Тогда и некоторые депутаты Кнессета заявляли – хватит, репатрианты должны благодарить Израиль за предоставление им возможности бежать из советской клоаки. Все остальное такие депутаты относили к числу наших личных проблем. Тем не мене на встречу с репатриантами Беэр-Шевы е, о них они вспоминали в связи с приближением выборов в Кнессет. Помню, как на встречу с репатриантами Беэр-Шевы приехала активно включившаяся в предвыборную борьбу команда Ицхака Рабина. Стараясь заручиться нашими голосами, Рабин дал высокую оценку невиданной по своей численности и образованности алие 90-х годов. А еще он заверял нас, что в случае своей победы, добьется значительного увеличения новых рабочих мест и существенного расширения строительства жилья для социально слабых слоев населения.
Немало говорилось и о мирном разрешении палестино-израильского конфликта в свете Мадридской конференции по Ближнему Востоку (октябрь-ноябрь 1991 года) с участием представителей палестинцев, Сирии, Ливана и Иордании, вскоре после завершения войны в Персидском заливе. Израиль там представлял Ицхак Шамир. Поверив убедительным заверениям авторитетных политиков, наша семья решила, что будет голосовать за возглавляемую Рабиным партию Авода. В одну из суббот того периода нам позвонила Микки. Она попросила к телефону нашего Михаэля.
– Жаль, жаль, – заметила она, когда я ответил, что его нет дома, – я хотела пригласить его на одно интересное мероприятие.
– Сожалею тоже, – ответил я и хотел положить трубку.
– Послушай, Аркадий, – опередила меня Микки, – а ты не хочешь поехать со мной в кибуц? Это всего в 20 километрах от Беэр-Шевы. Израильские сторонники мирных соглашений пригласили туда несколько палестинских активистов. Будет и тебе интересно услышать, как представляет мир вторая сторона.
И вот мы у двухэтажного здания на автостоянке, на которой припаркованы десятки машин. Это была столовая кибуца. Одновременно она являлась его клубом. В нем были не полностью занятыми только первые три ряда. Мы удобно устроились во втором из них. Начало мероприятия затягивалось. Спустя час, нам объявили, что из-за проблем с оформлением палестинцам пропусков на пограничном пропускном пункте, нас приглашают познакомиться с ведением хозяйства в кибуце.
Слева и справа добротной асфальтной дороги жилого массива сияли свежими красками небольшие домики-близнецы. В окружении размашистых пальм и кустарников они напоминали картинки юных художников. На игровых площадках детского сада, у песочниц и горок, стояли отслужившие свой век трактора и сеялки. Они тоже были выкрашены в желтые, красные, зеленые и синие цвета. Так будущих членов кибуца приобщали к технике с юных лет.
В огромной теплице чуть поодаль дозревали крупные оранжевые помидоры. Их выращивали на стеблях двухметровой высоты. Они были в больших ведрах, заполненных плодородным грунтом. В него, посредством пластиковых трубок, подавали воду и питательные смеси.
В коровнике привлекала внимание вымытая до блеска карусель для механической дойки коров. Мы вошли туда во время дойки. Экскурсовод рассказал, что животных перед этим вымыли под душем. К уху каждой коровы был прикреплен небольшой датчик. Он помогал компьютеру отслеживать температуру тела животных, лечить их от простудных и других болезней. В тот период на фермерских хозяйствах Израиля содержали более ста тысяч коров. Каждая из них, в среднем, давала в год 10500 литров молока. Это на 1500 литров превышало надой американской коровы и на целых 3000 литров – показатели средней европейской коровы. Годовой надой коровы страны моего исхода составлял, в лучшем случае, 3000 литров.
Экскурсия продолжалась около двух часов. Когда мы вернулись в клуб, гости так и не приехали. Организаторы встречи решили познакомить нас с докладами, которые подготовила наша сторона. Состоялось и их обсуждение. Оно превратилось в дискуссию о выходе народа Израиля на путь новых перемен не только в своих мышлениях.
Намеченные на 23 июня 1992 года выборы в Кнессет завершились победой партии «Авода». 13 июля Ицхак Рабин представил депутатам Кнессета правительство. Шимон Перес был назначен министром иностранных дел. Новые лидеры Израиля наметили широкую программу действий. Особое место в ней отводилось мирному разрешению многолетнего конфликта с палестинцами.
Спрос на ткани нашего завода все еще превышал его возможности. Руководство ашпары не скрывало обид на рабочих, которые отказывались выходить на работу в субботние дни. Не упрекали только нескольких местных уроженцев, которые соблюдали субботу. Кстати, они продолжали работать в одну смену. Так и мы существенно изменились за прошедший короткий период. И мы уже придерживались другой точки зрения, как коренные израильтяне. Нашей работе без выходных противились жены. Они не хотели видеть в своих мужьях загнанных вьючных лошадей. Тора, подчеркивали женщины, предписывает субботний отдых не только евреям и слугам-иноверцам, но даже рабочему скоту.
Руководство завода в очередной раз увеличило количество привозимых с территорий палестинских рабочих. Это соответствовало и политическому курсу нового правительства. Мой сотрудник Ясир рассказывал, что в газетах Газы появлялось немало намеков на создание автономии в связи с приходом к власти в Израиле нового правительства. Ясир, во всяком случае, ожидал у себя коренных преобразований.
– Если мы начнем строить свое государство, – рассуждал он, – то я бы хотел, чтобы оно было демократическим, как Израиль. За годы работы на заводе мы многому у вас научились, а поэтому на меньшие результаты не согласимся. Мы тоже будем избирать в парламент депутатов, и требовать от них исполнения наших наказов.
В тех рассуждениях мне виделся и результат нашего продолжительного общения. Неожиданно на пути наших добрых надежд выросла другая реальность. Террористы «ХАМАСа» стремились сорвать все мирные начинания непрерывными кровавыми вылазками. 17 декабря 1992 года, с целью решительного противостояния террору, израильское правительство выдворило на два года в Ливан 415 членов «ХАМАСа». Это была ответная акция на похищение и убийство солдата пограничной службы Нисима Толедано. Большинство из высланных палестинцев обвинялись в пособничестве террористам. С резкими осуждениями действий Израиля выступили все арабские страны. Под влиянием их постоянного большинства Совет безопасности ООН принял резолюцию, требующую от Израиля возвращения депортированных лиц.
В январе 1993 из Москвы в Израиль переезжает на постоянное местожительство моя сестра Шеля с дочерью Жанной и двухлетней внучкой Сонечкой. Они останавливаются в Ришон-Леционе. Туда несколько раньше приехала семья моей двоюродной сестры Нины. План репатриации обе семьи готовили сообща. Торопил нараставший в Москве беспредел. Преступные группировки уже давно поделили столицу на зоны, в которых действовали их законы. Кроме того, столицу наводнили нищие и бездомные люди. Они превратили в опасные ночлежки подвалы и подъезды жилых домов. Бомжи были готовы на все ради нескольких рублей на кусок хлеба и бутылку водки.
Любимица всей московской родни Шеля Спектор, которая до недавнего времени возглавляла терапевтическое отделение одной из больниц, погибла от рук бомжа в подъезде своего дома. Это случилось, когда она возвращалась из булочной. Через две недели Шеля должна была улететь на постоянное проживание к сыну в США. Трагедия, словно кнут, подстегнула даже тех родственников, которые были уверены, что «в Москве до этого не дойдет».
Мою сестру задержала процедура расторжения брака дочери. В Израиле Шеля сразу взяла на себя полный уход за внучкой. Изучать иврит Шеля ходила на вечерние занятия в ульпане. Уроки приходилось нередко пропускать. Жанна, из-за существенно урезанной корзины абсорбции, была вынуждена сразу выйти на работу в качестве продавца небольшого продовольственного магазинчика.
В семье Нины оказалось двое трудоспособных мужчин, 43 лет муж Яша и 20-летний сын Дима. Они трудоустроились на небольшом механическом заводе. И их труд оплачивали по минимальным тарифам. Дешевая рабочая сила из бывшего СССР посыпалась манной небесной на работодателей Израиля. Массовый приток населения резко оживил уже замерший рынок жилья. Цены на него росли неудержимо. Хозяин нашей съемной квартиры понял, что они оказались на пике. Он объявил о ее продаже.
Наш договор на съем он продлил только на полгода. День освобождения квартиры неумолимо приближался. Резниковы отвергли газетные страшилки и первыми из нас помчались на поиски подходящего варианта. Ставку делали на не очень дорогой микрорайон с хорошей школой для ребенка. Так советовали сотрудники Михаила. Вслед за Резниковыми и Михаэль приступил к поискам хотя бы однокомнатной квартирки.
Наши дети были уверены, что мы не могли себе такого позволить из-за предпенсионного возраста. Нам они посоветовали нажать на городское отделение абсорбции относительно выделения социального жилья. Чиновники приняли во внимание бесспорный факт и предложили нам на выбор одну из трех карликовых двухкомнатных квартирок. Все они оказались одна хуже другой. На их фоне казалась дворцом даже полуподвальная квартирка Меера и Мани из Бельц, от которой мы бежали в первые дни приезда.
Нетрудно представить, как я воспринимал выглядевшие насмешкой предложения, с учетом упреков моей бывшей сотрудницы Валентины. Мы бы еще долго продолжали возмущаться предложениями службы абсорбции, потому что у нее и не было ничего лучше. Но жизнь сама преподала мне несколько важных уроков. Первый из них я получил на детской игровой площадке. После работы я приводил туда подышать свежим воздухом своего маленького внука Алекса, как мы теперь называли Сашу. Там я встретил женщину за таким же занятием. Она проживала в Израиле 16 лет и ухаживала в качестве няни за чужим ребенком. Таким был ее заработок для оплаты дорогого съемного жилья.
И все из-за того, рассказала мне женщина, что ее муж г побоялся банковских ссуд, а потому согласился вселиться в социальную квартиру, да еще и в неблизком местечке Димона. Муж тяжело болел уже более пяти лет. Чтобы не возить его в далекую больницу Беэр-Шевы на процедуры в дневном стационаре, им пришлось на старости лет перейти на съемную квартиру. А вот их родственники ссуд не испугались. Поэтому они здесь живут в полном достатке с первого по сегодняшний день.
Такую глупость я решил не повторить. В своей правоте мне даже удалось переубедить своих детей. И я сразу отправился в бега по посредническим конторам. Я это делал вопреки тому, что должен был отсыпаться после ночных смен. В связи с заоблачными ценами теперь я был готов согласиться даже на неблагополучный микрорайон. Главное, чтобы это не были клетки для кроликов, которые нам предлагали.
В один из вечеров, на исходе субботы, сын Михаэль повез меня с Майей на осмотр такой квартиры. Габариты и цена устраивали. Чтобы не тянуть время, мы договорились с хозяином о поездке утром в адвокатскую контору для оформления сделки. На наше счастье, у подъезда дома, когда мы выходили, Михаэля окликнул мужской голос. В свете уличных фонарей мы увидели щупленького мужчину в прогулочном спортивном костюме. Он подал сыну руку и поинтересовался, что мы здесь делаем.
– Ни в коем случае, – сказал мужчина, как только выслушал объяснения сына. – Только не здесь, потому что две квартиры в этом подъезде принадлежат проституткам. Из-за непрерывных скандалов здесь не знают покоя жители всей улочки. Погуляйте рядом часок и вы сами все услышите.
– Бежим отсюда, – сказал Михаэль.
У него не было оснований не доверять человеку, с которым пришлось недавно отслужить 40-дневные сборы в армии. После нескольких таких попыток мне пришлось убавить темп и смиренно дожидаться подходящего случая. А ведь и этого было недостаточно. Своими деньгами на покупку располагал редкий израильтянин. Мы, тем более, должны были воспользоваться машкантой (льготной банковской ссудой репатрианта). Чтобы банк ее выдал, надо было привести двух ответственных свидетелей и справку с места работы. Без нее вообще от ворот поворот.
Так что головной боли оставалось немало, включая, беспокойство о возможности увольнения с работы в любую минуту. Русскоязычная пресса и этим разогревала интерес к себе самой. Она же отмечала, что правительство обеспокоено лишь межпартийными распрями. Его, как не волновали, так и не волнуют проблемы жилья и обеспечения работой новых репатриантов. «Пришло время, постоять самим за себя», – призывали нас СМИ, что означало выдвижение новых лидеров, которые созрели в окрепших рядах русскоязычных репатриантов.
И они себя не только называли, но и клялись, что потребуют от власти все, что причитается пятой части населения страны. Они же все настойчивей требовали от правительства подробного отчета об использовании миллиардов, выделявшихся США на нашу абсорбцию. 4 мая 1993 года и я раньше отпросился с работы, чтобы поехать в Иерусалим на невиданную по своей численности демонстрацию новых репатриантов из бывшего Советского Союза. С трибуны, сооруженной в Парке роз, лидеры только что сформированного политического движения «Исраэль ба-алия» во главе с Натаном Щаранским заверили 14 тысяч собравшихся репатриантов, что только они способны коренным образом улучшить условия абсорбции.
Инициаторы демонстрации надеялись, что к ним выйдет глава правительства Рабин. После долгого ожидания под жарким солнцем на трибуну поднялся министр абсорбции Яир Цабан. Ему и были высказаны угрозы центра политического движения. Его представители заявили, что ужесточат требования в случае непринятия правительством мер по расширению строительства квартир для пенсионеров и увеличению количества рабочих мест. Без связи с этим, несколько недель спустя, ко мне подошел инженер ашпары Леонид. В его руке бы небольшой лист бумаги.
– Это план жилого дома с земельным участком, – пояснил мой сотрудник. – Такие домики сейчас продают в Беэр-Шеве на льготных условиях жителям караванного городка. В нем проживает и семья моей сестры. И вот сейчас она не представляет, что будет делать с землей после двух десятилетий проживания в московской высотке с мусоропроводом. Что бы вы, Аркадий, могли ей посоветовать, как винницкий дачник в прошлом?
Мог ли я не одобрить покупку 3-комнатной квартиры всего за 40 тысяч долларов? Притом, половина ее стоимости должна была превратиться в подарок по истечении 15 лет проживания. На следующий день Леонид пришел на работу с новостью, которая не имела цены: при городском отделении министерства строительства Беер-Шевы в ближайшие дни будут продавать около сотни таких домиков для всех желающих. Я тут же оформил отпуск на неделю. Ранним утром я примчался в контору распродажи жилья для уточнения всех подробностей.
С той же целью туда подходило немало горожан, в основном репатриантов. Я предложил им составить список «живой очереди». В моем советском прошлом она себя проявила с хорошей стороны. Так я и здесь хотел предотвратить беспорядки, которыми сопровождались предыдущие распродажи. В одной из них толпа даже выдавила стеклянную витрину. Для ее усмирения пришлось вызвать полицейских. С моим предложением согласилось немало людей, и я тут же купил тетрадку в оказавшемся неподалеку магазине.
Так моя фамилия возглавила список. В него я вписал и Михаэля. Резниковы тогда уже ожидали вселения в квартиру, которую они купили со вторых рук. Распродажу домиков назначили на среду. Инициативная группа организовала круглосуточное дежурство у списка, неподалеку конторы. Спустя два дня и две ночи, за полтора часа до начала распродажи, я выстроил очередь, соответственно списку, неподалеку от входа в контору. В нем числилось немногим более 100 претендентов. Трое дюжих молодых дежурных соблюдали и без того идеальный порядок.
Запись продолжалась. Участников очереди стали обхаживать представители нескольких банков. Чтобы завербовать побольше важных для себя клиентов, они тоже пришли загодя. Каждый из них предлагал свои «наилучшие условия на оформление машканты» с маленькими подарками для приманки. Представитель находившегося рядом отделения банка «Тфахот» брал на себя выплату двух первых ежемесячных платежей. Своим местонахождением он заинтересовал меня больше других.
В качестве соседа он мог быть знаком с работниками конторы по распродаже. К нему я и подошел. Показав ему список, я сказал, что клиентами его отделения могут стать практически все участники очереди. Но для этого он должен договориться с работниками конторы распродажи, что мы будем стоять у входа и вызывать каждого нового покупателя из нашего списка. Из конторы представитель банка «Тфахот» вернулся с утвердительным ответом через четверть часа.
Распродажа заняла полный рабочий день и прошла без задоринки, как мы и спланировали. Удовлетворенными были все три стороны. 23 июля 1993 года я с Майей и Михаэль подписали договоры на покупку двух трехкомнатных квартир в одном доме. Площадь земельного участка, который он занимал, составляла пять соток. Подписание машканты в банке «Тфахот» происходило в кабинете уже знакомого мне работника. В знак благодарности за удачу он подарил мне не две, а четыре первых выплаты.
Подарок, куда существенней мы получили от правительства Израиля. Оно взяло на себя оплату недешевых услуг адвоката и сохранило за нами право на ежемесячную компенсацию немалой части стоимости съемного жилья до истечения пятилетнего срока пребывания в стране. Невероятно приятным оказался день знакомства с образцом приобретенных квартир. Здесь не на бумаге, а на яви мы увидели своими глазами, за что заплатили деньги. Это был один из нескольких сотен собранных в пустыне типовых одноэтажных домов. Разделявшие их улицы были еще изрыты глубокими траншеями для прокладки сетей водопровода, канализации, связи и электричества. Поэтому заселение домов предусматривалось только через год.
Моя племянница Жанна с Яковом, мужем двоюродной сестры Нины подписали договоры на покупку новых квартир в Кирьят-Гате почти одновременно с нами. Шеля в документах не фигурировала. Она не работала, а поэтому не располагала правом на получение машканты. Как финансист в недавнем прошлом, она сразу просчитала, что возвращать деньги банку за собственную квартиру намного выгоднее, чем дарить их хозяину съемного жилья. А, кроме того, ей было некогда читать газетные статьи о долговых тюрьмах.
В год ее репатриации президент России Б. Ельцин уже делал первые шаги к демократизации государства. Это дало возможность моим родственникам продать свои приватизированные квартиры. Деньги приходилось брать небольшие из-за слабых покупательских возможностей россиян. Но даже 10–15 тысяч долларов оказались важным подспорьем в Израиле, по сравнению моим нулевым.
При нулях оказалась и моя двоюродная сестра Таня, хотя приехала из Москвы с лучшим результатом продажи. По неразумной подсказке кого-то из своих близких она обосновалась в дорогом приморском городе Нетания. Все привезенные Таней деньги там исчезли, как вода в песке. Комфорт требовал немалых дополнительных расходов. Постепенно Израиль покинули ее сын и дочь. Они вернулись в Москву, потому что не нашли работу по интересам на земле обетованной. Вслед за детьми туда вернулась и Таня. На ее решение подействовала и активизация действий палестинских террористов.
А моей голове «стадия разочарования репатрианта» буквально испарилась, как только я получил на руки документы владельца собственного дома. Под тем же впечатлением Майя совершенно спокойно восприняла сообщение об увольнении из детского сада. От чувства подобной эйфории не трудно было забыть, что ты обязан располагать ежемесячной зарплатой. Иначе, как возвращать банку даже не очень большие долги. Но, зря ли говорят, что неудачи и удачи ходят парами.
А у Майи действительно сразу появился новый источник заработка. По подсказке ей предложили ухаживать за тремя школьниками в семье местных уроженцев. В основном, это было кормление до занятий и после них. Здесь ей и больше платили за каждый отработанный час. Их было меньше, чем в садике. Так и нагрузка была меньшей. А, кроме того, новые работодатели вносили деньги в центр национального страхования – на случай потери трудоспособности работника (бытовая травма и т. д.). Так предусматривалось и начисление ему специального пособия по достижении пенсионного возраста. Законы предусматривали и это в обществе «беспощадной эксплуатации трудящихся».
Но пока по окончании своего рабочего дня Майя торопилась в недавно купленную квартиру Резниковых. Там ее ожидали любимый внук, приготовление еды на всех и утюжка блуз. Дочь продолжала заниматься работой на дому. К ней пдключался и зять, когда возвращался с проектной работы. В квартире, намного меньшей съемной, мы все вместе жили год, дожидаясь переезда в свой дом.
Было тесно. Мне с Майей отвели спаленку Алекса. Втиснутая туда кровать не давала двери закрыться. После ночной смены мне приходилось спать под стрекотание швейной машины. Михаэлю было еще более неудобно. Свою раскладушку он мог поставить на отведенное место не ранее 23-00. Тогда лишь Алла выключала свою быстроходную швейную машину и задвигала ее в дальний угол.
Малогабаритная квартира Резниковых была предназначена для небольшой семьи. Только из-за наших репатриантских проблем мы были вынуждены использовать ее под швейную мастерскую и ночлежку для всех нас. В гостиной, по причине той же тесноты, обеденный стол, стулья и старый диванчик, с выпиравшими пружинами, были завалены горами кроя и готовой продукции.
Именно в пору нашей невероятной неустроенности мой брат Ефим приехал из Москвы погостить в Израиле.
– Привет! – я услышал тогда в трубке квартирного телефона знакомый и родной голос. – Ну, вы еще не надумали возвращаться?
Фима звонил из Тель-Авива. Там он остановился в прекрасной гостинице, с двенадцатью сотрудниками домостроительного комбината. До этого они знакомились с достопримечательностями Израиля на протяжении полутора недель. В остававшиеся три дня Фима решил проведать семьи брата и сестры. В тот же вечер Михаэль доставил дорого гостя в Беэр-шеву. Поужинав, мы слушали гостя до поздних часов. До чего трудно было ему и его сотрудникам расстраивать Москву в условиях экономического обвала.
Объемы работы приватизированного ими комбината значительно сократились. Но коллектив выстоял, потому что его возглавили хорошие хозяева. Костяк, включая рабочих, не разбежался. Всем существенно подняли зарплату. Теперь и семья Фимы не знала нужды. Он заметил, что если бы не уехала в Израиль наша Шеля, она тоже могла бы получать большие деньги в новых условиях,.
Среди преуспевавших московских родственников вспомнили и о двоюродном брате Леониде. Он возглавил строительный кооператив, будучи адвокатом. Под его руководством дипломированные строители возводили солидные виллы и офисы для «новых русских». Наш троюродный брат по линии Спекторов являлся заместителем редактора газеты «Московский комсомолец». К спортивную журналистику влился вернувшийся из Израиля сын Тани. Но самого заметного успеха добился Саша, сын нашей двоюродной сестры Фриды. Он проявил коммерческие способности, основав солидные магазины по распродаже дорогой европейской мебели.
– А как вы там обходитесь с рэкетирами? – спросил Михаэль. – У нас поговаривают, что они пробрались во все сферы вашей жизни.
– В этом нет ничего удивительного, – продолжал Фима, – чтобы обеспечить надежную охрану своих объектах, нам пришлось прибегнуть к их услугам. Мы платим им за это немалые деньги.
Моя служебная карьера в Израиле была настолько никчемной, что о ней я решил умолчать. Отметил я только, что на работе по профессии зацепились, к счастью, сын и зять. Не теряла надежды и дочь. А я с Майей не можем нарадоваться купленной на хороших условиях квартиры. В отличие от меня, моего брата не впечатлил наш бревенчатый дом среди изрытых траншеями улиц. Туда я его привел на следующий день.
Глава 5
А году совместного проживания в тесной квартире дочери не видно было конца. В нашей дружной семье о каком-либо обострении отношений не могло быть и речи. Вы скажете, что такого быть не может и будете правы, потому что единственное недоразумение у нас все же случилось незадолго до нашего переезда в свой дом. Выяснение происходило за ужином, на исходе субботы. Алла тогда демонстративно положила лист бумаги на скатерть перед тем, как подать чай.
– Это квитанция на оплату 378 шекелей за пользование специальной телефонной сетью на протяжении всего трех с половиной минут! – объявила дочь и с умыслом сделала длинную паузу.
– Я была готова сгореть от стыда перед служащей конторы связи. Она сослалась на разговор с нашего телефона с компанией «Секс по телефону». Это ее тарифы так высоки. Нашему трехлетнему Алексу это ни к чему. Я и мама, ради такого удовольствия, не будем сутками шить и утюжить рубахи хозяину из Тель-Авива. Остается одно – кто-то из наших мужчин решил развлечься. Казнить не будем, но знать, во что обходится такое удовольствие, вы должны, чтобы впредь не повторить.
Во мне заявление дочери заклинило речь. А еще я не мог поднять глаза, чтобы увидеть страдания того из нас, кого могли припереть к стенке позора.
– Какая чушь! – произнесли поочередно зять и сын.
Их слова меня хоть немного успокоили. Повисшую паузу нарушил голос Майи:
– Три недели тому назад я оставалась одна дома, когда Алла пошла, забирать Алекса из садика.
Я снова насторожился: моя жена, которая одергивала каждого, кто в ее присутствии касался этой темы в грубых формах.
– Услышав дверной звонок, – продолжала Майя, – я открыла дверь и увидела перед собой смуглого молодого человека с пакетами картофеля, петрушки и прочей зелени в картонном коробе. Когда я отказалась от покупки, парень попросил стакан воды и разрешения на короткий телефонный звонок маме. «Сейчас ее позовут», – пробормотал он на иврите, а в конце поблагодарил меня за все. Пожалуй, три с половиной минуты и прошло, пока я была занята мытьем посуды.
После такого поворота событий все с облегчением вздохнули и громко расхохотались. О доверчивости Майи можно писать повести. А зять Миша вспомнил по этому поводу совсем свежую историю. Хорошо, что наша
обошлось нам всего в 378 шекелей. В тот же день в квартире наших соседей исчезла сумка хозяйки с документами и тысячей шекелей! К ним двумя-тремя днями позднее заходил тот же разносчик свежих овощей. Так, что будем считать, что у нас налицо еще и экономия.
Мы снова посмеялись. К тому времени мы уже понимали, что деньги – это всего лишь деньги, а в реальной жизни существуют и более важные приоритеты. Теперь и на работе я по-другому реагировал на вчерашние раздражители. А ведь еще недавно я, заодно с другими сотрудниками, мог возмутиться начальником цеха за то, что он не поздоровался, когда проходил мимо. И вот я уже сам внушал своим сотрудникам совершенно другое. Какая же это мелочь, в сравнении хотя бы с тем, что Барух не копил зла на тех из нас, кто отказывался работать по субботам.
Он, видимо, один из немногих понимал, что и иностранцы, включая рабочих из Газы, тоже отказывались бы от работы в такие дни, если бы доллары, которые они здесь зарабатывали, не превышали в значительной мере курс принятых в их странах валют. Зря ли чилиец Фернандо мне хвастался, что после пяти лет работы в нашей ашпаре, он откроет на родине, солидный ресторан и будет жить, припеваючи, до самой старости.
По той же причине без устали вкалывал без выходных сменный мастер Камаль, который приезжал на работу из Газы. А с ним мои отношения улучшались изо дня в день. Да настолько, что в перерывах ночных смен он приглашал меня в свою комнату на чашку кофе, чтобы пообщаться. Он даже планировал пригласить меня с Майей в свою семью, как только в Газе наступят лучшие времена. Он сам и приедет за нами на своей машине в Беэр-Шеву.
– Вы увидите, – заверял Камаль, – что и мы мирные люди. Приедем и мы к вам, когда вселитесь в свою квартиру. Ведь так арабы общались с евреями до интифады.
Из наших предыдущих разговоров я знал, что отец Камаля врач, а сам он получил высшее образование в Белграде. К осени 1993 года на территориях активизировал свои действия насаждавший слепую ненависть к евреям ХАМАС. В Израиле резко обострилось противостояние между левыми и правыми силами общества. Это было связано с предстоявшим подписанием с ООП в Вашингтоне Декларации о взаимном признании сторон. Правые израильтяне считали, что палестинцы не откажутся от террора, несмотря на готовность левых поэтапно предоставить им полное самоуправление с выводом войск из сектора Газы и Иерихона.
Правых не устраивала также позиция левых в ведении переговоров о беженцах, поселениях, границах и статусе Иерусалима. Представляя Декларацию в Кнессете, премьер-министр И. Рабин призвал депутатов поддержать его политику установления добрососедских отношений между двумя народами. За ее осуществление проголосовал 61 депутат, против – 50; 8 – воздержались. Противники политики премьера продолжали обвинять его в безответственности и предательстве жизненно важных интересов страны.
Мнения моих сотрудников по этому поводу тоже были неоднозначны. По крайней мере, среди русскоязычных заводчан преобладали «правые» взгляды. Иначе тогда заговорил и мой сотрудник из Газы Тайсир. На этот раз он руководствовался газетами, которые издавали реакционные исламисты.
– Запомни: между евреями и палестинцами никогда не будет мира, – однозначно заявил сотрудник.
Ясир и вторившие ему земляки цеха не осуждали жестокость массовых терактов палестинских боевиков. Они слышали только самих себя и своих предводителей. Эти сотрудники не ценили того, что зарабатывали на заводе намного больше, чем рабочие окружавших нас арабских стран. А ценить было что, начиная с доставки на работу в современных автобусах с кондиционерами, двухразового кормление и выдаваемых ежегодно трех комплектов спецодежды (джинсовые брюки, куртки и обувь).
В мои советские времена ремонтники винницкой Володарки получали единственную хлопчатобумажную куртку. Их доставки на склад приходилось дожидаться два-три месяца и по истечению срока носки. Как бывший советский производственник, я коснусь также очень вкусных и питательных завтраков и обедов из поточных линий израильской заводской столовой. В свои тарелки, к порционной куриной четверти или увесистому куску тушеной рыбы, мы без ограничения накладывали супы, гарниры и салаты из свежих и квашеных овощей. Руководство предприятия оплачивало половину их стоимости.
В израильской заводской столовой я восхищался также побывавшими в моечной машине красивыми тарелками. Там же побывали не алюминиевые, сделанные из нержавейки вилки, ложки, ложечки и ножи. Восхищала особенно чистота столов. Сесть за них можно было лишь после того, как расторопный молодой уборщик тщательно вымывал их посредством нескольких мыльных растворов. Ими были заполнены большие ёмкости, расставленные на удобной тележке.