Она смотрела на тени соснового леса, водя глазами из стороны в сторону. На светофоре рассматривала какого-то весёлого чудика, играющего на скрипке, и слегка улыбалась уголками губ. Потом проводила взглядом маленькую девочку с зеленым воздушным шариком. Несколько минут рассматривала ногти на своих аккуратных и тонких пальчиках. После чего задумалась и смотрела в одну точку, практически не моргая и вновь чему-то улыбаясь. Глаза Сальмы блестели и были счастливы.
Мы приехали. Я подошёл к кассе и купил билеты. Драматическая пьеса называлась просто и незатейливо: «Карандаш».
Я никогда не был в театре по понятным причинам. Меня поразило тут всё и сразу. Количество людей, близость сцены, красные велюровые стулья с номерками на спинках, огромная раскидистая люстра под самым потолком и, конечно же, неописуемый фарс, что пропитывал воздух и насквозь пронизывал чувством собственной важности всех присутствующих.
На душе было очень неуютно и волнительно. Как будто мне самому предстояло петь и плясать на деревянной сцене, освещенной гроздью разноцветных прожекторов и заставленной красочными декорациями.
Но Сальме здесь было очень хорошо и гармонично. С того момента, как усатый пафосный гардеробщик в белых перчатках принял её пальто, тем самым обнажив мою женщину до завораживающего ярко-красного платья с черным поясом, она стала центром вселенной, засияв на театральном небосводе полярной звездой.
Толстопузые мужики с пунцовыми щеками и потными ладошками, все как один, принялись пожирать её глазами, водя своими бесстыжими похотливыми гляделками по зоне декольте, бёдрам, шее, волосам и даже пяткам моей прекрасной леди, рассматривая туфли на высокой шпильке.
Моя женщина была прекрасна и обворожительна. А местные лицемерные придурки, что привели сюда своих нагламуренных самок, напудренных жен и просто любовниц, при этом имеющие наглость бросать свои косые взгляды в сторону моей музы, не стоили даже капли её внимания.
Прозвучал третий звонок. Зал расселся по местам. Погас свет, заиграла музыка и началось представление. Суть такова: жил был парень, что получил в руки волшебный карандаш. Всё, что им напишешь – исполнится. Парень был не совсем умный и писал всякую дурь. Сначала он стал очень богатым. Потом заставил полюбить себя весь мир, оставаясь при этом редким засранцем. Получил славу, уважение и признание всего света. Потом он повстречал девушку, которая ему очень понравилась. Очень нежную и скромную. Какая-то простушка из крестьянской семьи. Они поговорили, и он решил непременно её добиться. Но та ухаживала за своим пожилым отцом, тянула на себе хозяйство и не собиралась влюбляться в богатенького и всемогущего самодура.
Тогда тот написал карандашом своё желание и заставил её полюбить себя. И тут девку как будто подменили. Стала хамить, грубить, но при этом клясться в верности и покорности к своему суженому-ряженому. В конце концов, ему это надоело, он понял, что всё, что написал в своей тухлой жизни – есть притворство и разломал карандаш об колено. Девчонка тут же вернулась к своему отцу, а всё богатство и признание мгновенно улетучились. Он приехал в деревню к этой девчонке и стал помогать ей вести хозяйство без всякой надежды. Сначала они подружились, а позже полюбили друг друга и поженились. Конец.
Свет неожиданно включился, и я увидел слезы счастья на лице Сальмы. А также у многих других девушек, женщин и почему-то мужчин, что терли красные глаза платками и были весьма растроганы в чувствах к прекрасному. Особенно меня доставил пожилой толстосум в лоснящимся пиджаке, что пришёл сюда с юной избранницей, вчера отпраздновавшей своё совершеннолетие. Одной рукой он деликатно поглаживал свою пассию пониже спины, а другой вытирал скупую мужскую слезу в мечтах о любви истинной.
Я всё ждал, когда же он высморкается в доллар, но моя благоверная пихнула меня под бок локтем и всучила номерок, отправив добывать верхнюю одежду среди толп страждущих.
Мы хорошо провели время и расслабились. Сальма была совершенно без сил – я уложил её спать и тихонько выполз на улицу, взяв с собой Пончика.
Была глубокая ночь. Я заметил очень важную деталь – в тихих, спокойных районах всегда видны звезды. Так много, что их можно часами рассматривать. Яркие, тусклые, разноцветные, переливающиеся различными оттенками – всё эти далекие и загадочные небесные светила заставляют человека верить в чудеса.
Если бы я родился здесь, я был бы другим. Важным, обособленным придурком или меркантильным ханжой. Игривым льстивым романтиком или самовлюбленным нарциссом с извращенным либидо. Ранимым избалованным неженкой с тонкой душевной организацией или бабником-кутилой. Я точно бы не был Брайаном Ривзом: вспыльчивым, нервным, честолюбивым идеалистом, что вечно рыщет в поисках правды и справедливости на планете греха. Я так и не научился жить по правилам желаний, успеха и удовольствий. Тот, кто строит счастье снаружи, потеряет его изнутри.
Чтобы выжить – важно уметь себя возненавидеть, а чтобы жить – полюбить. Я тщетно пытался переключить этот тумблер в своей голове, чтобы стать счастливым человеком. Стать счастливым ради неё.
На часах было половина второго ночи. По улице медленно проехал фургон с цельнометаллическим кунгом. Он остановился напротив участка Холла, в доме которого зажегся свет. Холл в халате и тапочках подошёл к автомобилю и что-то передал в приоткрытое окно.
Фургон развернулся и поехал к выезду. В приоткрытом окне я встретился взглядом с парнем, на шее которого красовалась татуировка в виде отпечатка ладони. Я присмотрелся к парню – густые черные волосы и темно-карие глаза. Небольшой шрам над бровью с левой стороны и разрез над верхней губой. На правой руке, что расслабленно лежала на рулевом колесе было ещё одна тату в виде волка с окровавленным ножом в зубах.
Мы проводили друг друга взглядами. Я посмотрел на Холла. Тот приветливо мне кивнул, наблюдая за моими действиями. Я кивнул в ответ и посмотрел в след уезжающей машине.
Если бы я вырос здесь и был бы другим, я бы тут же отправился спать с легкой головой, прижавшись всем телом к своей любимой, не взирая ни на какие обстоятельства и не думая ни о чём.
Я был бы счастливым человеком с легкой судьбой. Мне бы снился цветной сон. Я грелся бы в теплоте и уюте. Как было бы хорошо…
Но я чёртов Брайан Ривз…
И я не верю в чудеса.
И я знаю, что татуировки черноглазого означают принадлежность его к группировке потрошителей, что занимаются продажей внутренних органов на черном рынке.
Я знаю откуда и каким образом он получил свои шрамы.
Знаю, что мистер Холл, капитан полиции, глава местного участка, только что подтвердил связь с этим человеком, отдав ему закрытый пакет.
И тихий, элитный район под яркими звездами ночного неба останется тихим и благополучным для всех поселившихся здесь, нормальных жителей.
Но не для Брайана Ривза.
Не для чертового Брайана Ривза, который ещё раз кивнет Холлу, свистнет своей собаке, пойдет к дому и завтра же утром начнет ковырять и ворошить своими назойливыми ручонками болото, что ещё минутой ранее было чистым голубым озером.
Я вновь нашёл себе проблем.
Вновь переключил тумблер с любви на ненависть.
И вновь нашёл себя…
А знаешь ли ты, мистер Холл, что сегодня ночью началась твоя война?
Её объявил я.
Часть третья. Серый квадрат.
Дул порывистый, прохладный ветер. На лужайке, перед домом Холла сидел мальчик. Сидел он совершенно неподвижно, лишь изредка моргая пустыми глазами. Я наблюдал за ним уже полчаса. На нём была яркая, зеленая футболка и грязные шорты неопределённого цвета.
Я взял Пончика и пересек дорогу наискосок, подойдя к незнакомцу.
– Привет, не замерз? – спросил я, остановившись в трех шагах.
Бессмысленный взгляд мальчика медленно, словно в старом кинофильме, поднимался снизу-вверх пока не встретился с моим.
– Где мама? – спросил он тихо.
На вид ему было лет десять. Похож на мексиканца. На правой руке у него был вязанный браслет из переплетенных желто-синих нитей.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Он прошептал что-то неразборчивое. Губы его были обветренные, потресканные и очень сухие.
– Что? – спросил я громче.
– Чучо, – ответил он.
– Ты приехал сюда один?
– Нет, – мотнул он головой.
– Кто ещё был с тобой?
Мальчик поднял на меня обессиленный взгляд.
– Я хочу пить, – прошептал он.
Я посмотрел на дом Холла. Мне показалось, что в окне первого этажа колыхнулась занавеска.
– Сейчас принесу тебе воды, – сказал я мальчику и пошёл к себе.
Аккуратно открыв дверь, я убедился, что Сальма ещё спит, как и большинство нормальных людей в пять часов утра. Пончик лег у двери и, сладостно потягивался, в надежде немного вздремнуть. Я взял стеклянный стакан и налив в него воды, вновь нацепил поводок на собаку. Понч округлил глаза, удивившись небывалому вниманию. Когда я вновь вышел во двор, мальчика на газоне уже не было. На его месте стоял Джордж Холл в бархатном халате и важно дымил сигарой. Под локтем у него была свежая газета.
Я подошёл к нему.
– Доброе утро, мистер Ривз. Гуляете с собакой? – спросил он, едва я открыл рот.
– Доброе. Да, гуляю…
– Вас мучит жажда? – сходу задал он ещё один вопрос, покосившись на стакан.
– Нет, здесь перед вашим домом сидел какой-то…
– А вы никогда не спите, мистер Ривз? – глаза его так и вспыхнули.
Я немного помолчал, пытаясь пронять его.
– Да как-то не спиться в последнее время, – ответил я, не сводя с него глаз.
– А умные люди скажут: «Меньше знаешь, крепче спишь», – проговорил он.
– Я туповат с рождения, – ответил я.
– Жаль, – многозначительно сказал Холл, отведя глаза в сторону и затянувшись сигарой.
Я поставил стакан ему под ноги и сказал:
– Мальчику передайте. Он пить хочет.
– Здесь нет никаких мальчиков. Вам бы отдохнуть, мистер Ривз. Вы выглядите уставшим. Всякое может причудиться.
– А вам почему не спиться, мистер Холл?
– Да вот, захотелось почитать сводку новостей перед службой.
– Это вчерашняя газета, – заметил я. – Через пару часов привезут свежую.
– Как привезут, так и свежую прочту. При моей работе сложно всё успевать. А чем занимаетесь вы, помимо бокса?
– Бездельничаю в основном. С собакой гуляю и дерусь по выходным.
– Мистер Митч вас больше не беспокоил? – поинтересовался он, не обращая внимания на мою колкость.
– Он не выходит из дома, когда я копаюсь во дворе. Видимо на что-то обижен.
– Ничего, это у него пройдет.
– Надеюсь.
– А ваша супруга Сальма чем занимается, если не секрет? Быть может, тоже боксирует?
– Нет, она хочет открыть продуктовый магазин где-нибудь поблизости.
– С этим есть проблемы?
– В основном всё, что продается в округе, выходит за рамки нашего бюджета. Поэтому мы всё ещё поисках.
– Что ж, удачи вам, мистер Ривз. Передавайте привет вашей жене. Рад был с вами поболтать, – попрощался он, затушив сигару об воду в моем стакане.
– Непременно передам, – ответил я, провожая взглядом его действия.
Джордж развернулся и медленно пошёл к двери своего дома. Стакан с потушенной сигарой остался стоять на тротуаре. Я не спешил уходить.
– А знаете мистер Ривз, – сказал Холл, обернувшись у двери.
Я поднял брови, не сводя с него глаз.
– Вы ведь вовсе не туповат. И хорошо, что мы оба это понимаем. Отдыхайте. Здесь хороший воздух. Он расслабляет, прогоняет всё лишнее и надуманное. Вам это будет полезно.
– Чучо хочет пить, мистер Холл, – холодно ответил я и, подняв стакан с водой, тут же выплеснул его на зеленую траву, по которой покатился мокрый окурок. Поймав на себе презрительный взгляд Холла, я любезно кивнул и пошёл домой.
Мы прощупали друг друга. Я дал понять Холлу, что его темные делишки мне не нравятся, а он намекнул в ответ, что совать свой нос в чужие дела не следует.
Войдя в дом, я оттряхнул ботинки и отцепил поводок с ошейника Пончика. Собака тут же улеглась на мягкую подстилку, нервно спрятав морду между лап. Я потянулся к вешалке и повесил куртку на крючок, с которого слетел поводок и шлёпнулся к шершавому носу моего лабрадора. Пончик вздрогнул и зарычал.
Я погладил его и успокоил:
– Лежи, лежи, отдыхай, – произнес я и он тут же пустил слюну, вытянув задние лапы в сладкой истоме.
Пройдя в кухню, я открыл все жалюзи, чтобы лучше видеть дом Холла, и принялся готовить завтрак, как порядочный муж. Приготовив овсяную кашу с фруктами, я пожарил яичницу, сварил кофе, отыскал поднос и с дрожащими руками попер это всё в спальню, где всё ещё спала моя любовь.
Поставив поднос у прикроватной тумбочки, я сел на край кровати и погладил её коленку, что игриво высунулась из-под одеяла.
Сальма улыбнулась, но глаза не открыла.
– Чем пахнет? – спросила она, поморщив носик.
– Хорошим мужем, – ответил я.
– Хороший муж в это время спит.
– Нет, он едет покупать полочку в ванную.
– А что случилось? Твой крем для бритья вновь заблудился в долине шампуней?
– И дезодорант тоже.
– Вот беда-то.
– Сегодня я закрываю нелегальный склад парфюмерии на раковине.
– Увижу обсыпанную побелку на французском креме, заставлю вылизать.
– Крем-то? Так он не вкусный, странно что на нём манго нарисовано.
Сальма вспыхнула и схватила подушку, широко замахнувшись. Я хихикнул и скрылся за дверью. Прилетевшая подушка стукнулась об дверь и шлёпнулась вниз, частично закрыв собою свет.
– Мазила! – крикнул я.
Вместо ответа в дверь прилетела вторая подушка. Дверь пошатнулась.
– Съешь кашу, пока не остыла! – решил я охладить пыл своей возлюбленной и после небольшой паузы, услышал, как вилка стукнулась об дно фарфоровой тарелки.
В коридоре Пончик смотрел десятый собачий сон и дергал лапой. Я прошёл на кухню и подошёл к окну. Вдруг я увидел Холла. Он спустился с террасы и сел в свой автомобиль. Я быстро схватил ключи, накинул куртку и прыгнул в свой болид, припаркованный на дороге.
Джордж медленно тронулся и проехав мимо меня, умчал к выезду. Я начал осторожное преследование. Мы миновали пару кварталов, пересекли центр, ряд светофоров и выехали на раздолбанную дорогу, что вела к окраине города и заканчивалась двадцать втором районом моей суровой юности. Машин на старой дороге практически не было. Я набрал дистанцию побольше, чтобы не быть замеченным.
Дорога становилось всё хуже, а дома всё меньше. Я объезжал по старой памяти все кочки и ямы, что давно уже стали частью ландшафта и думал о том, что мог забыть такой человек как Холл в нашем захолустье. Увидев, что Джордж свернул в тупик, я припарковался у единственной районной автозаправки под видеокамерой наблюдения и дальше пошёл пешком.
Свернув на тупиковую улицу, я остановился. Дальше идти было опасно. Эта улица заканчивалась серым, неприметным зданием в два этажа, из которого планировали соорудить многоуровневую подземную парковку для будущего торгового центра, который, впрочем, мы так и не увидели. Проект оказался недееспособным, а территория оккупирована и закрыта странными людьми.
Первым делом они разместили камеры видеонаблюдения по периметру и обнесли здание двухуровневой колючей проволокой. Далее выставили вооруженную охрану и посты наблюдения. Потом появились предупреждающие знаки о частной и закрытой территории.
Тогда мы были ещё совсем мальчишками и нас полоумных страшно заинтересовало все происходящие вокруг бывшей заброшки. Мы назвали это место «Серый квадрат» по форме здания и собственному скудоумию. Выражение: «Сходить на серый квадрат», – стало для нас нарицательным и означало проявление небывалой смелости и героизма. Кто был на «сером квадрате», тот автоматически вписывал себя в историю авторитетных и правильных пацанов, с которыми можно вести дела.
А потом там стали исчезать люди. Просто пропадать пачками. Забулдыги, наркоманы, алкоголики, психи – все, что праздно шатались вокруг, просто исчезли и растворились словно в чёрной дыре.
В наших кварталах всегда было много сдвинутых чудиков. Один из них был «Пабло Феррари» – так мы в шутку его прозвали. В руках он носил рулевое колесо, с которым путешествовал по району словно на собственном автомобиле, на потеху и радость местных жителей. Пабло был абсолютно безобидный и очень наивный. Сигналил прохожим вместо приветствия и оказывал услуги таксиста. Глаза у него были мутные и синие, что косили из стороны в сторону. Кто-то из мальчишек однажды, по своей дурости попросил его подвезти в «Серый квадрат», на что Пабло охотно согласился и уехал в свой последний рейс. Сам мальчишка вовремя остановился, а местная достопримечательность – Пабло Феррари, исчез навсегда.
С того момента, пропасть в сером квадрате считалось нормой. Всё равно что утонуть в мазуте или отправится гулять на медвежью тропу. Все лесные дороги вокруг этого места вскоре заросли, а сами люди приучили себя и своих детей обходить опасную червоточину.
Ночью по району курсировали машины-рефрижераторы, что сходились в сером квадрате и стояли там до самого утра. В это время находится поблизости было особо опасно. Тупиковая улица перекрывалась машинами охраны, а вооруженные люди рассредоточивались по всем ближайшим углам и зорко следили по сторонам.
В годы моей юности, я с компанией приятелей заключил спор, что смогу прокрасться в серый квадрат и принести кусок серой штукатурки от стены опасного здания.
Будучи подростком, я совершенно не контролировал свои гормональные выбросы и моча, что пенилась и играла в моей голове вместо крови и мозгов, была основным ориентиром моего миропонимания.
Тогда на мой героический альтруизм подписалось ещё два брата, мы звали их Шпала и Сморчок. Как вы понимаете по кличкам этих ребят, в те годы мы трое были примерно на одном интеллектуальном уровне, по общему складу ума чуть-чуть превосходя газонокосилку.
Нас снарядили самым необходимым перед вылазкой: фонариком, туалетной бумагой, складным ножиком и отправили в последний путь.
Пробираться мы решили через лес. Шпала был высоким и тормознутым. Он пёрся напролом, цеплял ветки и шоркал листвой. Сморчок мелким и гадким. Тот шёл далеко позади нас и прятался за деревьями. Я шикал на Шпалу и просил его быть поаккуратнее. В ответ он только шмыгал носом и тяжело дышал.
Так мы подошли к забору, в десяти метрах от которого стояло заветное серое здание с облупленной штукатуркой. Мы слышали голоса, возню автопогрузчиков и гул холодильников. Шпала сидел рядом. Сморчок выглядывал из-за дуба.
Я первым полез через забор, аккуратно перешагнув наверху через колючую проволоку. Спрыгнув на закрытую территорию, я опально побежал к стене, услышав позади возню и лязг железа. Схватив кусок штукатурки, я обернулся и увидел Шпалу, что бежал в свете прожектора ко мне в одних трусах, оставив порванные штаны на заборе.
Подъехала машина из которой повыскакивали охранники с оружием. Недолго думая, я развернулся и побежал от Шпалы в противоположную сторону, там я прыгнул на забор и катапультировался в лес, оставив на колючке собственный грязный ботинок.
– Ещё один! – услышал я позади, удирая, после чего прозвучал звук выстрела и что-то свистнуло рядом с моим ухом, временно сделав меня полуглухим.
На страхе и адреналине, я марафонил без остановок через весь лес в одном ботинке до самого дома и остановился только тогда, когда увидел толпу своих приятелей окруживших встревоженного Сморчка.
Тот махал руками и кричал:
– Их всех убили! Я еле вырвался! Брайан порвал трусы, а мой брат завалил троих!
– Может их ещё можно спасти?! Может они ещё живы?! – спрашивал кто-то.
– Да куда там! – истерил Сморчок. – Я пытался! Кинул в одного камень, попал ему прямо в висок, но второй начал стрелять в меня! Вот!
Сморчок закатал на руке рукав и показал царапину, что осталась видимо от ветки дерева.
– Это что, пуля?! – удивлялись приятели.
– Самая настоящая! – гордо произнес Сморчок.
– Как жаль твоего брата! Он герой!
– А как же Брайан?!
– Да что Брайан, он даже через забор перелезть не смог! – махнул рукой Сморчок.
Я не выдержал.
– Это я-то не смог?! – крикнул я и все моментом обернулись. – Я?!
Вся толпа сбежалась ко мне и принялась ощупывать.
– Брайан! Брайан ты жив!
Сморчок конфузился и часто моргал. Я надвигался на него и буравил глазами.
– Да ты свою трусливую задницу даже из-за дерева вытащить не смог! А штаны твоего брата-героя на заборе висят!
– Не ври! – дрожал Сморчок. – Он врёт! Врёт! Это он за деревом прятался!
– Что-то не верится, чтобы Брайан прятался, – сказал кто-то из ребят.
– Что ты нам нагнал, Сморчок? – посыпались вопросы.
– Тебе придется ответить за свои слова! – угрожал кто-то.
– Подождите парни, – сказал я и полез в карман.
Вытащив оттуда кусок серой штукатурки, на которую я чуть было не променял собственную жизнь, я бросил её к ногам Сморчка.
– Это я тоже на дереве нашёл? – спросил я.
Через секунду Сморчок уже отхватывал от всей нашей компании, которой вздумал ездить по ушам. Его хорошенько отпинали и прогнали с нашего двора. Но на этом история не закончилась. Шпала действительно пропал. Я не мог точно сказать, что с ним произошло, потому как честно признался, что бежал оттуда не оглядываясь.
Однако, через некоторое время поползли слухи, что Шпала жив. Кто-то из местных видел его ночью, возле нашего двора. Мы не обращали на это внимания, пока вдруг не узнали, что Сморчок стал ошиваться в сером квадрате, прямо на территории, среди охранников.
Ближайшим вечером, Сморчок был изловлен и доставлен на общественно-пацанский допрос:
– Ты чё там делал? – прозвучало немедленно.
– Работал, – деловито отвечал Сморчок.
– Не гони. Кто тебя пустил?
– Я теперь с ними, ясно? Я и мой брат.
– Шпала жив?!
– Конечно жив! – отвечал Сморчок. – Мы вместе там работаем. И вам к нам лучше не соваться!
Мы переглянулись.
– Кем работаешь?
– Охранником!
– Ствол есть?
– Там оставил.
– Принеси как-нибудь.
– Ещё чего!
– А что там в холодильниках?
– Так я вам и сказал!
Кто-то слегка толкнул Сморчка в плечо.
– Да ладно тебе! Расскажи!
Сморчок таинственно оглянулся по сторонам и шёпотом произнес:
– Там трупы.
– Гонишь!
– Угу, – важно кивнул Сморчок.
– Откуда знаешь?
– Видел. И брат рассказывал.
– Почему Шпала домой не ходит?
– Он не может. Он внутри, а я снаружи.
– Когда сможет?
– Не знаю.
– В школу больше не придёшь?
– Зачем она мне?
Теперь Сморчок каждый вечер рассказывал нам о происходящем в сером квадрате. Мы его внимательно слушали, но заметили, что он часто путается в собственных словах и быстро поняли, что на самом деле он ничего не знает. Его просто поставили снаружи чтобы он отгонял таких же как он сам.
А вот Шпала действительно был внутри. Мы как-то увидели его издалека, выходящим из серого здания. Но в нашем дворе он больше никогда не появлялся. И скорее всего практически не общался с братом.
И вот я снова здесь, в месте былой юности и неоправданного героизма. Холл припарковался у самых ворот и спокойно вошёл внутрь серого дома. Охранники ничего у него не спросили. Я немного потоптался в нерешительности и сделал несколько шагов по направлению к запретной зоне.
Но не успев пройти и десятка метров, я вдруг увидел, что ворота открылись и ко мне неспешной походкой вышел какой-то хмырь, насвистывая себе под нос и широко расставляя ноги, щеголяя словно матрос на палубе. Сначала мне захотелось удрать, чтобы не вызывать лишних вопросов, но присмотревшись к незнакомцу, я понял, что так могут ходить только полные придурки, не представляющие опасности. Когда он почти поравнялся со мной, я вдруг увидел серое и блеклое лицо своего старого знакомого, по кличке Сморчок.
Увидев меня, он плюнул себе под ноги для важности и незатейливо спросил:
– Ты чего тут?
– Здорова, – бросил я.
– Ага, привет, – ответил он, шмыгнув носом. – Чё надо?
– Тебя решил повидать, соскучился.
– Не гони. Давай, проваливай, пока мои не увидели.
– Может я на экскурсию приехал.
– Чё? Катись, говорю. Тут нет экскурсий.
– Как там Шпала поживает?
– Нормально. Получше тебя. Тебе-то что?
– Хочу собраться всей компанией, тебя вот пригласить.
– Никого ты не соберешь.
– Это ещё почему?
– Тебе тут не место. Ты теперь чужой.
– С какого?
– Слишком резко ты француза кинул. Грязно. Поднялся и свинтил от нас.
– Это мне говорит крыса, что шестерит у потрошителей?
– Сам ты крыса. Я здесь много что решаю.
– Цвет ошейника выбираешь?
– Ты рискуешь сейчас. Здесь моя земля. Я махну рукой и тебе лоб продырявят.
– Много раз уже махал?
– Не твоё дело. Тебя здесь ищут. Знают, что ты гнилой и скоро прикончат.
– Адрес передать?
– Француза тебе здесь не простят.
– За француза я кому угодно объясню. И своим и чужим. Дураку спасли жизнь.
– Карлосу объясни.
– Твой Карлос дно. Как и ты. Так это он тебе насвистел? За вас говнюков даже свои не спросят. Псы цепные.
– Это ты сейчас про кого? Это я-то пёс?!
– Ты, кто ж ещё!
– Пошёл ты на хрен Брайан! Свалил отсюда ты, а не я!
– Тебе под сраку лет Сморчок, а ты всё забор подпираешь.
– Зато я свои деньги зарабатываю!
– Тебе напомнить на чём ты их зарабатываешь?! Сам же трепал!
– Одно слово, слышишь! – Сморчок схватился за рацию. – Одно слово, Брайан и ты доведешь меня!
– Как был пустым барабаном, так и остался.
– Пошёл ты! И я знаю, где ты теперь живешь! Мы тебя где угодно достанем!
– Да-да, захочешь сдохнуть, приезжай.
Пока я препирался со своим старым приятелем, я вновь увидел Холла, что вышел из-за ворот и сел в свой автомобиль.
– Проваливай! – заверещал Сморчок. – Предупреждаю!
Я засмеялся и показал ему средний палец.
– Я заеду на днях, привезу тебе собачью будку! – крикнул я отходя назад.
– Мудак!
– Как тебя здесь зовут? Фуфик? Фуфик, ко мне!
Машина Холла подъезжала всё ближе. Я развернулся, накинул капюшон на голову и вышел к перекрестку. Сморчок ещё что-то кричал мне в след и машина Холла, поравнявшись со мной, замедлилась. Я услышал, как у него открылось пассажирское окно.
– Эй, парень! У тебя проблемы? Что ты здесь делаешь? – спросил он.
Я понял, что прогорел. Сняв капюшон, я повернулся лицом к Джорджу и произнес:
– У меня нет проблем Джордж.
Холл открыл рот от удивления.
– Ты что…Что ты здесь делаешь?
– Навещал старого приятеля.
– Приятеля? – смутился он. – Откуда ты его знаешь?
– Это вас здесь не знают, мистер Холл. А я здесь вырос.
Холл некоторое время сидел в недоумении. После чего посмотрел вперед и увидев силуэты двух парней на улице, поспешил закрыть окно, крикнув мне напоследок:
– Брайан, нам нужно серьезно поговорить! – после чего резко ускорился и уехал.
Странная реакция, – подумал я и пошёл своей машине.
Я посмотрел вдаль. Два силуэта встали метрах в ста от меня и что-то обсуждали. Несколько раз они посмотрели в мою сторону. Я решил пойти другой дорогой и вышел к своему бывшему месту силы: «Моей любимой Сальме».
Кирпичное здание осунулось и потеряло свой прежний вид, став серым и неприметным. Стекла в витринах были биты, но всё еще заколочены. Когда-то со звуком битого стекла здесь рождалась любовь. Сейчас же разбитое окно может принести только беспорядок, шум и пустоту.
Неоновая вывеска потеряла несколько букв и стала частью алфавита. Колокольчик над дверью навсегда затих, покрылся зеленой оксидной плёнкой и стал домом для паука.
Здесь исчезла любовь. И колыбель света, стала царством холодного мрака и тишины. Всё пропадёт и сгинет под властью одиночества. И люди, и вещи, и судьбы. Даже кирпичный дом с монолитным фундаментом рано или поздно рухнет без внимания и заботы. Равнодушие пожирает мир.
Только одно мне до сих пор не ясно. Почему я снова здесь, в месте, где всегда идёт война. И почему я не спешу домой?
– Привет, Брайан, – услышал я позади.
Я обернулся. Их было двое. В одном я с трудом узнал своего старого приятеля Шпалу. Глаза его стали мелкими и перестали блестеть. Взгляд острый, словно ищущий. А на шее и руках появились татуировки – молоток и песочные часы.
Рядом с ним стоял тот самый черноглазый, что катался у дома Холла. С волком на руке и отпечатком ладони на шее. Когда-то Сморчок трепал нам, что подобное носят люди исполнители, полноценные члены синдиката потрошителей.
Шпала подошёл и протянул мне руку. Мы поздоровались. Черный остался стоять в стороне.
– Мой брат сказал, что ты искал меня, – произнёс Шпала.
– Не совсем так, – ответил я. – Просто рядом ошивался. Решил поздороваться.
– Слышал ты уехал из двадцать второго? – спросил он.
– Да, так получилось.
– Далеко?
Я покосился на темноволосого. Тот смотрел в ответ с прищуром. Врать было нельзя, он меня явно запомнил.
– Живу в седьмом, частный квартал, частный дом.
– Это тот, что «Семь чудес»?
– Ага.
– Элита, – произнес Шпала и достал из кармана сигарету. – Покурим?
– Бросил.
– Уважаю, – выдохнул он серый дым. – Хорошо там в седьмом?
– Спокойно. Сальма счастлива.
– Она хорошая девушка.
– Знаю, – коротко ответил я.
Шпала почесал нос. Оглядел меня снизу-вверх и вновь спросил:
– Слушай. Ты не слышал там о таком типе, Джордж Холл?
Я нахмурился.
– Он же коп.
– Да, – кивнул Шпала. – Капитан участка. Крупная шишка. Знаком с ним?
– Ну так, здороваемся. Какое мне до него дело?
Шпала вновь взял паузу. Стряхнул пепел, затянулся. Я пытался понять, что он от меня хочет и что знает. Здесь мы встретились не просто так, он искал меня. А Холл удрал, как только увидел похожий, двухметровый силуэт издали.
– А с деньгами у тебя как? – спросил Шпала.
– Нормально. Не жалуюсь.
– Ловко ты с французом закрутил, – усмехнулся Шпала.
– Осуждаешь?
– Нет, – легко ответил Шпала. – Но люди разное говорят.
– Что говорят?
Шпала вновь затянулся. Однозначно, это был другой Шпала. Тот тормоз, что панически бегал в трусах по серому квадрату в далеком детстве, стал размеренным, вдумчивым и обстоятельным человеком, что взвешивал каждое слово и анализировал каждое действие. Я чувствовал, что он многое знает и многое может.
– Да какая разница, что они говорят? По мне так просто завидуют, – ответил он уклончиво.
– Слышал от твоего брата, что я поднялся грязно. Это ты хотел сказать?
– Я так не думаю, – ответил Шпала. – В двадцать втором нет грязи и чистоты. Хорошего и плохого. Темного и светлого. Тут всё серое. Либо жив, либо мёртв. Отсюда никому не выбраться чистым.
– Я никого не убивал. Просто воспользовался своим шансом и уехал.
– Согласен, – кивнул Шпала. – Скажи мне, ты ищешь работу?
Я насторожился.
– Мы хотим открыть магазин, – ответил я.
– Вместе с Сальмой?
– Конечно.
– Бизнес – дело хорошее. Но и деньжата тебе ведь не помешали бы? – спросил Шпала.
– Смотря какой ценой, – ответил я.
Черный напрягся. Шпала вновь взял паузу. Подумав, он сказал:
– Мне нужна твоя помощь Брайан. По старой дружбе. Ничего опасного я не попрошу.
– Что именно?
– Ты очень удачно поселился по соседству с Джорджем Холлом. Он ведет с нами кое-какие дела. Не думаю, что ты захочешь что-то знать о них. Но уверен, что ты сможешь оказать нам небольшую услугу. Не забесплатно, конечно.