Эльма

Я в панике спрыгнул с повозки, а старик, схватившись за голову, неуклюже, как только мог в силу своего возраста и своей дряхлости, нерасторопно увязался за мной. Я помчался к полыхающему входу так быстро, как только мог. Напротив входа я тут же увидел Эльму. Каким же облегчением это было. Ничто другое меня не волновало. За ту секунду, которой мне хватило чтобы добежать до порога дома, меня уже посетила мысль о суициде в случае, если с Эльмой уже что-то случилось или случится. Она стояла напротив лестниц и смотрела на огонь. Я подбежал к ней и схватил ее за плечи, скорее накинул на нее свое пальто и начал спрашивать, как она. Но она и головы ко мне не подняла, будто опять находилась в каком-то своем трансе.

– Эльма! Эльма! Что случилось? Что случилось? – повторял я. – в доме кто-нибудь есть? Где твои родные?!

В ответ на мои вопросы она лишь мотала головой, а потом подняла руку к какой-то папке бумаг слева от нее. Документы?

– бестия! – послышался голос старика извозчика, стоявшего рядом. Я обернулся к нему, а он смотрел на нас. – семью свою сожгла!

Мужчина поднял к нам свою руку и начал тыкать в нас пальцем, панически дрожа и отступая. Он смотрел на огонь и на Эльму с таким ужасом, что я и сам очень испугался, но лишь за то, что он может рассказать и сделать. Еще я понял, что в доме действительно могут быть члены семьи Холлоуэй и тут же кинулся к дверям, но быстро почувствовал, что что-то меня держит. Это Эльма держала меня за рукав пиджака и не давала войти внутрь. На ее глазах блестели слезы, я понял, что она просит не кидаться в огонь, не рисковать, чтобы у нее хоть кто-то остался. Она этого не сказала, но не отпускала меня. Никак.

Дальнейшие события я помню смутно. В следующую же секунду я уже держал Эльму на руках и куда-то уносил, пряча от обрушающихся на нас балок с крыши. Я получил пару ожогов, ссадин, пытаясь отыскать родителей семейства в огне. К сожалению, и Аврора и Артур погибли. Мне удалось вытащить из огня Рональда и помощь от полиции увезла его в госпиталь. Дом тушить никто не стал. Эльма осталась в моем номере гостиницы, для себя я снял новый, хотя хозяин был против и долго не соглашался. Тоже боялся. Он и работники только за доплату согласились обслуживать меня и Эльму.

Та стопка бумаг, лежавшая у ног Эльмы в тот день, и вправду оказалась теми самыми документами, которых мне не хватало. Все было в полном порядке, что очень настораживало. Но Эльма не объясняла, что произошло, да и я предпочел не спрашивать. Нам обоим было все равно.

Одно меня волновало: почему случился тот пожар? Вдруг, это Эльма его устроила, чтобы побыстрее уехать? Или это всё чистой воды случайность? Хотел бы я знать, но Эльма мало говорила со мной после этой трагедии. Мои настороженность и страх по отношению к ней вернулись, но чувствуя, что я нужен ей, я ощущал странную безопасность. И я хотел быть нужным ей, но не для того, чтобы сохранить свои тело и дух, а для неё.

Похороны мы организовали сразу же, как только тела мистера и миссис Холлоуэй смогли достать из-под обломков, а Рональда выписали. На это ушло немало времени. Большого труда стоило убедить начальство, что моя командировка не переросла в переезд в эту глушь. Одно радовало: с благословением Артура Эльма уже вела себя как моя жена, готовая ехать со мной на другой край страны без каких-либо вопросов.

Самого Рональда я увидел только на похоронах, но не поздоровался с ним сам. Рядом с ним постоянно крутилась молодая девушка, которая ухаживала за ним, его невеста. Я искренне порадовался за них. Казалось, что чувства к Эльме сделали меня добрее или чувствительнее.

Мало людей почтили почивших Холлоуэев посещением их похорон. Многие горожане только заглядывали в окна похоронного зала, организованного в пабе через улицу от центра городка. Как и на похоронах мистера Уайта, всеобщего сострадания или жалости не наблюдалось. Все смотрели на оставшихся в живых брата и сестру с озлобленным цинизмом, и желчь подкатывала к горлу только очередная старуха одаривала Эльму презрительным взглядом. Ей пришлось нелегко, но я видел, как она старается. Эльма сама пыталась заплетать себе волосы и с особым трепетом относилась к тем ее платьям, что уцелели. Она их не носила раньше, но каждое было подарком покойной матери, и она стала их надевать, чтобы, как я думал, выглядеть более прилично во всей этой похоронной процессии. Это сыграло свою роль: она безумно красива, и люди не могли бояться такой девушки, как и не могли не проявлять к ней сочувствия.

Эльма всюду ходила за мной, не отставала ни на шаг. Она молчала, ни с кем не говорила. Когда же, уже под конец мероприятия, я всё-таки решился подойти к Рональду, она взяла меня за руку. Мы были приняты ее братом очень и очень странно. Рональд прощался с какой-то дамой у выхода из ресторана, когда мы дошли до него и его пассии.

– Рональд. – я слегка поклонился и протянул ему руку, выказывая уважение. Все-таки, это новый Виконт Холлоуэй, если я правильно помнил древний титул их рода.

От моих слов Рон вздрогнул.

– Мистер Сомерсет… – он заикнулся, что ему несвойственно. – я …

– не надо… – киваю я. – мои соболезнования. Прошу прощения, что не встретился с тобой раньше, все приготовления…

Рон перебил меня. Его взгляд резко изменился. Он смотрел уже куда-то за меня. Видимо туда, где стояла Эльма. Он бешено раскрыл глаза и начал отступать назад:

– Не смотри на меня! – начал он в ужасе тыкать в Эльму пальцем и повышать голос, так что оставшиеся в помещении люди обратили к нам свои взоры.

– Рон?! – я попытался схватить его за руку, чтобы успокоить его.

– Не надо! – он прикрикнул и вырвался, начал отступать назад. Его вроде бы тяжёлый, хриплый когда-то голос до такой степени повысился и истончился, что истерическим возгласом оглушил всех и вся. – увези ее! Увези эту суку отсюда!

– Рональд, успокойся! – я сам с трудом держал себя в руках. Раньше он относился к сестре вполне радушно и никогда себя так не вел. А в ту минуту я увидел страх, бешеный страх в его глазах. И в помещении как-то резко похолодало.

Я желал лишь защитить Эльму. Она стояла за мной и наблюдала за всем с равнодушным выражением лица, как и обычно, но стоило Рональду обратить на нее внимание, она одарила его строгим, видимо, пугающим взглядом от чего у парня началась паника. Она повернулась к нему, когда он начал кричать. Она, кажется, даже улыбнулась, но я не придал этому большого значения.

Сначала извозчик, довезший меня до дома в тот день, теперь Рональд в страхе пытается сбежать от собственной сестры. Со стороны это выглядело если не просто странно, то просто пугающе. От этого позора надо было Эльму срочно спасать. Мне не было страшно от того, что я мог чего-то не замечать в ней, чего-то, что так пугает всех вокруг. Я сам мог в ней чего-то не понимать, но не до такой степени, чтобы панически рвать на себе волосы. Я по-своему верил ей, даже по-своему любил ее. Точно. Любил.

Рональд продолжал отходить от нас и повторять: «увези эту суку! Забери ее!». На любые мои вопросы и просьбы рассказать хоть что-то о том, что произошло, он лишь панически тряс головой, будто вовсе не мог говорить об этих вещах слух.

Это меня очень насторожило. Долго думать не предоставилось возможности, ведь Рональд упал в обморок, а гости в суматохе начали разбегаться.

Врач сказал, что у Рональда, скорее всего, просто психологический стресс после потери родителей и пожара, но я и в их глазах видел опасение. Весь город стоял на ушах и все, что мне оставалось делать, – это уезжать. Я закончил работу, забрал Эльму и покинул тот город. Ни одной лишней минуты я в этом месте не собирался проводить, особенно теперь, когда меня ждали повышение и семейная жизнь. Еще долгие годы я в мыслях возвращался в те дни в поисках ответов.

Глава 7.

Мы с Эльмой прожили вместе ни один год. После венчания она сказочно преобразилась и почти оставила былые жуткие привычки. Я был уверен, что это моя заслуга. Она свыклась с жизнью близь города, она стала общительнее, но странности своей не потеряла. Она все также жила в каком-то своем закрытом ото всех мире, но я был его частью и мог делить с ней ее переживания и удовлетворять все ее прихоти. Мы с ней очень сблизились. Я видел, что она доверяет мне, но ее молчаливость и скрытность оставались теми вещами, которые я не мог понять и к которым никак не мог привыкнуть. Однако, в определенный период нашего брака я даже испытывал самое настоящее счастье от духовного единения с своей молодой женой, я наслаждался завистливыми взглядами, что бросали в нашу сторону мои коллеги и их дряхлые балованные жены. Соседи с изумлением наблюдали за нашими прогулками и шептались о том, где же я смог найти такой самородный бриллиант.

У нас родилось трое детей, двое из которых трагически скончались в младенчестве. Первому сыну мы не успели дать и имени. Я был уверен, что мальчик был слаб и не прожил бы и дня из-за этого, но после того, как услышал разговор прислуги у комнаты Эльмы, я стал догадываться, что случилось на самом деле. Она утопила его. Позже она сама мне в этом призналась. Это было спустя всего год после нашей свадьбы, и я от потрясения на несколько дней уехал из поместья, дабы оправиться от утраты. Эльма покорно ждала меня дома, приходя в себя. Я начал думать, что девочка не пригодна для деторождения и не понимает, что нужно делать с новорожденным, но эта версия мне казалась фантастической и какой-то Эльму недооценивающей. Недооценивать ее было моей первой ошибкой, и я не собирался оставлять это просто так.

После этого я стал ответственнее подходить к выбору слуг, чтобы слухи не утекли в город. Эльма начала мне подыгрывать. Со всеми гостями она старалась вести себя, как обычная девушка, хозяйка дома. Она явно не хотела привлекать внимание, а потому четко выполняла все мои указания, что я раздавал, пытаясь скрыться от любопытных глаз. Благодаря нашим стараниям мы прослыли парой, неспособной завести детей уже после смерти первого сына.

Вся знать нам сочувствовала. Мы общались с огромным количеством благородных семей и все нас жалели. Потом снова поздравляли, когда я получал очередное повышение. Моя карьера действительно пошла в гору после той командировки. Я быстро поднимался по служебной лестнице, даже слишком, так, будто мне все в руки само падало, и я задумывался, не была ли Эльма моим талисманом на удачу, что помог мне позволить себе покупку и содержание двух домов, расширить земельные владения загородом и приобрести несколько машин. Как по волшебству я получал положение, деньги, связи и власть, с каждым годом прикладывая все меньше усилий. И хоть я старался работать и заслуживать все, что получаю, в душе я знал, что не мои упорство и трудолюбие приносят мне достаток.

Второго сына Эльма задушила на третий день после его рождения. Я ожидал этого. Казалось, она просто хотела дочь и не понимала, что порождает на свет живых людей. Как и в прошлый раз, распространение слухов пришлось строго контролировать и пресекать, а чтобы врачи не болтали, доплачивать им или сокращать их количество. Смерть сына позволила нам на какое-то время уединиться, что помогло мне провести с Эльмой ряд бесед. Мы договорились, что следующего ребенка она не тронет.

Моя матушка, живущая на другом конце страны, не могла к нам часто ездить, но даже по письмам становилось понятно, что она начала что-то подозревать. Эльма ей никогда не нравилась. Старая вдова старалась беречь своего единственного сына и всячески упрашивала меня развестись, говорила о том, какой устрашающей кажется ей моя жена, о том, что я с ней пропаду или потеряю весь свой капитал, унаследованный от ее и моего отца родителей вместе взятых. Она не понимала, что именно благодаря Эльме этот капитал преумножался.

Я был счастлив, когда третьим ребенком оказалась девочка и Эльма ничего не сделала. Я увидел в Эльме мать. Я увидел в ней ту нежность и любовь, что она прятала ото всех где-то глубоко внутри своего сердца. Она берегла эту любовь для дочери: она ухаживала за ней, лелеяла ее и была бесконечно ей рада. Подобно дикой волчице, заботливой и чуткой, но в то же время опасной, она никого к дочери не подпускала, будто старалась защитить ее от всего мира. Я чувствовал это и не мог не радоваться, я оставлял их в их общем маленьком мире, где они принадлежали друг другу, а вместе принадлежали мне.

Она назвала ее Элией. Я был не против, их имена были похожи, это мне нравилось.

Элия росла еще более интересной, чем когда-то была Эльма. Волосы у нее были русые, почти как у меня, но постоянно отливали желтизной словно жидкое золото, а глаза светлые, как у Эльмы, но более голубые. Она была очень ярким и солнечным ребенком, умным, на редкость. Ее улыбка гипнотизировала всех гостей, слуг, родственников, находящихся по близости, и каждый, кто был рядом, был готов исполнить любую ее прихоть.

Элия рано начала ходить, говорить и читать. Она была смесью нас, казалось, идеальной смесью. Будучи похожей на мать, девочка была такой же странной и скрытной, но при этом покладистой и милой.

Я думал, что живу в идиллии пока не начал обращать внимание на окружение жены. Она завела себе пару подруг, молодых жен таких же юристов и чиновников, как и я, с которыми общалась лишь на разного рода балах и мероприятиях. Но после рождения Элии они начали наведываться к нам домой. Из этой толпы сразу выделилась странная дама лет сорока-пятидесяти. С рыжими, но уже седеющими, длинными волосами и вечно неприлично ярко раскрашенными красным губами. Иногда, при улыбке, это выглядело очень жутко. Она появлялась то раз в год, то каждый день на неделе. Это не могло не настораживать. Не знаю, откуда она взялась, да и не помню, когда увиделся с ней в первый раз, но Эльма отговорила меня выгонять ее, как и общаться с ней и задавать вопросы. Ее звали Милдред Рут, или, как к ней обращалась Эльма, Леди Рут. Не мэм, не миссис и даже не мисс. Я сначала подозревал, что это просто чья-то мать или вдова, но никто из моих друзей и коллег не был с ней знаком. Я начал свое расследование, но мне постоянно что-то мешало.

Меня настораживало то, что Эльма с ней действительно общалась. Она брала Элию и выходила с ней и Милдред в сад, где они очень долго о чем-то беседовали. Я невзлюбил леди Рут за это. Эльма перед ней то и дело распиналась и кланялась. Я не понимал за что она так уважала Милдред. Иногда мне даже казалось, что Эльма ее побаивается. Что само по себе шокировало, ведь у Эльмы чувства как страха, так и стыда были атрофированы.

Как-то раз одним летним днем я заметил, как леди Рут учит Элию чему-то в гостиной. Я медленно открыл дверь и кивнул Милдред, она как бы позволила мне войти в комнату. Она по-хозяйски расположилась в бордовом массивном кресле, как на троне, подобно львице, охраняющей свою территорию. Я посмотрел на то, что Элия так старательно вырисовывала на бумаге. Слова на латинском. Я до этого не сразу додумался, но потом начал читать.

«Diabolus. Deus. Ibis. Corvus. Surrexerunt»

В переводе: «Дьявол. Бог. Сова. Ворона. Роза». Птиц или цветы я бы еще понял, но слова Дьявол и Бог меня очень смутили, и я с возмущением посмотрел на Милдред. Она продолжала улыбаться и поглаживать Элию по голове, а та выводила новое слово.

Тут вошла Эльма. Она будто бы испугалась того, что я в комнате, потому замерла на входе и широко раскрыла глаза.

– Ничего-ничего, заходи. – махнула леди Рут Эльме.

Возмутительно! Всякий раз, как Милдред посещала нас, она становилась хозяйкой нашего дома, и Эльму это, кажется, устраивало. Я готов был подчиняться только жене да дочери, но никак не никому неизвестной и явно не знатной случайной женщине.

Я посмотрел на леди Рут и та, кажется, все поняла.

– Элия. – она обратилась к дочери.

Я сжал кулаки.

– выйдешь на минутку, да? – она улыбнулась, и Элия послушно собрала бумагу с пола и выбежала из кабинета.

Немного постояв в тишине, я все же начал:

– чему вы ее учите?

– латыни… – Эльма подала голос, пожимая плечами. Она выглядела по странному растерянной и смущенной, пугливо, как прибитая дворняжка, посматривая на Леди Рут.

– пятилетнего ребенка? – не унимаюсь я, стараясь не робеть.

– да, а что такого? Элия очень одаренный ребенок, к тому же, вы, как юрист, должны понимать, что латынь – очень нужный в жизни язык. – спокойно процедила Милдред, даже не вставая с кресла. На постоянно говорила с полуоткрытыми глазами и это действовало на нервы.

– У нее есть свои воспитатели. С чего вы взяли, что учить мою дочь, – ваша работа? – начал я. Злость вскипела во мне. – Я устал видеть вас, не зная, почему я должен это делать. – я сорвался на крик в какой-то момент, но Милдред по-прежнему величаво восседала в кресле и смотрела на меня совершенно спокойно. Я пытался сыскать поддержки у Эльмы, но та будто бы онемела, я ее ни разу такой не видел. Она приоткрыла рот, глаза и окинула меня таким возмущенным и встревоженным взглядом, будто я оскорбил ее саму или эта Милдред – сама королева. Такая реакция заставила меня насторожиться.

– это не должно вас волновать, Мистер Сомерсет, я общаюсь не с вами. – тихо проговорила Милдред своим низким голосом, мотнув головой и посмотрев в сторону Эльмы.

– Я не желаю более видеть вас в своем доме. – строго выдал я. – Вы можете влиять на мою дочь, и я не собираюсь более оставлять ваше присутствие здесь игнорируемым!

Я попытался сказать это как можно более нагло и твердо. Мы находились на территории моего дома, Эльма – моя жена, а Элия- дочь.

– тогда вы выбрали не ту жену, мистер Сомерсет. – нахально добавила с улыбкой леди Рут и подняла ко мне свои грозные впалые зеленые глаза, двинув почти невидными тонкими бровями и откинув голову.

Я порябел и посмотрел на Эльму, но та только чуть-чуть отодвинулась от меня и покачнулась.

Тем временем Милдред встала с кресла и, стуча каблуками, направилась к выходу, но у дверей остановилась.

– ей нужно написать еще три слова, этого будет достаточно.

Эльма кивнула в ответ.

Тогда Леди Рут вышла, я увидел на кресле в другом зале сидящую Элию. Страх за нее и заставил меня обернуться к Эльме. Она стояла на месте, опустив голову, будто наказанный ребенок. Но я приучил ее заплетать волосы, и лицо было видно. Она явно нервничала.