Некрасов. Повесть

На следующий день, Фома заявился, как и обещал к обеду. Разбуженая звонком в дверь, полуобнажённая Жанет, вышла встречать гостя. – Он в спальне спит, как убитый, – молвила она. – Приготовь мне чай, – приказал он ей, и первый прошмыгнул на кухню. Лишь после распития чая, она пошла будить Некрасова.. Из спальни послышалось. – Вань втавай, и одевайся. А Вань!. За тобой Фома пришёл. На кухне чай пьёт. – Ну, и вид у тебя кавалер, – сказал Фомин, – разглядывая Пашку на улице. Поехали домой отсыпаться. Я и сам толком всю ночь не спал. – Ну эти женщины, – тарахтел Фома, поминутно выскакивая на проезжую часть дороги, пытаясь остановить любой транспорт. – Ты посмотри Пашка, что она с тобой сделала, разглядывая друга, как следует, – возмущался он. Жалко зеркало нет. Бледный ты весь, как полотно. Выжала из парня все соки. Ну Жанет стерва. Приехав домой, друзья по достоинству оценили работу Чистюли. Паспорт был сделан на совесть. – Да трудно докопаться, – соглашался Фомин, тщательно разглявая печать на фотографии. – Очень сложно нам лохам определить фальшивку. Возьми Пашка, и очень хорошо запомни даты, как говорят артисты, вживайся в новый свой образ. Для пользы дела, называть я тебя буду, не иначе, а как написано в твоём документе. Ты для меня теперь Смирнов Иван Петрович. С днём рождения тебя землячок. Через несколько дней дёрнем из Свердловска. Для начала съездим в Москву к Бате, а потом махнём в Питер. Там у меня есть дела, сугубо личного характера. – Ну на сегодня достаточно, надо выспаться. Если прийдёт сестра Ольга, и будет греметь кастрюлями на кухне, то ты не обращай на это внимание. Обычно по субботам, она полы моет у меня в хате, и занимается стиркой. Грязную одежду, которую надо тебе постирать, брось на пол в ванной комнате, возле стиралки. Она без базара всё отстирает. Надо тебе ещё барахла купить, и обновить твой гардероб. И пожалуйста Смирнов, выкини галстук, который ты носишь. Посмотри внимательно, на это произведение советского ширпотреба. На фоне моря пальма, и чайка над волной. Умора. Купим тебе другие, – импортные. Ну и афферисты, – возмущался Фома, и пожелав Пашке сладких сновидений, удалился себе в комнату. Смирнов последовал его примеру.

После продолжительного дневного сна, друзья ужинали на кухне. К столу подавала Ольга. Некрасов сидел смирно, как оловяный солдатик, приросший к стулу. Такой красавицы он, и во сне никогда не видел – Это Ольга!, – так представил Павлу свою сестру повеселевший Фома. И обращаясь к Ольге добавил. – А это Иван, – друг моего детства. В садике вместе кашу кушали. Вот приехал меня попроведать. Ты что Иван глаза опустил, и не смотришь на неё. Ольга у меня особенной красоты уродилась. И дал ей создатель такие глаза, и ресницы. – Перестань Фома, прошу тебя, – прервала его Ольга. Дай гостю спокойно поесть. Всегда ты так ведёшь себя. Не сердись Ольга, и подойди поближе, – попросил он сестру. Иван близкий мне человек, и стыдиться его не надо. Парень он порядочный, и восспитан в нашем духе. Бог даст, годика через три поженю вас. – Фома перестань!, – повысила голос девчонка, и по детски топнула ногой. – Срам какой, – смутилась она, красивая до обалдения. – Что я такого сказал, – стал оправдываться Фома. – Вон твоя старшая сестра Верка, выскочила замуж за этого паршивого комсомольца, – продолжал куралесить Фомин.– Представляешь Иван, родила ему пацана, а теперь и свету божьему не рада. Разогнали этих комсомольцев в разные стороны. Многие из них в бизнес подались, а наш зятёк, вместо того чтобы мышей ловить, чухается целыми днями. Ну, не сердись Ольга, давай помиримся. Что я могу поделать с собой, если говорю то, что думаю. Потом у Фомы в руке, вдруг появились деньги, и протягивая их сестре он сказал. – Вот Ольга, возьми их в знак примерения. Купишь комсомольскому карапузику, что – нибудь из одежды, а себе справишь пальто и тёплые сапожки, чтобы ноги не мёрзли на занятиях. На днях, мы с Иваном уедем, месяца на три из Свердловска, а ты сестрица поглядывай за хатой, как и раньше. После ужина, Ольга быстро помыла посуду, и ушла к себе домой. – Вот жизнь!, – прикуривая сигарету, задымел Фомин.– Внимательно слушай меня Смирнов, что я тебе о нынешнем хаосе скажу. Ты всё это не успел разглядеть с одного раза, а я после отсидки, уже полгода наблюдаю за этим бесприделом. У меня сложилось, ясное представление о том, что нынче творится вокруг. Короче слушай, и мотай на ус. Чувствую нутром, что Россию в недалёком будущем, ждут большие социальные перемены. Полная перетрубация. Люди, кто поумнее, давно пораскинули мозгами, и шустрят по всем направлениям, а у меня, как вседа позднее зажигание. Сечас везде доллар загулял. Раньше, если мне попадалась валюта, то я отдавал её, почти что задаром, спекулянтам разным. Месяца два тому назад, в аэропорту у одного эфиопа, я стащил лопатник с баксами. Пересчитал, а там пять кусков. Думал их продать что – ли, а потом мать у меня конфисковала всю покупку. Она, как раз приезжала, чтобы сыночка попроведать. Она хоть, и женщина набожная, но с редким умом и дальновидностью. Забрала у меня баксы, и говорит, – Зачем их продавать сынок, когда это твёрдая валюта. С долларами, всегда можно пробить себе дорогу в любую дверь. Оставь их у меня на сохранение. Сколько горя, хлебнула она бедная, со мной по судам всяким, и лагерям. Как попаду за решотку, так она тут как тут. Бегает по милициям, и взятки раздаёт. Сколько раз старушка, меня от срока спасала. Сосчитать трудно. Однажды, давно это было, набросилась она на меня с упрёками, и давай поносить на чём свет стоит. – Ты Фома неисправим. Что мне сказать тебе ещё негодник, чтобы бросил воровать, и жил чесно, как все нормальные люди. У тебя сынок, одна извилина в мозгу, – грех какой, не приведи господь. Буду за тебя молиться Фома, чтобы образумился в скором времени. Выслушал я её упрёки, и говорю ей в ответ, – Это с моим то образованием мать. Шутите или нет. Взять мне в руки кирку и лопату, и рыть канализационные траншеи. – Ну нет, извините меня, сыночка вашего ненаглядного. Видно на роду у меня написано. Фомин встал со стула, и стал ходить по кухне, жестекулируя смешно руками. Пашка впервые увидел Фому, таким убеждёным, в выборе своего жизненного пути, и вступать с ним в полемику, не имело смысла. – Лучше слушать его, и помалкивать, так будет лучше для меня. Да, и что я знаю, и что я могу возразить ему. Ничего я не знаю в этой жизни, – абсолютный ноль. Тем временем голос Фомина, не умолкал ни на минуту. Лекция продолжалась. Преподаватель поехал дальше. Вот многие люди думают, что профессия карманника, недостойное и позорное ремесло. А зародилось воровство Смирнов, давным – давно, ещё в доисторические времена, когда появились на свет первые деньги. У тебя были монеты, а у меня бедного нет. С тех пор деньги, и стали движущим стимулом во взимоотношениях между людьми, и в их благополучии. Способы воровства у людей различные. Порой диву даёшься, в изобретательности, на что способен ум человека, чтобы в конечном итоге, прикарманить чужие деньги. Всё это я говорю тебе Смирнов, чтобы ты имел ясное представление о карманной краже. Запомни, как закон, что карман лоха, – это самый короткий путь, где лежат твои деньги, дожидаясь тебя. Ты думаешь, что я в слепую лезу в чужой карман?. Ошибаешься. Это раньше по молодости, приходилось нырять наугад, не имея навыков, ни опыта. Профессионализм в любом деле шлифуется годами, пока человек не достигнет сознания совершенства. Самое главное в нашем ремесле, – это психологический настрой, хладнокровие, трезвый ум и наблюдательность, правильно выбранная позиция, и безусловно, работа пальцев рук. Со временем я научу тебя этому ремеслу. Ведь у меня тоже был учитель. По гроб жизни я ему обязан. Царство ему небесное. А познакомился я с ним, совсем случайно. После малолетки это произошло. Однажды в автобусе я украл кошелёк, а он в свою очередь стащил его у меня. Рюхнул я, что в кармане у меня пусто. Стою дурак дураком, и зыркаю по сторонам, а сам думаю.– Ну кто так сумел меня облопошить, а потом смотрю на заднем сидении автобуса мужик сидит, и с бабами весело разговаривает. Пасу его, а он на конечной остановке слез, и удаляется по дороге. Догнал я его, и говорю, – Дяденька отдайте мне мой кошелёк. А он в ответ, – Какой кошелёк мальчик. Ты наверное больной??. Взял я с мостовой булыжник, и хотел было запустить в него, а он остановился улыбаясь, и говорит, – У меня твой кошелёк пацан. На возьми его, – и отдал мне всё до копейки. Пригляделся я видать дяде Коле. Цыган, – кликуха у него была. Ну, и познакомились поближе. Он тогда в автобусе на работу ехал, прорабом пахал на стройке, а заодно значит, нет да нет грабки свои, и запускал. Перед смертью в больнице, дядя Коля сказал мне, – Обещай мне Фома в будущем исполнить одну мою просьбу. Всё то чему я тебя научил, передай при случае человеку достойному. Одному только, а не многим. Пусть память останется в умении моём, и в совершенстве. Вот такие дела, – вздохнул Фома, и умолк, вспоминая наверное образ своего учителя, который был ему в своё время, не меньше, чем крёстным папой. Поздно уже, а спать неохота. Наверное потому что днём мы дрыхали, а посля крепкий чай выпили, – в который раз закуривая, произнёс Фомин. Разбежатся что – ли по нарам. Устал я болтать, толко и слышу свой голос, а от тебя Смирнов, и слова не вытянешь, сидишь и уши развесил. Пашка улыбнулся, и стал оправдываться.– Что я могу сказать Фома, в моей жизни не было ничего примечательного. Никаких ярких впечатлений, обсалютно ничего, что могло бы тебя заинтересовать. До пятнадцати лет, можно сказать, одно сплошное детство, потом работа слесарем на производстве, где мамка пахала. Вечерняя школа в посёлке, совершенолетие, и глупая кража в магазине. Правда, я в лагере много книг прочёл, которые попадались мне в руки. Ты ведь знаешь Фома, какая в тайге литература. Много книг Авторитет, отдалживал мне почитать. Его кто – то из офицеров коллонии снабжал. Однажды, после вечерней проверки, когда расходились по баракам, он увидел у меня в руке томик Чехова, и попросил его почитать. Когда читаю Чехова, – сказал он. – То каждый раз по новому открываю его талант. Замечательный писатель. Возвращая книгу Авторитет изрёк мне поучильно.– Слушай Некрасов, чтение книг в заключении, кроме пользы, вреда не принесёт. Заходи ко мне, после ужина, я дам почитать тебе что – то новое. Вот так, и завязались мои отношения с Авторитетом, можно сказать, на литературной почве. Послушай Фома, – впервые взял разгон Пашка.– Объясни мне одну вещь, если знаешь, почему у Авторитета такая необычная кликуха. – Необычная говоришь, – переспросил Фомин. – Да всё довольно просто Смирнов. С малолетки она к нему прицепилась. Давнишняя история, так что, и не припомнишь все детали. Дай бог мне памяти. Однажды попал к нам на малолетку один малец, из пересылочной тюрмы. Маленький такой, а уже весь в партачках, видать недавно его разрисовали. По ходу стал трепаться, что и сам умеет рисовать, и работать тушью. Приготовили мы для этого дела все причиндалы, и пригласили ночью мальца в кабинет восспитателя. Я, значит, Батя московский, Авторитет и дневальный тоже с нами был. Хором стали придумывать себе рисунки. Первый жертвой стал Авторитет, изъявив желание наколоть себе на грудь маленькую воровскую звезду. Мы с Батей стоим рядом, и наблюдаем, а заодно держим под контролем коридор, чтобы не спалиться. Видим, что наш художник ничерта не смыслит в этом деле, а линии на звезде кривые, и не симетричные. Авторитет лежал на преподавательском столе, и губы кусал от боли. Вовремя мальца Батя остановил кулаком по голове. Слышим дневальный орёт Атас. Застукали нас менты, и всю ночь колотили, чем попало. Это художество потом пришлось затушевать, и вместо звезды, там у него на груди большими буквами наколото «Авторитет.»

Обычно по утрам Фомин исчезал, а Некрасов шарахался по дому, не зная чем себя занять, или же сидел возле окна, пялясь на забор и калитку, дожидаясь хозяина. На следущее утро, после загула с бабами, Пашка, проснулся не шесть, как в зоне, а в десять часов утра. На улице была прекрасная июльская погода. Впервые за столько лет, Некрасов почувствовал, что выспался от всей души, как когда – то в раннем детстве. В спальной комнате, возле кровати на которой спал наш герой, стоял старый комод, на котором тикали настольные часы, дошедшие сюда, наверное с неповских времён. Над часами на стене висели в рамках семейные фотографии Фоминых, и почётные грамоты, выданные главе семейства в соцсоревнованиях. Проснувшись Пашка ещё долго нежился в постели, и не хотел вставать. – Какой кайф!, – сказал он сам себе. – Ни подъёма тебе, ни ментов, а там в зоне одни только замусоленые рожи, и невыносимая вонь в бараках. – А баланда, – будь она проклята. А Фома, – какой классный парень!. Смотри, как встретил меня. Никакой игры, и фальши в его поведении, я так и не заметил. Он теперь мне, за место брата родного, – так приблизительно сформулировал Пашка свои отношения с Фомой, и спрыгув с кровати поплёлся в туалет, приводить себя в порядок. Заглянув после сартира на кухню, он обнаружил на столе странную записку. – Иван я закончу к три часа дня, а потом поеду на барахолку за шмотками. Вернусь к пяти. Почисть под столом картошку. Придёт Ольга. Хочу щи из щавеля, что растёт в огороде. – Ну Фома артист, – рассмеялся Некрасов. Как это можно под столом чистить картошку, и в каждом слове, допустил по две ошибки.

Через несколько дней всё было готово к отъезду. Приготовление у друзей, прошли на самом высоком уровне. Смирнову поменяли весь гардероб, вплоть до галстука, и теперь наш герой, выглядел вполне современным парнем. – Слушай Иван, – заявил ему Фома, придя домой накануне отъезда. – Сегодня купил на вокзале билеты до Москвы. Уезжаем через два дня. Подумал, я подумал, и решил всё – таки, воспользоваться отработаным маршрутом. Москва, а потом Питер. Хотел я с тобой, ближе к зиме, поехать в Ташкент или в Ростов. Там в этих городах у меня тоже кенты живут. Встретят, как пологается. Раньше, и Прибалтика была, но сейчас там нездоровый политический климат. Эти викинги издревле не любили русских, а сейчас и подавно. Ты видел Смирнов, что вчера по телевизору показывали. На Кавказе бушует самая настоящая война, а в Армении хачики, что – то никак не поделять с азергутами. Намутил Мишка Горбатый. Союз фактически распался, а вчерашние коммуняки за власть готовы любому перегрызть горло. Нам с тобой Смирнов, наплевать на эти страсти в стране, – добавил Фомин к сказаному. – Нам воевать нескем, и делить нечего. При любом государстве, и при любых правителях воровская масть, всегда вне закона, и это никому не переделать. Некрасову, на миг вспомнилась зона, и Сан – Саныч со своим бульдозером, но туда обратно в тайгу ему очень не хотелось.

Провожала их Ольга, не по годам своим деловая, и чертовски привлекательная. Они днём сели в такси, поъехавшее прямо к воротам дома, и проехав весь Свердловск, на какой – то почтовой станции сели в поезд, уходящий в столицу. Прощаясь Ольга расплакалась, и поцеловала Фому в шёчку, а заодно этой чести удостоился и Некрасов. – Смотри Смирнов, как Ольга, расчуствовалась, будто нас на фронт провожает. Запрыгивай в вагон. Здесь поезд стоит, всего лишь две минуты. На душе у Некрасова было муторно, и страшно не хотелось уезжать. Расставаясь с Ольгой, он сравнивал себя с настоящим балбесом, что тогда на кухне, когда готовили щи из щавеля, не сказал этой девочке самое главное, что нравится она ему, и прочие хорошие слова. – Может она, и сама догадывается, что я питаю к ней серьёзные чувства, – успокоил он себя. – Разве я смог – бы, позволить лишнее в доме у Фомы, тем более Ольге, всего лищь пятнадцать лет. Поживём, а там дальше видно будет. Всё – таки в Свердловске, у Фомина мне было хорошо и спокойно.

Очутившись в вагоне поезда, друзья без помех прошли в своё куппе, и слегка осмотрелись. Некрасов не сразу сообразил, что места у них с повышеной долей комфорта, и что называется это удовольствие «С. В.» – Послушай Фома, и дорого – ли стоят такие места в поезде?, – поинтересовался он у друга. – Да, ерунда, послышалось в ответ. – Просто в кассе, когда покупал билеты, мне сказали, что других мест нет. Хотите берите эти. Дуранули, чтобы железной дороге была выручка, да и разница, тут всего лишь на червонец. С другой стороны очень даже хорошо, что прокатимся без постороних в куппе. Устраивайся Смирнов, поудобнее. Времени у нас для сна, и разговоров будет валом. Фомин вытащил из чемодана свежие газеты, и несколко пёстрых журналов. Полистал их, выискивая картинки, а потом не выдержал, и сказал. – Почитаем, как – нибудь на досуге. В дороге надо просвещаться, и пиво глотать. Молодец Ольга, что положила харчей нам в чемодан, а я думаю, почему он такой тяжёлый. Да, и в сумке, что мы затащили в вагон, должен быть хлеб, и жигулёвское пиво. Короче мы с тобой Смирнов, упакованы до самой столицы. Не успели друзья разобраться, со своими съестными припасами, как в дверях их куппе, нарисовалась молоденкая блондинка в униформе. – Добрый день молодые люди!, сказала она, улыбнувшись им до ушей. – Прошу ваши билеты. – Пожалуйста мадмазель, – произнёс Фома, приблизившись к ней, как можно поближе. – Вам заносить чай, – снова заговорила она, и заиграла чешуёй. – Да можно и чай тоже, – поехал Фомин, сверля её глазами. – Чай между прочим, является божественным напитком, – продолжал Фома. – Его тонизирующие свойства, благоприятно действуют на организм человека и..– Ну тогда гони пятёрку господин мой хороший!, – грубо перебила она ухажора, вытянув вперёд свою пухленькую ручку. Взяв деньги, проводница удалилась прочь. – Ты всё видел, и слышал Смирнов?. Ну, и как она тебе?. Видел, как блондинка задёргалась, и сорвалась с крючка, – никак не унимался Фомин. Вообще в поездах, я тебе скажу Иван, бабы работают ушлые, и у них за бесплатно ничего не возмёшь. Здесь роль играют только филки. Мы ещё поглядим, кто кого обскачет, а пока поедим, и пивка попьём. После еды, и пиво, Некрасова потянуло на сон. Глаза у него помутнели, и стали слипаться, как у ребёнка. Фома приоткрыл форточку в куппе, и задымел сигаретой. – Ты что Смирнов уже спать собрался, или пиво дало по мозгам?, спросил он его. – Рано спать, а ночью, что собираешься делать. Лучше давай поговорим землячок, о вещах более возвышеных. Всё то, что я буду тебе говорить, имеет непосредственное отношение, к нашей с тобой предстоящей работе. Поэтому Смирнов, ты должен внимательно меня слушать, и мотать на ус. Для начала, мы попробуем работать в паре. Ты будешь подставлять мне клиентов, и прикрывать в давке, когда надо. Второе правило, – забирать у меня по необходимости покупки, тоесть, говоря нашим языком, – уносить пропуль. Очень важная в нашем воровском деле деталь, – это маяки. Без маяков, в переполненом людьми автобусе трудно воровать. В процессе совметной работы, напарники должны понимать друг друга без слов, как в немом кино, используя маяки и жесты, когда, как придёться. Чтобы украсть кошелёк, необходимо знать многие вещи, о существовании, которых простой человек, и понятия не имеет. Поэтому, я заранее хочу тебе кое – что показать, и разжевать. Москва – это большой базар, где на каждом углу толпа, и давка. Воровать в магазинах, и в метро очень сложно, по той простой причине, что легавых там больше, чем лохов. Мур в этом деле, съел не одного слона. Иногда, в редких случаях, можно рискануть, когда ты уже плотно сидишь у клиента на хвосте, и знаешь, что в кармане у него находится неплохая сумма. Надо всегда искать своего лоха, пока не возникнет благоприятный момент для кражи. По ходу пьесы, я научу тебя выбивать лопатники у встречных граждан, и работать лезвием бритвы. Работа лезвием, – это целое искусство. В России настоящих профессионалов, остались еденицы, и помнится мне, покойный дядя Коля, не мало нервов ухлопал, пока я не освоил его уроки. Работа писака аккуратная, и по – своему интересная. В Москве для начала будешь наблюдать со стороны, как я ворую, и по – возможности помогать, и оберегать от запалов. С этой минуты, ты Смирнов на правах напарника, и доля твоя будет равная, по всем правилам. Фомин на секунду умолк, разглядывая пустые пивные бутылки у окна на столике. Потом, он перевёл свой взгляд на Пашку, и жалобно произнёс. – Что – то в горле пересохло Смирнов. Наверное это от одинокого моего голоса в эфире. Надо промочить голосовые связки пивом. Посмотри там в сумке братан. Опустошив очередную бутылку пиво, он снова с полуоборота, перешёл на второе дыхание, и продолжил прерваное занятие. Все уроки учителя в куппе поезда, сводились к одной теме, и имели определённую направленность, связанную с просвещением Некрасова. – Это теория, – говорил ему Фомин. – Ты у меня теперь Смирнов, – слушатель Высшей академии. Без теории, практика даст пробуксовку. В недалёком будущем, тебя ждёт дипломная работа. Иногда Фома, сам объявлял перерыв, и наступало временное затишье. Некрасов в такие минуты сидел у окна, и пялил глаза на пролетающие мимо него однообразные пейзажи русской земли. Раскачивал в такт стука вагоных колёс свою нелёгкую думу. – Вот жизнь, – сетовал он, на свою судьбу. – Угораздило меня, тогда на долянке, нажраться свиньёй. Гляди, как всё обернулось. Прав был Сан – Саныч, говоря о судьбе человека. Стелятся мне дороги неведомые, и куда они приведут меня, одному чёрту известно. Всюду раскинута паутина. Стоило мне шагнуть, и вот уже связан по ногам. Может это, и к лучшему, ведь на жизненом пути человека, нет никаких указателей. Кто нами руководит, и как его зовут??.

Поздно вечером, устав от очередной лекции на тему, где лучше в Москве украсть кошелёк, Фома шепнул другу. – Схожу – ка я Смирнов в вагон – ресторан, и куплю спиртное, а заодно, загляну к нашей проводнице на собеседование. Пашка задвинул за Фомой входную дверь, и посмотрел в зеркало, разглядывая в нём своё изображение. – Ну, и рожа у тебя Смирнов, – выругал он себя. – Какой из тебя карманник?. Тьфу ты, – стропильщик проклятый. Даже Мать с Анютой не повидал. Тьфу на тебя ещё разок.

Поход Фомина за спиртным затянулся, и его долго не было. Пашка несколько раз выглядывал в коридор вагона, всерьёз беспокоясь за друга. – Куда он подевался, может случилось, что с ним?, – переживал он, стараясь не думать о плохом. Уткнувшись в газету, Пашка, так и не заметил, как рядом с ним появился Фома, с бутылкой шампанского в руке. – Слышь Смирнов, произнёс он, как обычно. – Что – то у нас с билетами, не в порядке. Пойдём разбираться с проводницей. Фомин, любезно пропустил вперёд Некрасова, и они двинулись по коридору, к служебному куппе. Поровнявшись с открытой дверью проводницы, Пашка остановился, пытаясь разглядеть блондинку в полутьме. – Проходи первый к ней, – скомандовал Фома, и слегка подтолкнул его в проём. Не успел Некрасов сообразить что – к чему, как вдруг дверь за ним задвинулась, и следом в полной темноте послышался щелчок внутреннего замка. – Что стоишь касатик столбнячком, – признал Павел, певучий голосок проводницы. – Скидай мой хороший джинсы до колен, и держись руками за верхнюю полку, иначе вылетишь в форточку на крутом вираже, – захихикала она. – Надо подчиняться, – сообразил Некрасов.

– Ну ты Фома даёшь. С тобой не соскучишься. Ну спасибо тебе удружил, – рассыпался в благодарностях Пашка. – Я толком и не понял, где очутился, и на каких только небесах не лётал. Такие ощущения, трудно передать словами. – То – то Смирнов, знай наших, – произнёс, с достоинством Фома. – А я тебе давеча, что говорил?. Деньги, деньги, всюду деньги господа, а без денег жизнь плохая не годится нихрена.

В столицу приехали в десять часов утра. Погода в Москве стояла превосходная, чувствовалось лето, в самом хорошем её проявлении. Не успел поезд толком остановиться, как из вагонов на перрон, хлынула толпа бегущих людей. Все устремились вперёд, сходу ныряя в подземные переходы, а потом и дальше, к автостоянкам такси, и к станции метро. На первый взгляд, Некрасову показалось, что эти люди обезумили от страха и бегут, спасаясь от убийственного урагана, который непременно настигнет их, и укокошит всех подряд. – Слышь Смирнов, – услышал он, голос Фомина. Понеси мой чемодан, а мне дай твой портфель, и не теряй меня из вида. Схватив портфель, маэстро бросился в толпу, налетев там на громадного мужика в шляпе. Потом он, отрулил от своей жертвы, и сбавил скорость. – Давай налево Смирнов. Кажется зацепил ништяк. Этого борова, я ещё в вагон – ресторане приметил. Пошли отсюда к стоянкам такси. Нам ехать всего лишь, неколько остановок. Поедем к Виктору Аншукову, которого Батей кличут, если помнишь, я тебе о нём говорил. На малолетке вместе сидели. Лучше него в Москве никого нет, – добрейший души человек.

Нам шеф, до стации метро Приображенское, – бросил Фома таксисту, усаживаясь на заднее сиденье такси. Чемодан можно Смирнов положить в багажник, и садись рядом со мной, поболтаем в дороге. Я буду у тебя заместо гида. Сейчас в Москве приезжих намного больше, чем в былые годы. А интересует их не Красная площадь с Уьяновым, а колбаса и продукты питания. Не до символов нынче в столице, когда жрать нечего. Ну политиканы паршивые, довели страну до измора. Прав я водитель или нет?, – переключился Фомин на таксиста. – Сущая правда, – ответил рулевой, и выехав на центральную магистраль даванул по газам. Фома, тем временем, незаметно от водителя вытащил из кармана своей куртки увесистый бумажник, и убедившись, что там приличная сумма вернул его на прежнее место. – Ну и везучий ты Смирнов, – довольный собой произнёс маэстро.

Очутившись возле станции метро Приображенское, друзья нашли телефонный автомат, и позвонили Аншуковым. Фомин разговаривая по телефону, не переставал смеяться в трубку. – Ну, Татьяна, – вот женщина. Обижается, что не позвонил раньше. Говорит, что Витенька её сейчас на работе, и будет дома только вечером. Обещала позвонить ему, чтобы отпросился с работы пораньше. Досталась Бате жена, и слова не даст вставить. Женщина очень добрая, и простая, но по части болтать, – непривзойдённая рекордсменка. Не приведи господь. Ты Смирнов постарайся, не обращать внимания на её стрекотню. Как заведётся, так остановить просто невозможно, хоть уши закладывай. А в остальном ей цены нет. Готовит вкусно, и знает, как угодить мужу. Живут они в трёхкомнатной квартире, вот в этом громадном здании на первом этаже. Покенали Смирнов. Сейчас Татьяна, поди суетится, и на стол накрывет. Друзья свернули с тротуара во двор, к подъезду дома, в котором проживало семейство Виктора Аншукова.

– Мы гостям завсегда рады!. Здравствуйте!, – весело захлопала в ладошки Татьяна. – Я Витеньке позвонила на работу. Он так обрадовался. – Понеслась Татьяна, – догадался Некрасов. – Проходите, а вещи оставьте в прихожей, и прямиком на кухню. У нас большая просторная квартира, и мебель новая. Витенька, мой золотой, недавно купил. Как мама твоя поживает Фома?. Мойте руки, и садитесь к столу. Вы наверное с дороги устали и голодны. Сейчас я вас накормлю, а потом испеку сладкое, как раз, и Витенька мой золотой, подъедет. Он у меня такой умница, – звенела она колокольчиком, на все лады. Осенью Витенька, снова ездил в Китай за шмотками, так эти китайцы продали ему сотню ангоровых кофточек. И вы представляете, все они оказались бракованные с маленькими дырочками. Моль пожрала. Так я бедная, каждую дырочку нитками заштопала, чтобы не было видно, – аккуратненько так. Снесла их на базар и все, как один продала.

После сытного обеда, на огромном кухоном столе у Аншуковых, закипел тульский самовар. К чаю было подано клубничное варенье, с румяными булочками домашнего испечения, красная зернистая икра, и сливочное масло. Татьяна бегала вокруг стола, и заставляла кушать. Неожиданно послышался звонок в дверь. – К нам кто – то пришёл, – понизив голос сказала хозяйка. – Может это Витенька, отпросился с работы, – встревожилась она, и побежала открывать дверь. Появился и Аншуков, высокого роста блондин, с полноватой внешностью, и с очень доброй улыбкой на лице. – Здоров Фома!. Рад вас видеть в Москве, – поприветствовал он ребят, протянув им поочерёдно свою богатырскую лапу. Между пожатиями рук, Витёк как – то нехорошо посмотрел на Татьяну, – нахмурился, и сказал. – Сто процентов, замучила она вас своей болтавнёй, и про китайцев, наверное, успела рассказать. Во время я подоспел. – Что ты, что ты Витенька!. Я и слова, не успела вымолвить, как ты приехал. Тем временем, глава семейства присел к столу, и пристально посмотрел на свою супругу. – Принеси нам водки, и стаканы, – сказал он ей. – Мы посидим немного тут, и поболтаем. Былое вспомним. – Хорошо Витенька, мой золотой, как скажешь. Воспользовавшись паузой, Фомин представил ему Некрасова. – Познакомься Виктор, – это мой кент, и напарник Смирнов Иван. Сидели вместе на последней командировке. Не мало горя хлебнул паренёк, не смотря на то, что молодой. Да, и в Москве он, в первый раз. Короче, нужна нам хата Витёк, для временного проживания, желательно в центре Москвы. Снимем её месяца на три, как и раньше. – В центре говоришь, – призадумался Батя. – Надо позвонить одному маклеру, думаю он всё устроит, а пока давайте выпьем за нашу дружбу и благополучие. – За нашу встречу, – произнёс Фомин. – За встречу, – выдавил из себя Некрасов. Ребята дружно выпили, и закусили. А теперь можно, и позвонить этому проныре, сказал Аншуков. – Телефончик у меня в записной книжке записан. Я на минуту оставлю вас, и позвоню ему из спальни. Через несколько минут, Витёк вернулся, и сказал ребятам. – Этот маклер, насчёт хаты сам всё пробьёт, и позвонит попозже. Не переживай Фома, там такая устрица, что закажешь, то и найдёт в Москве. Давайте бухнём, что – ли. У меня есть хороший тост, по поводу вашего приезда. Второй тост, был признесён за старых друзей, и за то время, когда они пацанами находились на малолетке. – Представляешь Фома, – возбуждённо говорил Витёк. – Прошлой зимой видел Филиппа, и Сако Ванцети. Заезжали меня навестить. Вспоминали многих, и тебя в том числе, а недавно провожал Яка в Америку. Женился он на еврейке, а она ему пацана родила. Обещал адрес прислать, но пока ничего нет. Нынче многие наши друзья, приуспели в бизнесе, и ездят в Европу на своих мерседесах, а я как неприкаянный всё топчусь на месте. Между тостами, вспомнили и Авторитета, и ещё каких – то друзей, о которых Некрасов услышал впервые. Из разговоров выяснилось, что Аншуков после малолетки был призван в армию, и служил на флоте целых три года. После армии, он однажды летом на Чёрном море, познакомился с Татьяной, которая в это время проживала там вместе с родителями в Абхазии. В итоге влюблённые поженились, и у них в Москве родилась дочь. – Давайте выпьем друзья за родителей, – тяжело вдохнул Аншуков, и залпом осушил свой стакан. – За родителей!, – повторили гости, и тоже залпом дёрнули за воротничок. За тостом, следовал тост. Татьяна, едва успевала готовить, и подавать на стол. Ближе к вечеру, позвонил маклер, насчёт квартиры. Батя записал адреса, и положил трубку. – Есть Фома две хаты. Одна под Москвой, в Одинцово, – на электричке надо добираться, а вторая в Сокольниках, думаю последняя вас устроит. Там отдельная двухкомнатная квартира, с мебелью. Хозяева этой хаты горбатят на севере, и очень редко приезжают в Москву. Лучшего варианта, и не сыскать. Правда дороговато, но есть свои приимущества. Я мог – бы предложить свою дачу, но тоже далековато ехать. Завтра Татьяна найдёт кого – нибудь, чтобы прибрали там в Сокольниках, – полы помыли и прочее, а сегодня вы мои желанные гости. Вечером пришла единственая дочь Аншуковых, – высокая неуклюжая студентка, какого – то вуза в столице. Любезно поздоровалась, и прошла к себе в комнату. – У неё сейчас контрольные работы, – в след дочери шепнула Татьяна, адресуя эту информацию, больше Некрасову, нежели Фоме. – Бедненькая, замучилась совсем. Учится хорошо, и родителей почитает. Витенька, мой золотой, денег на её образование не жалеет, и всё ей покупает. Недавно колечко купил дочке с бриллиантом, – просто оболденье. Пашка сидел за столом, и уже не слушал Татьяну. Его занимала сочная мясистая котлета, лежащая на тарелке, перед самым его носом, в которую он, никак не мог попасть вилкой, чтобы нанизить её, и забросить себе в рот. В голове, у нашего героя, шумел камыш, а на душе было тепло и уютно. Татьяна, друзьям постелила в гостиной. Смирнова, в полной отключке на диван, а Фоме досталась самая обыкновеная раскладушка, на которой он ёрзал всю ночь, и вскакивал, как припадочный, чтобы утолить жажду. На следующее утро к Аншуковым забежал на минутку маклер. Взял у Фомы деньги за два месяца вперёд, а взамен оставил ему ключи от квартиры.