Ахмет прокручивал в голове тот вечер. Рустем пришел на час позже, чем должен был, а он сидел и ужинал за столом. Русик хотел быстро пройти в свою комнату, но зачем-то он его окликнул и остановил. Он вспомнил, что спросил у него: «Где шатался? Я же говорил приходить домой вовремя!». Русик возмущенно буркнул в ответ: «Я гулял с пацанами, сидели на скамейках в школе, не поздно же еще». Все было как обычно, не раз Русик возвращался позже минут на десять-пятнадцать положенного времени, и всё время так же невнятно отвечал, что сидел с пацанами в школьном саду. Но что его дернуло, до сих пор он не понимал. Ему показалось, что сын отвечает вызывающе и дерзит, а внезапная ярость буквально за секунды растеклась по венам и целиком поглотила каждую его клеточку, скомкала лицо Ахмета в безумную гримасу, застлала глаза пеленой и вложила в его горло рев. «Ты как со мной разговариваешь?» – зарычал в тот момент Ахмет, и, резко выскочив из-за стола, нанес со всей силы удар кулаком в лицо сына, затем в левый бок, еще в лицо, еще в бок, еще в лицо, еще в бок, пока не подбежала Алия и не оттолкнула его от сына. Он бил его по-настоящему, как бил бы врага.
Лишь когда догорающая сигарета начала обжигать пальцы, Ахмет медленно вернулся из своих воспоминаний. Он не понимал зачем и как смог? В своего собственного сына разрядить кулаки. И тут Ахмет хрипло сказал себе в слух: «А по-другому я не умел. Других отцов я не видел. Другого отца я и не знал».
Ахмет проживал этот момент каждый год, в день своего рождения, тогда он чуть не убил сына.