Практикум ФАН

Глава 5. Путь в родительскую квартиру

«Так я же тут все знаю!» – зажглось в мозгу у Светки. В ней словно энергия новая появилась. Она резко встала со скамейки и окликнула кучерявого, который изучал в этот момент пыль под своими собственными ногами и сидел на лавке, крепко задумавшись.

– Эй, подъем! – спешно сказала она Олегу, – Я знаю, где попить. Тут колонка уличная недалеко. И даже денег местных знаю, где взять!

– Откуда знаешь? – кучерявый не спешил вставать.

– Ну, знаю и все. Какая тебе разница? Ты пить хочешь? И я хочу. Пойдем.

На этот раз Олег спорить не стал. Как-то устало поднялся и они пошли по дорожке между домами. Светка точно помнила куда идти и сама себе удивлялась. Она думала, эти воспоминания детства давно похоронены внутри нее. Но, нет. Ноги сами вели ее куда нужно.

Она, как гончая, шла по следу своей памяти. И колонка оказалась ровно на том месте, как она помнила. Так волнительно и чудно было снова нажимать на тугой рычаг уличной колонки, немного поскальзываться на мокром вокруг нее, и, наклонившись, пить воду, ломящую холодом зубы, немного захлебываясь под сильной струей, брызгающей во все стороны.

А Олег еще и смешно отфыркивался, когда пил, словно он лошадь на водопое. Так смешно, что Светка даже от души расхохоталась, наверное первый раз за весь этот день. И назвала его вслух без отчества, Олегом, а он не возражал. И про то, что он пьет как лошадь, ему сказала. А он только улыбнулся. «Ну, лед тронулся», – подумала Света. «Можно теперь с этим воздушным маршалом как с человеком общаться».

Напившись и умывшись, кучерявый заговорил первым:

– Что ты там насчет местных денег говорила? У тебя что, план есть? Рассказывай, давай.

– Так мы уже точно «на ты»?

– Да рассказывай уже!

– Ну, ладно. У меня есть гипотеза, что это прошлое не какое-то случайное. Это мое прошлое. Я его помню. В 1986 году у моих родителей тут квартира в паре кварталов была. На Ветлужской. Если сегодня воскресенье, значит папа умотал к бабушке помогать с огородом. Мама или дома, или по магазинам ходит. А мы с братом или во дворе играем или в квартире. Я знаю, где у папы заначка. Если удастся попасть в квартиру, я ее стащу.

– Вот клептоманка-то! Никогда бы не подумал, но скажу, что это хорошо. А откуда ты знаешь про отцову заначку? Заначки это же вроде всегда дело тайное, нет?

– А для внимательного ребенка тайн в отчем доме нет. Ты разве не знал?

– Ну что ж. Ладно. Пошли на Ветлужскую или как ты там сказала.

И они пошли. Идти-то было всего ничего, минут двадцать спокойным детским шагом, как Светка помнила. А взрослыми шагами может и того меньше. Света шла и удивлялась, какое все реально маленькое. Маленькие жилые кирпичные трехэтажки, с маленькими окошечками в маленьких кухоньках и спальнях квартир. Балконные окна и двери немного шире, но тоже маленькие. Узенькие тротуарчики и дороги. Маленькие магазинчики. И ее маленькая школа номер сто двенадцать по пути. Ох, вот на нее было приятно посмотреть. «Сталинский ампир». Красивая, с высокими потолками внутри, большими окнами и массивными деревянными дверями, постройки пятидесятых годов двадцатого века. Потом уже в двухтысячных годах, ее обили как сарай пластиковыми панелями и расширили. Смотреть уже было не на что и Светка про нее давно не вспоминала. Может и нет ее давно уже в реале, про это тоже Светка была не в курсе.

И вот она опять перед ней, как в детстве. Голубым и белым покрашена. Большие деревянные окна, большое парадное крыльцо. Только входить как-то боязно и череда историй «оттуда» в висок долбится совсем некстати. Ну не готова Света во всех «подробных подробностях» столкнутся сию минуту с этим своим детским прошлым про школу. Может быть, как-нибудь потом, попозже. А сейчас, нужно переключиться, отвлечься, понять на что купить еду и где ночевать, что тоже не ясно! Так что школа – потом, потом, может быть! Светка только обернулась на нее еще раз, когда они мимо нее проходили. И все. Большего и не хотелось.

Дошли до домов побольше и поновее. Повернули за угол и вот она, картина маслом: единственная в то время девятиэтажка на Ветлужской. Стоит на огромном пустыре, в низине, узкая тропинка к ней идет через болотце, по деревянному настилу над большой трубой отопления. Слева притулился, почти вплотную к девятиэтажке, детский садик с кустами рябины на площадках для прогулок. Справа большая трансформаторная будка. Поодаль за девятиэтажкой небольшой заводской стадион и железнодорожная узкоколейка на склады соседнего завода. И все. Ни деревьев, ни кустов вокруг дома. Только болото с утками, лягушками и камышами!

До строительства этой девятиэтажки тут озеро было, потом осушили его часть, поставили большой панельный дом. Осушили, да не все. Получилась вокруг дома неглубокая заводь, больше на болотце похожая, чем на озеро. И, тем не менее, местные романтики, его озером называли. Ребятишки из округи по весне, когда воды побольше, на плотах по нему то и дело плавали. Получали, конечно, за это от родителей, когда с «озера» мокрыми по пояс приходили, но дух странствий неискореним и не убиваем. А еще в том «озере» мелкая рыбешка водилась, ее пацаны на прокорм местным котам ловили и для поставков папам подкидывали, для более серьезной рыбалки «на живца».

Была у дома и своя страшная история. Еще когда девятиэтажка строилась, в ней реально убили маленькую девочку. Маньяк какой-то, место-то подходящее, глухое, на отшибе. И соседи и дети потом многие годы эту историю рассказывали и фамилию этой девочке друг другу шепотом говорили: «Овечкина». Ужас, что такое. Кошмар. Спокойные очень времена на криминал были, а тут такое. Долго это в народной памяти сидело и изнутри многих часто будоражило.

И вот Светка опять тут. Как все иначе, когда смотришь на это взрослыми глазами! Ого! Пустырь такой огромный и заболоченный вокруг одного единственного дома. Ну, и пейзаж! Даже взрослыми глазами впечатляет. Днем все было просто серым и промышленным местом. А вот в сумерках и ночью, я помню, к дому всегда было идти жутковато. Особенно когда «Собаку Баскервилей» Конан-Дойля прочитала, на макулатуру купленную. Идешь в сумерках, вокруг болото и, кажется, вот– вот, эта собака залает, и прибежит прямо на тебя из ночи. А еще гадала, в каком месте дома, девочку все же убили…только бы не в нашей квартире! Только бы не в нашей! Эти мысли, помню, гнала от себя особенно тщательно. Но были они, были!

Как хорошо всегда становилось, когда дверь квартиры за мной закрывалась и я оказывалась рядом с отцом. Вот от кого в любом состоянии всегда исходило чувство защищенности и безопасности. И я думала, да, если бы маньяк или такая собака завелась, отец бы и ему и ей шею скрутил в один прием махом. «Не боииись, Светка, все решу!». Отец так никогда не говорил, он просто всегда так делал. Рядом с ним всегда было спокойно, даже если мать скандалила. От отца исходила ощутимая всем телом уверенность физически очень крепкого уравновешенного мужчины, защитника и бойца. Да, пожалуй после отца, Светка и не чувствовала такой защищенности ни с кем. Как ему это удавалась, когда от матери постоянно исходила угроза получить табуреткой в спину, Светка даже взрослая так и не поняла.

Они с Олегом уже подходили к дому 22а, как Светка вдруг почувствовала сильную усталость во всем теле. Захотелось сесть, прямо тут, на трубу с отмостками и больше никуда не идти. А еще лучше, просто очнутся у себя дома в 2050 году. Ох, такое знакомое Светкино ощущение. Упадок сил на сильных эмоциях.

Слишком много впечатлений! Слишком много противоречивых впечатлений и воспоминаний явно создавали психическую перегрузку. Слишком много и разом! И ГЭС, и школа, и колонка, и Лешка на велосипеде, прямо голова пухнет! Как же это все сложно, когда так подробно по волнам своей памяти идешь! Тьфу! Морок!!!!

Светка потерла руками лицо, пытаясь отогнать лишние сейчас воспоминания об отце и матери. Но, даже усилием воли переключившись на просто рассматривание пейзажа, даже вроде перестав думать в своей голове словами, Светка чувствовала, что по мере приближения к девятиэтажке настроение испортилось напрочь и энергия из тела ушла.

Воспоминания теснились внутри Светки. Часть из них она прогоняла, пыталась не думать, не называть, не вспоминать подробно, но и тех, что беспрерывно и навязчиво пролезали ей в голову вполне хватало, чтобы раздавить кого угодно. Не только приятное и прекрасное, что было с ней в этой девятиэтажке посреди пустыря с болотом, которое по весне и во время дождей превращалось в озерцо. И про которое родители шутили, что у них «дом на озере». Но и многие горькие подробности жизни их семьи, о которых ей бы хотелось навсегда забыть, опять перед ней стояли во всей эмоциональной и реально видимой глазу «красе».

И, если ее предположения про то, что это именно ее прошлое, верны, то если туда пойдет прямо сейчас, она опять встретится со своим детским миром лицом к лицу. Вживую столкнется со своим реальным прошлым, не смягченным никакими детскими розовыми очками. Ах, черт! Ну, зачем все так?! Запал Светкиной энергии испарился. Светка сидела на трубе и не хотела вставать, стала ныть и жаловаться Олегу, что устала и совсем не может идти. Кучерявый взял ее под руку и молчком, чуть ли не силой потащил ее за собой.

В какой-то момент все яркие ощущения последнего часа внутри Светки будто выключились. Навалилась апатия. Угол ее обзора сузился до руки Олега, на которой она почти висела и до пыльной дорожки под ее ногами. Был ли кто-то во дворе? Встретили ли они кого по дороге? Она не заметила. «Что воля, что не воля, все равно!».

Когда подошли к первому подъезду, Светка плюхнулась на лавочку у подъезда и сказала, что не знает, что дальше делать. Кучерявый предложил обсудить ей все вместе. Светка с трудом преодолев некоторый ступор, сказала: «Ладно». И он стал ее расспрашивать.

– Какая у них квартира?

– Номер один.

– Да ладно! Кто живет в квартире номер один?! Во все времена там либо дворницкая, либо ЖЭУ.

– А у нас вот, квартира номер один. И вот наши окна на первом этаже.

Помолчали. Светка шарила по двору глазами, все думала, вдруг она увидит среди детей на их любимом месте, у трансформаторной будки, себя или брата. Но, нет.

Там была только «колечная Вичка», как ее называли во дворе. У Вички отсутствовал локтевой сустав на правой руке. Она такая родилась, потому что мама ее крепко пила, и, не трезвея даже на день, рожала одного ребенка за другим. У Вички в семье было уже два брата и еще одна сестра, тоже с разной степенью инвалидности. Но, мамаша ее и не собиралась на этом останавливаться.

Светка смотрела, как Вичка играет в мяч, кидая его в стенку трансформаторной будки и ловко ловя его неподвижной правой рукой, которая в локте не сгибалась и не разгибалась, а всегда была в одном положении согнута в локте на 30 градусов. У Светки сжалось сердце. Она и в детстве Вичке очень сочувствовала, а сейчас и вовсе на нее без слез смотреть не могла. Отвернулась.

Вичка была хорошая. Никогда не обижала маленьких и избегала ссор и драк во дворе. Только из-за ее семьи и скудного словестного запаса, с ней почти не играли дети. Им было с ней скучно. Она в свои десять лет была развитием как пятилетка. Хорошая, добрая, но пятилетка. И сверстники ее сторонились, а малыши любили. Так что второй любимой игрой Вички, после игры в пристенок, была песочница, где она возилась с малышами и их игрушками, потому что со своими игрушками у нее дома было туго. Светка хоть и отвернулась, что бы носом не захлюпать, но слышала стук мяча о стенку и боялась уже в серьез того, что может и умом поехать от всей этой реальности прошлого.

Олег на это смотрел, смотрел. А потом взял ее за руку и сказал:

– Так, слушай сюда. Смотри мне в глаза. Нам нужны деньги. Хочется есть. Соберись. Как ты собиралась их достать?

– Я не знаю. Я думала, что по пути придумаю. А теперь я не хочу туда идти.

– И чего ты там боишься?

– Ничего. Просто не хочу и все.

– Ну, давай еще посидим. Когда проголодаемся еще сильнее, появятся идеи. Хотя у меня уже есть одна. Давай, скажи мне, где заначка, я сам ее достану. А ты тут посидишь.

– Ты не найдешь. Она в прихожей за плинтусом. Там надо знать, где именно он легко отходит от стены. Это совсем узенькое место. И мне тебе не объяснить, потому что, потому …, – попыталась что-то возражать Светка. На что Олег твердо сказал:

– Нарисуй план прихожей на земле, я соображу.

Светка представила себе, как чужой человек входит в их квартиру и шарит по прихожей. Ну, уж нет. Если брать отцовы деньги, то только ей, а не кому-то «не пойми кому».

– Я сама пойду. Ничего тебе там делать. Это мой дом.

– Ну, иди тогда! Чего сидишь? Иди!

– Ну, и пойду! – сказала Светка и пошла в подъезд и вовсе без всякого плана в голове.

Подъезд был свежеокрашенный, чистенький. Ящики почтовые по линеечке, голубые, аккуратные, без замков. Двери лифта пахнут новьём. Совсем не такой подъезд, каким он ей помнился в годы попозже, в перестройку– перестрелку. Двери все тоненькие, чуть ли не картонные, замки символические. Не боялись тогда ничего люди. Какие двери строители поставили в квартиры, те и стояли. Даже замки многие не меняли. И никаких подъездных перегородок, тамбуров и железных дверей с засовами изнутри.

С трепетом она подошла к двери с номером один. Толкнула ее рукой наобум, а она оказалась незапертой. Вот же, сколько мать ее ругала, что двери по деревенской привычке нараспашку, а ведь все равно не закрывала ни она, ни брат! Для приличия Светка постучалась и услышала детские шаги в прихожей. Ей открыл мальчик, лет восьми. Брат. Виталька. Маленький, худенький, глаза темные вишни в пол-лица. И тут же сообщил:

– А родителей дома нету. Вы тетя к кому?

– Я с твоей мамой вместе работаю. Телефона у вас нет, можно я ей записку напишу. По работе к завтрему очень надо. Только у меня бумаги и ручки нет. Дашь?

– Проходите в коридор. Я вам сейчас из тетрадки Светкиной вырву. Сейчас!

И братец побежал в комнату, а Светка стала шарить за плинтусом и тут же нашла, несколько рублевых и трехрублевых бумажек. Да, не густая была у отца заначка. Но и то хлеб. Как только она выпрямилась, вбежал Виталька с листочком в клеточку и шариковой ручкой. Господи, какая все же древность! Светка взяла в руки листок в клеточку и ручку, подержала, соображая, что же написать. И ничего не придумала.

– Знаешь что, малыш. Я передумала. Не буду маму твою дергать в выходной. Завтра на работе все решим. Если родители будут спрашивать, скажи что тетя Лена заходила просто так, повидаться. И все, ладно?

– Ладно.

«Ох, какой же брат все же худенький! Прямо тростиночка! Весь в материнскую породу. А мне в детстве так не казалось». И тут Светке неумолимо захотелось взглянуть на квартиру, которая ей уже много лет снится иногда. Мысль, что сказать брату пришла мгновенно:

– Можно, я на шторы посмотрю в комнатах, а? Разреши, пожалуйста, очень надо. Можно?

– Да, смотрите. А вам зачем?

– У меня знакомая должна привезти ткань портьерную из Прибалтики. Мне одной много, подумалось вот, какие у вас шторы? Может матери твоей предложить?

И с этими словами она прошла сначала в зал их двухкомнатной квартиры. Там стоял раскладывающийся диван, на котором спали родители. Большой обеденный стол со стульями, который родители использовали как письменный и на гипотетический «случай гостей для праздничных обедов и ужинов», которых в их квартире отродясь не было, потому что мать гостей не жаловала. Еще был книжный шкаф, шифоньер для одежды, тумба маминой швейной машинки и тумбочка с телевизором. На полу дорожка ковровая: красное поле, с зелеными полосами по бокам. Не уютно. Ремонт свежий еще, но от застройщика, без затей. Мебель старая и в разнобой. Зато книг и тетрадей с записями у обоих родителей много. Инженеры оба. Мать математик и программист. Отец инженер механик, наладчик холодильных установок для промышленных компьютеров. Куча грамот и благодарностей «за добросовестный труд» у обоих. А еще и грамоты за рацпредложения и за всякие мелкие изобретения по работе у отца.

Работали они много, даже дома, когда не ругались. И на шифоньере книги стояли и лежали в несколько рядов. И на полу еще немного. Она взяла в руки первую попавшуюся отцовскую тетрадь. Полистала ее. Там были какие-то чертежи от руки и математические выкладки. Ничего в этом не поняв, поставила на место. Виталька стоял рядом и внимательно на нее смотрел. Просто чтобы что-то сказать, она сказала:

– Не, не нужны твоей матери шторы. В зале, по крайней мере, точно не нужны. И так вполне хорошие тут висят. Белые, в рубчик поперечный, с серо-голубыми мелкими цветами, ничего так, модно. Вполне. Ладно, давай детскую посмотрим.

Виталька кивнул и хвостиком за ней пошел в детскую спальню. Тут тоже все просто. Две кровати у противоположных стен для Светки и брата. У окна письменный стол. На противоположной от окна стене полки для книг, от пола до потолка. На кривеньком паркете палас серый с разноцветными мелкими крапинками. Рядом с кроватью брата доска на стене, в кармашке доски мел. Брат еще в школу не ходит, а мать его уже на доске буквы писать учит. Со Светкой она так не занималась. Еще, ниша в стене с дверью, там вешалки для одежды. Дверь ниши как всегда открыта. Одежды детской немного у обоих. А на полу ниши старые толстые журналы стопками. Такая вот «Наука и жизнь» во всех комнатах.

И Света только взглянув на эту нишу вспомнила, что там жили мыши и по ночам шуршали. Никто их не боялся, но иногда они так противно грызли и возились в тишине ночи, что совершенно невозможно было уснуть. Они жрали старые журналы «Наука и техника», «Клуб путешественников», «Иностранная литература». И не только жрали, разрывая на мелкие кусочки то, что не проглотили, но и гадили там же. Вот в чем была основная противность от мышей. Периодически обгрызенные и загаженные журналы выкидывались, и их место занимали прочитанные новые журналы. Если бы не мыши, квартира бы уже давно заросла этими журналами, как она заросла книгами и рабочими тетрадями родителей. Поэтому может и хорошо, что выводить мышей в квартире было бесполезно. Много раз пробовали, но это же первый этаж. И мыши всегда снова приходили из подвала. Ровно так же, как сверчки, которые жили у батареи за холодильником на кухне. И упоительно пели почти каждый вечер, словно семья снова жила в частном доме в поселке, где за печкой тоже жил сверчок.

Не забывая свою легенду про «шторы», Света снова похвалила для брата шторы и в детской. При чем, совершенно искренне. Они ей всегда нравились. Мать сделала их из двух тончайших шелковых японских покрывал, просто пришив к ним петельки для гардин. Шторы были изумительные, ярко желтые. Шелк блестел и был, пожалуй, самым дорогим по деньгам и художественной ценности предметом во всей квартире. Где их взяла мать, Светке было совершенно неведомо. Но, она подолгу смотрела в детстве на эти шторы, любовалась ими и днем и ночью, когда ей было нечего делать или просто хотелось смотреть на что-то красивое.

– Восхитительные шторы! – вслух сказала Света, даже не брату, а просто от полноты чувств и самой себе.

На кухню она не пошла. Зачем? Ей и так было через край эмоций, а все, что было на кухне, она и так помнила в мельчайших подробностях. Кухня 6 квадратных метров. Холодильник у окна. Плита «Горение» с крышкой. Стол – тумба для посуды, муки, круп, сахара и специй. Один навесной шкафчик для кастрюль. Над раковиной железная сушилка для посуды, под раковиной мусорное ведро. В простенке от двери до раковины железные навесные полки для всякой всячины. Малюсенький, со столешницей 50 на 50 сантиметров, столик вплотную к стене ближе к окну и три табуретки. Из-за размеров этого столика семья никогда не ела вся вместе, ибо просто негде. Ели все по очереди. И мать всех выгоняла с кухни, когда готовила. Шторы там висели никакие, старые, серые, льняные, застиранные, вылинявшие. Чего там смотреть?

Кухня для Светки в этой квартире была местом не любимым. В основном их-за матери. Мать часто раздражалась, когда Светка приходила на кухню. Видимо матери нужен был свой угол в маленькой квартире и чтобы там никто рядом с ней штаны не просиживал. Мешали ей там все, даже отец. А однажды, в обострение их конфликтов с отцом, когда Светка зашла на кухню воды попить и повернулась к матери спиной, в нее прилетела табуретка. От неожиданности больно не было, так, синяк на спине, но было страшно и обидно. Больше Светка к матери спиной старалась не поворачиваться. Дети быстро учатся, особенно когда чувствуют опасность.

На самом деле, что мать больна, Светка и маленькая догадывалась. Только один отец никак не хотел верить, что у матери что-то не то с психикой. Всегда ее оправдывал какими– то обстоятельствами, причинами всякими, почему она так нервничает. Хотя она на самом деле была больна и ее бы к психиатру показать уже тогда, когда она начала внезапно кидаться в Светку всякими предметами, но отец так до самой своей смерти и не поверил, что мать не в себе. Любил. Спрашивал, чем Светка ее так разозлила. А на самом деле материнские странности всегда проявлялись внезапно и без особой причины. И хуже всего было осенью и весной.

В общем, нет, нет и нет. На эту кухню смотреть, Светка сейчас не пойдет. Ни ногой! Ничего хорошего о той кухне в воспоминаниях не было. Да и просто у входной двери в эту кухню постоять, Светке хватило! Вон сколько позабытого неприятного в голове разом всколыхнулась. Вот же, черт!

Она резко развернулась на пятках, и решительно направилась к выходу из квартиры. На ходу, бросив маленькому брату:

– Ладно, все понятно! Ну, я пойду. А двери на замок закрой за мной, чай не в деревне все же!

Малыш кивнул и Светка выскочила на лестничную клетку, как ошпаренная. Вышла из подъезда. Села на лавку и разрыдалась. Брата похоронили всего года два назад. А тут он опять маленький…ох. Тяжело. Олег будто и внимания не обратил на ее слезы. Сразу к ней придвинулся и полушепотом спросил:

– Ну, как? Достала? Сколько?

Она кивнула и шмыгнула носом.

– Не много. А что шепчешь-то? – тоже шепотом его спросила, вытирая глаза.

– Да не знаю, – уже нормальным голосом отозвался Олег. – Все посмотрела? Во все комнаты зашла, – без вопроса сказал он.

Потом через паузу добавил:

– Долго тебя не было.

– Да уж. Зашла! И чего это «долго?». Можно подумать, там Версаль, долго в нем ходить?

Светка про кухню, что не заходила, решила ничего не говорить, а то опять разреветься, а это ни к чему.

– Долго, долго, уж мне поверь! Я в окошко смотрел. Извини, не утерпел. Окна низко довольно. Там у вас все книгами и тетрадями завалено. У тебя родители кем были, что макулатуры столько в доме?

– Советскими инженерами.

– А, ну понятно. Пойдем отсюда. Я по пути кулинарию видел. Поедим.

Светка выдохнула с усилием. Помахала себе на глаза руками. Еще раз выдохнула и поднялась. Правда, лучше прямо сейчас уйти, а то она так и будет рыдать на этой скамейке, под окнами нелюбимой родительской квартиры. «Ох, не для слабонервных такие путешествия в прошлое. Правильно, что они не законны! И пусть такими и остаются!»

И Светка поплелась за Олегом снова по дорожке, через пустырь и болотце. А там в камышах лягушки квакали, а еще и утки дикие плавали с утятами. «Вот надо же, – подумала Светка, – а про утят то я совсем забыла!»

Чем дальше они отходили от Ветлужской 22а, тем легче ей становилось. «Ну, надо же, как у меня в этом возрасте было все неспокойно оказывается», – думала Светка. «Я и забыла совсем. А тут все ощущения опять нахлынули, только мельком на квартиру и брата посмотрела, а плющит и таращит до сих пор».

Да и правду сказать, сложный тогда в семье был период. Мать тогда болеть начала с головой и на Светке все время срывалась, как на старшей и как на «бабушкиной дочке». Конфликт у матери с бабушкой был вечный и вялотекущий, а Светке доставалось, потому что мать бабушку достать не могла. Не та весовая категория силы, с бабушкой тягаться. А тут Светка и лицом и повадкой вся в бабулю. Ну и отыгрывалась мать на дочке. А сына заласкивала.

Светке было обидно, ей тоже хотелось, чтобы мать ее любила. А мать как будто этого и не понимала совсем, не замечала. Отец погуливал. Мать ревновала страшно и вечер через вечер в доме скандал был, и стулья по дому летали только так. Страшно детям. Хотя родители все время им говорили, что «идите в свою комнату и не высовывайтесь», и «не детского ума это дело» и «вам беспокоится не о чем», «покричим и помиримся, не суйтесь!». А тревожно было, жуть.

Пока семья жила с бабушкой в поселке, никогда такого не было. А тут папе квартиру дали, как ведущему специалисту, мать обрадовалась, что одна хозяйка в доме будет и понеслось. И хозяйка она оказалась никакая, и только за сыном привыкла смотреть, и отца, в отличие от бабушки, за холку держать не умела от всяких глупостей. Без бабули вся семья получилась, как беспризорники. Черт побери, вспоминать такое горько.

Тем временем, крутя в голове все это прошлое, Света на автомате плелась за Олегом. За всеми тяжелыми мыслями, она и не заметила, как они подошли к подвальчику с большой вывеской «Кулинария».

Глава 6. Еда в советской кулинарии. Расспросы в автобусе. И «он завис».

– Сколько у тебя денег? – спросил Олег, когда они спустились по ступенькам в «Кулинарию» и встали у стеклянной старинной витрины. Светка вытащила деньги, пересчитала. Оказалось – семь рублей.

– «На поесть» точно хватит. Целых семь рублей!

– Ну давай смотреть, что тут есть.

И он уставился на витрину, которая была разделена на два прилавка со стеклом. На одном по эмалированным ванночкам были разложены два вида котлет, картофельное пюре, тушеная капуста, блины стопкой и сырники. На другом стояли торты и пирожные нескольких видов: эклеры, бисквитные с цветочками из разноцветного масла и ровненькие «картошки» с масляной «птичкой» на верхушке у каждого. Светкины любимые. Вот их, да с лимонадом «Крем-сода», вот это праздник души и тела!

Ассортимент не великий, но выглядит все аппетитно и свежо. Продавщица, толстая тетка в белом фартуке и накрахмаленном кружевном «чепце», приколотом к ее рыжей химии невидимками с обеих сторон, по моде всех буфетчиц Советского Союза. Она посмотрела на них несколько недоверчиво. Приняла их за иностранцев видно. Но, когда Светка заговорила совсем без акцента, немного расслабилась. Свои, просто сильно малахольные, додики, таких в соседнем Академгородке много. Подумала наверное: «Видать оттуда». И дальше общалась с ними уже без всякого интереса и эмоций.

Еды они взяли по простому: пюре с котлетой каждому. Олег взял себе два эклера и чай, а Светка на десерт естественно свою детскую радость, пирожное «Картошка» и лимонад. Давно забытый вкус! И правда, очень вкусно. Химии в еде никакой. Светка уронила на кафельный пол часть котлеты. Проводила этот кусок взглядом с сожалением, а потом что бы под ногами не путался, еще и запнула его ногой в дальний угол. Олег на это никак не отреагировал. А Светка подумала: «Эх, такая неловкая! Все по-прежнему, и на пол крошу также».

Все и правда было как в детстве, когда она тут пирожные после школы покупала. И плитка на полу та же, серая выщербленная и в трещинку. Она в детстве ей не нравилась, казалось старой, требующей замены, а сейчас почему-то такой прекрасной показалась, родной, что просто удивительно.

Только кусок котлеты было немного жалко. Котлета была вкусная. А денег на все про все потратили два рубля сорок три копейки. Бюджетненько. Светка уже и забыла, что семь рублей – это совсем немаленькие деньги по этим временам. Хотя «Кулинария» всегда была дороже, чем любая столовка. Но, дешевле, чем ресторан. На семь рублей и в ресторане можно было погулять целый вечер и даже с пивом. Только это сейчас не про их честь. А напиться бы сейчас до поросячьего визгу, совсем бы не помешало. Хоть расслабилась бы. Только в эту сторону Светка, спохватившись, думать себе запретила. Эх.

Они ели молча. Стоя за одним из трех высоких столиков заведения. И глядя через утопленное в землю окно на ноги проходящих мимо кулинарии людей. Олег ел очень сосредоточенно. А Светка все шарила взглядом по сторонам.

Народу в «Кулинарии» считай, не было. Выходной. Только за тортом, внуку на день рожденья, бабулька какая-то зашла. Они с продавщицей как старые знакомые потрещали про этот день рожденья. И все. Старушка взяла торт и лимонада три бутылки и ушла. И продавщица тоже ушла во внутренние помещения кулинарии и только гремела оттуда какими-то толи ведрами, толи тазами, толи поддонами. Сообщая, что она на рабочем месте вообще-то, работает. Так что ели Света с Олегом «без особого пригляду».

После еды Олег стал искать глазами туалет, что Свете тоже давно было нужно и она его движение поняла, как ей показалась, без слов. Но в «Кулинарии» туалета не было. О чем она ему и сказала. Выхода было только три. Кусты, что прямо скажем не здорово. Ресторанчик через дорогу от кулинарии и напротив кинотеатра «Волна» или уборные самого кинотеатра. О чем Светка Олегу тут же и сообщила. Решили идти в кинотеатр. Там проще всего. В выходные на дневные сеансы людей много, туалеты всегда открыты и никто не остановит. В общем, разобрались с этим вопросом они без приключений. Но, что делать дальше?

– Где будем ночевать? Вот у меня какой вопрос к тебе Света! – сказал Олег, когда они не зная куда идти, просто сели на лавку у кинотеатра и уставились на вручную намалеванную афишу фильма «Спортлотто-82».

– А как ты думаешь, нас ищут? Может нам вернутся на место высадки? – перевела она тему на другое.

– Наверное ищут, – Олег неуверенно кивнул, – это сейчас не очень важно. Если нас ищут, то найдут где угодно. А нам нужно позаботиться о ночлеге. Может в квартиру к родителям твоим вернемся? Придумаем что-нибудь. Попросимся.

– Нет. Чего мы придумаем? Мать не обрадуется чужим. Виталя сразу скажет: «А эта тетя уже приходила и маминой сослуживицей представлялась» и как потом объясняться? Нет, это не вариант.

– А куда тогда? Это же твое прошлое. Соображай!

– Я пытаюсь… А, кстати, Олег, а твое прошлое, когда и где было?

– Я москвич. Потомственный. Мое прошлое рядом с ВДНХ. Но, примерно в те же годы.

– Так мы ровесники? Вот не ожидала! Я думала ты сильно младше.

– С чего это вдруг «сильно младше»?

– Ну, так… мои ровесники обычно по последнему писку моды свою медиа-персону не одевают. Брюки у тебя и правда, как местные бабкины рейтузы. Такое без брезгливой дрожи только молодежь наша тамошняя может носить. У моих ровесников вкус все же менее продвинутый.

– Да дались вам всем эти брюки! Под ними же у меня нормальные широкие штаны, а современный дресскод воздушных маршалов соблюдать надо. Чего улыбаешься? Чем ты так вдруг стала довольна? Мы в прошлом с тобой застряли и нам ночевать негде! Чему тут улыбаться?