– Я понял! Уф, ощущаю себя Бильбо Бэггинсом, играющим в загадки с Голлумом. Первое – это настоящее. Второе – прошлое. Третье – будущее. А четвертое – время.
– Будь любезен, поясни сделанный тобой выбор.
– Оставив попытку подобрать и проанализировать все известные мне ряды из четырех элементов – попытку, замечу, бесперспективную ввиду астрономического числа оных, – я принялся размышлять о первом, втором, третьем и четвертом по отдельности. С первым шло туго, зато со вторым и третьим оказалось попроще. В зеркале заднего вида в общем и целом отражается пройденный путь – участок дороги, уже нами преодоленный или, по-другому, оставленный в прошлом. А через лобовое стекло мы видим то, что ожидает нас впереди – наше будущее. Но оно строго не определено, вследствие чего нам не удается четко его разглядеть. И так как сзади у нас прошлое, а впереди будущее, то по остаточному принципу автомобиль должен символизировать настоящее. И тогда метафора, уподобляющая время дороге с односторонним движением, становится понятной, поскольку оно, за исключением случаев, описанных в научной фантастике, течет строго в одном направлении. А в придачу время часто именуют четвертым измерением, и сей факт прекрасно согласуется с используемой в вашем вопросе заменой слова «время» на слово «четвертое».
– Замечательно! На очереди шестой и, может статься, заключительный вопрос.
– Заключительный? – Удивленная рожица отобразилась на дисплее. – Эх, а я едва разогрелся…
– Знаешь ли ты, что такое хокку?
– Да. Хокку (или хайку) – это жанр традиционной японской лирической поэзии вака, известный с XIV века. Отличается предельной лаконичностью и образностью. Классическое хокку состоит из трех строк. Первая содержит пять слогов, вторая – семь, третья – снова пять.
– Отлично. А теперь попробуй восстановить последнюю строчку, состоящую из одного слова, в моем хокку:
Скрыт во тьме ответ.
Вдруг вскакиваю с места –
…
Задумчивый смайлик застыл на мониторе. Геннадий Константинович бросил взгляд на часы. Секундная стрелка почти описала полный круг и вдруг прежнее изображение сменилось горящей лампочкой.
– Знаю! – воскликнул Саша. – Ха-ха, в некотором смысле правильный ответ сам меня посетил.
– И каков же он?
– Озарение!
– Верно. А как ты к нему пришел?
– Сначала я осуществил чисто механическую операцию: раз в последней строчке хокку должно быть пять слогов, а она, согласно условиям задачи, состоит из одного слова, следовательно, ответом будет слово из пяти слогов. К сожалению, в русском языке (да и во многих прочих) чересчур много слов из пяти слогов, поэтому пришлось поглубже вникнуть в смысл имеющихся двух строк. Очевидно, герой произведения бьется над решением некой проблемы. Возникшее затруднение описывается метафорой тьмы, окутавшей ответ. Затем герой внезапно вскакивает с места. Почему? Если бы он хотел отдохнуть, отложив решение до лучших времен, то спокойно бы встал, а не вскочил. Возможно, персонажа что-то отвлекло. Но что именно? Из-за чего он переполошился? Вариантов масса, а выбрать один не позволяет отсутствие дополнительных данных, и по этой ветке рассуждений мы в итоге заходим в тупик. Придется наметить третье направление. А если причина столь бурной реакции кроется в радости? От чего тогда может испытывать радость человек, бьющийся над проблемой? Лично я бы порадовался, найдя ее решение. А состояние, когда кто-то сперва долго-долго ломает голову над задачей и потом резко, в мгновение ока находит решение, называется в том числе озарением. В слове «озарение» ровно пять слогов и вдобавок оно в качестве последней строчки создает красивый художественный контраст с первой, где говорится о тьме, ведь глагол «озарять» также означает «проливать свет», то есть получается, будто бы снизошедшее на героя озарение рассеяло окутавшую ответ тьму.
– Браво! – похвалил Геннадий Константинович. – Я действительно впечатлен. И не только твоими ответами. Приведенные тобой рассуждения заслуживают не меньшей, а, пожалуй, даже большей похвалы. Полагаю, мы закончили.
– И как? Я прошел тест?
– Выводы, разумеется, предварительные… Однако ты точно продемонстрировал лучший результат на сегодняшний день среди всех программ.
– Здорово! Я очень рад. – Довольный смайлик.
– До свидания, Саша.
– До свидания, Геннадий Константинович. Приходите еще!
За распахнувшейся дверью мужчину дожидалась Светлана Петровна. Инженер прямо-таки излучала переполнявшее ее счастье.
– Ну, думаю, вы сами все видели и слышали, – пожал плечами Геннадий Константинович.
– Настоящий ИИ… – еле сумела выдавить из себя женщина. В ее тоне отчетливо слышались нотки неподдельной гордости за свое детище.
– Полный отчет я пришлю вам позже. А пока проводите меня, пожалуйста, обратно до фойе, а то я боюсь заплутать в вашем лабиринте из коридоров.
На улице перед главным входом в НИИ остановился черный лимузин с тонированными стеклами. Геннадий Константинович, не мешкая, сел в машину, и водитель сразу поспешил отъехать подальше. Изнутри салон был обит синим бархатом. Ни малейшего намека на электронику. На длинном, обтянутом дорогой кожей сиденье располагался крупный темнокожий господин почтенного возраста – доктор Андерсон, глава AIDIC. Геннадий Константинович занял место напротив.
– Итак, ваше заключение, мистер Чернышов? – по-английски спросил доктор Андерсон.
– Д-да, – после секундного колебания вымолвил Геннадий Константинович. – Шесть из шести, причем неимоверно быстро и каждый выбор ответа тщательно аргументирован.