрлика.

Сказав это, он поцеловал наконечник своей стрелы и протянул мне. Я взял стрелу и положил его в лежащий рядом колчан, предварительно интуитивно вытащив из него все охотничьи стрелы. Сакман удовлетворенно кивнул и сел рядом со мной, став очень разговорчивым. Я смотрел на него и удивлялся его резко преобразившемуся настроению, буквально минуту назад бывшему мрачнее некуда и думал, что он действительно ничего не понял и серьезно уверен, что я, то есть в этом теле, дух Модэ? Хотя может быть. Чтобы я понял, расскажи мне какой ученый формулу из квантовой физики? Только то, что означает слово «формула». Наверное, это то же самое для него.

– Ты идешь в набег на дахов? – сбил меня с мысли Сакман.

– Да, – ответил я ему.

– А зачем? Они были союзниками и переданные ими в мощь римляне хорошо послужили тебе.

– У дахов еще восемь тысяч римлян и они мне нужны для того, чтобы строить города и мосты через реки Талас, Шу, Или и через эту, – показал я рукой на протекающую мимо Сырдарью, – ведь жить в городах кочевники не хотят и строить мосты не умеют.

– Пока не умеем. Но мы можем научиться и будем строить.

«Ага, научитесь вы. Даже через две тысячи лет дома вашим потомкам будут строить узбеки и таджики» – но вслух ответил:

– Еще мне нужно много кузнецов. Думаю скоро война с ханьцами и нужно скорее приготовить оружие, которое защитит моих воинов от стрел их самострелов.

– Но если ты объединишь все племена Великой степи, то ханьцы будут не страшны. Для этого нужно только сместить Кокана. А сейчас вся Степь поет о твоей великой победе над ханьцами и гунны Кокана перейдут к тебе.

– Ну, посуди сам, Сакман. Сколько сейчас канглы? Где-то четыреста тысяч. И выставить смогут не больше восьмидесяти тысяч воинов. А усуни? Они соберут самое большее семьдесят тысяч. А сейчас, после начавшейся войны среди усуней их стало еще меньше. Больше всего сейчас гуннов. Но сколько их останется после войны между мной и Коканом? Все племена и роды саков, гуннов, канглы, динлинов, усуней и аланов могут собрать не больше тридцати туменов воинов. Когда, как только ханьцы и только на своих северных границах у Великой стены разместили больше трехсот тысяч солдат. А сколько врагов вокруг еще? Сарматы на западе, сянь-би на востоке, Хорезм, тохары и дахи на юге. Даже согдийцы, после того как окрепнут, могут стать нам врагами. Потому я хочу сохранить как можно больше жизней воинов кочевого народа.

– Тебе может не хватить пятнадцати тысяч, которые ты ведешь на дахов. Если пожелаешь, через три дня я приведу тумен канглов рода идель и пять тысяч аланов, вожди которых гостят в моем ауле в дне перехода отсюда.

«Ах ты, хотел убить меня, а потом уничтожить оставшуюся без командующего армию. Да ведь могло же выйти у него», – подумал я.

Но Сакман, словно прочитав мои мысли, сказал:

– Я собрал воинов идель и аланов, так как думал, что ты идешь войной на меня. Но узнав, что ты ведешь свое войско на дахов, я приказал своим отойти на север, а сам остался, чтобы…

– Ну ладно, – перебил я его, – кто прошлое помянет, тому глаз долой. А сейчас давай найдем наших лошадей и поедем в мой лагерь. У меня есть подарок для тебя.

– Каган, посидим еще немного. В нашу сторону уже едут твои воины, которые ищут тебя.

Я прислушался и действительно вдали слышны были голоса и похрапывание лошадей.

* * *

Гай и десять выехавших с нами из Тараза центурионов двинулись верхом навстречу приготовившимся к бою легионам. Но увидев, что к ним приближаются воины в доспехах римских офицеров, все восемь тысяч легионеров расслабились. Вообще интересно и очень завораживающе было видеть, как сотни манипул легионеров синхронно разворачиваются в боевом порядке, а затем, почти также синхронно, ряд за рядом, облегченно вздыхают и опускают свои прямоугольные щиты.

Мои центурионы смешались в толпе десятков вышедших им навстречу римских офицеров. Примерно через полчаса из толпы выехал Гай и устремился ко мне, подстегивая ударами коня.

– Царь, легионеры согласны принять твое предложение, – сказал он приблизившись.

– Ну еще бы, – и не спеша направил своего скакуна к шеренгам римлян, приказав жестом руки не следовать вождям за мной. Рядом поехал только Гай.

Проехал мимо центурионов, сгрудившихся толпой, приблизился почти вплотную к ровным рядам легионеров. С минуту проехал вдоль первой шеренги, всматриваясь в суровые лица римских солдат. Все молча смотрели на меня, но почему-то отводили взгляд, когда я обращал на кого-то из них внимание. Казалось, что даже природа замолчала, перестав поднимать маленькие песчаные торнадо.

Я снова проехал вдоль рядов легионеров развернув скакуна и остановился в метре между ними и собравшимися центурионами.

– Меня зовут Богра, – сказал я на латыни и, увидев удивленные лица стоящих передо мной легионеров, продолжил.

– Я правитель гуннов и всех жителей Степи, называемых вами скифами. Мне известно, какие вы храбрые и умелые воины. Когорты ваших товарищей уже защищали мой город и с их помощью я смог одолеть армию страны Серес. И я хотел бы иметь таких воинов у себя еще больше. Поэтому я предлагаю вам пойти служить ко мне и за вашу верную службу вы получите возможность строить на подвластных мне землях города, заводить семьи и жить по своим законам в мире с моим народом. Если же откажетесь, – подождав несколько секунд, продолжил, – вы можете уходить на запад, к границам своей родины.

Я взглянул на них, все продолжали молчать. Смотрел на их лица и как будто читал их мысли, понимал, о чем они думают. Им тяжело было сделать выбор. Принять мое предложение – это навсегда отказаться от последней надежды вернуться в Рим, отказаться – это почти наверняка потерять жизнь, если и не сейчас от рук стоящих напротив скифов, то от парфян точно.

Все молчали. Тут стоящий передо мной пожилой легионер неуверенно, но затем все сильнее и сильнее стал стучать гладиусом о свой щит. Стук сначала подхватили рядом стоящие и вскоре все восемь тысяч легионеров дружно били о свои щиты.

* * *

– Что, скиф? Первый раз видишь такой город? Столица твоего брата по сравнению с этим небольшая деревня, – съязвил Гай, обращаясь к Тегыну.

Я посмотрел на них. Оба сидели на лошадях и смотрели на город Маргуш. Тегын ничего не ответил римлянину. Лишь привстал, опираясь руками в роговицы седла, будто пытаясь заглянуть за стены огромного города, которые как минимум метров на пять были выше стен Тараза.

Я тоже был удивлен. Нет, конечно, я видел города и побольше этого, в своей прошлой жизни. Но меня больше удивило то, что вокруг стен на многие километры вокруг были сады и орошаемые поля, границы которого упирались даже не в степь, а в пустыню:

«Это сколько же надо бесконечной борьбы с песками, чтобы не дать им засыпать этот оазис. Да-а-а, пески, пески и пески, заслуженно называемые и в мое время Черными, через которые мы прошли».

Всего по моим расчетам разделявший Тараз и Маргуш путь в полторы тысячи километров мы преодолели в две недели. Можно было бы и быстрее, не жди мы несколько дней воинов из рода идель и племени аланов.

«И как же мы этот город брать будем?» – прикидывал я.

Римляне изготовили несколько десятков лестниц и один крытый таран. Для постройки осадных башен материалов не хватило. Фруктовые сады я запретил уничтожать, хотя гунны и не собирались делать этого. Сады вырубить хотели легионеры. Небольшие деревни земледельцев вокруг города были сплошь саманные или построены из сырцового кирпича. Несколько отрядов кочевников рассыпались по окрестностям, с приказом без надобности никого не убивать, а только привести местных жителей, большинство которых не успели укрыться в городе из-за нашего внезапного появления, выбрать из их числа кузнецов и оружейников. Крестьян всех отпускать и пугать так, чтобы бежали в город, но с пустыми руками. Все припасы отбирать. Мастеров оружейного дела среди них оказалось немного. Всего двое, а остальные в большинстве своем изготавливали подсобные орудия труда. Но их тоже я оставил, сгодятся быть подмастерьями. Как сообщили мне пленные, в городе есть целый квартал, где живут лучшие оружейники Маргианы.

Правитель Маргуша оказался более жестоким, чем я. Никого из крестьян с женами и детьми, которых собралось у города очень даже много, не впустили. Они так и простояли перед воротами около суток, а потом, видя, что их все равно не впустят в город под защиту стен, ну и то, что кочевники их не убивают, так и разошлись по своим домам. Так что мой расчет на то, что город возьму измором не оправдался.

«И как же мы этот город брать будем?» – этот вопрос уже неделю меня мучал. Парламентариев маргушсы нам не высылали. Город мы не атаковали ни разу. Только обложили со всех сторон конными патрулями, чтобы никто не вырвался. Большего пока придумать я не смог. Брать Маргуш штурмом боялся, да и смысла не видел. В городе укрылись, по меньшей мере, двадцать тысяч профессиональных воинов, а сколько там еще может быть городской стражи? Я не советский маршал Второй мировой, что бы посылать тысячи воинов в самоубийственную атаку, да и людей столько у меня нет.

Я посмотрел на лагерь, точнее на два лагеря, находящихся рядом. Лагерь кочевников, огромный, где люди расположилась без всякого порядка, на разных друг от друга расстояниях. И лагерь римлян, палатки которых аккуратно были поставлены в ряды, создавая ровные улицы между ними. А у кочевников шатров не было вообще, они так и лежали под открытым небом.

Надо поговорить с центурионами. Может они что-нибудь придумают. Я направил своего коня в лагерь римлян. Хотя вчера только с ними беседовал. Ничего кроме как всеобщего штурма они так и не предложили.