Практически одновременно, второй пилот резко тянет левой рукой ручку шаг-газа вверх, на себя, пытаясь остановить падение и выдернуть машину вверх. Правой он вцепился в ручку управления вертолетом, пересиливая вес навалившегося командира. Но было поздно. Машина рванула вперед и сильно накренилась, разбивая лопастями винта небольшие, оказавшиеся ближними, деревца, на которые напоролась. Ударилась носовой частью о площадку, сминая кабину о землю.
В воздух мгновенно взметнулся ураган пыли, бешено крутящихся обломков, комьев земли. Вертолет секунду тащило по земле вперед, он как огромное морское чудовище полностью скрылся в пучине пыли, песка, взметнувшихся в воздух кусков асфальта и каких-то металлических частей. Затем застыл в оседающем облаке пыли, накренившись на бок. Люди из здания кинулись к вертолету.
Кто-то тащил огнетушитель, кто-то тащил носилки, кого-то послали обратно в здание за инструментами. Кабина была сильно деформирована, командира судна не удалось сразу вытащить – вертолет ударился при падении как раз левой, там, где сидел первый пилот, стороной.
В конце концов, экипаж был эвакуирован. Пригнали откуда-то Урал, вертолет отбуксировали на безопасное расстояние. На счастье, все члены экипажа оказались живы. Отделались ушибами и небольшими переломами.
Виталий Петрович участвовал в осмотре пилота вертолета, того, что управлял машиной перед падением. Летчик был без сознания. Подозрительной асимметрии мимики лица и зрачков не было. Дыхание в принципе спокойное, показатели сердечной деятельности не вызывали опасения. Живот оставался мягким. На всякий случай сделали рентген черепа и шейного отдела – никто в данной ситуации не смог бы поручится за целостность костей головы без дополнительных исследований.
При осмотре пациента обнаружилось несколько синяков, ушибы-переломы пальцев и… больше ничего особенного. «Что ж, необходимо детальное дообследованные, в такой ситуации не исключён и ушиб головного мозга и внутричерепное кровотечение без каких-то дополнительных проявлений в первые часы после травмы. Эти первые часы могут быть очень обманчивы», – думал Петрович.
В срочном порядке, из-за ЧП, прилетел второй борт, на этот раз удачно приземлившийся. Вертолетчики забрали ребенка, бортмеханика и второго пилота, затем минут 10 вертолет простоял на площадке с ревущими двигателями, потом взмыл на несколько метров, повисел немного как бы прощаясь, и ушел ввысь, исчезнув за верхушками деревьев.
Петровича не покидало ощущение нереальности происходящего и какой-то что ли нечестности по отношению к нему, Виталию Петровичу. Ему казалось, что все происходящее нацелено именно на него, он размышлял: «Все люди как люди, а мне вот везет… За что-о? Нет, надо переезжать работать в город, в спокойном ритме, в нормальных условиях».
Теперь работа в городских клиниках казалась ему чуть ли не райской жизнью, что конечно было далеко от истины. Но Петровичу хотелось верить, что где-то есть место, где он, работая смог бы на конец высыпаться и не ломать каждый раз голову над состоянием пациента, когда не удается вовремя получить какой-то анализ или исследование. Когда приходится принимать сложные решения, когда счет времени идет на минуты, и нет поблизости узких специалистов на все случаи жизни, кто бы мог помочь советом.
После Петрович вернулся в отделение. Обсуждали с неврологами состояние раненого. Решили все же отправить санитарным автомобилем в соседний район, где имелся аппарат МРТ. Состояние было стабильным, сознание постепенно возвращалось. Снарядили сопровождающих аптечкой на случай ухудшения. Через 3 часа машина с пациентом вернулась. Итак, по заключению все-таки была выявлена микрогематома в веществе головного мозга.
Петрович в глубокой задумчивости снова сидел перед окном в ординаторской: «Гематомка значит…». Почему-то в голове засел образ патолога со своим: «Гематомки».
«Говорят же: один раз – совпадение, два раза – уже система», – размышлял Виталий. – «Ох неспроста это все, неспроста».
В ординаторскую заскочила медсестра:
– Виталий Петрович, можете пойти покушать, там в «раздатке» оставили вам.
После выдачи больничного питания пациентам санитарки-буфетчицы немного оставляли тем несчастным из смены, у кого не оказалось времени на нормальный перекус взятым из дома. Кто-то мог находиться в больнице на дежурстве второй или третий день подряд. Случалось иногда и больше – особенно в период летних отпусков на фоне волны резкого увеличения травм среди местных.
Зачастую травмированных могли привозить каждый час: глубокие порезы-повреждения «болгаркой», кто-то попал под трактор, кого-то ударила лошадь, взбесившаяся корова, а кто-то наступил на стекло в речке. Такие фазы интенсивной работы могли длиться неделями и даже месяцами.
Сестрички в основном были из местных, и по мере сил подкармливали зависших на бессрочных дежурствах врачей.
Передвигаться Петровичу было лень, но он знал, что если не поест сейчас, вечером может остаться без ужина вовсе, если будет опять какой-нибудь срочный вызов. Год назад он перенес язву желудка «на ногах», на работе. К терапевтам не пошел – «ну что отвлекать людей от работы». Больничный лист брать не стал, решил «пропить» стандартную схему и посмотреть, избавится ли это его от болей после приема еды или нет. Через несколько дней стало значительно лучше, и Петрович практически забыл об этом. Но время от времени спохватывался, когда несколько раз подряд приходилось пропускать прием пищи, поругивал себя за «халатность» и старался в таких случаях засунуть в рот хотя бы корочку хлеба на бегу или глотнуть несколько глотков кипяченой воды.
Вот и сейчас, несмотря на усталость, Виталий заставил себя встать и пойти в небольшую комнату, служившую столовой при отделении. Суп как оказалось, уже был ликвидирован. Петровичу наложили полную тарелку остывших слипшихся сероватых желеобразных переваренных макарон. Проталкивать их в глотку помогал стакан компота. Петрович сразу запросил второй стакан, ибо опасался все же, что одного стакана не хватит для эффективного проталкивания клейкой макаронной смеси на всем пути от глотки до кишков. На мгновения он даже представил себе жуткую картину острой непроходимости пищевода вследствие застывания макаронной смеси перед входом в желудок. «Странно, странно», – подумал Петрович, – «что в наших краях не встречалась эта страшная, только что открытая мною болезнь».
Тут в дверном проеме показалась коротко стриженая голова патолога.
– Ты уже в курсе?
– Нет, а что? – спросил Петрович, приостановив на мгновение процесс поглощения фирменных больничных макарон.
– А то, дорогу в область перекрыли.
– В каком смысле? ДТП серьезное? – опять спросил без удивления Петрович.
– Нет, военные перекрыли.
– А за каким хреном? – все еще не проявляя интереса к новости, ответствовал Петрович, судорожными глотательными движениями все еще проталкивая очередную порцию слипшихся макарон.
Тут патолог присел на подоконник, словно готовясь к длительному выступлению.
– Начмеда нашего сегодня развернули, сказали карантин.
– Какой карантин? – наконец-то к удовольствию патологоанатома округлил глаза Петрович, – Да ну! Мы-то здесь первыми бы об этом узнали?!
Глава 3
– Да нет! Такого не может быть! Что-нибудь он напутал! – воскликнул убежденно Петрович.
– Ну, сам подумай, такие вещи на ровном месте не происходят. Должны были чрезвычайную ситуацию объявить. Да и какая причина может быть?
– Ну причину я не знаю – ответил патолог.
– А вот жена звонила родственнику – гаишнику, тот сказал, что в город теперь не попасть.
Петрович задумался. Глянул в окно. Была видна часть площади перед больницей, на которой авиационные спецы продолжали собирать обломки разбившегося вертолета. Редкое оцепление из людей в камуфляже так же было на месте.
– А эти? – спросил Петрович.
– Они же здесь не собираются оставаться?
«Да и невозможно это, – подумал уже про себя Петрович. Из больницы практически каждый день приходится отправлять кого-нибудь в город. Опять же аптечное снабжение… В магазины всё из города везут почти. А бензин?» – и вслух уже патологоанатому:
– Да ну, нет. Ерунда какая-то. Нам бы в любом случае сообщили.
– Ну, ну – задумчиво ответил патолог, занятый вдавливанием бычка в пепельницу. Затем перешел на привычные и популярные в местных краях темы:
– А вчера на рынке были с женой, встретили Андреева, тряпками теперь торгует…
Петрович согласно кивал головой и поддакивал, делай вид, что слушает. Под конец истории удачно вставил:
– Ну надо же… – и, сославшись на дела, покинул ординаторскую.
Время еще было рабочее, однако наступил редкий момент спокойствия в отделении.
Тот редкий момент, когда не было срочных больных, не было поступающих больных, не было рядом начальства и не было срочных неотложных бумажных дел. Виталий оправился в «бытовку» как называли свою комнату отдыха реаниматологи, надеясь застать Валентиныча.
В «бытовке» – небольшой комнатушке с диваном, единственным креслицем и телевизором, ему действительно удалось застать реаниматолога. Тот, щелкая кнопками на дистанционном пульте, перебирал каналы спутникового ТВ. Не обнаружив ничего интересного, оставил что-то с морской тематикой. Петрович решил полюбопытствовать:
– Чего сидишь? Вроде смена твоя кончилась?
Реаниматолог, развалившийся на диване, ответил с оттенком досады:
– Да сменщик позвонил, не может приехать, теперь до завтра дежурю.
Оба, молча уставившись в телевизор молчали. Вдруг в коридоре послышались энергичные шаги. В каморку заглянул Дрыжак, недавно вступивший в должность начмеда, полный брюнет с сочным украинским говором:
– Шо, диваны полируете? – И чуть строже:
– Егор Валентинович, не забудь, ты до завтра.
Петрович с Валентинычем ожидающе смотрели на гостя.
– Титаника вот смотрим, садись тоже, перекури, – ответил Валентиныч и энергично двинулся, освобождая место на диване. Протянул пачку сигарет. Он явно, как и Петрович, хотел потрепаться с начальством на тему последних новостей.
Дрыжак отказался от сигаретки и садится не стал.
Не обращая внимание на предложение и глядя как бы поверх докторов, начмед неожиданно ввернул:
– Не доросли британцы до Аврор, Титаник плавал как топор. – И тут же ушел, гулко шагая по коридору, прочь из отделения.
Петрович только хохотнул:
– Во дает!
Разговор вяло перешел на обсуждение лежачих в отделении пациентов и операционные планы на следующую неделю.
Из окна донёсся короткий «крякающий» звук спецсигнала машины скорой помощи. Обычно такой подавали у КП на въезде в ЦРБ, когда спешили.
– Не по нашу ли душу? – подумал Петрович.
Через 10 минут позвонили из приемного отделения, позвали к ним.
– Пойду смотреть. – Петрович не торопясь встал, затушил окурок и вышел.
В приемном он увидел привычную картину: дежурный врач, медсестра – оформляющая «историю болезни», человек с гримасой боли на кушетке – среднего возраста, тихо стонущий, как бы боявшийся дышать и застывший в напряжении. Интуитивно с первого взгляда в голове Петровича сразу выстраивался план возможных дальнейших действий, лейтмотивом которых была крутившаяся в голове мысль: «Кажется, у нас будет операция».
Осмотр, ощупывание живота подтвердили его первое впечатление. Передав распоряжения медсестре, Петрович отправился обратно в отделение. Заглянул к Валентинычу:
– Да, будем оперировать.
Немногим менее часа ушло на подготовку операционной и собственно медикаментозную подготовку больного. В конце концов, бригада собралась в операционной. Пациент лежал на столе, вокруг суетились анестезистка и Валентиныч. Необходимо было ввести дыхательную трубку в трахею. Из-за каких-то анатомических особенностей пациента интубация проходила со сложностями, Валентиныч чертыхался и пытался переинтубировать пациента. Так же ждали Бороду, он передал, что бы начинали без него. Операционная медсестра застыла, навалившись всем телом на столик с инструментами. Все ждали разрешающей команды анестезиолога.
Наконец анестезиолог сказал:
– …пробуйте… – и Петрович чиркнул скальпелем по коже. Края образовавшейся раны мгновенно разошлись и спустя несколько мгновений рана разом наполнилась кровью до краев. Короткое движение рукой с тампоном, сухое потрескивание коагулятора, дым, запах паленого мяса и кровотечение остановлено, рана осушена. Еще один разрез, привычно раздвинуты мышцы, взята на зажимы бесцветная пленка брюшины. Петрович протянул медсестре молча руку в ожидании ножниц: «Что такое? Кто его толкает в бок? Ага! Это пациент оказывается двигает рукой».
– Валенти-и-и-иныч! А у тебя пациент не спит!
– Чего? – анестезиолог ответил, не поднимая глаз из-за импровизированной шторки между операционным полем и головой пациента. Прошло еще секунд пять, прежде чем анестезиолог понял, о чем речь.
– Не может быть!
– Может, может… Он меня как раз по животу пинает, – с долей сарказма ответил Петрович.