Глава восьмая
Поиграем в чудеса?
Друзья шли по лесной тропинке, поглядывали на ясное васильковое небо.
– Признайся, приятно начинать день с доброго дела, да? – подмигнул Рысёнок Ворону.
– Может быть. – уклончиво ответил Карлос и хитро прищурился.
– Интересно, а ты первый ворон, кто с Выхухолью целовался? – не отставал развеселившийся Кисточкин.
– А ты зубы почистил? Хвост причесал? – шутливо огрызнулся Ворон.
Рысёнок прыснул со смеху:
– Ну даёшь!
Тем временем тропинка вывела на солнечную поляну, усыпанную белоснежными одуванчиками-шариками.
– Ух ты! Так вот куда облака попрятались! – воскликнул Кисточкин и тут же расхохотался своей шутке, бросился разгонять пушистую облачность. – Сейчас я вас быстро на небо верну!
– Как у тебя это получается, amigo? – полюбопытствовал Ворон у Рысёнка. – Видеть то, что не видят другие? И ещё умудряешься в это верить!
– Просто это весело! – чихнул Рысёнок, зарывшись по самые кисточки в одуванчиковые облака. – Смотри! Что это?
Ворон посмотрел в сторону, куда показывал Кисточкин:
– Обычная паутина. С капельками росы.
– Пфф! Хрустальный дворец паучьего короля! И он, между прочим, крайне горд своим родовым гнездом.
Карлос скептически посмотрел на паутину, а Рысёнок расхохотался:
– Это игра! Сначала ты играешь в неё, а потом она меняет тебя! Так мама говорит. Попробуй!
– Ладно. – осторожно согласился Ворон, показал на пролетающую мимо пчелу. На задних лапках полосатой труженицы виднелись шарики пыльцы. – Что это!
– Пчела в штанишках! Спешит в улей похвастаться обновкой. – не растерялся Рысёнок. – Щедрые друзья цветы подарили.
Карлос прищурился, махнул крылом в сторону цветущей акации. – А это что?
Подул ветерок и белые лепестки посыпались с ветвей.
– Летний снегопад. Самое обыкновенное чудо. – невозмутимо ответил Рысёнок и кивнул в сторону раскидистого дуба-великана. – Что это?
– Старейшина леса. Испокон веков он пишет летопись наших краёв. Если приглядеться, то на коре дерева можно увидеть древние письмена. Тот, кто сумеет разгадать сакральные письмена, приобретёт бессмертие. – не моргнув глазом, выдал Карлос.
Тут же смутился:
– Чушь несусветная получилась, да?
– Ещё какая сусветная, да! – заверил Рысёнок. – Здорово придумал!
– Что это? – Ворон показал на трухлявый пень.
– Пень. Трухлявый. Обычный. А что? – передразнил птицу Кисточкин.
Друзья расхохотались и плюхнулись в одуванчики.
– А это, правда, весело! – признал Карлос, утирая слёзы-смешинки.
И вдруг на чистом небе вспыхнула радуга, заиграла в солнечном свете, зазвенела. Друзья завороженно посмотрели друг на друга: она, мечта.
– Лети. – прошептал Рысёнок.
Карлос вдохнул радужный аромат мечты, расправил крылья… Взмах, прыжок, ещё взмах! Падение… Что не так?
Ворон посерел.
Глава девятая
Доброе дело от горя спасает
Карлос молчал. Опустошённый и лишённый надежды, Ворон не знал, как быть дальше. Крылья опустились. Казалось, мечта утрачена навсегда.
– Идём к маме. Мама поможет. Мама всё знает. Здесь недалеко. Пожалуйста. – робко попросил поникший Рысёнок.
«Чем может помочь рысь, которая пугает собственного котёнка выхухолью… – хмыкнул Карлос. – Хотя… хуже всё равно не будет. Заодно Рысёнка верну матери. Теперь друг ни к чему. Одному спокойнее…».
Согласился.
Брели недолго. Рысёнок тоже умолк, прятал глаза, тяжело вздыхал. «Переживает за меня.» – решил Ворон.
Вскоре вышли к старой скрюченной берёзе. Редкая крона устало шелестела листвой, отбрасывая причудливые тени, на бересте пестрел ржавый мох, местами непривычно багровый. Ослабевшее дерево сильно накренилось, обнажив корни. Под ними и устроила логово мама-рысь.
Возле берёзы было тихо. Непривычно тихо. Осмотревшись, Ворон заметил чужие следы. Одни мелкие, бестолковые, путанные… Собачьи? И ещё другие… Жёсткие, уверенные… Карлос насторожился. Такие мог оставить только человек. Охотник! La scolopendra… Подойдя ближе, Ворон похолодел. Этот мох… Резко обернулся к Рысёнку: малыш застыл, широко раскрыв глаза. Яркие конопушки побледнели.
Карлос вздрогнул: не за него Рысёнок переживал по дороге – вспоминал amigo… Горькую тайну нёс с собой. Но почему не сказал? Как держался? Ворон знал ответ: когда приходит беда, ты гонишь её прочь, не признаёшь, уговариваешь себя не верить. «Этого не может быть! Только не со мной.» – так думал Карлос, когда ушёл его Человек, так убедил себя Рысёнок… А сейчас память возвращалась…
– Ма-мама спела колыбельную… и уснула. – запинаясь, неожиданно заговорил Рысёнок. – Крепко-крепко… Сильно устала после охоты. И я… осторожно выбрался из норы, старался не разбудить… Хотел порадовать маму: поймать самого большого тетерева… Я же отважный охотник? А тут… Человек с громом и волк… Мелкий такой, суетной… Испугался я, спрятался… Не помог… Мама!
Рысёнок отвернулся, тихо замурлыкал. Карлос прислушался: сквозь слёзы малыш напевал мелодию. Нежную, убаюкивающую.
И тут Ворон понял: не Рысёнок нужен ему, а он Рысёнку. Но как смягчить такую боль? С чего начать? Обнял малыша, крепко прижал, хрипло подхватил колыбельную.
«Мама говорит, доброе дело от горя спасает. – вспомнил он слова маленького отважного охотника. – А вдруг и Кисточкина спасёт? Но как? Caramba! Неспроста же мы встретились…»
Вдруг Ворона осенила мысль. Он посмотрел на Рысёнка:
– Amigo, а ты всё-таки нашёл мою мечту!