Холодный мир Широхан. Фантастические рассказы и повести

Неожиданный Жуков
Рассказ

Мы всегда считали Максимку Жукова из 3-го «Б» немного свихнутым. И всё из-за его рассказов о личной жизни и жизни родни. То у него папа куда-то пропал на несколько дней, то старший брат вместо армии очутился в далёкой Грузии и очень долго его оттуда не могли вернуть из-за событий в Северной Осетии. С самим Максом бывали чудные истории, о которых неделями говорили в школе. Хотя он учился в параллельном классе, то есть был нашего возраста, но мои одноклассники с Жуковым не дружили, зачастую давали ему хорошего тумака. Да и как не дать тумака парню, который однажды на перемене уставился в окно и простоял так все десять минут, а на уроке заявил у доски, что видел у дома напротив школы шикарный «Мерседес», из которого вышла Алла Пугачёва с Галкиным и свернули в нашенский Салон красоты. И это у нас – в занюханном Хрюпорецке! Не слушая учителя, все сбежали с урока смотреть на улицу и, конечно, никакого «Мерседеса» никому не посчастливилось увидеть. В нашем городе кроме двадцать раз перекрашенного «Запорожца», принадлежащего директору школы, других машин отродясь не было. Но новость разнеслась очень быстро, и Макс от своих слов не отказался, даже божился. Тогда ему и врезали по шее – причём, достаточно крепко – наши Ван и Вась – крепыши, сидящие на Камчатке в моем классе. Удивило всех, что Жуков даже не обиделся, а молча стерпел. Хотя куда ему было деваться, не за папенькой же домой бежать, которого как раз куда-то черти унесли, и не за старшим братом, который из Тбилиси на попутных возвращался.

Хрюпорецк наш насчитывал не более двух тысяч жителей, имел из достопримечательностей только дом престарелых, маленькую церквушку, прилегающее с севера кладбище, да нашу школу, где училось на удивление много народу. Правда, некоторые по два-три года в одном классе науки познавали, да ещё с окрестных деревень детишек временами набиралось много. Но когда была сильная пурга или трескучие морозы, то школа выглядела просто пустынной, по ней бродили несколько пацанов с ближайших домов и три толстые пёстрые кошки из хозблока.

Я закончил учиться вместе с Максимом Жуковым, и выпало нам в районном центре поступить вместе на химический завод, производящий всякие вонючие удобрения. Не очень приятная, скажу я вам, работа, но жить как-то надо было, да что-то родителям на пропитание посылать. С ихней пенсией, которую председатель правительства постоянно и уверенно увеличивает, можно было дать хорошего дуба, а мы старались как-то своих поддерживать, хотя зарплату платили не всегда, однажды даже выдали мешками, заполненными этими погаными удобрениями. Мы долго не знали, что с ними делать, но, когда запах под окном общежития сильно усилился и соседи перестали скрывать свои намерения насчет нас, я догадался сходить к одному очень продвинутому городскому деятелю Нодару Гольдфарбу, начинающему в те дни свой малый бизнес с отходами производства. И как ни странно здесь нам с Максом крупно повезло. Деятель откопал древнего профессора из самой Москвы, который примчался, получив образцы нашей случайной зарплаты, плотно запечатанные в целлофановый пакет. Он долго и радостно ходил вокруг кучи удобрений, иногда даже приплясывая. Мы взирали на удивительное зрелище из окна до тех пор, пока профессору не стало дурно, и он на эту кучу упал мордой вниз. Поднялся переполох, оказывается за москвичом наблюдали не только мы, но и другие жители, а также пригласивший профессора деятель Гольдфарб. На следующий день ни нашей законной зарплаты, ни весёлого профессора, ни самого Гольдфарба мы не увидели. И что самое интересное – с того дня мы их больше вообще никогда в жизни не встречали, но перед контактом с основной массой протухших удобрений профессор лично передал нам с Максом довольно изрядную сумму денег, которая с лихвой компенсировала все наши недомолвки с заводом удобрений. С той поры завод наш стал работать очень прибыльно и зарплату всегда выдавали своевременно.

Но рассказ мой всё же не об удобрениях. Пришло время, и мы переженились, получили по квартире и частенько заходили друг к другу в гости со своим горячительным и допоздна распевали на все лады песенки про президента и его окружение. Телевидение и Интернет раскрывало нам всё шире глаза на обстановку в стране и в бывших странах социалистического содружества. Мы, как и все наши соседи, а также работники нашего вонючего предприятия до хрипоты спорили о том, когда было жить лучше: при Сталине или при Ельцине, что хорошего и плохого привнесли в нашу жизнь Чубайс с покойным Гайдаром, спорили о том, в какой последовательности будут меняться в Кремле наши лидеры, оставит ли Лукашенко своего младшенького президентом Белоруссии после себя, глубже ли засадит следующий президент Украины Виктора Януковича в тюрягу, то есть переплюнет ли он действия предшественника по отношению к Тимошенко или Янукович успеет слинять из страны и получит другое гражданство. О чём мы только ни спорили в этом далёком от столицы городе. И ещё мы время от времени возвращались к новым чудачествам нашего Максима Жукова. Давно закончились школьные годы, а у Макса время от времени повторялись инциденты, которые всегда были неожиданными и приводили в величайшее изумление наш районный центр.

Ярким летним утром мы вдвоём шли по центральной улице к заводу, смена была последней на этой неделе, предполагалась в субботу легкая прогулка наших семей на речку с изготовлением шашлыков и истреблением некоторого количества спиртосодержащих изделий. Короче, мы предвкушали насыщенный славными событиями следующий день, но не забывали и о том, что сегодня ещё необходимо изрядно потрудиться во славу нашего городского гадюшника. Затем около часа смывать его отвратительные запахи в заводской душевой, а уже после этого лёгкой походкой направиться домой, по дороге налиться чешским пивом «Козел» и купить запасы всякой всячины на завтра. Однако после смены Макс исчез. Никто из ребят не смог мне подсказать, в каком направлении он испарился, и я пошёл домой один весьма опечаленный. Дома Жуков появился только в двенадцатом часу ночи, причём на лбу имел приличный фонарь, а одежда была настолько грязной и местами порванной, что ни мне, ни жене Макса не хватило духу сообщить ему всё, что о нём думаем. Я позвал свою супругу Клаву, и мы вчетвером уселись на кухне у Жуковых, глаза наши были обращены к Максиму, но он долго молчал. Тогда я стукнул кулаком по столу и крикнул:

– Что в рот воды набрал? Выкладывай начистоту, где шлялся, с кем счёты сводил! – надо отметить, что подобное давление чаще всего производило на Макса желаемый эффект, он как-то терялся и раскрывался полностью. Конечно, мы ему никогда не верили, а жена Луша просто-напросто принимала свои личные меры перевоспитания фантазёра – мужа, например, оставляла его без вкушения радостей своего пышного тела минимум на неделю, либо заставляла Макса спать на балконе, закрыв изнутри шпингалеты, отчего ему приходилось справлять малую нужду ночью непосредственно с пятого этажа, на что весь дом уже давно не удивлялся, знали люди, что хозяин верхней квартиры вновь попал в непонятную историю.

– Опять ведь не поверите! – наконец выдохнул Жуков, переводя взгляд с меня на Лушу. Всегда добрая Клава, сочувственно покивала и попросила:

– Ничего! Поверим или нет, говори, открой душу…

Ну, в общем-то ничего необыкновенного на сей раз не произошло. Просто прямо из цеха, где Макс синтезировал самые пахучие компоненты удобрений, его похитили инопланетяне. У нас на Земле это в порядке вещей, мы даже не удивились.

– Страшные были? – заинтересовался я. – Или так себе?

Макс на меня зачумлённо посмотрел и промолчал. Женщины меж тем сразу начали вспоминать, когда и сколько человек уволокли инопланетяне в Америке в прошлом году и скольким удалось вернуться. Далее Макс уже более нормальным голосом рассказал, как он очутился в компании зелёных человечков в летающей тарелке, как его пытались анализировать и как ему удалось сбежать. Обычная история. Кто такое не слышал?

Вот месяцем раньше Максу удалось внезапно побывать на Кубе и встретиться с очень уже плохим Фиделем Кастро. Фидель передал нам всем большой коммунистический привет и бутылку кубинского рома. Отсутствовал в тот день Жуков более полусуток. Луша вся извелась и то и дело прибегала к нам жаловаться на непутёвого мужа, и мы её каждый раз утешали. Поэтому во время появления мужа Луша уже ничему не удивлялась, поскольку была изрядно навеселе. На следующий день мы вчетвером искушали ром Фиделя, и все помирились.

А ещё годом раньше наш неповторимый приятель побывал на Совете Федерации, когда его впервые вела Матвиенко. От впечатлений того дня Макс был вынужден взять больничный и очень долго переживал за будущее России. Чем его там перепугали – только богу известно, нам он пересказать побоялся. Интересно, что некоторые его вояжи заканчивались совсем неожиданно, хотя непонятно, каким образом он мог влиять на события в стране и в мире. Так после одного исчезновения Жукова был отправлен в отставку губернатор нашего края и через неделю на него завели уголовное дело за крупную взятку – ну, сейчас это с губернаторами в порядке вещей, удивляться тоже нечему! А в другой раз также неожиданно помер олигарх Березовский. Я даже завёл специальную тетрадочку, где отмечал похождения нашего героя и проводил аналогии с параллельными событиями. Совершенно мне непонятно, повлияла ли отлучка Макса на международную ситуацию в дни кризиса на Корейском полуострове. Был – с его слов, конечно, – Макс на приеме у японского императора, который явно испугался желания северокорейского лидера сбросить ядерную бомбу на Токио. Однако, после возвращения Жукова к своим удобрениям, корейцы в Пхеньяне занялись срочной подготовкой к посевной, побросав оружие.

Всё-таки самое страшное испытание выпало на нашу долю в последние дни, потому что Максим Жуков после дневного исчезновения два дня назад признался, что встречался с потомками марсиан на Луне в каком-то кратере миллионы лет назад погасшего вулкана, и они ему показали на атласе Солнечной системы необозначенный пока земными астрономами астероид диаметром пятьдесят пять километров, который летит по орбите, пересекающейся с орбитой нашей голубой планеты, к которой я как-то уже очень привык…

Рафаэль
Рассказ

Сегодня у Софонова работы не было. Видимо, придётся целый день просидеть в своём закутке на рынке, не получив ни одного заказа. Директор Люблинского рынка знал Михалыча со школьной скамьи, поэтому с полгода назад откликнулся на просьбу выделить небольшой уголок, где бы «одноклассник», которому исполнилось семьдесят лет, мог ремонтировать всякую утварь по просьбе посетителей. Неприметная вывеска над дверью под амбарный замок помогала многим нуждающимся в определённое время приносить для ремонта личные вещи, вышедшие недавно из строя и которые ещё жалко было выбрасывать.

Посидев немного внутри своего пристанища, Софонов вышел и сел у раскрытой двери на захваченный с собой низенький табурет. Было начало осени, небо затянуло лёгкими облаками. Воскресный день, как всегда, сопровождался обилием народа. Но дата получки на основных предприятиях города ещё не наступила, и без достаточного количества денег у горожан чувствовались проблемы. Люди ходили вдоль торговых рядов и почти ничего не покупали, только присматривались к товарам.

«Хотя бы мобильник принесли в ремонт…» – вздохнул Софонов, подняв глаза к броской надписи над дверью белой краской:

«Специалист широкого профиля выполнит ремонт бытовой техники, электрического инструмента, примет заказ на изготовление ключей к любому замку». Ниже было указано время работы указанного специалиста. В отдельные дни желающих что-то сдать в ремонт находилось достаточно, а иногда, как сегодня – никого.

– Привет, Михалыч! – услышал вдруг Софонов, повернулся на знакомый голос и слегка привстал.

Он увидел редкого в этом месте гостя – своего давнего одноклассника Гришку Васильева, главного человека на рынке, который и помог найти случайную работу.

– Доброго здоровья, Григорий! – пожал протянутую руку Софонов. – Порядок проверяешь?

– Да вот, решил просто пройтись, – директор рынка вынул неначатую пачку сигарет, вскрыл и закурил. Протянул пачку Софонову, но тот отрицательно покачал головой. – У тебя сегодня – пролёт?

– В первый раз, что ли? Но это лучше, чем дома одному торчать.

– Что же, сочувствую. Пойду в свою контору, документы гляну, – кивнул Васильев и удалился.

Уже после полудня Софонов, так снаружи и карауливший желающих сдать ему что-нибудь в ремонт, обратил внимание на медленно идущую мимо невысокую черноволосую женщину с импортной хозяйственной сумкой, изредка поглядывающую на торговые ряды. Не похоже, что она искала что-то очень нужное. Во взгляде женщины Софонов уловил какую-то неуверенность, глаза у неё были красные, будто она только что плакала.

– Эй, хозяйка! – неожиданно для самого себя окликнул незнакомку Софонов. – Вы что ищете? Может быть, нужно починить какую-то вещь для хозяйства?

Женщина сразу остановилась и посмотрела вначале на мастера, затем – на самодельную вывеску над дверью. Выглядела она лет на сорок пять – пятьдесят, одета в неяркую, не привлекающую взгляд, аккуратную одежду. Она присмотрелась к Сафонову и негромко спросила:

– Вы ко мне обратились?

– Больше не к кому. Вы ближе всех ко мне подошли, – чуть улыбнувшись, ответил Софонов. Он уже пожалел, что заговорил с женщиной. Чувствовалось, что у той – большие неприятности, а он с простым предложением, типа «мы здесь починяем примусы, вы не к нам, случайно?»…

– А что вам от меня понадобилось? – удивилась брюнетка.

– Да ничего! Я здесь работаю, ремонтирую всякую мелочь, могу электронику, утюг…

– Ах, да! Поняла, вы ищете работу… – она постояла немного, подумала. Потом подошла к Софонову. И он удивился, разглядев теперь, что перед ним стоит весьма привлекательная дама. Привлекательная – для своего возраста. И четверть века назад наверняка имевшая массу поклонников.

– У меня, товарищ, – обратилась она по-стародавнему, – проблема. К тому же – очень большая и неразрешимая.

«Да-да-да! – подумал Софонов. – Оказывается, не только у меня проблемы…". Вслух же он сказал:

– Может быть, вам к врачу? Такие специалисты, как я, только утварь всякую ремонтируют. Или мобильники. Можем телевизор починить, если на дому. А с большими неприятностями врач бы помог. Вы, наверное, нездешняя? Показать вам дорогу в поликлинику? Или в больницу? Здесь недалеко…

– Нездешняя, это точно, – согласилась дама. – Но врач уже пробовал помочь, не вышло…

Софонов не знал, что говорить дальше. Он врачом не был, даже посоветовать в отдельных случаях ничего не смог бы. К тому же врач оказывается уже пытался даме помочь, но без пользы. Разговор явно увял на корню.

Но привлекательная женщина не уходила, она о чём-то думала. Даже заглянула в свою замечательную сумку. Потом взглянула на Софонова и спросила:

– Извините меня! У вас негде присесть?

В комнатке, приспособленной под мастерскую, было тесновато, но Софонов постеснялся отказать чем-то расстроенной женщине. Он взял табуретку и повёл гостью внутрь. Выставил из-за рабочего стола стул со спинкой, сняв с него полотенце, которым вытирал руки после работы, предложил:

– Пожалуйста! Лучшего места у меня нет.

Дама присела, поставив закрытую на молнию сумку на стол. Огляделась. Электрический свет Софонов пока не включал, незачем было. Но через маленькое оконце дневного света просачивалось достаточно для освещения «конуры» специалиста.

– Обращайтесь ко мне по имени, – начала женщина, – меня звать Айлин. Мне столько времени приходится всё это терпеть, что, наверное, могу обратиться к любому. Пусть хотя бы посочувствуют!

Работы у Софонова всё равно не было, решил согласиться посочувствовать.

– Рассказывайте! – решительно махнул он рукой, чуть не задев хрупкую на первый взгляд женщину.

* * *

История жизни незнакомки показалась специалисту настолько грустной – даже немного похожей на его собственную, – что ему стало стыдно за своё первоначальное поведение. Айлин оказалась здесь случайно – проездом, её иномарка находилась на парковке у рынка. Жила она в соседнем городе Белёве и пыталась добраться к народной целительнице в селе Ворожка, находившемся в полсотне километров за Люблинском. Софонов про целительницу слышал, правда, самому посещать её не приходилось. Но люди хвалили эту женщину, некоторым она хорошо помогла, сняла сильные боли. Кто-то даже рассказывал, что бывшему меру города целительница смогла удалить заговором злокачественную опухоль. Скорее всего, привирали. Софонов не очень верил в подобные чудеса.

У привлекательной Айлин сломалась жизнь из-за больного ребёнка. Когда-то она родила, и, хотя с тех пор прошло целых двадцать три года, дочка не ходит с самого появления на свет. Муж не выдержал испытания и бросил семью.

– Мне помогает прислуга по дому и с дочкой. А самой приходится много работать, чтобы содержать дом, машину, платить за уход… – Айлин постепенно успокоилась, на лицо стало приятно смотреть. Оно было ухоженное, привлекательное. – Увидев вас и вашу вывеску над мастерской, я вспомнила детские игрушки, которые покупала когда-то дочери. Она, будучи малым ребёнком, очень любила играть и радовалась каждой новой игрушке. Ну знаете – куклы всякие, погремушки, пирамидки, маски… всего не упомнишь. Я их не выбрасывала, они собраны в отдельном ящике в детской комнате. Лайме было неполных полтора года, когда она простудилась и получила какое-то осложнение, после чего и начались наши неприятности, она долго выздоравливала, а потом перестала нормально развиваться – не пыталась ходить, разговаривать, охладела к игрушкам, и мы перестали их покупать. Кто станет девочке возрастом старше десяти лет всовывать в руки погремушки? Сегодня, стоя перед вами на улице, я подумала, что нужно попробовать сделать для Лаймы какую-то необычную игрушку, выбросить покупные – или отдать чужим детям. Мне показалось, что вы как раз тот человек-золотые руки, который может мне помочь. Я щедро вас вознагражу, мне не жалко для дочери никаких денег! Важно придумать такую вещь, которая настолько сильно заинтересует девочку, что она, наконец, придёт в себя…

Айлин помолчала и добавила:

– Хотя я уже ни во что не верю. Лайму смотрели самые яркие светила нашей медицины, возила её в Германию, угроблено столько средств! Но бедная девочка по-прежнему может только молча переворачиваться на своей постели. За что мне такое наказание бог послал – не знаю…

– А как же целительница? – уточнил Софонов?

– Да, целительница… – спохватилась Айлин. – Я обязательно к ней сегодня доберусь. Везти ребёнка мне медики запретили, я попробую поговорить с Александрой Ивановной, всё объяснить, вот как вам. Возможно, она согласится поехать со мной, чтобы осмотреть Лайму на месте. По телефону мы с ней начали разговор, но условились вначале встретиться. Вот здесь – пониже вывески – той же белой краской выведено: мастер Михалыч. Это про вас?

Софонов кивнул головой:

– Про меня. Михалычем стали называть больше сорока лет назад.

– Так вы можете попробовать выполнить мою просьбу, Михалыч? – Айлин смотрела умоляющим взглядом.

– Отчего же не попробовать? Я в жизни что только не делал. Бывший мой начальник в ремонтном цехе так и сказал про меня: «Михалыч! Руки у тебя растут там, где и положено! Много ты ими добра людям принесёшь!» Часто меня премировал, любил хвалить при всех, в пример ставил. Жалко, что умер рано, хороший мужик был…

– Сколько возьмёте в виде аванса? Ведь что-то придётся купить: инструмент, металл какой-то.

– Мне, Айлин, много не нужно. Инструмента здесь и дома – полно всякого. И материалы имеются. И времени для работы – навалом, сами видите. Сомневаюсь я только, что игрушка дочке вашей поможет. Очень сомневаюсь! А вы деньги хотите тратить… Выйдет из этой затеи что-то путное, тогда и заплатите. Вот здесь запишите для меня свой телефон, я вам позвоню. Причём позвоню в любом случае: или сделал, или ничего не получилось. Это вас устроит? Ну, что вы прослезились? Может, мои руки по-другому расти стали и не получится нужный образец?

* * *

После ухода Айлин специалист Софонов крепко задумался, чем удивить больного, несмышлёного ребёнка, да так, чтобы ему захотелось с игрушкой поиграть? И не просто поиграть, а встать и поиграть! Он вспомнил, что Лайма наверняка уже ростом с него выросла. Вот только по-прежнему осталась несмышлёнышем…

Думал Михалыч с неделю, потом начал перебирать свои материалы. У него дома была забита кладовка всякими деталями, оставшимися при разборке разных вещей: телефонов, миксеров, кофемолок, мясорубок и всего прочего. Даже речевой аппарат от оригинальной старинной куклы где-то завалялся. Он решил использовать пару-тройку микродвигателей, чтобы с помощью батареек, либо аккумуляторов заставить игрушку вести себя, как живая. Для Михалыча задача была несложной. Тяжелее было придумать образ, хотелось его выполнить совсем непохожим на сегодняшние игрушки, купленные в магазине. Девочка – или девушка? – должна удивиться, взглянув на изделие. А взглянув – захотеть с ним повозиться, поиграть, встать для этого с постели…

Собрав через месяц своё изобретение и потратив ещё день на покраску и подбор нестандартного имени. Софонов вначале решил показать его сыну своего соседа по лестничной площадке Ваське. Тому, правда, было только семь лет, недавно в школу пошёл.

– Васёк! – позвал Софонов парня, увидев его с девчонкой на лавке перед подъездом. – Зайдёшь ко мне потом на минуту? Вопрос есть.

Тот зашёл, помахивая портфелем, в квартиру Софонова и уставился на большую, чуть ли не в полметра фигуру пластикового Рафаэля, установленного у стены перед проходом в зал. Свет выгодно падал на «живую» куклу. Михалыч сунул руку в карман и включил пульт, Рафаэль медленно переместился вдоль стены к Василию и сказал:

– Тебя звать Васей?

– Да… – оробел сосед.

– А меня – Рафаэль. Хочешь поиграть со мной?

Василия как ветром сдуло. Отец Васи вечером заявился к Софонову и предложил за «живого» Рафаэля две бутылки настоящего французского коньяка.

– Покажи, Михалыч! Васька мой так запал на твоего робота! Где он? Дай одним глазком взглянуть.

И пришлось хозяину квартиры схитрить, чтобы избежать излишних вопросов:

– Петрович! Да я с удовольствием, но уже забрали Рафаэля. Прямо с кишками и аккумуляторами…

С утра Софонов ещё раз погонял по квартире своё изделие, проверил установленную программу. Этот момент был самым важным для дела. Софонов хотел, чтобы говорящая и движущаяся кукла без проблем общалась с больным ребёнком. Программу ему разработал один сильно продвинутый чувак из столичного НИИ. Он находился у своей бабки в очередном отпуске и развлекался целыми днями с девицами из соседнего общежития биохимического техникума. Составить программу ему ничего не стоило, больше того, парень получил от выполненной работы большое удовольствие.

– Если что, Михалыч, ты знаешь, к кому обращаться! – сказал при расставании чувак и оставил свою визитную карточку.

Следующим утром Софонов позвонил Айлин.

– Это Михалыч? – удивилась она. – Вы просто кстати! Надежда всегда остаётся последней, и эта надежда – на вас, Михалыч. В тот день Александра Ивановна со мной поехала, но на полпути заставила отвезти обратно. Сказала, что такие болезни – не её профиль. Может быть, она была права. Кто знает? А какие у вас успехи?

– Айлин! Я приготовил некое маленькое чудо-юдо, оно наверняка отличается от всего, что видели вы и ваша Лайма. Нужно попробовать. Когда вы сможете его забрать?

– Для меня Лайма – это вся жизнь! Через пару часов я сама заберу вас вместе с чудом. Вы сможете сегодня или нет? Вам можно пропустить день на рынке?

– Без проблем…

– Отлично. Пошла я заводить машину. Вы наш Белёв хоть однажды навещали?

Софонов подумал, что такой вариант будет лучше и согласился. Если просто передать мамаше Рафаэля, то ещё неизвестно, сможет ли она запомнить все устные инструкции. Если в чём-то ошибётся, то чистый опыт не получится, всё придётся начинать сначала!

* * *

«Мерседес» без остановки проехал раздвижные ворота и остановился у самого дома. Вначале Софонов подумал, что они добрались к какому-то дворцу заморского принца – настолько замечательно выглядело здание.

– Вам понравилось? – спросила Айлин, когда оба выбрались из машины. – Это главное, что мне с Лаймой оставил муж.

– Неплохо, – сознался Софонов, извлекая с заднего сидения высокую кожаную сумку с упакованным Рафаэлем. – Но наш двенадцатиэтажный дом в Люблинске будет значительно выше.

Входная дверь оказалась не запертой, они прошли сразу на второй этаж в комнату Лаймы. Мимо молча прошла худенькая женщина в светлом халате.

– Моя помощница, – сказала Айлин.

– Это та, которая всё успевает сделать по дому и ещё ухаживает за дочерью?

Айлин не сразу, но ответила:

– Михалыч! Она получает, как директор небольшого предприятия нашего городка. Мне пришлось остановиться на ней, потому что лучшего работника, более доброго к моей Лайме мне не попалось. Свою зарплату она сполна отрабатывает.

– Кто бы сомневался? – Софонов посмотрел в оба конца длинного коридора.

При входе в комнату первое, что он увидел, были глаза лежащей на постели девушки. Глаза внимательно, с большим ожиданием разглядывали нового человека в доме. Лицо её было прекрасно. Но руки Софонову не понравились, они настолько были худыми, что у него дрогнуло сердце. Ему стало невыносимо жалко двух женщин, находившихся с ним в одной комнате. Сразу вспомнилась собственная трагедия десятилетней давности, после которой Софонов уволился с прекрасной должности в столице, вернулся в городок, где родился и вырос, нашёл работу слесаря-инструментальщика на химическом заводе. В тот печальный год он одновременно потерял двух любимых Алис: жену и взрослую дочь. Трудно забыть тот год, а тем более бессонные ночи в больнице, хмурое лицо хирурга, вышедшего к нему после операции.

– Добрый вечер, Лайма! – проглотив комок в горле, сказал Софонов.

Девушка продолжала смотреть, не шелохнувшись. Айлин подошла к ней, поправила край одеяла:

– Лайма! Я привезла к нам в гости этого чудесного человека, звать его Иван Михайлович. Для тебя – просто дедушка. Он привёз тебе особый подарок – игрушечного робота по имени Рафаэль, которого сделал собственными руками. Думаю, Рафаэль должен тебе понравиться.

Софонов дрожащими руками вскрыл сумку и выставил своё детище, блестящее разными красками на пол. Он тихо произнёс на ухо Айлин:

– Я бы не хотел всё это видеть…

– Понимаю, сама волнуюсь. В комнате установлена видеокамера, и мы можем наблюдать продолжение из моего кабинета, он находится рядом.

В этот момент Лайма сместила свой взгляд с лица Софонова на Рафаэля. Ещё у себя в Люблинске – при упаковке изделия в сумку – Софонов установил пульт на автоматику. Мощности аккумуляторов могло хватить примерно на сутки активной работы. Айлин взяла Софонова под руку и повела из комнаты. В модно обставленном уютном кабинете хозяйки они расположились за журнальным столиком, рядом с большим монитором, на котором была только что виденная картина: постель, девушка под одеялом, смотрящая на изготовленную руками гостя занятную фигуру раскрашенной игрушки.

Айлин продолжила разговор с Софоновым:

– Я понимаю, что творится у вас в душе. Наводила о вас справки, и о вашем горе всё знаю. Мне даже не верится: закончить два института, заниматься сложными проблемами для страны, а затем всё бросить и вернуться к своим истокам… На меня не обижайтесь, жизнь научила быть осторожной. И понимаю, что изготовленная вами игрушка не обязана стать целительной, это всего лишь последняя надежда – для меня и в какой-то степени для вас… Ой! Вы видели? – женщина в испуге вскочила с места.

Софонов взгляда от экрана не отрывал и тоже заметил странную вещь: Рафаэль без всякой инициативы со стороны лежащей без движения девушки сделал медленный шаг вперёд, к постели.

– Он ничего не сделает Лайме?

– Спокойно! Всё будет в порядке, игрушка – всегда игрушка и не сможет причинить вреда ребёнку. К тому же она достаточно лёгкая, – Софонов тоном своего голоса остановил готовую бросится к двери Айлин. – Рафаэлю установили программу, которая попробует сблизить его с девушкой. Он приступил к выполнению своей роли, теперь очень важно не вмешиваться.

Лайма по-прежнему не отводила глаз от робота. Рафаэль немного повернул своё туловище, отчего его взгляд встретился с взглядом Лаймы.

– Здравствуй, Лайма! – неожиданно сказал он. – Рафаэль тебя приветствует и желает скорого выздоровления!

– Я заметила, что от удивления дочка вздрогнула, – сообщила Айлин.

«А что? – подумал Софонов. – Всё может произойти. Неожиданности в новой обстановке подействуют на больного человека в любом случае. Только неизвестно, в какую сторону. Желательно, чтобы в благоприятную…»

Рафаэль продолжил монолог:

– Мы будем заниматься с тобой каждый день: учиться разговаривать, играть, вставать с постели, одеваться. Я не оставлю тебя до тех пор, пока ты, Лайма, не выздоровеешь полностью! Ты понимаешь, о чём я говорю?

Айлин и Софонов в этот момент замерли, как будто парализованный человек мог действительно что-то ответить роботу. Они заметили, каким напряжённым стал взгляд девушки. Возможно, до неё доходило значение слов «живой» игрушки. Губы Лаймы пошевелились, словно она пыталась дать какой-то сигнал Рафаэлю. Но робот вдруг тихо развернулся и отошёл на несколько шагов от постели, он повернул голову в сторону видеокамеры и сказал своим слегка хриплым голосом – будто для наблюдающих:

– На сегодня – достаточно!

– Михалыч! Посмотрите – Лайма заснула! В это время она спала только в раннем детстве… – Айлин села и протянула руку Софонову.

Они поужинали вдвоём прямо в кабинете. После Софонов попросил подвести его до автобусной остановки, поскольку на следующий день у него было намечено несколько встреч с клиентами.

– Пока моя миссия закончена, Айлин, – спокойно сообщил он хозяйке. – Вам не стоит волноваться. У Рафаэля достаточно сложная программа, он будет контактировать и с вами, и с Лаймой. Даже с прислугой. Как только заметите отклонение от нормального поведения робота – сразу сообщите мне. Тогда договоримся, что дальше надо предпринять. Постарайтесь ежедневно сообщайте мне, какое влияние оказывает Рафаэль на девушку. Если появится любой негатив, то, не мешкая, отключите робота с пульта. Сегодня же прочитайте короткую инструкцию, я всё в ней напечатал. Пульт с инструкцией передаю вам.

Айлин по мобильнику вызвала такси, затем открыла ящик стола и спросила: