– Что произошло после войны?
– Нас спросили, куда бы вы хотели поехать? Отец ответил, что в Америку. Таким путем мы и попали туда, где я живу уже пятьдесят лет.
– Каким ветром занесло к нам, на Север, вашего брата?
– Его сюда отправили в наказание за то, что отец попал за границу. Освободившись, Олег, думая, что остался один, остановился здесь.
– Что помогло Вам найти брата?
– Мои родители очень переживали и постоянно писали письма, то в Красный Крест, то в другие организации. Адрес же через многомного лет прислал мой дядька. Тогда мы написали письмо в Ухту и так соединились.
Прошло 50 лет, как я брата не видала, решила во чтобы то ни стало приехать его проведать. Пять лет назад состоялась наша первая встреча. Я не знала, как он выглядит, кого я встречу. Но, в конце концов, он выглядит точно так же, как и я. А в этом году мне написали, что он плохо себя чувствует, и потому я снова здесь.
– Как Вам Россия показалась?
– За пять лет у вас тут многое изменилось к лучшему. Город стал чище. Единственное, что не нравится: никак не могу до дому дозвониться. Заказываю, а мне отвечают: не проживает такой в НьюДжерси. Сыну звоню. А они все утверждают, что такой не существует. Вообще до Ухты и добраться, и дозвониться из Америки для меня довольно тяжело. Хорошая связь бывает почемуто только по пятницам.
– Расскажите немного о себе. У вас в Америке большая семья, Вы работаете?
– Живу я в небольшом городке, недалеко от Патерсона, в НьюДжерси. У нас это как местечко считается. Детей у меня всего двое. Это у брата четверо, внуки и правнуки. Дочь у меня выходит замуж, у сына уже есть ребенок. Муж умер 17 лет назад, он был наполовину югослав, наполовину казак. И фамилия у меня такая интернациональная. Живу одна сейчас, дети поразъехались. Работаю на конвейере на кондитерской фабрике. Она небольшая, но в Америке все знают – «Набиско».
– Почему Вы не на пенсии, не тяжело Вам работать?
– Тяжеловато, конечно. На работу я встаю в пять утра, добираюсь на машине. У нас машина – необходимость. Автобусы ходят по определённым часам, а я живу за городом. Просто опоздаешь на работу. Раз в неделю работаю по 16 часов, чтобы иметь два выходных, в субботу и воскресенье. Сверхурочные часы дают тоже отработать не каждому. Смотрят по стажу, по выработке. Отпуск же вне зависимости от стажа – шесть недель.
Но для пенсии я еще «несовершеннолетняя». У нас это возможно в 62 года, а мне только 60. И то в 62 ты получаешь пенсию без оплаты медицинских услуг. За свой счёт это очень дорого. Все стараются работать до 65.
– Как Вам удалось сохранить такое хорошее произношение, вы ведь практически всю жизнь прожили в Америке?
– Родители не разрешали мне дома говорить на других языках, только порусски. Родители – учителя. Я в Америке говорю с русским акцентом, с ним, наверно, и умру. Дочь моя говорит порусски довольно хорошо, а вот сын понимает, но говорить не может.
– Чем Вы занимаетесь в свободное время?
– У меня много увлечений. В субботу прибираю квартиру, большой двор. Пока траву выкошу, цветочки мои полью, постираю – и весь день пройдет. А в воскресенье приезжают дети, внука привозят. Часто ездим куданибудь. Там много наших организаций, русских и украинских. Ходим на концерты. Я не пойду на американский джаз никогда, но если приедут танцоры из Украины, пойду. Джаз мне по телевидению надоел.
– Наше телевидение смотрели?
– Да. Ничего. У вас тоже много американских программ, переведённых на русский язык. У нас телевидение вещает 24 часа в сутки, более ста программ. Так что если мне не нравится, могу переключить на другую станцию. Иногда показывают русские фильмы. «Анну Каренину» недавно смотрела. «Конёкгорбунок» был. «Тихий Дон» – чудный, очень понравился.
– Чем Вас развлекают родные в Ухте?
– По городу водили, по всем базарам, по магазинам. Но у вас всё то же, что и у нас. Я бы хотела чтонибудь своё – родное: вышитые полотенца, скатерти, блузочки, чтобы дома показать, что действительно привезла из России. А вижу всё иностранное.
Леса ваши очень понравились, прекрасные. В Америке в лес никто не ходит. Там растение такое растёт, прилипает к рукам и вызывает аллергию, не скоро от неё избавишься.
– Вы политикой интересуетесь?
– Нет. Ни там, ни здесь. Подальше от политики. Тогда я кругом могу свободно проехать, чтобы меня никто никуда «не тягал».
Разговор наш прервал голос телефонистки. Американка всетаки дозвонилась в свой НьюДжерси. Подумалось: хорошо, что хоть сейчас в России люди получили возможность свободно передвигаться, общаться друг с другом. Были бы деньги. Возможно, когданибудь станет нормой для простого русского человека – не интересоваться политикой и не вовлекать в это детей, потому что делом этим будут заниматься профессионалы.
Кстати сказать, Олег Васильевич и его семья живут небогато. Сам он всю жизнь проработал электриком на УРМЗ и сейчас на пенсии. Четыре года назад он побывал у сестры вместе с дочерью и внучкой. В этот раз одна из ухтинских внучек Аллы Васильевны тоже отправится посмотреть, как живет её бабушка в Америке.
Глава шестая
По звонку, по письму
В этой главе я собрала материалы разных лет, посвященные острым проблемам Ухты и горожан, эти темы волновали и журналистов, и читателей того времени. Приведу лишь некоторые из них.
Бездомные
Ветер знает, где меня искать
(газета «Ухта» от 1 ноября 1995 года)
Обычное кирпичное здание в поселке Дальний. Табличка с чёткой надписью. «Дом ночного пребывания», или «ночлежка», как его окрестили в народе. Семь часов вечера.
Открываю парадную дверь. Никто меня не встречает. Внутри всё закрыто наглухо. Подождала минуту–другую, постучала. Женщина средних лет с изумлением спросила: «Вы к кому? Мы только бомжей принимаем». Узнав о цели визита, удивляться перестала. Пресса сейчас на каждом шагу.
Постояльцев запускают, как выяснилось, с другого входа. Кругом чисто, пусто. Но в коридоре уже чувствуешь, где находишься. Никакие гигиенические меры не помогают уничтожить стойкий запах подворотен, помоек и вокзалов, который приносят с собой клиенты ночлежки.
Раздался стук. Работа для администратора, фельдшера и милиционера началась. Порядок обычный. С ним уже никто не спорит. Сначала милиционер изымает всё колющее и режущее, зажигалки, сигареты. Оружия же при себе постояльцы не держат. Само большое – кухонный нож. Проверяются документы: паспорта, справки из милиции и т. д.
Затем проходят в раздевалку, где регистрируются и прячут замызганный уличный прикид в черные мешки. В этом колоритном месте и состоялся мой разговор с одним из здешних обитателей.
Мужчина средних лет с бородкой. Одеждой выгодно отличается от других. Если бы не грязь и запах, его ни за что не назвала бы бродягой:
– Я не живу, я существую в Ухте в данное время, – громко вторгся в нашу беседу с дежурным администратором Натальей Анатольевной Сметаниной.
Меня всегда интересовало: ну как можно быть настолько легкомысленным, чтобы в нашем бумажнопрописном королевстве остаться без прописки? Самое главное, что в большинстве случаев это происходит именно по вине пострадавшего.
Собеседник мой – уроженец ТроицкоПечорска, потерял прописку еще в 1985 году. «Отдыхал на зоне», как сам признался. А семья, надо думать, этим воспользовалась, хотя говорить об этом наш герой не захотел. Где он обитал все эти годы?
– Почему потеряли жилье?
– Я работал у Глазмана, в кооперативе «Северный». Шесть лет.
– И что дальше?
– Он распался, из общежития выгнали. Штаты укоротили.
Оговорюсь сразу, слукавил мужичок. Как мне удалось узнать, работатьто он работал, и неплохо, но его уволили за пьянство.
– А кем Вы работали?
– Вы даже не поверите. У меня семь специальностей. Коллектив у нас был маленький. Бывало под моим началом пять единиц техники. Выходишь на работу и даже не знаешь, чем будешь заниматься. Мы строили как раз школу на Югэре. Там у меня был трубоукладчик, чистенький такой, бульдозер и кран. В них можно было в галстуке работать.
– В «Северном» ведь платили неплохо?
– Самый богатый кооператив в Коми был.
– А вы не обращались за помощью в прописке к руководству кооператива?
– Так он распался. На базе сейчас – управление «Севергазпрома». К кому я обращусь?
– Выпивкой не увлекались?
– Так я там на отличном счету был. Не буду врать. У нас был такой закон: хочешь разрядку сделать, прямо начальство говорило, выбирай время, если работа за тобой стоять не будет, бери отгулы. Говоришь: «Ну что, Игорь Викторович, писать заявление?». А он: «Всё равно не выйдешь, пока не отгуляешься. Когда придёшь, тогда напишешь». Значит, отсюда вывод – уважали. Вернее, не так уважали – ценили как специалиста.
– Сейчас Вы где?
– Нигде. Вот по базам лажу, калымлю.
Подрабатывает грузчиком. Иной раз неплохо. Предлагали ему пенсию по инвалидности, так отказался. Что, мол, такое 48 тысяч, если иной день у него до ста выходит. В доме ночного пребывания в пятый раз. До этого ночевал где придется. Летом даже на улице. В то, что ему могут в администрации чемто помочь, не верит. А в «ночлежке» ему нравится. Отношение человеческое, чаем напоят, даже накормят. О будущем не думает. А ведь ночевать здесь можно только 10 суток, потом надо продлевать через Управление по социальным вопросам.
По наблюдениям персонала ночлежки и милиционера, вырисовывалась примерная картина местного контингента. Возраст так называемых лиц без определённого места жительства имеет большой диапазон. Был здесь и 36летний, и много тех, кому за 50. Молодые, как правило, быстро исчезают, видимо, работу находят. Пожилые либо калымят, либо побираются. Максимальное количество ночующих – 12. Женщин практически не бывает. Не бывает и конфликтов с постояльцами. А все потому, что пьяных сюда не принимают. Несчастным бы до койки добраться. Душ, халатик в красную клетку. Легкий ужин, и все спят сном младенца. Какой там просмотр телевизора.
Вспышек инфекционных заболеваний не было ни разу. Каждого подвергают тщательному осмотру, а в особых случаях и обработке в санэпидемстанции. Многие из них работали в коммерческих предприятиях или вахтовым методом, жили в общежитиях, а теперь ночуют здесь или на улице.
Нищие, надо сказать, основательно заполонили наш город. В доме ночного пребывания ночует какихто десять человек. Почему? Может, далеко аэропорт? Может, еще недостаточно холодно? Есть и еще одна весомая причина. В городе изрядное количество различных квартирпритонов, где собираются человек по 8. Вместе выпивают, гуторят о жизни. Такой лафы государственное учреждение предоставить не может.
Главная же проблема – это что делать с ними дальше. В Управлении по социальным вопросам не могут решить всё и сразу. И главная закавыка в самих страдальцах. То ли от неверия, то ли от лени, но не желают они бороться за своё место под солнцем. Попробуй помоги человеку, найти которого практически невозможно. Приезжих стараются отправлять по месту жительства, местным пытаются искать и работу, и общежитие. Но каждый понимает, что при такой очереди на жилье растянуться это может на долгие годы.
Напоследок я сказала своему новому знакомому:
– Вы както на это беззлобно смотрите. Просто удивительно.
– А на кого злиться? Не на кого. Просто так повернулась, как говорится, судьба.
Люди на свалке
(газета «Ухта от 14 октября 2006 года)
В редакцию позвонил ухтинец Николай Правосудов. Две недели он обращался в различные инстанции с просьбой о помощи, но не был услышан. Всё это время в двух шагах от помойки, между магазинами «Юпитер» и «Центральный», жила женщина. У нее ампутированы обе ступни. Местные бомжи подкармливали её. Приезжали и милиция, и скорая помощь, а гражданка так и оставалась под открытым небом. Наши корреспонденты тут же выехали на место событий. Именно в этот день выпал снег и ударил заморозок. Человека надо было спасать.
У забора Дома ребенка, укрытая какойто ветошью, действительно сидела женщина. Зовут её Галина Александровна Форш. По виду не скажешь, но ей всего 39 лет. Здесь она очутилась после трёхмесячного кочевья по городу. Ног нет, но есть множество знакомых, которые и помогали в ее неприхотливом житьебытье. На улицу же ее высадили работники городской больницы.
Не тратя время даром, мы тут же обратились в Управление социальной защиты к начальнику отдела социального обслуживания населения Лидии Александровне Каюковой. Объяснили ситуацию. Оказалось, что надо просто знать, к кому обращаться. После нашего звонка, в тот же день, 4 октября, срочная социальная служба Управления выехала на «место жительства» гражданки и забрала ее в Центр социальной реабилитации лиц без определённого места жительства и занятий. Там новую клиентку постригли, обработали от педикулёза, отмыли, одели во всё чистое и, конечно, покормили.
Как она оказалась на улице? Этот вопрос мы задали ей уже в Центре. И она рассказала свою грустную историю.
Сама из Инты. Мать бросила её, когда она была ещё маленькой. Девочку определили в детский дом Сосногорска. Выпускница Галина поступила в ЦОК на поваракондитера. Наголодавшись в детстве, мечтала жить в достатке и при продуктах. Но по специальности так и не работала. Окончила курсы швеи и три года шила одеяла на «Художественных промыслах» в поселке УРМЗ. Долго Галина не задерживалась нигде. Работала даже в воинской части на вещевом складе. Тогда ей выделили малосемейку на улице 40 лет Коми. Вышла замуж. Но так сложилось, что прожили с мужем всего три с половиной года. И после развода женщина начала злоупотреблять спиртными напитками, перестала работать.
В конце января женщина отдыхала с приятелями в доме на Загородной, крепко выпила. Собутыльники выбросили женщину на мороз. Пролежав порядочное количество времени в снегу, поползла домой. Добралась до подъезда и отключилась. 1 февраля очутилась в больнице. Обморожение стоп 4й степени, понадобилась ампутация. Несколько месяцев пациентка проходила лечение, а в июле за нарушение режима её выписали.
У женщины не было ни паспорта, ни полиса. Но время на оформление необходимых медицинских документов у работников больницы было. Они не придумали ничего лучше, как отвезти женщину без ног в город и высадить на травке во дворе, прилегающем к Комсомольской площади.
Как рассказала нам директор Центра социальной реабилитации лиц без определённого места жительства и занятий Валентина Ивановна Вологжанина, это не единичный случай. Да, врачи их спасают, кормят, сколько могут (а это средства немалые), а потом отправляют восвояси. Но с человеческой точки зрения такое обращение с инвалидом объяснить довольно сложно.
Корреспондент нашей газеты решила уточнить, сколько времени находилась. Г. А. Форш в Ухтинской городской больнице и почему её выписали. И. о. заведующего травматологическим отделением В. Ф. Малков поговорил с журналистами на повышенных тонах:
– А я тут при чем? Слушаете какуюто алкоголичку и звоните с претензиями. Вопросы задаёте какието смешные. Информацию давать не буду, пишите официальный запрос.
Ответ мы смогли получить только после обращения в Управление здравоохранения. В письме главный врач В. В. Хамайко пишет, что пациентка «была доставлена попутным транспортом к своему дому по ул. 40 лет Коми, 7… Форш может передвигаться самостоятельно с ограничениями. Имеет признаки стойкой утраты трудоспособности… МУЗ УГБ № 1 занимается социальными больными, которые занимают дорогостоящую специализированную койку…». И ни слова о том, почему инвалида оставили на улице, неважно, по какому адресу. Нет объяснения и тому, как можно без стоп передвигаться самостоятельно.
Сейчас Галина находится в тепле и уюте. Ей уже начали оформлять паспорт. Есть договоренность с больницей, чтобы женщину уже с документами приняли обратно для оформления инвалидности. А ведь наша подопечная не подходит под статус клиентки Центра, у нее есть прописка и комната в общежитии. Неслучайно девизом Центра являются слова: каждому – приют, надежду и тепло.
Как использует предоставленный ей шанс на новую жизнь сама Галина? Главное, по ее словам, сейчас встать на ноги. В Центре, кстати, помогают даже в получении протезов. А уже куда она пойдет этими ногами, покажет время.
К сожалению, заботу социальных служб бомжи не всегда принимают с радостью. Этот образ жизни на улице для многих стал привычным: гдето подсуетился, денег на выпивкузакуску нашёл. И так каждый день. Буквально на той же неделе, когда все занимались Г. А. Форш, директор Центра социальной реабилитации выезжала еще к одному потенциальному клиенту. Он поселился под окнами дома, прилегающего к гостинице «Тиман». В кустах сирени он жил на широкую ногу: принимал друзей и подруг, которые выпивали, шумели. Жильцы не раз жаловались на эту дружную компанию в милицию, но безуспешно. С наступлением холодов компания разбежалась, но хозяин лежанки остался. Когда работники Центра предложили ему переночевать в Центре, он отказался наотрез. Пояснил, что восемь лет назад отсидел. Сам из Москвы, в Ухте проживает то тут, то там. Паспорта нет, да он ему и не нужен. А это местечко для него хлебное. Он помогает выносить мусор из ресторана, потому всегда еда у него есть.
Майора милиции Валентину Ивановну Вологжанину такое поведение бомжей не удивляет. Она в своё время работала начальником инспекции исправительных работ и хорошо знает, что этих людей переделать практически невозможно. Но, тем не менее, каким бы человек ни был, в Центр его примут всегда. Временно проживать там официально могут только те, кто имеет документы и пенсию. Расходы на питание и обслуживание покрываются за их счёт. Но таких единицы. Остальные могут только ночевать. Их и кормитьто не должны. Но работники Центра социальной реабилитации всё равно их кормят тем, что принесут из дома. Надо ведь помочь людям. Спонсоры, к сожалению, это учреждение стороной обходят. А ведь на Руси всегда было принято помогать нищим и убогим.
Безусловно, проводятся всевозможные совещания, на которых представители разных управлений пытаются найти единый подход в решении вопроса бездомных. Но пока цепочка, по которой передается клиент, частенько прерывается. И, как мне кажется, не по финансовым обстоятельствам. Просто ктото бомжа человеком считает, а ктото нет, вот и оказываются люди на свалке. Но искренне хочется порадоваться, что хоть комуто эти, по разным причинам обездоленные люди нужны.
Жители против размещения психиатрического отделения
больницы в Аэропорту
Близкая боль Дальнего
(газета «Ухта» от 16 апреля 1997 года)
Конфликт продолжается
На высоком уровне проходило обсуждение вопроса о размещении психиатрического отделения горбольницы в бывшем детском саду № 97 посёлка Дальний. В работе заседания депутатской комиссии по занятости, здравоохранению и социальным вопросам участие приняли: председатель президиума Совета города Ухты Н. М. Ярапов, глава администрации Б. А. Колесников, его заместитель А. А. Каргалина, главный государственный санитарный врач Ухты А. С. Фоменко, главный архитектор города Т. Н. Зеркаленкова, заместитель начальника Управления здравоохранения Т. Я. Фирсова, главный врач горбольницы Г. Ф. Фиронов с психиатрами и жители поселка.
Казалось бы, всё было предусмотрено для более глубокого рассмотрения проблемы и полного ответа на интересующие вопросы. К великому сожалению всех заинтересованных сторон, этого не произошло. Приглашенные специалисты почемуто пришли неподготовленными, и многие вопросы депутата Совета города В. В. Жуковой ставили их в тупик.
В один голос жителям заявляли, что по всем санитарным нормам разместить психиатрическое отделение в аэропорту можно, однако убедительных аргументов никто не представил. Например, главный санитарный врач города не смог ответить даже на такой вопрос: сколько же в действительности метров от детского сада № 97 до дороги и до жилых зданий. А как повлияет уровень шумов аэропорта на больных и какой он? Этот вопрос и вовсе озадачил специалистов. А ведь не секрет, что аэропорты такой категории, как ухтинский, являются запасными для военной авиации.
Жителей совершенно напрасно обвиняют в бесчувственности. Среди больных психиатрического отделения – 15 жителей поселка.
– Мы вовсе не против этих больных. Да и любой из нас может оказаться на их месте. Но мы просим: найдите оптимально хорошее решение, – сказал один из жителей.
Что предлагают люди, живущие в аэропорту (где, к слову, и житьто никто не должен)? Отдать здание детского сада № 97 под начальную школу. В ответ на это прозвучало несколько странное объяснение: мол, переделка садика под такое учреждение обойдется дороже, чем под больницу. Получается, что для взрослых больных это место более подходящее, чем для детишек 6–9 лет. Главными аргументами администрации был пример такого плана: «Школа для детей с девиантным поведением открыта посреди города, и никто не возмущается, – сказал Борис Афанасьевич Колесников. Антонина Алексеевна Каргалина добавила: «Когда открывался приют для детей в жилом доме, было много возмущённых. Сейчас хоть одна жалоба есть?». На это жители ответили, что в аэропорту тоже есть подобный объект – дом ночного пребывания для бомжей.
Нет смысла рассказывать в подробностях двухчасовую пикировку между администрацией и горожанами. Людям дали высказаться, это главное. Им даже пообещали (администрация наконецто обратила внимание), что в посёлке будут и милиция, и врач. Правда, как показывает российская практика, обещанного три года ждут.
Под занавес у главы администрации нервы сдали, он резко поднялся и заявил:
– Я решил ничего у вас не размещать, я найду другое здание.
Слушатели зааплодировали, похоже, зря: мало ли что мэр сгоряча скажет.
Вопросы, на которые ни жители, ни члены депутатской комиссии не получили ответа, не повисли в воздухе. На этой неделе специалисты должны будут серьезно над ними подумать. Ниже публикуется решение комиссии.
В заключение хочу добавить. В своём письме в газету «Ухта» жители п. Дальний спрашивали: научится ли власть разговаривать с людьми? Видимо, не скоро это произойдет. А хотелось бы, чтобы все конфликтные ситуации с властью разрешались серией аргументов, а не громкостью голоса. И разве жители виноваты в том, что на глазах городских властей в течение десятилетий разрушается здание психиатрического отделения горбольницы, но мер не принималось? И разве жители виноваты в том, что многие проблемы у нас попрежнему пытаются решать в авральном порядке, руководствуясь сиюминутной целесообразностью?
Понастоящему жалко больных, которые в данной ситуации стали главным козырем, прикрывающим огрехи руководства и издержки финансового кризиса.
***
Психиатрическое отделение благополучно работает, а власти теперь ищут, куда им девать малышей, потому что детских садов не хватает. В Управлении образования формируют очередь из тех, кто подал заявление. Позакрывали дошкольные учреждения в своё время, теперь надо строить.
В роддоме мерзнут мамы и малыши
Шесть мгновений осени
(газета «Ухта» от 11 сентября 1998 года,
репортаж признан редакцией одним из лучших)
Вторник. 8 сентября. 9.00. Два корреспондента «Ухты» бодро вошли в приемную главного врача Ухтинского межтерриториального родильного дома Елены Александровны Батраковой. Кругом обычная утренняя суета: планерки, звонки, телефонограммы. Первым делом у нас спросили – что там, в верхах, с теплом решили? Порадовать замёрзших медиков было нечем. Елена Александровна в свою очередь поведала, что теперь всем роженицам рекомендуют приходить со своими обогревателями, потому как у роддома их немного. По возможности стараются обогревать и предродовые палаты, и операционные. Но тщетно. В операционных температура держится на отметке 14 градусов, что категорически недопустимо с медицинской точки зрения. Воду греют кипятильниками. Но этого явно недостаточно, чтобы обеспечить всех: и рожениц, и малышей.
9.20. Мы попали как раз в тот день, когда в роддоме закончились запасы детского питания. Главный врач достаёт из кошелька свои кровные и отправляет сотрудницу в магазин с рекомендациями брать подешевле. В иных торговых точках цена на питание достигла 36 рублей. Роддому ежедневно требуется 1213 литров смеси. Несмотря на финансовый кризис и холод, детишек рождается много.
9.30. Мы уже успели замёрзнуть. А пройдясь по переходу в другое здание, продрогли так, что у нас зуб на зуб не попадал.
В приёмном покое. Кафельные стены. Съёжившиеся женщины. На термометре 13 градусов. Говорят, что это ещё хороший показатель. Обычно в последнее время 11. Отобразить на фото этого нельзя, но людям с фантазией нетрудно догадаться, каково в такой обстановке раздеваться догола и проходить необходимые при поступлении процедуры.
9.40. Предродовая. Тепло. Работает допотопный обогреватель. Медсёстры следят за ним пристально. Периодически вышибает пробки, и есть риск, что это случится во время операции. В ординаторской обогревателей нет. 36 часов медперсонал работает, как в холодильнике.
9.50. Отделение второго этапа выхаживания. Здесь лежат мамы с детишками, нуждающимися в лечении после родов. Многие мамочки уже отказываются находиться здесь. Ухтинкам еще ничего. Из дома принесут обогреватель – и жить можно. А если ты с Вуктыла? В одной из палат бедолага завернула своё чадо во все имеющиеся одеяла. Сама – уж какнибудь.
10.00. Детская реанимация. Малыши в кювезах, и им пока холод не страшен. Но, как нам пояснили врачи, рождение младенца должно проходить при температуре не ниже 25. Этой отметки не удается достичь бытовыми нагревателями. И ребёночек, появившись на свет, получает настоящий стресс. Происходит срыв адаптационных механизмов. Холодный воздух сразу затрудняет работу печени и других органов. Оттого детишки все рождаются «жёлтенькие». Вместо того, чтобы через пять дней отправиться домой, они лечатся и лечатся. Мамам, кстати, эта закалка тоже не на пользу. У многих ОРЗ.
После этой невесёлой экскурсии пришла на память сцена из кинофильма «Семнадцать мгновений весны»: радистку Кэт гестаповец довёл до обморока, пригрозив простудить её младенца.
Наши мамы отличаются большей стойкостью и терпением.
***После этого репортажа отопление в роддоме включили, администрация города нашла рычаги.
Без креста
(газета «Ухта» от 27 мая 2000 года)
Это не кадр из фильма ужасов. То, что вы видите – кладбище на Куратово, куда нас привёл сигнал читателя, его родственники похоронены там. Приходя навестить могилку близких, он постоянно наблюдал одну и ту же картину. Когото хоронят у самого входа и вместо креста устанавливают осиновые и березовые колышки. «Так ведь только ведьм в старину хоронили?».
И вот мы на месте. Действительно, вместо крестов – колышки. Аккуратные, с номерами. Наше недоумение по поводу столь специфического погребального ритуала развеяла местная рабочая. Оказывается, здесь находят свой последний приют люди безродные, неопознанные, те, от кого отказались родные или были просто не в состоянии похоронить сами.
Неужели в нашем государстве безродному уже и креста не полагается? С этим вопросом я обратилась непосредственно в муниципальное унитарное предприятие «Ритуал». Из уст его директора Татьяны Арсентьевны Макаровой я узнала любопытные вещи. В соответствии с законом о погребении и похоронном деле установлена сумма, которую государство выделяет на каждого бесхозного и безродного покойника. Это десять минимальных оплат труда. На сегодняшний день – 1085 рублей. Прейскурант услуг для «Ритуала» устанавливает отдел цен городской администрации. И пару лет назад крест был вычеркнут из списка услуг по погребению бесхозных трупов. Денег на него не остаётся. А хлопот и затрат хватает. Тело нужно привезти, соорудить гроб, пусть и без обивки, заплатить бригаде землекопов, да еще и табличку из металла сделать. Каждому безродному даётся номер, который регистрируют в специальной тетради. Вешают же табличку с четырёхзначным номером на любой попавшийся под руки столбик. Но, как призналась сама Татьяна Арсентьевна, в законе не оговаривается, что именно креста и не должно быть в прейскуранте для бесхозных. Это уже на местах решают, как хоронить.
В целом в похоронном деле, как и во всём сейчас, в Ухте проблем хватает. Взять то же Куратово. Изначально нельзя было там располагать кладбище – место болотистое. Могилы просто уходят в землю, подсыпай – не подсыпай. Вообще, срок «работы» любого кладбища – 25 лет, а там есть захоронения военной поры. Закрывать его пока не собираются, так как уже негде хоронить. Остался небольшой участок на Крохале – и всё. Новое кладбище до сих пор не обустроено, руки не доходят. Директор «Ритуала» помнит ещё те времена, когда о кладбищах власти действительно заботились. «При коммунистах никогда не было, чтобы задержали какуюто сумму. Вышел катафалк из строя – тут же выделялись средства на новую машину. Сейчас же именно по безродным администрация не выплачивает иной раз по четыре месяца. Хороним себе в убыток».
На этом можно было бы поставить точку. Хочется только вспомнить слова классика:
«Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам».
Наверное, в страшном сне ему бы не приснилось, что можно вместо креста воткнуть в могилу осиновый кол. И не из мести. Из экономии. И кто знает, если и далее мы всё будем объяснять дефицитом бюджета, возможно, и наши могилы постигнет та же участь.
В трущобах городских
(газета «Ухта» от 10 октября 2004 года,
материал отмечен дипломом республиканского конкурса)
«Его наказывали голодом, ставили на сутки в угол, закрывали в комнате одного со связанными руками и даже прокололи губу, пытаясь зашить рот, изза того, что он много разговаривал на уроках…».
Это строки из письма, пришедшего в редакцию газеты «Ухта».
Бабушка просто уже не знала, к кому обратиться за помощью, чтобы защитить своего внука.
В комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, как это ни прискорбно, не были удивлены столь печальной историей. Неблагополучные семьи – это их постоянная клиентура. Надо сказать, что в Ухте работа по защите прав несовершеннолетних ведётся на должном уровне. Потому и процент выявленных нарушений у нас самый высокий по республике. В электронной базе данных ухтинской комиссии 614 неблагополучных семей, в которых воспитывается 1127 детей. С этой цифрой мы и вышли на первое место в республике. Специалисты же считают, что она далеко не полностью отражает истинную картину жизни ухтинских семей.
Ставшая уже традиционной межведомственная комплексная профилактическая операция «Защита», которая проводится с мая по сентябрь, и в этом году принесла свои плоды. Многие горожане не остаются равнодушными к бедам чужих детей и достаточно активно информируют власти о происходящем по соседству. Так по информации соседей и знакомых этим летом восемь детей были изъяты из семьи и определены в социальный приют. И практически каждая ситуация могла бы стать сценарием небольшого фильма ужасов.