На картине был изображен крестьянин, вспахивающий землю, но называлась она почему-то "Падение Икара".6
Это немного пролило свет на его тайну, но всё равно многое осталось непонятным. Какую цель преследовал мой отец записывая всех этих людей на протяжении десятилетий? Хотел ли он чтобы я продолжил его дело вручая мне эту тетрадь перед своей смертью? Всё это останется для меня загадкой.
А тетрадка? Какова её судьба? Я забросил всякие попытки понять эту его прихоть, но через несколько месяцев, снова открыв её, я прочёл ещё раз ту запись на первой странице… И исполнил его волю.
В ту ночь, когда я вписал его имя, мне приснился сон. Я оказался в каком-то помещении, обстановка была в нём очень прелестная, по меркам девятнадцатого века я бы даже назвал её аристократической. Убранство этого помещения поразило меня своей красотой.
Я сидел за столом, перебирал какие-то бумаги. В противоположном углу восседал мужчина на большом курульном кресле, лица которого я не мог разглядеть из-за белого сияния над его головой. Постучались в дверь, и вошёл мой отец!!!
– Папа! – крикнул я.
Но он шёл прямиком к этому господину не обращая на меня никакого внимания, будто бы меня и вовсе не было в этой комнате.
– Ну что, любезнейший, вот мы и встретились с тобой. Думал не найду тебя никогда, а? – резким надменным тоном бросил отец этому незнакомцу.
– Ты мне за всё ответишь, рожа твоя небритая, – продолжал мой отец, – и за Женю, и за Богдана, и за Дашу. Никакой Лейбниц с его теодицеей тебе не поможет, понял меня.
Мужчина молча наблюдал за моим отцом и внимательно ждал его следующих действий. И тут мой отец достал из-под пальто ту самую тетрадку.
– Ну допустим!!! – гневно продолжал мой отец. – Допустим взрослые, у них там карма и всё подобное; это может быть, за жизнь чего только человек не сделает. Но младенцев и детей-то зачем было трогать, а, суч…
Я не знаю что произошло дальше, как только мой отец замахнулся и готовился разом выбить все зубы этому господину, я вдруг резко куда-то провалился и проснулся от того что я разбился во сне.