Однако в одном месте патолог почти случайно узрел повреждение стенки небольшой вены, мелкого сосуда на плече. Как будто коррозированный при воспалении сосуд. Что ж, мы и имели дело с воспалением, думал Виталий. С очень агрессивной воспалительной реакцией…
«Но на что? Черт возьми, на что? А с другой стороны, правда, и где они это цепляют… – размышления Виталия Петровича скатились в привычное русло легкого раздражения пациентами, столь часто в сельской местности усердствующих в алкоголизме, что обычные болезни становились зачастую запутанным клубком головоломных и неожиданных проявлений. Совершенно выбитый из колеи, Виталий Петрович после выполнения всех неотложных дел в отделении, отправился домой. Уже зайдя в дом, он понял, что глаза просто слипаются и даже сама мысль о том, что надо стянуть одежду была противна ему. Бухнулся в одежде на диван, взял в руки пульт от телевизора и внезапно буквально свалился в какую-то ватную темень сна… проснулся глубоко ночью от собственного храпа. На это раз нашел в себе силы раздеться перед тем, как снова провалится в сон.
Глава 2
Проснулся Виталий от слепящих лучей солнца, падающих на него через окно. Ах да, штору-то он вчера забыл задернуть. Ну что ж, глянем на часы… Ох ё… Понедельник, он такой.
Подъехав к входу в больницу, несмотря на спешку, Виталий немного замедлился. Утро очень напоминало вчерашнее, на улице было непривычно тепло, пробивались первые ярко-зеленые листочки на деревьях и порывистый ветерок гонял по площадке перед больницей извечную сельскую пыль. Душа просила выходного дня, даже промелькнула мысль: «Может притвориться больным? Покашлять там или вот нога прихрамывает? Ладно, сколько не фантазируй – надо идти работать».
Покачал головой, как будто сбросив предательские мысли и зашагал к дверям.
В отделении уже вовсю царила суета. Медсестры сновали по палатам с уколами, капельницами и таблетками. Больные перемещались по своим делам. На всю больницу грохотал старый лифт, то поднимаясь, то опускаясь. В ординаторской никого не было, на столе оказалось несколько новых свежезаведенных историй болезни. Виталий поспешил переодеться, засунул новые истории в свою пухлую папку и отправился по палатам.
Посмотрел бабушку с болями в ноге, затем, в этой же палате, пенсионера с болью в животе, который при ощупывании не показался острым, затем отправился в другую палату осматривать женщину, на истории болезни которой в разделе "диагноз" оказались только три скромные буквы ХВН. Затем сразу на медсестринском посту быстро заполнил лист назначения стандартными, отработанными схемами и отправился на обход – надо было посетить больных, оставшихся с пятницы предыдущей недели. Часть из них уже успела, не дождавшись своего лечащего врача, улизнуть в столовую. «Во я сегодня опоздал», – подумал Виталий.
Работа завертела его и закрутила: позвали на консультацию этажом ниже, потом в поликлинику принять заждавшихся и затомившихся в очереди страждущих граждан.
Как всегда поликлинический прием начинался с:
– Ща я по-быстрому, и в отделение.
Но куда там! Опять же, как обычно все пошло наоборот. Через раз попадались то запущенные, то не очень диагностически-ясные пациенты, требовалось дополнительное время для расспросов, а голова, к сожалению, из-за недосыпов последней непростой недели соображать быстро не хотела.
Виталий перестраховывался: направлял на дополнительные консультации. «Так или иначе в сложных случаях – один в поле не воин», – считал он.
Закопался в очереди пациентов на несколько часов – и вот разгон по телефону от главврача. Оказывается, кто-то из снова поступивших в стационарное отделение уже пожаловался, что его много часов никто не лечит.
– Мне что, разорваться? – возмутился Виталий.
– Надо успевать – безапелляционно и категорично отмахнулся главврач.
После приема в сельской поликлинике Виталий легким аллюром врывается в «родное» отделение: вот ординаторская и вот новые «истории». И снова по кругу: палата – опрос – осмотр – лист назначения – консультации в отделениях этажом ниже – консультации в отделениях этажом выше. «Ладно, не привыкать», – вздохнул Виталий.
Еще несколько дней Виталий отработал в том же привычном ритме. Операции в отделении были рутинные, и мельтешащие события повседневной работы сгладили впечатления тяжелого воскресения. Жизнь, казалось, вошла в привычную колею. Однако уже в среду Сенежанская ЦРБ была потрясена новым событием.
Около 10 часов дня Виталий Петровича вызвали срочно из поликлиники в отделение. Там уже позвали сразу в предоперационную.
– Мойся, Виталий Петрович – пригласила операционная медсестра к обработке рук перед операцией и облачению в операционный стерильный халат.
В операционной уже был завотделением, а за анестезиолога стоял бессменный уже неделю как неделю Егор Валентинович. Последний, несмотря на серьезность и срочность мероприятия не упустил случая для шутки:
– Мылась ли ты на ночь, Дездемона? – громоподобно, сотрясая стены, протрубил он Петровичу.
Больной уже был в наркозе, операционное поле обработано какой-то подозрительно пахнущей жидкостью.
«Опять каким-то дериватом спирт заменили, – подумал Петрович. – Наверняка это Валентиныч повадился «трубки протирать». Видимо старшая сестра приняла срочные меры к сохранению работоспособности врачебно-реаниматологического персонала, а конкретно Егора Валентиновича, и спасению неснижаемого запаса жидких лекарственных форм в виде спирта».
Продолжая размышлять о всякой ерунде, Петрович привычно встал у оперстола, взял инструменты, приготовился ассистировать.
Заведующий, бородатый здоровяк (его в больнице так и звали за глаза – Борода), с толстой короткой шеей, в свою очередь взял скальпель. Короткое, точное движение – кожа рассечена. Петрович сушит рану салфеткой. Тем временем заведующий поясняет ситуацию:
– Больной поступил экстренно, с нестерпимыми, сильнейшими болями в животе. Состояние развилось в течение двух часов, причина болей абсолютно неясна, имелись отчетливые и ярко выраженные признаки «острого живота». Кроме этого, незначительный подъем температуры.
– И… все? – спросил Петрович, и добавил про себя: «На острый аппендицит это не похоже, хотя боли определялись внизу живота. Может быть осложнение язвы желудка? Очень похоже…».
Вскоре была вскрыта и собственно брюшина. Присутствующие хирурги и даже Вылентиныч, были удивлены и заинтригованы. В брюшной полости оказалось довольно много крови. Был сделан разрез, достаточно большой для осмотра органов брюшной полости и… – ничего! Никаких патологических изменений! Кровь была тщательно удалена, смотрели повторно. В это время Валентиныч стал торопить хирургов, больной не стабилен и анестезиологу-реаниматологу хотелось сократить время пребывания в наркозе.
Практически наугад Петрович еще раз пошарил пальцем в малодоступных для осмотра глазом местах и внезапно нащупал пальцем какое-то небольшое уплотнение. Постарались осмотреть это место глазами. Так и есть, эрозия на мелком сосуде, дырка буквально с миллиметр. Сам сосуд не кровоточит, выше и ниже этого отверстия он был затромбирован: «Ничего себе, что за ерунда с этим сосудом?».
Накладывали швы торопливо, в молчании. Валентиныч стал серьезен и был поглощен работой. Артериальное давление понижалось, он подозревал у пациента инфаркт миокарда, развившийся во время операции. Впрочем, четкой уверенности не было, в операционную притащили срочно аппарат ЭКГ.
Внезапно – остановка сердца! Петрович тут же начал непрямой массаж сердца. «Что ж это творится в нашей больнице, за что это мне», – где-то глубоко в сознании промелькнула мысль.
Позже, в конце рабочего дня, хирурги собрались в ординаторской дописывать накопившееся за день. Заскочил и патологоанатом, собрать всех заинтересованных на вскрытие. На этот раз патолог перед вскрытием устроил настоящее представление с анекдотами про хирургов и про неудачные операции.
Трудно было понять, то ли он так хотел поддержать хирургов, то ли просто не было случая выдать весь накопленный запас юмора ввиду отсутствия слушателей в патологоанатомическом отделении.
Виталий Петрович отрешенно глядел в окно. Погода на улице портилась, поднимался ветер, становилось ощутимо холоднее. Через открытую фрамугу в ординаторскую задувало прилично, Петрович зябко поёживался в кресле, он был расположен ближе всех к окну. Время от времени он оглядывал присутствующих, надеясь увидеть признаки замерзания. Но нет, кажется, от холода из окна страдал только он один.
Закрыть окно в такой ситуации было бы слишком опрометчивым шагом. Практически все присутствующие курили, и дымовая завеса в небольшой комнате продолжала сгущаться с каждой минутой.
А голова что-то побаливала, да и в придачу как-то подташнивало и ныло где-то в животе… Такое бывало с Петровичем на фоне тяжелого рабочего ритма, особенно когда не успевал перекусить в течении дня, часто удавалось поесть только к часам к четырем – пяти вечера. Мысли перескочили на личные проблемы. Он думал: «Наверное гастрит все ж у меня? А может язва желудка какая немая? Опять весенний сезон мог спровоцировать обострение. Надо будет попить что-нибудь…, что-нибудь антацидное наверно».
Когда все ушли в патологоанатомическое отделение, Петрович решил сачкануть и отсидеться в ординаторской. То ли весенний упадок сил, то ли переработал. «Придут – расскажут», – думал Виталий Петрович.
Снова посмотрел в окно. Небо затянули тучи, на улице стало заметно темнее, порывы ветра раскачивали ветки деревьев рядом с окном. Настроение было так себе. В голову нахлынули мысли: «Неужели я так всю жизнь проторчу здесь?».
Нет, ему нравилось здесь, нравилось отсутствие суеты большого города, какая-то простота жизни. Вопрос будущего интересовал его скорее в каком-то философском смысле, просто как любопытство. Так он просидел неподвижно, один, в размышлениях, несколько часов. Когда глянул на часы, то был очень раздосадован. «Как пролетели 2 часа? Совершенно незаметно, как 10 минут! Не-ет, точно пора в отпуск», – подумал он.
В конце концов, удалось оторвать себя от кресла и переодеться. Направившись уже к выходу, передумал и решил заскочить к Валентинычу, надеясь застать его. Заглянул в реанимацию. На самом деле это были, конечно, всего несколько палат интенсивной терапии: небольшой сельской больнице не полагалось реанимационное отделение, но для простоты понимания на входе висела надпись «реанимация».
Как оказалось, Валентиныч был все еще здесь и «подбивал» записи, развалившись на топчане и подложив пару журналов пожестче под листы. Параллельно с его слов что-то писала медсестра, притулившись за маленьким неудобным столиком рядом. Петрович сел на свободную часть топчана и спросил скорее для «затравки» разговора:
– Заработались вы сегодня что-то.
– Да как-же достало уже – без эмоционально прокомментировал Валентиныч. Потом повернулся к Петровичу:
– Не желаешь по одной? Что-то сегодня настрой у меня…
– Можно – пожал плечами Петрович.
– Давай в дежурку тогда, я сейчас подойду!
– Ладно, я в общем, в дежурке – ответил Петрович, вставая.
Затем спустился к вахте, взял ключи от дежурки, открыл: «Сколько лет этой дежурке?».
Кажется, мебель и телевизор не менялись со дня открытия этой больницы. Практически антиквариат: и диван времен первого полета в космос Гагарина, и стол, возможно бывший свидетелем салюта в честь победы в 1945 году, и телевизор… Впрочем, нет, телевизор хоть и кинескопный, но имел дистанционный пульт, и несомненно, относился к вещам современным в понимании местных жителей.
За дверью в коридоре раздались приближающиеся шаги. Дверь открылась, и появился Валентиныч, что-то пряча за полой халата. Прошел к столу и выставил бутылку водки, затем извлек из кармана пол лимона, дунул на него, как бы сдувая пыль или что-то еще. «Блин», – подумал Петрович, – «стоило подумать про антацидные средствА и вот… Закон подлости в этой больнице, по-видимому, работает с удвоенной силой. Ну что ж делать-то…».
Петрович полез в заветный шкафчик в дежурке, где нашлась тарелка и кухонный, сточенный наполовину нож. Валентиныч достал из кармана халата пару металлических стопочек, выставил на стол, хрустнул, отвинчивая крышку на бутылке. Жидкость в бутылке забулькала, пропуская пузырьки воздуха, когда Валентиныч наполнял стопки.
– Будем – коротко сказал реаниматолог и опрокинул стопку.
Петрович последовал примеру, закинул содержимое в рот и скривился:
– Ну и ядовитая, где ты ее откопал?
– Да ничего вроде – ответствовал Валентиныч.
Едва уровень жидкости в бутылке достиг этикетки, реаниматолог рассказал о результатах вскрытия, выражая сомнения в объективности заключений патолога:
– Опять нашел какие-то гематомки в мягких тканях. Помешался он, что ли на них? Сосуд брыжеечный действительно был эрозирован, кровь набралась «в брюхе» из него. Но в просвете сосуда наоборот – большой тромб, сантиметров пять длиной. Кровопотеря была немаленькой, но не угрожающей жизни с учетом проведенного внутривенного введения жидкости перед операцией и вовремя ее.